Небесные огни. Часть третья

В зале пахло и паленым, ложемент, на котором лежал странный человеческий труп, также изрядно обгорел.

– Горючего пожалели, сгоряча плеснув спирту, – со знанием дела заметил пожилой старшина из отделения лейтенанта, – Он быстро выгорает, нет в нем нужной мощи. Надо было на тело соляры плеснуть, да в процессе сожжения несколько раз подливать. Тогда надежно все обуглилось бы. На трупы много горючего надо, потому как плохо кремируются. У нас один раз в части в 1939 году…

Тут старшина прервал повествование, захлопнув свой рот, так как в операционную быстрым шагом вошел Кольцов.

Глаза капитана, биолога по образованию, широко расширились, когда он увидел жуткие останки мужчины и младенца, выросшего у того на ноге.

Впоследствии в достаточно сумбурном отчете старший специальной группы НКВД описал факт интереса нацистских ученых к вегетативному размножению высших млекопитающих, присовокупив к нему сделанные фотоаппаратом негативы, а также ряд малопонятных отчетов, найденных в архиве клиники «Святая Эмма» и образцы жидких препаратов, обнаруженных в ее лаборатории. Все это он отвез в управление разведки фронта.

Пробыв несколько лет в ведомственном архиве НКВД, отчет капитана Кольцова с приложенными немецкими документами и образцами попал каким-то образом в архив военно-медицинской академии в Ленинграде, где на него случайно наткнулся тридцатилетний фармаколог Савва Нагорный.

***

Норвегия

Согне-фьорд

селение рода Боргунд

май 1184 года

С Согне-фьорда потянуло ветерком, и между туч выглянула полная луна, сразу же залившая все вокруг мертвенным светом. Цепочка молодых пленниц, связанных общей веревкой, под охраной ратников Сверрира неторопливо шла по лугу из деревни к ставкирке, стоявшей чуть в стороне от жилья. Ставкирками эти деревянные церкви прозвали в народе норвегов из-за слияния в них христианской и предшествующей ей языческой культур.

Из церкви вышли священник и еще некто в темной сутане с опущенным на голову капюшоном.

С ближайшего, покрытого хвойным лесом, косогора раздался протяжный вой волка. Ему стал вторить другой, находившийся подальше.

– Почуяли человека, – сказал священник, глянув на луну.

Его спутник ничего не ответил, лишь опустил ниже сокрытую голову при приближении невольниц и стражи.

– Этот монах пойдет с вами, покажет дорогу, – пояснил старшему из ратников настоятель ставкирки, кивнув на персону в сутане. – Он немой, объясняется знаками.

Провожатый двинулся первым, опираясь на большой посох с массивным набалдашником, отливавшим матовым в лунном свете. По пути процессию нагнал одинокий всадник в кольчуге и шлеме, при оружии, в котором охрана невольниц с удивлением признала самого Сверрира Сигурдссона, их предводителя. На косогоре тому пришлось слезть с коня, чтобы вести лошадь за узду по узкой тропинке в зарослях.

– Далеко еще? – спросил кто-то из ратников, коснувшись локтя монаха.

– Саженей сто, – подсказал всадник.

Между тем идущие, пробиваясь наверх среди ельника, оказались на поляне, в конце которой у отвесной скальной стены их ожидали еще два монаха в надвинутых клобуках.

– Ждите меня здесь, дальше сопровождать не надо! – отдал распоряжение своим воинам Сигурдссон, потянув за общую веревку невольниц ближе к скале.

В каменной стене открылся ранее незаметный проход. В руках молчавших монахов появились зажженные чадящие факела.

– Где обещанная оплата за девушек? – отведя провожатого с посохом в сторону от остальных спросил того свистящим шепотом Сверрир.

– Может, тебе любо злато или каменья? – из-под капюшона на предводителя глянули в упор нечеловеческие, слегка навыкате, с вертикальным как у змеи зрачком, глаза.

Нелюдь в облаченье монаха говорила с трудом, тщательно выговаривая слова.

– Мне надо ваши молнии! Дай мне свой посох! – с нажимом произнес Сигурдссон, протягивая руку к вожделенному. – Иначе не одолеть моих врагов! А у тебя тогда больше не будет такого верного помощника среди людей, как я!

– Хорошо, – помедлив, согласилась нелюдь. – Я дам тебе его. Но мне еще будут нужны молодые наложницы, здоровые и не болевшие, качественный биоматериал.

Последние слова Сверрир не понял, согласившись с говорившим.

Они ударили по рукам, связанных пленниц за общую веревку увели в гору монахи в клобуках. Затем проход в скале закрылся, словно его и не было.

– Кто эти затворники? Никогда не слышал про таких, – не утерпев, спросил своего предводителя старший ратник, когда все уже возвращались в деревню.

– Сказывают, рудознатцы они и в каменьях толк знают, – неопределенно ответил Сигурдссон, опять пребывая в седле. – Потому и трудниц в гору берут.

Сверрир привязал к сбруе коня полученный от подземной нелюди вроде бы обычный с виду железный посох, повеселевший и довольный удачной сделкой.

***

Российская империя

Санкт-Петербург

Невский проспект

декабрь 1908 года

Петр Александрович Рассказов шел по главному проспекту российской столицы, глядя по сторонам. Медленно падающие снежинки покрывали тротуар и верхнюю одежду встречавшихся ему прохожих. Он подошел к витринным окнам кондитерской «Абрикосов и сыновья» и, открыв за изящную ручку большую дубовую дверь, вошел внутрь. Сняв свою шинель с петлицами горного инженера и форменную фуражку, присел на широкий диван у одного из столиков.

Интерьер заведения был оформлен в китайском стиле. Оно славилось у среднего класса Санкт-Петербурга ассортиментом и качеством обслуживания.

Служа помощником управляющего на одном из рудников Урала, Рассказов придумал проходческую машину для проведения георазведки, способную перемещаться под землей и прокладывать себе путь. Идея эта была не нова, еще в 1825 году реализована английским изобретателем Марком Брюнелем при прокладке туннеля под Темзой. Новизной разработки русского инженера было уплотнение выбранного грунта при проходке в стены тоннеля, как это делает своей холкой крот, уминая его налево и направо. В проходческом щите Брюнеля выбранный грунт рабочие лопатами перегружали в вагонетки, чтобы затем вывезти его на поверхность.

Подземоход Петра Рассказова имел спереди бур с фрезами, по его корпусу шел вдавливающий породу шнек, сзади были установлены домкраты. В длину аппарат составлял около десяти метров, управляясь экипажем из двух человек. Приводился в движение двигателем внутреннего сгорания, на борту находились баллоны со сжатым воздухом для дыхания людей.

Обращение Рассказова в Горный департамент и Военное министерство Российской империи со своим проектом не вызвало интереса со стороны этих ведомств. Если бы не помощь натуралиста Штерна с публикацией статьи об его машине в одной европейской газете сложившаяся ситуация вообще была бы полным провалом его замыслов и идей.

С такими грустными мыслями горный инженер попросил чаю у подскочившего расторопного официанта и снова погрузился в свои размышления.

– Петр Александрович, извините великодушно, что заставил вас себя ждать, – произнес приятным баритоном за спиной Рассказова подошедший с улицы пожилой господин в добротном, английского сукна пальто с меховым воротником.

За соседний столик присел еще один молодой посетитель из тех, кто пофасонистей.

– Я сам недавно подошел, – ответил ему изобретатель и предложил. – Присаживайтесь, Яков Карлович.

Натуралист Штерн происходил из обрусевших немцев, прекрасно знал русский язык и культуру страны пребывания. Эта деятельная и весьма энергичная персона подвизалась корреспондентом сразу в нескольких российских и зарубежных газетах, исправно отсылая их редакторам свои репортажи о природных явлениях и курьезах, научных открытиях и изобретениях.

– Может, заказать бургундского винца себя побаловать? – вкрадчиво предложил горному инженеру Яков Карлович. – Пару бутылок скрасят нашу беседу.

– Ну что вы, право, – смутился Рассказов. – Мне еще работать над расчетами проекта.

– Хоть возьмите кулебяку к чаю?

– Благодарю вас, ничего не надо.

– Как хотите, – улыбнулся одними уголками губ натуралист и спросил. – Принесли чертежи?

– Да, как вы просили, – достав из кожаного портфеля толстую папку с тесемками, изобретатель протянул ее через стол своему собеседнику.

