Дневниковые записки ростовского сыщика

Можешь узнать, когда в очередной раз Н. полетит в г. Киев и когда возвращаться будет?

Думаю, что смогу. Он мне доверяет, – затягиваясь сигаретой, ответил мой осведомитель.

Ну, что ж буду ждать от тебя сведения, – ответил я. Ждать пришлось недолго. На следующий день мой информатор позвонил мне и сообщил, что Н. собирается послезавтра улетать в г. Киев и вечером того же дня возвращается назад. Я тут же позвонил начальнику ОУР аэропорта Привезенцеву Коле и попросил его дать мне расписание рейсов самолетов «Ростов-на-Дону – Киев»;

«Киев – Ростов-на-Дону».

Саня, а зачем тебе? Лететь в Киев что ли надумал?, – спросил Привезенцев.

Да нет, Коля, есть одна интересная информация. При встрече расскажу, так как необходима будет твоя помощь.

Ну, что ж хорошо. Поможем, чем сможем. А теперь записывай расписание, – и он продиктовал мне расписание вылетов и прилетов самолетов «Ростов-на-Дону – Киев», «Киев – Ростов-на-Дону».

Спасибо, Коля. Послезавтра буду у тебя. Пока, – и положив трубку, я стал составлять план оперативных мероприятий, чтобы затем представить их руководству для утверждения.

Фигуранта решили брать в аэропорту после его прилета из Киева, используя для этого помощь сотрудников ОУР аэропорта.

В назначенный день в аэропорт я выехал вместе с тремя парнями из комсомольско-оперативного отряда, которые помогали мне в работе. Они были не хуже некоторых оперов и, если что, могли быть и понятыми. Комсомольско-оперативные отряды создавались на предприятиях из комсомольцев, желающих оказывать помощь сотрудникам органов внутренних дел. Регистрация этих отрядов проходила через райком комсомола и им выдавались специальные удостоверения. Это была существенная помощь для сотрудников уголовного розыска, так как эти отряды старались работать только с уголовным розыском. В Первомайском районе таких активных комсомольско- оперативных отрядов было два. Один при заводе РСМ (10–15 человек), другой при заводе «АЛМАЗ» («Телефонный завод») тоже 10–15 человек. Это были хорошие спортивные и отчаянные ребята, многие прошедшие армию, войну в Афганистане. Некоторые из них потом, как Чуленбаев Игорь – командир комсомольско-оперативного отряда завода РСМ, тоже пришли служить в органы внутренних дел. Это была хорошая школа, так как участие в комсомольско–оперативных отрядах учитывалось потом при приеме в органы.

Самолет из Киева, на котором должен был прилететь Н., прибывал в г. Ростов-на-Дону в 20-30. За три часа до прилета я приехал в аэропорт, где меня ждал начальник ОУР Привезенцев. Через службы аэропорта мы узнали, что Н. вылетел в Киев и взял билет на этот же день на обратный рейс, который прибывал в Ростов-на-Дону в 20-30.

С Привезенцевым мы договорились, что его сотрудники помогут нам в задержании. Досмотр вещей под благовидным предлогом проведем у них в аэропорту. Задерживать решили после того, как фигурант получит багаж. В багажном отделении под видом рабочих будут находиться сотрудники ОУР аэропорта и два моих комсомольца, а на выходе я с комсомольцем и Привезенцев с двумя сотрудниками ОУР Аэропорта. Проведение совместных мероприятий сотрудников ОУР с «земли» (так звали районных сотрудников) и сотрудников ОУР аэропорта шло также в зачет сотрудникам ОВД аэропорта.

Все детали оперативных мероприятий мы обсуждали с Привезенцевым в его кабинете. Своих «пионеров», как я называл комсомольцев из комсомольско-оперативного отряда, мы приютили в кабинете сотрудников ОУР. За чаем и разговорами мы не заметили, как уже пошел 8-ой час вечера. В кабинете начальника ОУР, как и во всех кабинетах руководства аэропорта, стояла громкая связь с радиоузлом аэропорта, где объявлялись вылеты, прилеты, задержки и другая информация.

Неожиданно из репродуктора послышалось, что аэропорт г. Ростова-на-Дону закрыт для приема и вылетов самолетов, и всем самолетам объявлена задержка. И тут же у Привезенцева на столе зазвонил телефон начальника ОВД аэропорта.

