Колледж Некромагии. Самый плохой студент

– Вот как? – преувеличенно заинтересованно промолвил ректор.

– Оговорился, виноват. Почти ритуальное захоронение. Известна методика создания зомби – жертва вводится в транс, после чего хоронится, чтобы некоторое время спустя быть извлеченной и особым образом воскрешенной. Пока она лежит в могиле, погибает мозг, и после того, как покойника оживят, появляется зомби – вроде как живое, но совершенно неразумное существо, которое прекрасно понимает человеческую речь и способно выполнять полученные приказы, но само говорить не может и проявлять инициативу не в состоянии. Проще говоря, они даже поесть без команды: «Ешь вот это!» – не могут. Зато с послушанием у них все в порядке…И с работоспособностью…

Мэтр невольно сделал паузу, которую ректор прекрасно понял:

– Практически идеальные студиозусы, не так ли?

– Если бы! – усмехнулся некромант. – Головы-то пустые, что у тех, что у других. И если среди наших оболтусов еще встречаются умники и умницы, то среди зомби мыслящее существо найти нельзя. Им мыслить нечем!.. В общем, на первый взгляд, можно было подумать, что тут тоже кто-то пытался создать такого вот зомби и с этой целью захоронил живого, но одурманенного человека. Однако, имевший место выброс жизненной силы, а также ее объем свидетельствовал о том, что жертва не была одурманена и просто-напросто скончалась, заживо погребенная.

– Ну, это не такое уж из ряда вон выходящее событие! – отмахнулся ректор, перед мысленным взором которого стройные ряды студиозусов маршируют из столовой на лекции, а потом также строем идут в общежитие, где ложатся спать. И никаких тебе ночных гулянок, никаких драк, никакого нарушения дисциплины…А что, если… Говорят же, что если очень хочется, но нельзя, то все равно можно! – И подобное случается, как ни прискорбно это признавать! Родственники любой длительный обморок или летаргический сон воспринимают, как смерть и порой хоронят мертвеца даже без отпевания – утром помер, днем закопали, вечером помянули, а через сутки встали и спокойно пошли по делам. А жертва их ошибки умирает мучительной смертью и превращается в упыря, отправившись мстить своим родичам за фатальную поспешность.

– Да, я знаю, что в этом случае через девять или сорок дней на свет появляется упырь, – отмахнулся некромант. – Но чаще всего это случается от незнания. А здесь все указывало на то, что могильщики прекрасно знали, что хоронят живого человека, что в гробу не покойник.

– То есть… убийство?

– Да.

– И вы…

– В некотором роде свидетели. Ибо любой практикующий некромант подтвердит мои слова – в могилу был зарыт живой человек. Зарыт нарочно! И для этого была использована одна из относительно свежих могил на территории кладбища, где уже лет двадцать, как не хоронили никого постороннего. На обычном, часто посещаемом и активном кладбище, где почти каждый день кого-то хоронят, сложнее замести следы. Там больше посетителей. Тут же практически никого нет. Десяток монахов и столько же постоянных прихожан, присмотревших себе местечко рядом с отцом, дедом, дядюшкой – вот и все. Да тут неделями никто не появляется. А скоро зима. Если все откроется, с эксгумацией придется ждать до весны. А за это время…

– Вы правы, мэтр, за это время может произойти что-то еще…

– Вот я и подумал… что нам делать, милорд ректор? – преподаватель некромантии только что в глаза начальству не заглядывал.

– Ничего, – помолчав, отрезал ректор. – Ничего такого, что может навлечь подозрение на наш Колледж. Вы понимаете, что это может бросить тень на всех нас? Этот несчастный, кем бы он ни был, обречен превратиться в упыря. Через сорок пять дней…

– Через сорок пять дней – Святая Ночь*, – припомнил некромант. – Его появление должно быть подготовлено с большой помпой…

(*Святая Ночь – последний день грязеня, второго осеннего месяца. Считается днем разгула нечистой силы, после которого она впадает в спячку до весны.)

– Или наоборот, о нем должны будут все забыть. Тот или те, кто отправил несчастного на тот свет, даже не рассматривали такую опасность, как упырь.

– Но ведь это убийство! И мы можем…

– Мы ничего не можем, мэтр, – ректор шлепнул ладонью по столу. – Ни отыскать убийцу, ни привлечь его к ответственности. Ибо мы – некроманты! Про нас скажут, что мы пытаемся замести следы… Но потом – как мы найдем имя убийцы и его жертвы? И зачем? Чтобы восторжествовала справедливость? Хорошо, пусть так. Но пока это напрямую не связано с нами, мы не должны ни словом, ни жестом не выдать, что нам что-то известно. Это уже головная боль городских некромантов. Я могу даже написать одному из них – мол, среди наших кругов ходят такие странные слухи о том, что на старом кладбище что-то творится. Попрошу проверить все документы… скажем, у тех, кто умер в этом учебном году. И это – самое большее, на что мы можем рассчитывать.

В это время с грохотом распахнулась дверь.

Мэтр Сибелиус успел только вздрогнуть. Порог ректорского кабинета даже не переступил, а перепрыгнул преподаватель алхимии мэтр Анастасий.

– Бес! – хором воскликнули оба мужчины. Один – от неожиданности, а другой – из солидарности. – Ну, нельзя же так врываться!..

– Караул, – профессор-алхимик прикрыл за собой дверь и дальше общался громким шепотом. – Обокрали! В Колледже завелся вор!

– Да? – собеседники переглянулись. – И кто жертва?

– Я!

– Постойте, обокрали вас?

– Да! Да! Именно меня, – мэтр Анастасий чуть не прыгал на месте, размахивая руками. – Я – жертва беспредела! Но, по счастью, у меня есть подозреваемый. И даже не один!

– Вот как, – изобразил заинтересованность ректор. – И кто же это?

– Третья группа четвертого курса некромантии, – отбарабанил алхимик с таким видом, словно он заранее знал, какой вопрос зададут. – Они были у меня на занятии. Первый час был посвящен их домашним работам, второй – самостоятельному составлению эликсиров. Были даны десять ингредиентов. Требовалось создать хотя бы по капельке максимальное количество разных эликсиров, по-разному тасуя эти колоду… Конечно, им разрешалось использовать и, так сказать, то, что под ногами валяется – вода, прядь волос, нитка из одежды…Они прекрасно справились с заданием. Меньше пяти вариантов различных эликсиров ни у кого не было! А студиозус Жижка вообще создал четырнадцать, да еще и вывел формулу, по которой можно было рассчитать время действия каждого эликсира. Я был доволен… И вот после занятий замечаю, что дверца шкафа приоткрыта.

– А вы случайно не заметили, была ли она закрыта до начала занятий? – вкрадчиво промолвил ректор.

– Вы подозреваете меня в том, что я страдаю рассеянным склерозом? – все-таки подпрыгнул мэтр Анастасий. – Вы сами-то поняли, что сказали? Чтобы я, алхимик с двадцатилетним стажем, и мог что-то забыть? Я держу в голове несколько сотен различных рецептов, мне даже нет нужды смотреть в справочники, чтобы определять растения, идущие на изготовление того или иного снадобья, я еще ни разу не жаловался на память…

– Но, с другой стороны, все когда-то происходит в первый раз, – перебил его ректор. – Так, может быть…

– Вы верите каким-то студиозусам больше, чем мне?

Ректор пожал плечами:

– Пока вы не представите убедительные доказательства – увы…Напомните, что за группа была у вас?

Алхимик покачал головой, явно намекая, что с памятью не все в порядке у кого-то другого.

– Третья у четверокурсников, – повторил он.

– Странное совпадение, – тут же откликнулся молча сидевший в сторонке мэтр Сибелиус, – и у меня тоже.

– Что, у вас тоже что-то пропало? – мигом развернулся к нему алхимик. – Видите. Милорд ректор, это уже…

– Это пока еще совпадение, но вчера именно во время прохождения практики этой группой имел место весьма странный случай… впрочем, он не имеет прямого отношения к молодым людям. Просто именно они оказались свидетелями проступка, совершенного кем-то, пожелавшим остаться неизвестным.

– Однако, даже в гражданском суде двух свидетельств достаточно для вынесения приговора, – взвился алхимик. – Милорд ректор, я настаиваю на том, чтобы над третьей группой установили жесткое наблюдение! Может быть, даже навесить на них поисковые заклятья…

– Нет! – жесткая ладонь ректора упала на стол с такой силой, что подпрыгнуло не только все, что на нем лежало или стояло, но и оба преподавателя. – Один случай – это случай. Два случая – совпадение и ничего больше. Три – уже статистика. Когда – и если – ко мне придет третий наш коллега и скажет, что с третьей группой четвертого курса происходит или произошло что-то из ряда вон выходящее, только тогда – и то, если это свидетельство окажется достаточно серьезным! – только тогда я и приму решение об установлении наблюдения. А пока – все свободны. Отправляйтесь на свои рабочие места, коллеги и займитесь своими прямыми обязанностями!

Он не прибавил более ни слова, не сделал ни одного жеста, но некромант и алхимик одновременно повернулись и направились к дверям.

Не подозревающие о том, какие тучи собираются над их головами, студенты четвертого курса собрались перед дверью в лекционную аудиторию. Почему-то никто не спешил заходить, все топтались у порога, переглядывались, перешептывались, кто-то торопливо листал справочники и конспекты, кто-то прислушивался к доносящимся изнутри шорохам, но ни одна рука не тянулась к дверной ручке.

– Что стоит? Кого ждем? – бодро поинтересовалась Изольда, вместе с Ханной подходя к остальным.

– Тс-с… Тихо! – зашипели на девушек со всех сторон. Ханна тут же понятливо закивала и поднесла палец к губам – мол, поняла, молчок.

– Да что случилось-то? – не сдавалась ее подруга.

– Там кто-то есть! – приблизив губы к ее уху, шепнула Ханна.

– Где?

Вместо ответа девушка указала на дверь.

– И что с того?

– Да ты помолчишь или нет? – зашикали на нее со всех сторон, так что Ханне пришлось за локоть оттащить Изольду подальше, к окну.

– Подождем, – рассудила она. – Все равно помочь вряд ли сможем. Если там Жижка…

– Жижка сидит в аудитории?

– Нет. Но Жижка может определить, кто там прячется и…

– И что?

– И только после этого мы можем попытаться нейтрализовать ту тварь, которая там прячется.

– Тварь? Ты хочешь сказать, что там…

– Там может быть любое чудовише. Понимаешь, любое! И, если мы войдем без защиты, оно может кого-то из нас сожрать!

– Ой-й-й…

Хлоп! Ханна успела зажать подруге рот прежде, чем она завизжала.

– Чего орешь? Это аудитория, где нам читают лекции по нежитеведению!

Девушка замолчала и уставилась на студентов, которые все переговаривались и время от времени прислушивались к звукам из-за двери. Кто-то уже нашел в учебнике подходящий отрывок и тыкал в него пальцем, привлекая внимание остальных. Низкорослого Оливера Жижки видно не было, зато маячила светлая шевелюра Рихарда, а все знали, что где один, там и другой.

– И что, вот так всегда? – прищурилась Изольда. – Вы часами топчетесь под дверью прежде, чем войти?

– Ну, бывало, что переступить порог мы могли только в присутствии преподавателя, – припомнила Ханна. – А бывало, что там никого и не было, и мы зря опаздывали на лекцию.

– А что будет, если мы так и не сможем войти в аудиторию? Занятие не состоится?

– Состоится. Два раза, – произнес мрачный голос рядом.

К удивлению Ханны, рядом с ними обнаружился Оливер собственной персоной. Парень выглядел не лучшим образом – вспотел, волосы взлохмачены, взгляд растерянный и сердитый.

– Ну? – выдохнула Ханна.

– Не знаю! – огрызнулся он. – Я ничего не чувствую! Понимаешь? Ни-че-го! Пусто! Не стерильно, конечно, после того, как там побывало столько нежити и даже парочка мроев*, но ничего нового я не чувствую!

(*Мрой – дух похороненного заживо человека. Подробнее см. «Записки провинциального некроманта»)

– А может, там что-то старое?

– А может быть, вспомнишь, что мэтр Йоганн никогда не повторяется? – фыркнул Оливер.

Ханна вздохнула и покачала головой. Вот уж этого она точно не могла припомнить.

– Ты хочешь сказать, вы перед каждой лекцией все эти годы торчали под дверью и пытались войти? – Изольда добивалась полной ясности.

– Практически да. Первые две седмицы, когда нам только начали читать курс нежитеведения, мы входили беспрепятственно, а потом однажды – ба-бах! – и подсадили шумного духа. И с тех пор мэтр ни разу не повторился.

– Но это невозможно! Где он берет столько видов нежити?

– Он еще и нечисть использует, – мрачно буркнул Оливер. – И иногда нелюдей тоже. Вампира вот в прошлом году запер. Голодного.

– Бедненький, – вздохнула Ханна.

– Кто? Вампир? – изумилась Изольда. – Ты этих тварей жалеешь? Они же уроды! Чудовища! Мутанты! Мы для них – еда. Они не способны на чувства, не могут…

– Они – больные люди! – кинулась в бой Ханна. – Они не виноваты, что заболели! И если эта болезнь неизлечима, это еще не повод, чтобы делать человека изгоем! Это не вампиры сами по себе жестоки – жестоки люди, которые выбрасывают своих заболевших родственников на улицу вместо того, чтобы хоть как-то им помочь! Хотя бы поддержать морально и попытаться облегчить им существование! А жестокость порождает только жестокость! – она почти кричала, но – странное дело! – никто из студентов не пытался попросить Ханну Руге говорить потише.

– Чего ты разошлась-то, подруга? – воскликнула Изольда. – Подумаешь, вампиры!

– У нее мама от вампиризма умерла, – Оливер обнял подругу за плечи. – Заразилась, стала вампиром, а родные взяли и выгнали ее из дома. Даже с Ханной попрощаться не дали. Она потом умерла. От голода и… болезни. Вампиризм же не лечится, от него рано или поздно умирают. Можно только продлить существование на какое-то время – с помощью донорской крови. Но конец все равно один…

Ханна обняла друга за шею и расплакалась.

– Зачем они… так? – всхлипывала она. – Я бы за нею ухаживала…Она бы…мы бы вместе что-нибудь придумали… А папа… зачем он…Почему-у-у…

– Он боялся. Люди боятся вампиров, путая их с упырями.

– И те, и другие пьют кровь, – высказалась Изольда. – И те, и другие порой ради этого убивают. И те, и другие, по сути дела, мертвы. И, между прочим, из тех, кто умер от вампиризма, самые жуткие упыри и получаются! Потому что после смерти у них все инстинкты высвобождаются!

– Зачем ты так? – воскликнул Оливер. – А если бы это была твоя мама?

Блондинка поджала губы.

– Ой… ну, это… извини, мне жаль твою маму, но…

– Ничего, – Ханна с усилием выпрямилась, ладонью вытерла слезы. – Я в порядке… Я потому сюда и поступила. Хотела стать целительницей и найти лекарство от вампиризма, чтобы и другие не заражались, а если заражались, то чтобы можно было вылечить. Не хватило одного балла… А сюда как раз прошла. И осталась, – она вздохнула. – Здесь интересно…

– И можно спокойно уничтожать вампиров, чтобы они не заражали остальных, – подхватила Изольда. – А что такого? Месть – это тоже благородно!

– Смотря, кому и за что мстить! – рассудительно промолвил Оливер. – Да что они там копаются? Неужели мэтр на сей раз какую-нибудь новую тварь для нас отловил?

Студенты так и не смогли пока попасть внутрь аудитории – несмотря на то, что уже минуту назад прозвучал колокол, призывающий на занятия. Дискуссия у порога разгоралась нешуточная. Одни считали, что пора звать на помощь преподавателя. Другие стояли за то, что стоит продолжать попытки – мол, на работе не к кому будет бежать за помощью. Нашлись и такие, кто предлагал подождать еще немного, а потом просто уйти – мол, занятие сорвано и не по вине учеников.

– Что будем делать?

Ханна задала этот вопрос вроде как сразу всем, но откликнулась на него только Изольда.

– Что делать? Действовать! Эх, мужчины!

Тряхнув светлой косой, она решительно протолкалась к дверям. Спихнула чью-то руку, попытавшуюся цапнуть за локоть:

– Отвали!

– Куда лезешь? – девушка узнала Рихарда Вагнера и смерила его презрительным взглядом:

– Тебя не спросила!

– Именно что не спросила. Мы не знаем, что там притаилось…

– Вот я сейчас это и выясню. Эх, вы! А еще некроманты!

С этими словами Изольда решительно распахнула дверь и переступила порог.

Секунда… другая…

Глава 5.

Тишина.

– Ну, и нашли, чего бояться! – студенты хором выдохнули, услышав сердитый шепот Изольды. – Тут никого и ничего… Ой! А это что за-а-а-а…

Студенты сорвались с места с такой скоростью, что первые двое застряли в дверях.

– Назад!

Сорванный хриплый голос приковал всех к месту. Образовался небольшой водоворот – кто спешил подчиниться, кто – наоборот. В результате толпа кое-как расступилась, пропуская в аудиторию преподавателя – рыхлого высокого лысеющего мужчину лет пятидесяти со слегка опухшим лицом в заляпанной чем-то мантии. Разминая пальцы, он пошел внутрь. Изольды не было видно, но из аудитории доносился достаточно красноречивый хрип.

– Свет! – короткий приказ был подкреплен яркой вспышкой – загорелись выставленные на кафедре свечи. Резко запахло цветами и ладаном, после чего послышался громкий стук распахнутого окна и пронзительные, на грани слуха, тоскливые вопли, от которых у многих заныли зубы, а кто-то схватился за голову и даже за сердце.

– Все, можно заходить!

Студенты один за другим, толкаясь и озираясь, протиснулись в дверь.

– Смотрите под ноги!

Пол между партами и перед кафедрой был присыпан тонким слоем не то пыли, не то пепла. То есть, должен был быть присыпан, но в некоторых местах его уже затоптали и стерли. Два из четырех окон были распахнуты настежь, впуская холодный осенний воздух.

– Плохо, очень плохо, господа студиозусы, – преподаватель нежитеведения мэтр Йоганн распахнул третье окно и помахал перед носом ладонью. – В боевых условиях мы имели бы труп. А может, даже не один. Но у вас есть возможность реабилитироваться… если кто-то сообразит, с кем или чем вам пришлось столкнуться, и что вы сделали не так… Жижка, молчать!

Уже поднявший руку и открывший рот Оливер так и застыл. В глазах его мелькнула боль.

– Кто-нибудь кроме студиозуса Жижки знает ответ на этот вопрос?

– Следы, – один из парней присел на корточки перед незатоптанным участком пола. На ровном слое белесой то ли пыли, то ли пепла выделялись крестообразные отпечатки.

– Хорошо, студиозус Крамер. Что вы можете сказать об этих следах?

– Это навьё, – не вставая, парень поднял голову.

– Правильно. А что такое навьё?

Стоявшая рядом с Крамером девушка подняла руку:

– Навьё или навь, если в единственном числе – посланцы мира мертвых. По сути дела, это – переродившиеся души умерших. Их появление, как правило, ничего хорошего не означает… Чаще всего навьё являются провозвестником каких-либо несчастий, могут переносить моровые поветрия и эпидемии. В летописях некоторых городов можно найти упоминания о том, что навьё бьет людей.

– Хорошо, студиозус Крамерова, – кивнул преподаватель. – А как справиться с навьём?

– Э-э… – юноша и девушка переглянулись.

– Понятно, – тот отвернулся от парочки, обвел остальных взглядом. – Что, у всех память отшибло?.. Жижка, молчать! Я и так знаю, что вы все знаете!

На Оливера было жалко смотреть. Прячась от взгляда преподавателя, он спрятался за чужими спинами и стал жестами и мимикой показывать правильный ответ в надежде, что хотя бы кто-нибудь сообразит, что надо сказать.

– Э-э, – Рихард первым разгадал, что хотел показать приятель, – навьё боится свечей… То есть, света!

– Именно, студиозус Вагнер. Как любое порождение мрака, оно боится света. А еще?

– Тепла?

– Если вы имеете в виду огонь, как источник тепла, то близко. Но сам огонь чье порождение?

Оливер бросил выразительный взгляд на распахнутые окна, и этот взгляд не остался незамеченным.

– Солнца?

– Именно. Поэтому я заранее позаботился закрыть окна шторами, чтобы создать полумрак. И пасмурная погода тут мне сыграла на руку. Солнца нет, но свечи – вернее, пламя свечей – его с успехом заменило. А вот что притягивает навьё?

– Жизнь?

– А точнее, жизнь, стоящая на грани. Навьё, как любые хищники, предпочитают нападать на слабых. Старики, дети, больные или только что пережившие болезнь или сильное потрясение… Иногда приманкой может служить царапинка или ссадина… Да вообще любая слабость. Например, страх.

– Но тогда выходит, что слабостью может стать все?

– Да.

– И как тогда…

– Вот об этом давайте порассуждаем на сегодняшней лекции. Рассаживайтесь, господа студиозусы… И вы вылезайте, барышня!

Студенты направились к партам, аккуратно обходя отпечатавшиеся в пыли следы. Профессор наклонился, подавая руку Изольде, которая выбиралась из-под кафедры на четвереньках.

– Мило! Очень мило! Позвольте помочь?

Он протянул девушке руку и улыбнулся, когда ее пальцы оказались в его ладони.

– Мило, – повторил он, осматривая ее лицо и фигуру, – вы новенькая? Почему я вас раньше не видел?

– Я только недавно перевелась…– пролепетала Изольда.

– Отлично. Как ваше имя?

– Швец. Изольда Швец.

– Отлично. Можете идти на свое место, студиозус Швец… А мы, господа хорошие, поговорим с вами о том, как живым существам защититься от неживых. Студиозус Швец!

Изольда, едва успев добраться до парты, за которой ей заняла местечко Ханна, так и подпрыгнула.

– Студиозус Швец, поведайте миру о том, почему вы, ничтоже сумняшеся, вошли в аудиторию, которая была полна нежити? Вы этого не знали?

– Я этого и не обязана была знать, – промолвила девушка. – У нас раньше…ну, дома… там такого не было!

– А здесь такое есть, ибо мы готовим некромантов, а не кисейных барышень, которые падают в обморок при виде улитки!

– Но я не падаю в обморок! И вообще, – она с вызовом расправила плечи, – поскольку я новенькая, вы должны сделать мне скидку…

– Скидки бывают в лавке при распродаже залежалого товара, – парировал профессор. – А я мог бы проявить снисхождение…

– Это одно и то же.

– Вот как? В таком случае, может быть, нежить и нечисть тоже одно и то же?

– А…ну…да. То есть, – заметив, как затаила дыхание аудитория, пошла на попятную девушка, – это как бы не одно и то же. Нечисть – это нечистая сила. А нежить…

– Неживая сила…

– Да!

Ханна тихо охнула.

– И вы, конечно, знаете, чем нечистая сила отличается от силы неживой?

– Разумеется! Нечистая сила несет человеку зло, а неживая…

– Добро?

– Н-нет, – Изольда сообразила, что говорит что-то не то. – Она тоже несет зло. А отличается она тем, что исходит от неживого. То есть, от нежити.

– Неживая сила – это нежить и исходит от нежити, – склонил голову набок профессор. – Я вас правильно понял?

– Вы меня запутали, – огрызнулась Изольда. – Мы такого не проходили! Мы проходили, кто такие домовые, водяные, лешие…

– И кто же?

– Духи. Обычные духи, названные так по месту обитания. Домовые – это духи дома, водяные – это духи воды, лешие – духи лесов. Есть еще поляницы, полудницы, водяницы, болотники, ручейники…– она запнулась, морща лоб. – Вспомнила! Еще банник и овинник! Вот.

– Хорошо. И кто это, по-вашему? Нечистая сила или…

– Нежить!

– Уверены?

– Да. Это ведь все неживая природа…

Рихард тихо усмехнулся. Стерва или нет, но эта Изольда хорошо держится. Несет чушь с таким видом, как будто уверена в своей непогрешимости. Хотя, кто знает, может, и уверена. Блондинки – они такие!

– Чудовищные пробелы в элементарных знаниях, – покачал головой мэтр Йоганн. – Но, – он пристально посмотрел на девушку, – у вас есть неплохой шанс наверстать упущенное. Несколько дополнительных занятий – и не вы только догоните остальной курс, но кое-кого и перегоните. До уровня Оливера Жижки вам не подняться, но кое-кого вы уже после двух-трех индивидуальных уроков заткнете за пояс. Например, студиозуса Вагнера.

Изольда мигом обернулась туда, где на задней парте скромно восседал Рихард и смерила его оценивающим взглядом. Сама она при этом, естественно, не видела, как на нее смотрят со всех сторон – и особенно со стороны кафедры. Парень улыбнулся и подмигнул девушке, и та фыркнула с видом оскорбленного достоинства:

– Я согласна!

– Вот и отлично. В таком случае, жду вас завтра в шесть часов вечера здесь, в этой аудитории. Занятия завтра заканчиваются в пять часов, так что нам никто не помешает заниматься.

Изольда кивнула и села на свое место. Ханна таращила на нее глаза и не могла вымолвить ни слова.

– А вы, господа студиозусы, доставайте перья и бумагу и приступим к нашей лекции, – вернул ее с небес на землю голос профессора. – Тема: «Навьё. Виды. Роды. Особенности морфологии и поведения. Способы защиты».

Мужчина метался по комнате, как зверь по клетке. Он то присаживался, то вскакивал снова. То подходил к окну, глядя на внутренний двор, то отбегал от него. Торопливые шаги заставили его кинуться к дверям: