Человек, знающий всего один язык, является не самым лучшим читателем, способным оценить только перевод на родной язык, не имея возможности постараться вникнуть в текст на языке оригинала. Большое количество переводчиков стремится сделать свой труд максимально понятным для читателя, редко стараясь отразить самобытность изначального текста. В этом плане чтение книг на родном языке – это своего рода работа над собой, когда в поле зрения попадает работа писателя не только над повествованием, но и над формой. К сожалению, иные попытки могут завести старания найти свой уникальный стиль дальше нужного, вызывая у читателя только чувство дискомфорта. Чингиз Гусейнов пишет «Семейные тайны» таким образом, что не понимаешь всевозможные дикие знаки пунктуации, включая вопросы и восклицания – это обработанный редактором текст, отправленный автору для исправления найденных замечаний… или как это ещё можно назвать иначе? Если писатель где-то написал двусмысленную вещь, отметив её вопросом в скобках, то ладно это встретить в тексте несколько раз, но это происходит гораздо чаще.

Собственно, какое наполнение «Семейных тайн» предстаёт перед читателем? В вольной трактовке книгу можно разместить между потоком сознания и магическим реализмом, поскольку используется множество сходных техник работы над текстом. Перед читателем разворачивает жизненное полотно нескольких поколений людей, среди которых ходят сказания о храбром деде, стоявшем горой за красных; часто встречаются упоминания о героическом отце, прошедшем Вторую Мировую войну без ранений, но погибшего глупой смертью в драке с пьяной молодёжью при попытке занять своё место в вагоне; всё происходит в свете шести дочерей незадачливого отца, на последних летах жизни сумевшего наконец-то дать жизнь сыну, совершив разрыв в возрасте между старшим ребёнком и младшим в весьма солидный отрезок. У Гусейнова нет простых героев – если поэт, то всесоюзного значения; если рабочий, то его именем назовут улицы в городах страны; если доктор, то с золотыми руками; и такие если можно продолжать бесконечно.

Сюжет трудно усваивается, не имея чёткой структуры, вваливаясь в глаза рваной канвой, отчего в бессильной злобе на автора приходится буквально продираться через страницы, уже не пытаясь понять мотивы поступков, а следование повествованию превращается в тупое пробегание глазами, останавливая взор только на очередном вопросительном знаке или каком-либо забавном методе пунктуационной особенности строения предложения. Во всём этом находишь для себя удивительные стороны человеческой жизни, более-менее разбираемые в мешанине букв. Да, хотелось бы видеть более развёрнутое отражение условий жизни в Азербайджане, где скорее всего и происходит действие, поскольку автор этого точно читателю не сообщает, но имена и некоторые другие признаки, включая частые оды нефтяным вышкам в море дают именно представление об этой кавказской стране. Для себя можно усвоить только крайнее пристрастие местных жителей к однобуквенным аббревиатурам, так часто упоминаемых Гусейновым. За примерами далеко ходить не надо – достаточно вспомнить самые известные произведения писателя: «Магомед, Мамед, Мамиш» и «Фатальный Фатали». На этом фоне различные Симпозиумы Славных Силачей Сибири и Советского Союза смотрятся вполне органично. Более ничего о быте не встречаешь, кроме, пожалуй, ограниченного количества возможных имён, ставящих каждого родителя перед очередной проблемой в виду кончившегося запаса.

Если судить по состоянию дел на данный момент, то Чингиз Гусейнов более не пользуется спросом в нашей стране, поэтому ярлык известного советского писателя так и остаётся при нём, а книги можно найти только в старых запасах, поскольку особого рвения издателей переиздавать труды азербайджанского писателя пока не заметно.

07.01.2015 (http://trounin.ru/huseynov86)

ДЖОН ТОМПСОН «КИТАЙ», ЛУИ ЖАКОЛИО «СТРАНА БАЯДЕРОК» (1876)

Замечательная книга документальных очерков вышла в 1876 году, благодаря товарищам из типографии «Общественная польза». Под обложкой сразу два автора. Если Луи Жаколио известен российскому читателю, то Джон Томпсон этим похвастаться не может. И жаль, что труды таких замечательных людей пылятся на полках библиотек, становясь кладом для истинного почитателя нравов былых времён. Где же ещё читатель сможет узнать о быте китайских территорий, особенностей английской колониальной политики и трудностях понимания иной культуры на острове Цейлон. Всё это из самых первых рук – XIX век открывает ровно такие же темы, о которых мы с вами говорим спустя сто пятьдесят лет, понимая, что по сути ничего не изменилось.