Да, да. Все понял. Хорошо. Да! Сейчас буду, – лаконично по-военному ответил Коля. Я понял, что что-то случилось и что-то неординарное. Когда он положил трубку, я спросил его:

– Что случилось, Коля?

Коля как-то рассеянно-задумчиво сказал:

– Кажется, у нас захват самолета! И немного помолчав, продолжил:

– Самолет «Ереван-Москва». Летчики попросили вынужденную посадку на нашем аэродроме. В моей практике это первый случай, начальник вызывает к себе, КГБ-шник уже у него. Ты посиди в моем кабинете, а я пошел.

Да, такого еще не было и в моей жизни, и в практике работы в ОУР. Как-то неспокойно забилось сердце. Я понимал, что мне тоже надо принять участие в мероприятиях по обезвреживанию «захватчиков». И потому с нетерпением стал ждать Привезенцева с совещания.

Минут через 30–40 появился Коля и рассказал, что самолет «Ереван-Москва» вылетел из Еревана и направлялся в Москву. В полете кто-то из пассажиров сообщил стюардессе, что двое армян хотят взорвать самолет. Как сообщил этот пассажир, он услышал разговор двух лиц армянской национальности, которые говорили между собой на армянском языке. Пассажир русский, но знает армянский язык, т.к. родился и вырос в Армении.

Из их разговора пассажир понял, что они хотят предъявить ультиматум командиру самолета, и если тот их не послушает, то готовы взорвать самолет. На одном из этих пассажиров-армян пояс со взрывчаткой. Стюардесса тут же доложила командиру самолета. Командир сообщил в Москву и было принято решение сажать самолет в г. Ростове-на-Дону. Пассажирам объявили, что «по техническим причинам» самолет совершит посадку в городе Ростове-на-Дону, чтобы ни у «захватчиков», ни у пассажиров не возникло паники и каких-либо подозрений.

Выслушав рассказ Привезенцева, я тут же предложил:

– Доложи своему руководству, что я готов тоже принять участие в оперативных мероприятиях, тем более, что я как бывший инженер-механик по ЛА (летательным аппаратам) и двигателям, хорошо знаю самолет ТУ-154 и моя дипломная работа также была связана с ТУ-154.

Хорошо, Саша, пойдем со мной на поле. Все руководство уже там.

Пока мы шли, я спросил у Коли, а что будет в этом случае предприниматься? Будет ли объявлена команда «Набат»? Из его ответов я понял, что он тоже мало, что знает, что делать в таких случаях.

Выйдя на летное поле, мы увидели небольшую группу людей – это было руководство ОВД Аэропорта, представители руководства УВД на транспорте, представитель КГБ в Аэропорту. Шло обсуждение мероприятий по обезвреживанию преступников. Коля подошел к ним, а я остался чуть в стороне и стал наблюдать за происходящим на летном поле. Из всего, что происходило на летном поле я понял, что для самолета «Ереван-Москва» готовят «отстойник», где можно, если что, провести безопасно мероприятия по обезвреживанию преступников. Над летным полем как будто наступила «зловещая тишина». Хотя все вокруг гремело и грохотало. Из обрывков фраз, которые доносились со стороны, где стояло руководство, я понял, что самолет «Ереван-Москва» заходил на посадку. Кто-то из руководителей отдавал какие-то команды по рации. Мне показалось, что руководители силовых ведомств в какой-то растерянности. Еще бы! Это был первый случай вынужденной посадки самолета с предполагаемыми преступниками – террористами («захватчиками») в Ростовском аэропорту.

И вот над аэродромом появился этот злополучный самолет. Все вдруг замолчали и стали напряженно ждать. Лучи фар самолета упали на холодную бетонную взлетно- посадочную полосу. Вот задние колеса шасси коснулись полосы, и самолет покатился по ней, сбавляя скорость. Вот и передняя стойка «упала» на бетонку и самолет стал выруливать к месту стоянки, которую ему уже определили вдали от аэровокзала и административных построек. Вот он остановился, летчики выключили двигатели, и самолет замер. Наступила какая-то томительная пауза. Трап к самолету не подавали. Руководители стали снова обсуждать план действий, которого, как я понял, еще не было. Если там в самолете были террористы, они могли почувствовать что-то неладное. Затянувшаяся пауза, нерешительные действия могли привести к необратимым последствиям. Подготовленных групп захвата для оперативных действий в таких ситуациях ни в УВД области, ни в УВД на транспорте тогда не было, а те, что были, не могли быстро и оперативно обезвредить преступников. Кто-то из руководителей предлагал связаться с Москвой и оттуда вызвать группу захвата. Но это было бы долго и могло привести к непредсказуемым результатам. Я был на стороне тех, кто решил проводить операцию по обезвреживанию террористов своими силами. И я тоже стал думать, как это осуществить в данной ситуации.