– Я нынче же собирался передать ваши ка́льки поверенным Парамонова и фон Дитмара5, – сказал Штерн. – Серьезные горнопромышленники, люди с капитальцем-с, с положением. Моего профита тут нет. Кстати, какова скорость проходки вашего подземохода?

– До десяти метров в час, – сообщил ему Петр Александрович.

– А расчеты аппарата?

– Останутся при мне, – безаппеляционно произнес горный инженер, похлопав по своему портфелю, и сообщил немцу. – Могут иметь военное значение.

Рассказов поднялся, надел шинель с фуражкой. Учтиво кивнул на прощание Якову Карловичу и направился к выходу из кондитерской.

Натуралист встретился взглядом с молодчиком за соседним столом и глазами указал тому на уходящего. Лощеный субъект вскочил и, не расплатившись, бросился вдогонку.

Часом позже шальной пулей, выпущенной из револьвера неизвестным, на улице был убит наповал инженер Петр Рассказов. Среди вещей погибшего по протоколу полиции портфель не значился. Его в тот же вечер вместе с кальками и расчетами талантливого русского изобретателя передал военному атташе германского посольства Штерн, состоявший у того на связи.

***

СССР

Ленинград

Петроградская сторона

август 1956 года

– Савва, не забудь занести в сводную таблицу данные по последней серии испытаний! – донеслось вслед только что покинувшему помещение одной из лабораторий улыбчивому парню с пышной кучерявой шевелюрой, одетому в белоснежный халат.

Из-под него на лацкане тужурки ненавязчиво выглядывал надежно привинченный новенький «ромб» об окончании Ленинградского химико-фармацевтического института, в простонародье именуемого «таблеткой».

Савва Нагорный шел по коридору только что отремонтированного исследовательского корпуса ЛХФИ, вежливо раскланиваясь с попадавшимися навстречу старшими коллегами.

Подходил к завершению важный этап в научной работе молодого человека. Силами трудового коллектива института внедрялся в производство долгожданный препарат для быстрого заживления ран, к которому приложил свою скромную лепту и сам Нагорный.

– Мы так ничего не смогли предложить по новым методам усиления иммунитета организма. Езжай-ка ты в архив военно-медицинской академии, – поразмыслив, предложил ему его научный руководитель и заведующий лабораторией, убеленный сединами доктор наук. – Они уже как несколько лет вернулись из эвакуации из Самарканда. Помнится, до войны у них велись разработки по нашей тематике. Может, найдешь чего интересного.

Доехав наземным транспортом до улицы Лебедева рядом с Финляндским вокзалом, Савва быстро нашел нужное здание и оказался внутри старинного особняка, подойдя к первому попавшемуся на глаза архивисту.

– Смогу ли я помочь вам? – с сомнением ответил ему сухонький старичок, выслушав просьбу прибывшего и внимательно ознакомившись с предъявленным служебным удостоверением. – Знаете, во время блокады содержимое нашего хранилища было частично вывезено в тыл и только недавно возвращено обратно. Поступило также много новых материалов из других мест и не все еще разобрано….

– Давайте все же я пройду к стеллажам, – проявил упорство в достижении цели Нагорный. – Вряд ли то, что меня интересует, вывозили из города.

Вместе со служащим архива они прошли к рядам стеллажей, покрытых пылью, заставленных коробами и объемными папками, тянувшихся по обе стороны от прохода.

– Вот то, что вас интересует, – сверившись с указателем на торце стеллажа в хранилище, проговорил архивист и добавил. – Материалов, правда, немного по данной теме.

На почти пустой полке сиротливо стояло несколько папок.

– А это что тут сложено? – спросил у старика Савва, указав на большую кучу коробов и папок, сваленных далее в проходе.

– Это поступившие новые фонды из других мест, в основном из оккупированной Германии, – подсказал работник архива и поманил рукой молодого человека, показав. – Вы посмотрите, сколько их сюда привезли. Еще даже формуляры на них не завели.

В остальных проходах между рядами стеллажей, терявшихся в полумраке большого помещения, в дальнем конце хранилища также присутствовали завалы папок.