I. Если нужно пробудить интерес, то стоит начать с Луи Жаколио. Этот француз изъездил добрую часть Азии и Океании, оставив детальные описания путешествий, а его труд по переводу важных литературных работ делает ему дополнительную честь. Самое большое, что удивляет в описаниях Жаколио – он трактует всё с позиций рядового обывателя, которому больно за родную Францию, наглым образом изгнанную из своих же бывших колоний. Там, где Франция начинала общение с коренным населением, пытаясь наладить добрососедские отношения, туда позже приходила Британская Империя, внедряя политику подлога и военного давления, устраивая революции и подкупая людей перспективами богатой жизни, пытаясь получить контроль над максимально возможной территорией. Обо всём этом Жаколио рассказывает не жалея слов, сокрушаясь мягкостью характера своих соотечественников, которым совесть не позволяет действовать решительнее.

Путь Жаколио пролегает вдоль строящегося суэцкого канала по железной дороге, где ему противны обхождения местного населения с проезжающими. Если торговцы готовы всучить тебе всякую ерунду, а вор с радостью подрежет сумку, то чемодан будет летать в вагон и из вагона, без принятия каких-либо жалоб с твоей стороны. Если есть претензии, то местному населению на это плевать. Не мало переживает Жаколио, плывя по Красному морю, славному своими коварными коралловыми островами, иные не выступают над поверхностью воды, отчего суда напарываются и тонут. Больше всего испытаний пришлось на время пребывания в Адене, где столкновение с порядками едва не стоило ему жизни. Местный кофе оказался до ужаса противным, а иссушающее солнце могло довершить дело по изгнанию души из тела. Жаколио, предварительно разрушив романтические представления о морских путешествиях, тут же обрушивает на читателя правду о востоке, что многими писателями превозносится с самых выгодных позиций… хотя на самом деле всё далеко не так, а ужас человеческой нищеты показан автором заметок с оборотной стороны фасада.

Основное – это, конечно, пребывание на Цейлоне, где Жаколио задерживается по просьбе одного из своих друзей. Он участвует в охоте на диких слонов, наблюдает за особенностями местной жизни (на острове практикуется многомужество, призванное удерживать рост численности населения) и за необычной религией, которая по иному трактует сказание об Адаме и Еве, созданных именно в этих местах. При этом, Цейлон – не является той самой страной баядерок, хотя о представителях этой касты Жаколио скажет много слов, делясь большим количеством сведений о местных жителях и людях, населяющих полуостров Индостан. Оказывается, кастовая система настолько внедрилась в жизненный уклад людей, что каждая профессия превращается в отдельную касту, что занимается строго своим делом, отказываясь от любых других занятий. Если вам нужно принести воды, то этого никогда не сделает тот, кто чистит обувь, отчего количество прислуги в иных домах превосходит все мыслимые размеры.

Баядерки – это своего рода гетеры. У них свой образ жизни, и свои обязательства перед обществом, настолько трудно понимаемое, что проще быть местным жителем, нежели пытаться осознать все особенности. Иностранцы – это отдельная каста… для общего сведения. Стоит ли говорить, что иностранцу всегда предлагается для любовных утех женщина: жена или одна из дочерей; отказ от которой может испортить жизнь женщине, отчего добропорядочный Жаколио каждый раз придумывает различные увёртки, стараясь сохранить свою честь и честь подосланных к нему женщин.

Подводя итог хождению по странам с Жаколио, приходишь к однозначному выводу – идеальное общество Индостана было доведено до того, что этот котёл противоречий стал совершенно доступным для любого завоевателя, чем в итоге англичане с удовольствием воспользовались.

II. Если Луи Жаколио предлагает читателю свои мысли по поводу всего им увиденного, то Джон Томпсон – первый шотландский фотограф, предпринявший путешествие на восток с целью ознакомления с нравами ориентальных народов, описывает всё без лишних отступлений. Жалко, конечно, что в книге его отчёт лишь о посещении Гонконга, Макао и Формозы в 1870 году, было бы интересно прочитать и о его дальнейшем путешествии. Но приходится ограничиться тем, что есть в наличии.

Гонконг – это английская колония. Местное население говорит на пиджине – смеси кантонского диалекта китайского языка и английского языка. Всюду можно передвигаться на повозке рикши. Джонсон отмечает, что местное население за минимум усилий всегда просит самую максимальную плату, изыскивая для этого множество уловок. Даже игра на валютных курсах оставляет путешественников с дырявыми карманами, поскольку местное население везде находит для себя выгоду. При этом цены на уровне лондонских. Томпсон ознакомится с игорными домами, также расскажет об ураганных ветрах, часто посещающих побережье Китая. В дальнейшем путешествии автор отмечает полнейшую бедность крестьян, еле находящих себе возможность для существования.

Скажет Томсон и о мастерстве китайских ремесленников, способных делать точные копии чего угодно в максимально короткие сроки. Между делом заметит, что если бы до этих мест дошёл технический прогресс, то весь мир давно был бы покорён китайскими товарами… и ведь в нужную сторону смотрел наблюдательный взгляд фотографа. Фальсификация чая, монет и разных товаров – особенность китайской экономики уже в конце XIX века. Всё доведено до такой степени мастерства, когда отличить подделку от оригинала практически невозможно. Ломбарды превращены во дворцы, куда не стыдятся ходить богатые люди, покуда в европейских государствах эти заведения рассчитаны только на бедные слои населения. Печальная участь женского населения хорошо известна, Томпсон рассказывает об этом дополнительно, делая акцент на уродовании ног. Огорчает Томпсона и уровень китайской медицины, где всё ставится в угол результата гаданий. И самое интересное – видя миллионное население каждого города, Томпсон предлагает переправить часть китайцев для заселения Африки. Что бы было, случись это на самом деле?

Заканчивается отчёт Томпсона посещением Формозы (ныне Тайвань), где население на полудиком состоянии, страдающее от набегов горных аборигенов, отличающихся нечеловеческой жестокостью. Общество сплошь аграрное, одежда из собачьей шерсти, каждое поселение имеет обособленный статус, не имея единого центра управления; за преступления наказывают только штрафами, муж не может говорить с женой публично; местные каннибалы жалуются на жёсткость китайского мяса. В общем, не тот Тайвань предстал перед Томпсоном, который известен нам.

Ещё раз повторюсь, за сто пятьдесят лет практически ничего не изменилось. Просто географическая карта окрашена немного в другие цвета… вот и всё.

08.01.2015 (http://trounin.ru/thomson-jacolliot)

МАРГАРЕТ МИТЧЕЛЛ «УНЕСЁННЫЕ ВЕТРОМ» (1936)

«Унесённые ветром» – это частица совести американской нации, пытавшейся пересмотреть свою собственную историю, прекрасно осознавая применение к самим себе уничижительных обходительный манерных наклонений. Перед рассмотрением содержания книги нужно сперва погрузиться в прошлое, вспомнив «Хижину дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу, той книги, что подвела американское общество к осознанию неизбежности противостояния северных и южных штатов, не нашедших согласия по вопросу отношения к рабству. Даже после гражданской войны согласие сторон оказалось эфемерным, замороженным на сто лет, покуда в США снова не вспыхнула напряжённость, получившая своё начало уже не от «добрых» людей, а найдя опору среди самих угнетённых. Если кто-то плохо представляет силу литературы, то «Хижина дяди Тома» является тем самым ярким примером, побудившим человека к действиям. К сожалению, Маргарет Митчелл родилась в южных штатах, а её образ мысли оказался слишком мягким для отражения важных для американской нации событий, поскольку «Унесённые ветром» – это запоздалая часть волны анти-томских книг, старавшихся показать жизнь рабского юга с самой выгодной стороны.

Главная героиня книги – склонная к авантюрам девушка, чья жизнь прошла в очень непростые для её штата периоды. Счастливое детство резко оборвалось на фоне вспыхнувшей гражданской войны, сознательная жизнь пришлась на тяжёлые годы разрушенной экономики, а зрелые годы показали ещё более печальную картину – в жизни счастья быть не может. Маргарет Митчелл хотела отразить типичную южанку, гордую от чувства собственного превосходства, или ужасы войны? Вот основной вопрос, который должен беспокоить читателя. Тема любви в книге поднимается слишком идеализированным образом, застрявшим на стадии юношеских предпочтений, не сумевших растоптаться главной героиней о бытовые проблемы. По сути, главная героиня так и не повзрослеет, а изначально отрицая культ денег всё-таки примет на себя образ янки, которого чуралась с самого начала, но к которому стремилась с пелёнок.

Гражданская война – стороннее событие, не дающее какого-либо понимания. Автор оставит читателя без лишних сведений, не давая понять, почему война началась, какие цели преследовались, отчего стороны пришли к соглашению. Действительно, не могут же соседи без объяснения причин начинать военные действия. Со стороны Маргарет Митчелл это выглядит как желание одних показать свою удаль перед другими. Отсталый аграрный юг, не имеющий выхода к морю, не развивающий промышленность, решает что-то там доказать северным штатам, погрязших в культе доллара, живущих ради наживания богатств и имея целью сделать негров равными себе. Более никакой конкретики. Если же брать проблему негров, то её по представлениям писательницы – нет. В книге нет никаких упоминания о жестоком обращении. Негры просто выставляются автором чем-то вроде крайне ленивых людей, не желающих выполнять чужие обязанности, привыкшие к строгому выполнению закреплённых за ними функций. Стоит ли после этого считать «Унесённых ветром» отражением эпохи или чем-то вроде достижения наивысшей степени гуманности, выстраданной в противоречиях молодого неокрепшего государства? Разве может быть совесть американской нации запятнанной, учитывая такое мировоззрение её представителей.

Вторая часть книги происходит по завершению гражданской войны. Главная героиня уже не юная девушка, а вполне понимающая смысл в жизни женщина, имеющая за плечами несколько браков, желая от жизни только материального благополучия. Конечно, надо добиваться для себя лучшего положения любыми методами, только главная героиня с самых первых страниц книги любила быть в центре внимания, стараясь получить всё, что ей нравится. Будет грубо так говорить, но если из имени Скарлетт убрать последнюю букву, да заглянуть в словарь, то от первого значения «алый» до последнего – «проститутка» можно встретить ещё определённое количество значений, которые все с разной степенью успеха можно применить. Слишком часто главная героиня ложится под мужчин, пытаясь извлечь из этого выгоду. Осуждать её никто не станет: мало её поведение отличается хоть от той же «Анжелики» четы Голон, описавших похождения похожего персонажа во времена Людовика XIV. С главной героиней «Унесённых ветром» можно сравнить добрую часть героинь Эриха Ремарка, особенно самую первую, которая Гэм.

«Унесённые ветром» слишком объёмная книга, чтобы стараться её поверхностно обсудить, но вышесказанного вполне хватит.

11.01.2015 (http://trounin.ru/mitchell)

ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС «ХОЛОДНЫЙ ДОМ» (1853)

Главный герой Диккенса просто обязан пройти в своём жизненном пути через пансион, без этого у Диккенса не будет клеиться повествование. Совершенно неважно, чем жил человек до пансиона, чем он будет жить после пансиона; главное – это любыми путями заставить главного героя поступить в пансион. Желательно при это лишить человека всего, посулив доверчивому читателю множество бед для хорошего члена общества, никогда не строившего планов по наживанию состояния на чужих бедах. Жизнь изначально настроена против любых проявлений радости, в этом Диккенс из книги в книгу пытается убедить каждого. Делает он это крайне настойчиво, не изменяя самому себе, облекая каждую историю в рамки аквариума с толстыми стенами, где все что-то говорят, но если прислушаться, то понимаешь лишь наличие пустоты без какой-либо конкретной мотивации поступков. Просто люди находятся внутри заданных рамок, совершая красивые движения, делая это размеренно, не придавая значения чему-либо кроме замыслов автора, старавшегося в несколько глав обрадовать читательский мир новым выпуском журнала с продолжением очередной истории. Пришла пора познакомиться с «Холодным домом» – сказкой о Золушке, чья печальная доля начинается со смерти благодетеля, продолжается практически у злой мачехи, половину книги героине предстоит бороться за чистоту рассыпанных злаков, чтобы под конец в стиле Чарльза Диккенса наконец-то обрести счастье. Думаете – это раскрытие сюжета? Отнюдь – это краткое описание практически всех книг писателя.

Как любой писатель, что заботится об отражении собственной жизни в произведениях, давая таким образом более лучшую возможность для понимания происходящего в повествовании; Чарльз Диккенс, кроме введения пансиона, даёт читателю возможность погрузиться в быт судебных разбирательств, к коим и сам писатель был когда-то причастен. Хорошо с этим можно ознакомиться в «Дэвиде Копперфилде», где Диккенс решился вскрыть очередную кровоточащую язву, не дающей покоя, покуда в одном государстве существует несколько судебных систем. «Холодный дом» в этом плане гораздо легче – в сюжете есть только одно толковое разбирательство, которое длится более пятидесяти лет, где всё перемешалось, а количество томов по рассматриваемому делу перевалило едва ли не за восемьсот. Разумеется, всё это касается центрального места книги – Холодного дома, названного так скорее за его печальную участь, сделавшей примерную стоимость много ниже грозящих судебных издержек. Подумать только – пятьдесят лет… эпическая история, о которой Диккенс при всём желании мог рассказывать сто пятьдесят лет, но решил ограничиться лишь самым поверхностным, если, конечно, слово «поверхностно» можно применить к творчеству писателя.

Трудно сказать, действительно ли «Холодный дом» является поворотным моментом в писательском деле Диккенса? Кажется, что ничего не меняется – годы идут, а Диккенс не сходит с проторенного «Посмертными записками Пиквикского клуба» пути. Одно остаётся на месте – это большая форма любого задуманного писателем сюжета. Совсем не имеет значения, что всё это больше напоминает бесконечную историю c меняющимися декорациями, где создатель ничего толком не меняет, пытаясь в меру своих сил отразить происходящие вокруг события. Можно ли назвать «Холодный дом» попыткой написать историю в духе «женских романов»? Опять же нет. Книга настолько пропитана самим Диккенсом, что невозможно пытаться примешать сюда что-то иное, поскольку совершенно понятно – такое творчество нельзя разбавить: оно наработано долгим кропотливым трудом каждодневной работы над собой. Пускай, что такая работа не несла цели что-то изменить, ведь Диккенс был популярен и без этого, а значит нужно было писать в том же духе. Этим Диккенс и занимался.

Жаль, нет центрального отопления. Жаль, нет в книге зимы. Жаль людей, чья книжная полка не раз ломалась от полного собрания сочинений Чарльза Диккенса – для них нужен отдельный стеллаж.

12.01.2015 (http://trounin.ru/dickens53)

ТЕРРИ ПРАТЧЕТТ «ПОСЛЕДНИЙ ГЕРОЙ» (2001)

Цикл «Плоский мир» – книга №27 | Подцикл «Ринсвинд» – книга №7

Собрать всё в кучу, да послать всех на покорение божественного Олимпа, имея лишь одну цель, связанную с навязыванием своей воли высшим созданиям, заигравшимся с человеческими судьбами, бросившими самим себе очередной вызов, сравнимый по масштабам с ребусами вероисповедания «Мелких богов», а по размаху не уступающий завоеванию противовесного континента престарелыми варварами. Пратчетт попытался создать практически эпическое фэнтези, дав читателю возможность наблюдать одновременно за Ринсвиндом, Коэном, Моркоу, Леонардом, Витинари, волшебниками и богами – все они сойдутся в схватке за право быть тем, за кем останется последнее слово. Казалось бы, всё просто отлично, но 2001 года был слишком обильным на книги для Пратчетта, что отразилось на качестве. Безусловно, «Последний герой» поражает довольно малым количеством текста, куцей философией и совсем угнетающим воображение стремлением свести всё к иллюстрированной книге.

Цикл о «Ринсвинде» во вселенной Плоского мира всегда имел и будет иметь определяющее значение. Хотя бы из-за того, что благодаря трусливому волшебнику-неудачнику, чья жизненная установка гласит бежать куда глаза глядят от любой опасности, в голове Пратчетта возникла идея о серии книг, пародирующих фэнтези и некоторые иные наболевшие аспекты из окружающей писателя жизни. Именно Ринсвинд каждый раз знакомил читателя с расширяющейся географией мира. Только все исследовательские изыскания постепенно начали скатываться в пропасть, не давая толком ничего. А присоединившиеся на этом пути к Ринсвинду варвары и волшебники – лишь попытка немного разбавить постоянные бега в ту или иную сторону. Если волшебники являются достойными отдельного повествования со своей самобытной примечательной магией, то старые «пенсионеры» варвары всё никак не могут почить на достойном отдыхе, сотрясая Плоский мир своими непомерными амбициями. Ладно было, когда их бойкая ватага ринулась на захват ориентальной страны, отчасти повторяя исторические моменты. Но отчего Пратчетт решился отправить их на покорение Олимпа, дабы вернуть огонь туда, откуда он был взят изначально, да не просто вернуть, а возвратить в той степени умения обращаться с огнём, которого удалось достигнуть последующим поколениям?

Конечно, любые шутки с богами могут закончиться банальным уничтожением мира, что, впрочем, не может пугать стариков, прожигавших жизнь, разбрасывая снопы искр, так почему бы теперь на зажечь напоследок в виде огромного фейерверка? Так и решил Пратчетт, отправляя последнего героя на место воровства первого героя, посылая следом группу здравых людей, чтобы не допустить непоправимого. В такой недоваренной каше и предстоит разобраться читателю.

А теперь стоит остановиться, чтобы немного подумать о Плоском мире вообще. Хочется хвалить Пратчетта за бесконечные усовершенствования, пускай и не такие блестящие, каким всё было раньше. Хотя, не стоит отрицать, что Пратчетт пишет крайне неравномерно, играя стилями. Может кому-то действительно пришлись по душе приключения Ринсвинда, пока остальные хвалили любой другой цикл кроме этого. Ринсвинд – должен быть любимым детищем Пратчетта. В конце-то концов, именно Ринсвинд сделал Плоский мир тем, чем теперь восхищается армия поклонников творчества писателя, внёсшего свою частичку в удивительный английский юмор. Если вдуматься, то Плоский мир – это тот самый вид издевательства над обыденностью, которого порой не хватает людям, чтобы сказать серьёзно об очень серьёзном.

Почему-то, читая Пратчетта, всегда веришь, что перед тобой лежит действительно интересная книга, пока не прочитываешь первую четверть, когда ты приходишь к однозначному выводу – книга шедевр, либо так себе, либо видишь утиль. «Последний герой» получился так себе. Пусть фанаты Пратчетта обижаются, но ведь каждый из нас понимает, что нельзя обо всём говорить хорошо! Что-то просто нуждается в справедливой критике.

12.01.2015 (http://trounin.ru/pratchett01-2)

РОБЕРТ ЛЬЮИС СТИВЕНСОН «КЛУБ САМОУБИЙЦ. АЛМАЗ РАДЖИ» (1878)

Уважаемый читатель, перед тобой цикл приключений принца Богемии Флоризеля, который сам Стивенсон гордо нарёк «Новыми арабскими ночами», включив туда два сборника рассказов, объединённых одним действующим лицом. Не стоит искать в книге чрезмерно интересного сюжета, поскольку Стивенсон ещё юн и в поведении героев присутствует постоянный хаос, в котором не так-то просто разобраться. «Остров сокровищ» и «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» ещё далеко впереди, но общие черты можно найти и в этом сборнике, если бы только у читателя возникло такое желание.

<1 2 3 4...8 >

На страницу:

Перейти

2 из 8