Увлекшись всеми этими мыслями, я не сразу услышал, что меня зовут. Это кричал Привезенцев и махал рукой, чтобы я подошел к ним. Подойдя к стоявшим, я поздоровался со всеми и представился. Один из руководителей спросил меня:

Мы обсуждаем план действий. Привезенцев сказал, что Вы ранее были летчиком, поэтому мы хотим знать, что Вы можете предложить, – я стал излагать тот план действий, который уже созрел:

Я думаю, что с экипажем нужно установить связь не только по рации и СПУ, но и непосредственно напрямую, для того чтобы выяснить, что творится (происходит) на борту самолета. Определить место нахождения предполагаемых террористов, психологическое состояние пассажиров и самих преступников. И если это будет возможно, организовать выход пассажиров и предполагаемых террористов (которых я уже буду знать в лицо), которых затем, под благовидным предлогом изолировать и обезоружить.

А как Вы хотите попасть на борт самолета, чтобы установить с экипажем контакт?

Трап мы пока, под благовидным предлогом, подавать не собираемся, – сказал кто-то из руководства.

Так как с самолетом ТУ-154 я немного знаком, то под видом инженера (техника), техническую форму, я на- деюсь, Коля, мы найдем, – обратился я к Привезенцеву, который утвердительно кивнул головой, продолжил, – так вот, под видом инженера (техника), – начал я снова, – подойду к самолету и через технический люк, расположенный в передней стойке шасси (в районе передней стойки шасси), проберусь внутрь салона самолета и таким образом установлю связь с экипажем, тем более что люк расположен вблизи кабины экипажа самолета. На месте изучу обстановку, место расположения преступников, их лица. Обо всем увиденном по возвращении доложу, – закончил я свой доклад.

Хорошо, мы обсудим Ваше предложение, – сказал один из руководителей, и тут же он обратился к Привезенцеву:

Николай Николаевич найдите техничку Рудковскому.

Мы с Привезенцевым отошли в сторону. Привезенцев одному из оперов дал задание найти на меня техническую форму:

Инструмент тоже нужен, отвертки, – заметил я тут же.

Пока отцы-руководители судили-рядили, мне принесли техничку и дали инструмент. Не дожидаясь результатов обсуждения, я переоделся. Пистолет, который был у меня в джинсах за спиной, переложил во внутренний карман технички. Пока руководство принимало решение, я болтал с Колей. Болтал о том о сем, чтобы как-то успокоиться, так как волнение с каждой минутой все нарастало и нарастало. Мне показалось, что мой голос как-то странно дрожал, по телу пробежала мелкая дрожь, стало знобить. Неужели это страх?!– подумал я вдруг. Раньше я не знал чувство страха и не знал, как он «приходит» и как «выглядит».

Мысль о страхе я отогнал и стал сосредотачиваться на деле. Так всегда бывает, как только займешься делом, так все страхи и волнения сразу «уходят». Я наверное сильно «ушел в свои мысли», что не по- чувствовал даже, как Коля Привезенцев трясет меня за рукав и что-то говорит.

Саня, – услышал я его голос, – нас зовут, – и он показал в сторону где толпились руководители.

Мы подошли. И все тот же руководитель (как потом оказалось это был представитель КГБ) сказал, обращаясь ко мне:

Мы согласны с Вашим предложением. Как только установите контакт с экипажем, постарайтесь выяснить всю обстановку на борту самолета. Где находятся пред- полагаемые террористы? Сколько их? Как ведут себя? Их приметы? Ну и т.д. и т.п., действуйте по обстоятельствам, но без лишней нервозности и без геройства. Понятно.

Понятно, – ответил я.

Тогда берите инструмент и с Богом, т.е. удачи Вам.

Я развернулся, взял инструмент и уже намеревался идти, как тот же голос остановил меня:

Подождите Рудковский. У Вас оружие с собой?

Да, с собой.

Оставьте его здесь. Передайте его Привезенцеву на хранение. Не хочу, чтобы у Вас появилось желание проявить лишнюю неконтролируемую активность и геройство. Нам не нужны осложнения, тем более, что на борту люди, дети. Не надо пока оружия. Ваша задача установить контакт с экипажем, выяснить обстановку на борту, вернуться и доложить нам.

Все понял, – ответил я. И вытащив пистолет из внутреннего кармана куртки передал Привезенцеву, добавив при этом с усмешкой – Смотри не потеряй.

Вздохнув полной грудью, я развернулся и уверенной походкой направился в сторону стоящего самолета ТУ-154, который понуро и одиноко стоял на аэродроме. Возле самолета суетились техники и механики, и согласно плана должен был подъехать т/заправщик, в котором должны были быть сотрудники группы захвата. Вопрос о штурме самолета теперь зависел от меня. «Нужно сделать все хорошо!!! У меня должно все получиться», – думал я так, подходя все ближе и ближе к злополучному самолету. Уже подойдя к передней стойке шасси, прислушался к своему «внутреннему голосу», но он почему-то молчал, почувствовал, что сильно волнуюсь и по всему телу «пробежали мурашки». Осмотрев технический люк, понял, что здесь нужна отвертка. Открыл ящик с инструментами, нашел подходящую отвертку. Поднялся к лючку. Попытался отверткой открутить один из винтов, но…..но ничего не получилось – руки тряслись, и я никак не мог попасть в щель винта. Да! Я впервые сильно волновался и никак не мог себя успокоить. Неужели это страх!…Возможно?!… Нужно, нужно было все-таки граммов 100–200 водки выпить, как предлагал мне Привезенцев. Не послушал, дурак, умного совета, теперь сиди здесь сиднем, – думал я так, сидя на колесе шасси.

Успокоиться! Успокоиться! Вот что мне было необходимо сейчас. Но это спокойствие как-то само по себе не приходило…. Время шло, а я находился в каком-то ступоре. И тут вдруг меня как будто «током ударило» и заговорил мой «внутренний голос»:

«Ты здесь сидишь, а там люди под угрозой смерти! Женщины, дети! Твоей информации ждут руководители! От тебя сейчас зависит все! Вставай и открывай этот лючок! Не сиди, действуй!» И наступило какое-то душевное спокойствие и обычная уверенность в себе.

Когда последний винт был открыт и лючок положен на бетонку возле шасси, как мне показалось, наступила какая-то зловещая тишина. Я присел на колесо и глубоко вздохнул четыре раза, собираясь с духом. Затем встал и просунул голову в лючок. Когда моя голова оказалась в салоне самолета, я, услышал, как кто-то вскрикнул. Это была одна из стюардесс. Я повернулся в ее сторону и увидел ее перепуганное лицо.

Не кричи, свои, – спокойным голосом ответил я на ее немой вопрос и тут же продолжил, – Ну, что там в пассажирском салоне.

Дело в том, что лючок находился между кабиной пи- лотов и пассажирским салоном, местом, где находятся стюардессы, и я попал именно сюда.

Все пока спокойно, – чуть заикаясь от волнения ответила мне стюардесса.

Как тебя зовут?

Наталья Николаевна, то есть Наташа, – сбивчиво ответила она.

Меня Саша. Я из уголовного розыска, для того, чтобы выяснить обстановку. Доложи экипажу, что представитель правоохранительных органов на борту. Приподнимаясь на руках, я влез внутрь салона самолета. Из-за штор в это время появилась еще одна стюардесса. Она рассказала, что пассажиры ведут себя спокойно. По согласованию с командиром самолета она сообщила пассажирам, что самолет по техническим причинам вынужден был приземлиться в Ростове-на-Дону. Никакой паники на борту нет. Предполагаемые террористы тоже ведут себя спокойно.

Я могу их показать. Они как раз находятся в первом салоне, если смотреть с этого места, с правой стороны, 5-й ряд, – бойко говорила вторая стюардесса.

Покажите мне их. Из-за штор, я надеюсь, они меня не увидят. Не нужно, чтобы они начали нервничать и суетиться.

Я отклонил полу шторы и стал рассматривать людей, сидящих в пятом ряду справа, так называемых террористов. Это были двое лиц армянской национальности, которые о чем-то переговаривались. Я постарался запомнить их приметы, чтобы при задержании не перепутать с другими пассажирами.

Ну что, а теперь к экипажу, – повернулся я к стюардессам. Одна из них подошла к двери экипажа и условным сигналом постучала. Через некоторое время дверь открылась и в проеме двери показалась голова, скорей всего, второго пилота.

Я из уголовного розыска, мне нужно связаться с «землей» и доложить ситуацию. «Голова» что-то ответила и скрылась за дверью. Через несколько секунд дверь снова открылась и меня пропустили в кабину самолета. Поздоровавшись со всеми за руку, я представился, после чего обратился к командиру:

Как Вы считаете, может мы все решим без штурма. Мне показалось, что предполагаемые террористы ничего не заподозрили и потому может быть, подать трап и под видом предполагаемого осмотра самолета и его дозаправки отправить всех пассажиров в «отстойник» (место ожидания пассажиров), произвести там изоляцию предполагаемых террористов и их задержание.

Выслушав меня, командир экипажа согласился с моими доводами. По его глазам и глазам экипажа я понял, что они не хотели никакого штурма, который мог привести к непредсказуемым и неконтролируемым последствиям. Меня тут же связали с «землей», и я попросил руководителей правоохранительных органов связаться со мной. Через некоторое время на связь с самолетом вышел руководитель так называемого штаба (это был сотрудник КГБ), которому я доложил о ситуации на самолете и изложил свой план мероприятий по задержанию преступников.

Хорошо, мы обсудим Ваше предложение. Ждите. Ожидание длилось где-то 5–10 минут, но мне показалось, что вечность. Все это время в кабине экипажа было тихо. Через некоторое время молчание в эфире было нарушено:

Мы согласны с Вашим планом. Сейчас Вам подадут трап. Вы изнутри должны контролировать ситуацию. При выходе пассажиров из самолета будьте рядом с предполагаемыми террористами, чтобы указать их группе за- хвата, если что, окажите им помощь. «Брать» негодяев будем в отстойнике, попытайтесь их оттеснить под благовидным предлогом от остальных пассажиров. Чтобы избежать лишнего шума и непредсказуемости, группа захвата будет в форме сотрудников аэропорта, я думаю Вы их узнаете. Все, действуйте.

Тут же в кабине самолета я снял с себя «техничку» и остался в «гражданке». Как только подали трап, и пред- полагаемые террористы вышли из самолета, я тут же вы- шел из кабины самолета и присоединился к выходящим пассажирам. В это время к самолету уже приближался автобус для перевозки пассажиров к аэровокзалу. Приблизившись к предполагаемым террористам, я вместе с ними вошел в автобус. Став спиной к ним, я слышал, как они о чем-то между собой говорили на армянском языке. Вот мы и в отстойнике. Задержание произошло тихо, как говорят, без «шума, пыли и гама». «Сотрудники» аэропорта предложили некоторым пассажирам, в том числе и нашим «террористам» пройти в другое помещение, чтобы не создавать сутолоки, а там их уже ждали.

Осмотрев задержанных, мы ничего не обнаружили – ни взрывчатки, ни что-либо похожего. Как выяснилось позже, это были обычные пассажиры, которые летели из Еревана в Москву в командировку.

Мы никакие не террористы, – ответил один из них по имени Армен, – мы представители завода едем в Москву в командировку. Ничего и никого мы не хотим взрывать, Вы это о чем? Вы ведь видите, что у нас ничего нет. Багажа у нас нет, только ручная кладь.

А кто из Вас говорил, что хорошо бы захватить самолет и улететь за границу.

Да не было этого, не было!, – чуть не крича, отвечал Армен.

Обо всем, что Вы говорили со своим напарником, слышал пассажир, который сидел недалеко от Вас. Он слышал, как Вы сказали, что хотите захватить самолет, – допытывался у армян сотрудник КГБ, – Как Вы это можете объяснить?

Да никак, – ответил Армен и задумался вдруг, а потом после некоторой паузы продолжил, – вспомнил, когда сели в самолет, Гарик спросил у меня, а могут ли захватить самолет. Дело в том, что он впервые летел на самолете и всего боялся. Вот и все, что было. Никого и ничего мы захватывать не думали. В мыслях такого не было, – закончил Армен.

Присутствуя при этом разговоре, меня вдруг осенило, а что если этот русский пассажир плохо понимает по-армянски и мог неправильно понять и перевести разговор двух армян. Когда и второй армянин был опрошен и препровожден в камеру для задержанных, я тут же высказал свои предположения руководству штаба.