– Эти материалы поступили к нам по линии НКВД, – сообщил архивист и понизил голос. – Видать, не смогли понять изложенного в папках, вот и нам переслали по подведомости.

На многих папках из кучи на титульных обложках виднелись изображения имперского орла со свастикой.

Нагорный, после того как ушел по своим делам старик, внимательно ознакомился с материалами на указанной ему полке. Но ничего интересного для себя не нашел и задумался что же предпринять дальше.

Его взгляд почему-то притягивала гора трофейных документов около стеллажа, где он стоял. Немецкий язык ученый знал прилично, эту дисциплину давали во время учебы все годы.

Молодой человек взял самую верхнюю папку из кучи, развязав тесемки и углубился в чтение, присев на стоявший неподалеку стул.

В этом объемном и прошитом труде доктора медицины Отто фон Кляйна подробно излагалась теория вегетативной регенерации с помощью различных катализаторов. Савва понимал текст даже без словаря. Сутью метода европейского исследователя являлась трансформация выращенной им на месте утраченной конечности больного доброкачественной опухоли бластемы в новую конечность. Далее прилагался отчет об успешных опытах на добровольцах, преимущественно из военнослужащих войск СС, утративших конечности на полях Второй мировой войны.

Особенно Нагорного заинтересовало мумиё – природный катализатор, запускавший процесс вегетативной регенерации, как уверял доктор Кляйн, о существовании которого он раньше никогда не слышал. Смолоподобная субстанция темно-коричневого цвета, добываемая в пещерах гор Азии народными целителями, была способна в невероятно короткие сроки, за несколько дней, заживлять глубокие раны и сращивать переломы костей.

Перерыв всю кучу трофейных материалов, ученый больше не нашел ничего близкого с его научными разработками. Заведующий фармакологической лаборатории, направивший молодого человека на поиски в архив, весьма скептически бы отнесся к труду Кляйна, будучи законченным материалистом. Видимо, в разведслужбе НКВД, добывшей отчет немца в поверженном Третьем Рейхе, в прорывные исследования также не поверили. Потому он и оказался в куче присланных материалов в хранилище академии.

Ту заветную папку Савва, не мудрствуя лукаво, просто украл из архива, вынеся под тужуркой. А дальнейшие свои опыты над эликсиром, затянувшиеся на сорок лет, позволявшим омолодить человеческий организм, скинув разом десяток лет, этот талантливый самородок проводил в полном секрете у себя на квартире, не желая прослыть сумасшедшим среди своих коллег.

***

Норвегия

Согне-фьорд

борт драккара «Мариасуда»

15 июня 1184 года

– Сверрир, из-за мыса появились корабли Магнуса! – прокричал впередсмотрящий с носа драккара Сигурдссона.

Вдали уже можно было рассмотреть множество парусов неприятельского флота.

Были драккары и у Сверрира, но числом много меньше. Только флагманский «Мариасуда» выделялся своими размерами. Его мореходные качества оставляли желать лучшего, но в узостях фьордов он представлял грозную силу.

Летом 1184 года от Рождества Христова в Согне-фьорде близь Фимрейте встретились два флота для решающей битвы за место правителя Норвегии. На приближающихся кораблях короля этой страны Магнуса V Эрлингссона стали отчетливо видны ряды щитов, укрепленных побортно, и вооруженные ратники, облаченные в кольчуги и шлемы, нетерпеливо ожидавшие начала морского сражения. Все драккары врага до отказа были заполнены войском.

Сверрир Сигурдссон был бывшим священником, широкоплечим норвегом с кучерявой шевелюрой и окладистой бородой, родившимся на Фарерских островах, выдавая себя за незаконнорожденного сына предыдущего короля. Он представлял слои бедноты – биркебейнеров, в противовес своему действующему монарху, поддерживаемому епископатом и богатыми норвежскими землевладельцами.

– Магнус собрал вокруг себя много воинов, – с тревогой в голосе молвил один из ближайших сподвижников Сверрира.

– Нам есть чем ему ответить! – усмехнулся в ответ тот, стоя у резной головы дракона, укрепленного на носу его корабля.

Был солнечный погожий день.

Только легкий бриз слегка задирал гребни волн, пеня их и загоняя с моря в горловину фьорда.

С флагманского драккара короля призывно протрубил боевой рог. Ему ответил другой рог с «Мариасуды» Сигурдссона. Их звук эхом отразился от вздымающихся почти вертикально скал Согне-фьорда с чистой изумрудной водой.

Парусно-гребные суда противоборствующих флотов сблизились до двухсот локтей. Для придания большей скорости их весла неутомимо и в лад опускались в воду. С драккаров полетели стрелы навстречу друг другу, поражая неприятеля на кораблях противника.

Сверрир подошел к чему-то, накрытому рогожей6, и лежащему на палубе почти у носа судна и рывком сдернул попону. Под ней оказался большой массивный железный посох с отливавшим матовым металлическим набалдашником наверху. Предводитель бунтовщиков взял его и, направив на надвигавшиеся драккары врага, с шипением изрыг из посоха несколько светящихся клубков огня, понесшихся к кораблям неприятеля. Каждый из клубков колдовского огня поразил свое судно в самый низ борта, почти у среза воды, которая с шумом хлынула во чрева сразу же погрузневших драккаров Магнуса.

– У него посох Громовержца! – с благоговейным ужасом громким шепотом сообщали друг другу викинги Сверрира об увиденном ими чуде.

Один за другим уходили в пучину Согне-фьорда от огня волшебного посоха корабли Эрлингссона с его войском. Некоторые ратники короля избавлялись от оружия и кольчуг, пытаясь вплавь спасти свои жизни. Они цеплялись за опущенные весла соседних судов, а то и лезли на драккары Сигурдссона, уже подошедшие вплотную. Таких просто отправляли ударом боевого топора обратно кормить треску. Яростные крики сражающихся, звон стали мечей бьющихся между собой викингов сцепившихся кораблей обоих флотов захватили все их внимание от возвышавшегося чуть в отдалении от места битвы «Мариасуды» Сверрира, с носа которой в подходившие корабли противника продолжали лететь клубки колдовского огня.

Позже, вследствие затянувшегося конфликта с папством, лидер норвежской бедноты был отлучён от католической церкви, так как сложил с себя сан священника. Римский Папа Целестин III объявил его язычником, знавшимся с темными силами. Но обманом и поддержкой монархов Швеции и Англии тому удалось удержаться у власти.

В результате морского сражения Сверрира с королем Маркусом V в Согне-фьорде близь Фимрейте последний потерпел поражение и погиб вместе со своими сторонниками, насчитывающими более двух тысяч человек. Сигурдссон стал единоличным правителем и королем этой скандинавской страны, оставшимся в истории под прозвищем Сверрир Норвежский.

***

Англия

Оксфорд

местный университет

январь 1270 года

Печальные, редкие удары колокола плыли над университетом Оксфорда. Выпавший снег покрыл крыши строений, не забыв укутать и заросли кустарников вдоль дорожек между ними.

Роджер Бэкон в своей обсерватории в Мертон-колледже за крепко запертой дверью пристально вглядывался в глубину вогнутого зеркала, расположенного перед ним на подставке. Сзади, на специальном столике, горела свеча, давая причудливые блики на ее поверхности и на стенах помещения, погруженного в полумрак за плотно задвинутыми шторами.

Удобно устроившись в массивном кресле, в некотором оцепенении ученый смотрел на картины, возникающие перед его взором.

«В будущем люди изобретут трубу с набором оптических линз, посредством оной станет возможным наблюдение за различными планетами и звездами. И еще придумают один оптический прибор, делающий взгляд пытливого исследователя столь сильным, что сумеет он разглядеть в него живых существ много меньше самой мелкой букашки, – писал потом сей ученый муж в своем манускрипте. – Наши далекие потомки будут ездить в самодвижущихся повозках, приводимых в действие силой сгорания горючих жидкостей. Люди построят аппараты для полетов и плавания по морям, также двигающихся на этой силе. Для опустошительных войн изобретут смесь из «соли камней»7, серы и древесного угля, способную взрываться со страшной силою».

Бэкон, состоящий членом ордена монахов-францисканцев, занимаясь наукой, также читал лекции по физике и химии студентам Оксфордского университета. Этот естествоиспытатель преуспел в математике и философии, участвовал в диспутах и спорах против схоластов. Попутно насмехался над надменными святыми отцами, обвиняя их в распущенности, чем быстро нажил себе врага в лице католической церкви и подвергся гонениям с ее стороны, пробыв в заключении. Увлекался магией и алхимией.

«Человеческое тело можно освободить от всех неправильностей и продолжить жизнь на многие столетия», – продолжил писать в манускрипте гусиным пером, макая его в склянку с чернилами, великий ученый.

Он поглядывал на стоящий на огне запечатанный сосуд, в котором уже почти месяц проходило длительное превращение его тайное снадобье для омоложения человеческого организма.

***

Германия

Берлин

район Далем

декабрь 1937 года

– А вы не пробовали придумать что-то менее масштабное, чем ваш «Змей Мидгарда»? – спросил выступавшего в аудитории средних лет инженера Риттера один из присутствующих там руководящих сотрудников «Наследия предков» и по совместительству доцент Берлинского университета Ханс Шляйф.

Изобретатель, стоявший у вывешенных в рамках на ватмане схем и узлов будущей машины, виновато улыбнулся. Этот же вопрос ему задавали ранее начальник отдела управления вооружений вермахта полковник Витингхофф, да и в ряде других, менее представительных организаций.

«Змеем Мидгарда» его создатель назвал подземное боевое средство длиной до полукилометра, состоящее из множества вагонов-отсеков с силовой установкой мощностью десять тысяч лошадиных сил, большим экипажем и внушительным бортовым вооружением. Оно могло проходить с помощью буровой головки любые виды грунта, включая скальный, со скоростью от двух до десяти километров в час, устанавливать мины под объектами противника, высаживать десант в тылу врага.

– Одному из управлений СС понадобилась довольно компактная машина, назовем ее подземной лодкой, – продолжил разговор с выступавшим Шляйф. – Она должна за раз проходить несколько километров в вертикальных и горизонтальных толщах пород любой сложности. Иметь экипаж из 3-4 человек, надежную двигательную установку, обладать запасами кислорода на борту. Быстро разбираться на несколько частей, чтобы можно было ее транспортировать по суше или морем.

Дискуссия проходила на вилле «Вурмбах» по адресу Пюклерштрассе, 14 в германской столице, где располагалась штаб-квартира «Аненэрбе». А лица, пришедшие выслушать Риттера, были ведущими сотрудниками аппарата СС и «Аненэрбе».

– Для ускорения разработки предлагаю вам воспользоваться проектом одного русского изобретателя, чертежи которого попали к нам еще до Первой мировой войны в результате плодотворной деятельности германской военной разведки, – сообщил докладчику Шляйф, протянув ему кожаный портфель с документацией горного инженера Рассказова.

Потребность в таком мобильном подземном средстве передвижения возникла в «Аненэрбе» сразу же после основания института в 1935 году. Возможность быстрого проникновения в полости и тайники глубокого залегания, где могли быть спрятаны древние артефакты или старинные материальные ценности, привлекало верховное руководство нацистов, имевших виды на египетские пирамиды в Гизе, подземелья Гренландии и Кольского полуострова, лабиринт Минотавра на Крите. Повреждение культурных памятников при таком «археологическом обследовании» их нисколько не заботило. Конечно, доступ к вышесказанному целиком зависел от успехов вермахта на будущих полях сражений Второй мировой войны.

Вернувшись с очередной презентации своего проекта и заручившись письменным договором на создание подземной лодки для одного из управлений СС и отдела вооружений вермахта, Генрих Риттер незамедлительно выехал ближайшим поездом в предместья Эссена, где проживал сам и где находилось его проектное бюро, а также техническая мастерская. Инженер занимался здесь разработкой оборудования для горнодобывающей промышленности, являвшейся приоритетной для его родной Рурской области, богатой на залежи каменного угля.

В течение нескольких месяцев изобретатель упорно работал над своим новым детищем, тщательно обдумывая конструкцию его отдельных узлов. Он построил виварий для кротов, наблюдая за их жизнью в большом плоском ящике, застекленном с одной стороны и заполненном землей. Там исследователь поселил двух отловленных животных, сразу же начавших рыть ходы, соединив их со временем в настоящий лабиринт. Риттер подметил, что крот при прокладке прохода вминает вырытый грунт своей крепкой холкой в его свод, чтобы он потом ему не мешал.