Ну что, Рудковский, возможно в твоих предположениях есть рациональное зерно, – ответил задумчиво один из руководителей штаба.

При опросе «паникера», как тут же мы обозвали нашего пассажира-осведомителя, выяснилось, что на самом деле он плохо знает армянский язык. Когда он подслушал разговор этих двух армян, ему показалось, что они хотят захватить самолет и что взрывчатка у них на себе. Услышав все это, он вынужден был проявить бдительность и сообщить все экипажу, что он и сделал.

А что, я что-то неправильно сделал? Мне что не нужно было ничего говорить? – с удивлением спросил он у нас.

Нет, Вы все правильно сделали, – ответил со вздохом сотрудник КГБ, – но в следующий раз постарайтесь лучше переводить услышанное и лучше изучите язык. Спасибо за помощь. Вы свободны…

Где-то через час самолет взлетел, а еще через час благополучно приземлился в Москве. Пассажиры так и не узнали, по каким таким техническим причинам в Ростове-на-Дону приземлился их самолет. И это правильно! Наши пассажиры должны быть уверены в безопасности Аэрофлота. Вот так закончилась эта «вынужденная посадка».

Оперативно-розыскные мероприятия по задержанию перевозчика наркотиков были проведены позже. Перевозчик был задержан и привлечен к уголовной ответственности. Но это уже совсем другая история.

Знакомство с будущим народным артистом России

15 апреля 1986 года я вместе с еще двумя другими сотрудниками уголовного розыска УВД РГИ (Ростгорисполкома) был направлен на месяц в Москву на ВКПК (Высшие курсы повышения квалификации) по линии наркомании. Утром самолетом Ростов-Москва мы вылетели в Москву, но до Москвы так и не долетели. В связи с плохой погодой в Москве – туман и дождь, все аэропорты были закрыты и нас посадили в Ленинграде, в аэропорту «Пулково». Когда мы вышли из самолета и прошли в зал аэропорта, то увидели, что он переполнен, так как все самолеты, летевшие в Москву, сажали в Ленинграде. Как говорят в таких случаях – в зале аэропорта «Пулково» было столько народу, что «яблоку негде было упасть». Все сидячие места были заняты, но мы успели в зале второго этажа занять два кресла, а так как нас было трое, то решили отдыхать по очереди. Я чувствовал себя отдохнувшим, подремал немного в самолете, поэтому пошел «гулять» и бодрствовать первым. Тем более, что это же был Ленинград, хоть аэропорт, но Ленинград, город в котором я жил, учился и который любил всей душой. Жаль, что проехать в город было нельзя, так как в любую минуту Москву могли «открыть» и нужно было идти на посадку, о чем нас предупредили еще в самолете. Можно было до Москвы добраться поездом или автобусом, что некоторые потом и сделали, но так как наш багаж был сдан и находился в самолете, то мы не могли «оторваться» от нашего самолета. Я гулял по аэровокзалу, затем возле аэропорта, дыша Питерским воздухом, а в «Пулково» все прибывали и прибывали самолеты. В зале аэропорта народ уже начал занимать и пол. Некоторые, расстелив газеты и журналы на полу аэровокзала, ложились тут же спать, подложив под голову свою ручную кладь.

Мы, пассажиры задержанных рейсов, гуляющие по аэропорту, уже начали узнавать друг друга. Шел пятый час нашего «сидения» в «Пулково». Никто не знал, когда откроют Москву, и потому многие стали в очередь в справочную, куда от безделья и скуки встал и я. Уже находясь в трех человеках от окошка справочной я увидел уставшую от одного и того же вопроса: «Когда будет вылет в Москву?» – девушку (работницу аэропорта) и понял, что задавать этот вопрос банально и потому, оказавшись у заветного окошка, сказал, вспомнив песню Высоцкого:

Девушка, а я лечу туда, где принимают!

От этих слов всем, кто стоял рядом, стало весело, а девушка за окошком стала улыбаться. Мне показалось, что все, кто стоял за мной в очереди, разошлись. Отойдя от справочной, я неспешной походкой направился к центру зала, думая о чем-то своем и вдруг мне по плечу кто-то постучал. Я по- вернулся и…вздрогнул, передо мной стояла огромная (как мне тогда показалась) фигура незнакомца, одетого в куртку

«аляску» и в одной руке держащего футляр со швейной машинкой, который с улыбкой на лице сказал мне, глядя мне прямо в глаза с высоты своего высокого роста: