Девилз-Крик

Вот только, Эзикиел, это был не простой смертный. Это был твой отец. Твой спаситель. Он был словом, голосом и рукой Господа. Был. И есть. Однажды наступит расплата, о да, поскольку твой отец не закончил свои дела. Прямо сейчас он выбирается из ада и как спаситель еретиков возвращается домой, чтобы освободить свой народ.

Рассудок Зика погружался во тьму, и его воображение снова стало играть с ним злые шутки. Это призрачное поселение тревожило его, заставляло нервничать как никогда раньше. Он чувствовал себя нарушителем, забравшимся на кладбище. Люди, которые снялись с насиженных мест, распродали все свое имущество и отдали вырученные деньги отцовской церкви за обещание построить посреди леса утопию, все они умерли здесь. Их духи будут бродить здесь всю оставшуюся вечность, рука об руку, снова и снова проигрывая последние мгновения своей жизни.

– Хватит, – произнес Зик, не обращая внимания на стук своих зубов. – Ты пугаешь сам себя.

Возможно, дело в темноте. Возможно, в том, что он в пустой деревне мертвецов. Возможно, в том, что его друг до сих пор не вернулся.

Вот дерьмо.

Зик встал и осторожно подошел к дверному проему. Выглянул наружу. Лунный свет сочился сквозь деревья, освещая тропу, проходящую через заброшенный лагерь.

– Вэйлон? – Лес шелестел и дышал вокруг него. Зик прочистил горло и позвал громче: – Вэйлон, хватит валять дурака, мужик.

Лес не ответил, его друг тоже молчал. Холодок снова пополз по нему, заставив дрожать целую минуту, пока он не взял себя в руки.

«Это глупо, – подумал он. – Ты пугаешься на ровном месте. А тот придурок спрятался где-то там и смеется над тобой. Он с самого начала знал, что́ это место значит для тебя, и привез тебя сюда, просто чтобы поиздеваться над тобой».

– И у него получилось, – пробормотал Зик. Лес впитал голос, заглушив первобытными звуками природы – стрекотом сверчков, писком грызунов в кустах ежевики, шелестом листьев на ветру, слишком холодном для этого времени года. Он снова окликнул Вэйлона и подождал, слушая тяжелый стук сердца у себя в груди.

Раз одна тысяча.

Два одна тысяча.

Три одна тысяча.

Четыре одна тысяча.

Утробный крик разорвал ночь, уничтожая всякую надежду на то, что это была шутка. С бешено колотящимся сердцем, ковыляя на ватных ногах, Зик выбрался из хижины под искаженный лунный свет. Он снова позвал Вэйлона, но друг молчал. Лес поглотил его крики так же легко, как и рассудок. Тусклый свет луны спроецировал на подлесок призрачные, похожие на марионеток тени. Все шевелилось вокруг, движимое ветром, а постоянный шелест листвы наполнял голову змеиным шипением.

Растерянный, с сердцем, охваченным ледяным ужасом, который он не испытывал с детства, работая ногами как поршнями, Зик Биллингс заставил себя двинуться в темноту. Он проследовал по смутным очертаниям тропы через центр деревни, мимо дюжины заросших построек, чьи грязные окна были заполнены лицами мертвецов. Он видел их краем глаза, пока бежал, говоря себе, что их там нет, что это игра лунного света и древесных ветвей, дополненная бурным воображением.

Его стремление найти Вэйлона подпитывалось желанием покинуть это место, навсегда забыть безмолвные воспоминания о рабстве и проклятии, отбросить их обратно в темные залы своих кошмаров.

Поэтому он бежал. Бежал, пока призрачная рука не сдавила ему ребра, сжимая их все сильнее с каждым шагом. Бежал, пока сердце не начало дымиться, а легкие не объяло огнем. Обливаясь слезами, он несся к прогалине. Каждый шаг давался труднее, чем предыдущий. И когда ноги запнулись о гнилую кору лежащего на пути бревна, он с удовлетворением воспринял свое падение. Твердая, пахнущая плесенью почва и мягкая трава соприкоснулись с его лицом.

Оттолкнувшись от земли, Зик поднялся на колени. Вытер глаза, и, когда зрение, наконец, прояснилось, сердце у него ушло в пятки.

– Нет, нет, нет, только не здесь. Где угодно, только не здесь…

В центре прогалины возвышался холм Кэлвери-Хилл, старая каменистая тропа на его склоне заросла сорняками. Церковь, конечно же, давно исчезла, сгорела дотла несколько десятилетий назад, но ее призрак остался стоять в окне его воображения.

На небе, прямо над холмом, словно немигающее Божье око висела полная луна. Его голову заполнили слова Сьюзан, воспоминания из того далекого времени, когда мир еще имел для него какое-то подобие смысла. Сегодня полнолуние.

Зик стоял на коленях, таращась на безмолвный монумент из своего детства, недоверчиво наблюдая, как дышит лунным светом земля. Он был настолько зачарован этим зрелищем, что не заметил у края зоны видимости какое-то движение.

За спиной у него раздалось хлюпанье. Чавканье, треск и хруст. Шип страха впился ему в живот, наполняя парализующим холодом, высасывая последнюю каплю решимости. Зик медленно повернул голову на звуки, сердце у него снова бешено забилось, когда он увидел огромную тень, склонившуюся над мертвым стволом.

Тень сдвинулась с места, позволив лунному свету упасть на бревно, и Зик замер от ужаса.

На траве, распластавшись, лежал Вэйлон. Одна нога вывернута под неестественным углом назад, остекленевшие глаза устремлены в безразличное небо, а на лице застыла причудливая гримаса агонии. Рубашка у него была разорвана, а в груди зияла кровавая дыра. От теплых внутренностей поднималась тонкая струйка пара.

Тень сунула руку в зияющую полость, отломила одно из ребер и принялась высасывать костный мозг.

– О боже, – пробормотал Зик. Его слова скорее походили на хрип, и тень услышала его. Она подняла голову и повернулась к нему, явив лицо, заляпанное грязью и кровью. В сальных волосах твари копошились черви, ползали по лбу вокруг старой огнестрельной раны. Хрустя ребром Вэйлона, тень посмотрела на Зика. Глаза у нее светились – две сапфирных сферы, парящих в темноте.

Зик Биллингс воочию встретился с лицом из своих кошмаров и пронзительно закричал.

Джейкоб Мастерс сверкнул мрачной улыбкой и прохрипел:

– Мой маленький агнец.

Глава восьмая

1

Лунный свет сочился тонкой пеленой в открытое окно спальни, и Сьюзан Прюитт стояла в его сиянии, отчего ее обнаженное тело покрылось бледным блеском. Оззи застонал во сне и попытался перевернуться, но его рука все еще была прикована к стойке кровати, и он замер под неестественным углом, с опущенной к груди головой. Из носа у него вырвался раскатистый храп.

Она посмотрела на него, нахмурившись. Сколько времени, – задалась она вопросом, – потребуется, чтобы он так задохнулся? Или просто задушить его подушкой? Она проиграла в уме последующий разговор: Да, офицер, он был в порядке, когда мы легли спать, хотя и немножко храпел. Нет, он никогда не ходил на исследование сна, хотя я постоянно говорила ему сделать это. Говорят, сонное апноэ – это тихий убийца, но…

От очередной трели храпа, заполнившей комнату, пол завибрировал у нее под ногами.

«Возможно, и не такой тихий», – сказала себе Сьюзан, чувствуя внезапное тепло между ног. Она подумала о том, чтобы разбудить его и устроить новую «скачку», но выпитые им в баре шоты уже сотворили чудеса. Он полчаса пытался добиться эрекции, но к тому времени она уже спала – жар ее желания угас, сменившись холодной влажной скукой. Такое воздействие на нее оказывал Оззи Белл. И она праздно задалась вопросом, как такой здоровяк, столь высоко отзывавшийся о своих способностях, может быть таким скучным.

«И иметь такой маленький член, – подумала она, ухмыльнувшись. – Хотя даже маленькие вещи имеют свое предназначение».

Жители Стауфорда любили почесать языком. И в последнее время предметом этой болтовни становились многочисленные вечера, которые она проводила в городе вместе с Оззи.

Шеф нашел себе милую девушку для серьезных отношений…

О, но разве она не из бедных детей из той церкви…

Она из «Стауфордской шестерки», верно…

Может, шеф Белл найдет себе кого-нибудь получше, кого-нибудь с прошлым почище…

Работая в бургерной, Сьюзан была знакома с самыми разными сплетнями, что было одной из причин, по которой она занимала эту должность последние шесть лет. Ее поражало то, сколько всего можно узнать, просто притворившись, что не слушаешь. Праведные стауфордские баптисты любили почесать языком. Она не думала, что их пустые сердца могут вмещать столько секретов.

– Пусть болтают, – прошептала она в пустоту, снова переводя взгляд на луну. Ее наперсница, сияющий портал и проводник. Сколько разговоров она провела с луной? Бесчисленное множество, конечно же. Но о своих сердечных желаниях не осмеливалась говорить с кем-либо еще, даже с Оззи. Стауфорд не умел держать язык за зубами. И ей меньше всего нужно было, чтобы ее заклеймили ведьмой, как Имоджин Тремли. Но луна будет ее слушать и не будет осуждать. Луна присматривала за ней, направляя в делах, которые можно творить лишь в сумеречные часы. Сквозь ее немигающее око с ней говорил отец. Рассказывал свои секреты. Посвящал в свои планы. И она ждала.

Через луну отец повелел ей возлечь с начальником городской полиции. Он станет твоими глазами и ушами. Будет твоим щитом. И, как послушная дочь, она делала это уже несколько месяцев, глотала семя Оззи. Чтобы угодить своему ухажеру, открывалась ему в тех местах, куда он не должен был проникать.

Через луну отец повелел ей осквернить дом той еретической ведьмы. Надругаться над местом, где она родилась. И над местом, где она гниет в земле. И как послушная дочь, она поехала в хозяйственный магазин и купила баллончики с краской. Пометила старый викторианский дом на окраине города, а затем надгробие Имоджин. Вот только она слышала, что кладбищенский смотритель обнаружил ее граффити и смыл краску с отделанного гранита. Через несколько дней Сьюзан поехала на кладбище, чтобы закончить свою работу, но увидела там Джека Тремли. И эта встреча ошеломила ее. Она вовсе не ожидала, что он вернется. Хотя не важно. Она продолжит делать то, что велит отец.

Через луну он повелел ей ждать. Когда все еретики сгниют и луна снова станет полной, я вернусь к тебе, дочь моя. Мы построим рай на пепелище этого мира.

И, как послушная дочь, она ждала, отмечая в своем календаре дни до первого полнолуния после того, как Имоджин Тремли была предана земле.

Ждала, глядя на белое око, серебрящее ее тело, разум и душу. Мягкий ветерок шелестел листьями деревьев за окном и наполнял комнату прохладным воздухом. Ее тело покрылось гусиной кожей, а соски затвердели. Она обвела луну пальцем, мысленно формируя священный полукруг.

Капля крови упала на ноготь большого пальца ноги. Сьюзан опустила глаза, гадая, не снится ли ей все это, но тут пролилась еще одна кровавая слеза.

Она посмотрела на луну, на свою протянутую руку, на палец и заметила на запястье кровавый полукруг. Из-под кожи сочились кровавые слезы, следуя чернильным штрихам татуировки, которую она сделала несколько лет назад. Символ, который ее отец выжег у себя на лице, прежде чем та ведьма отняла у него жизнь. Сьюзан в благоговении уставилась на кровоточащую рану на запястье. Глаза наполнились слезами.

Я приду снова, мой маленький агнец. Я был и я есть.

– Ты будешь всегда, – всхлипнула она, давая волю слезам и опускаясь на колени. Кровь текла из раны, забрызгивая ее бедра и пол вокруг, образуя поллоковскую картину, изображающую жертвоприношение и преданность.

Сьюзан с мольбой подняла к окну окровавленную руку. Улыбнулась и сказала:

– Твоя воля и Старые Обычаи неразделимы.

Луна ничего не ответила ей.

2

Луна ничего не сказала и Зику, несмотря на его мольбы и крики. Отец встал перед ним, заслоняя собой лунный свет, и провел покрытой коркой грязи рукой по его волосам. Зик задрожал от его прикосновения, от грубой текстуры крошащихся отцовских пальцев по коже у него пошли мурашки. От затхлого запаха могилы, зловония гнили, десятилетиями лежавшей под слоем золы и земли, закрутило живот. И он дважды давился желчью, угрожающей вырваться наружу.

Мысли в голове у Зика бешено кружились, он был не в силах поверить в реальность происходящего. Его отец умер. Он видел, как Имоджин Тремли всадила одну пулю ему в грудь, а другую – в голову. Видел, как она разрядила весь барабан в истекающий кровью труп отца. Эта гротескная сцена преследовала его всю жизнь, мучая недосыпом и депрессией.

И все же отец стоял сейчас перед ним, покрытый коркой грязи и залитый кровью Вэйлона. Глаза Зика наполнились слезами.

– Не плачь, мой агнец. – Голос Джейкоба был сухим и хриплым, похожим на шелест травы и почвы, выдуваемой ветром с парового поля. – Твой друг добровольно отдал свою жизнь господу. Причащение плотью и кровью. – Он вытер подбородок и улыбнулся. – Нас ждет великий праздник.

Джейкоб схватил Зика за нижнюю челюсть и приподнял ему голову. Зик заставил себя посмотреть в светящиеся голубые глаза твари, некогда бывшей его отцом. Черные черви, прилипшие к лицу преподобного, шарили в воздухе, совершая судорожные круговые движения. Они словно чувствовали слезы Зика и его горе. Словно пробовали на вкус его страх.

– Но я должен знать, маленький агнец, что стало с идолом нашего господа?

Зик не знал, что ответить, он даже не понимал, о чем Джейкоб говорит. Голос подвел его, заставив издать лишь что-то похожее на глухой кашель. Джейкоб схватил сына за щеки и сжал.

– Где идол, дитя?

Но Зик не смог ответить. Вместо этого он стал кричать до боли в горле, взывая о помощи, которая не придет.

Джейкоб Мастерс прижал руку к лицу Зика, заглушая крики своего плачущего, напуганного ребенка. Черные черви, ползающие по коже Джейкоба, лезли Зику в рот, нос и глаза. Мир потемнел, погас, как спичка, но Зик продолжал чувствовать, как толстые пульсирующие существа медленно проникают в его разум.

– Ты поможешь мне найти его, – сказал Джейкоб, проводя почерневшим, раздутым языком по обугленным зубам. – И мы построим рай вместе.

Зик ничего не сказал, его рот был полон земли, червей и вязкой свернувшейся крови со вкусом нефти и тлена. Но он услышал, как в голове, в темноте за глазами, зудящими от прикосновения комковатых ползучих тварей, раздался его голос: «Да, отец. Давай же построим рай вместе».

Джейкоб улыбнулся лунному свету, и круглый знак у него на лбу закровоточил.

3

– Итак, детки, хотите услышать страшную историю?

Брат Бена Тасвелла подкинул дров в костер и дьявольски ухмыльнулся, когда взлетевшие вверх искры растворились в ночи. Извивающиеся в танце языки пламени отбрасывали колышущиеся тени ему на лицо. Бен подумал, что в свете костра Дэниел выглядит как сумасшедший, и неожиданно для себя повторил ухмылку старшего брата. Его улыбка слегка дрогнула, когда он взглянул на Райли и увидел, что его друг, не обращая внимания на огонь, нашептывает что-то на ухо Рэйчел Мэтьюз, и при этом они держатся за руки. Бен отвернулся.

Остальные ребята из молодежной группы возликовали, чем единогласно проголосовали за «страшилки» у костра. Дэн Тасвелл жестом указал на огонь.

– Тогда все сюда. У меня есть для вас одна очень страшная история. – Дэниел подмигнул другой сопровождающей, Гленде Мартин, еще одной студентке колледжа, приехавшей на уик-энд. Она уловила намек Дэниела и ненадолго скрылась в тени. Вернувшись, Гленда держала в руке маленькую черную сумку. Отдав ее Дэниелу, она присоединилась к группе у костра.

Бен наклонился вперед, пытаясь привлечь внимание брата и молча выражая свое любопытство. Что в сумке? «Скоро, – подумал он, – они все узнают». Но, как младшему брату рассказчика, ему нередко делалось исключение, и он хотел быть посвященным раньше остальных детей.

Если Дэниел и заметил любопытствующий взгляд брата, то не подал виду. Вместо этого сунул в сумку руку. Оранжевый свет от костра отражался у него в очках, вызывая ассоциации с хеллоуиновской тыквой-фонарем.

– Вы готовы?

Наевшись зефирками и напившись теплым какао, члены молодежной группы Первой баптистской церкви сгрудились вокруг костра и обратили все свое внимание на Дэниела. Все, кроме Рэйчел и Райли. Они обменивались тихими смешками. Бен пытался привлечь внимание брата, пытался заставить его посмотреть на юную пару, но тот не замечал его, поскольку был слишком занят своим монологом.

На мгновение Бену пришла в голову мысль настучать на Райли по возвращении в город. Он был уверен, что преподобному Тейту будет не слишком приятно услышать, что его сын провел выходные, уединившись с Рэйчел Мэтьюз, но затем щеки у него вспыхнули от стыда. «Нельзя так поступать с другом, – произнес внутренний голос. – Особенно после того, как он сегодня спас тебя от Джимми Корда».

Бен вздохнул. Он был обязан Райли. Все произошло так быстро. Сперва Джимми загнал его в угол – он даже уже не помнил, из-за чего. Затем появился Райли с обеденным подносом. А потом Джимми истекал кровью, а Райли улыбался, и…

– Бен?

Он поднял глаза, вырвавшись из задумчивости.

– Да, Дэн.

– Не отвлекайся, хорошо? У меня здесь почасовая оплата.

Гленда Мартин хихикнула, но остальные дети сохраняли молчание. Бен кивнул брату, чтобы тот продолжал.

– Итак, когда-то здесь была церковь. Много лет назад, до того как в Холли-Бэй построили плотину. Кто-нибудь из вас знает это?

Дети молчали, но Бен вдруг почувствовал, что едва сдерживает волнение. Он слегка подался вперед, испытывая нетерпение. Краем глаза увидел, что Райли, наконец, переключил свое внимание на Дэниела, но мрачное выражение его лица уже говорило о многом.

– Полагаю, что нет. Сейчас мало кто говорит об этом. Не так много их осталось. Дэниел позволил зловещим словам ненадолго повиснуть в воздухе, пока вытаскивал руку из сумки. Белый порошок просыпался сквозь пальцы и оживил пламя. Оранжевый всполох осветил лица детей, и они с благоговейным трепетом переглянулись.

Друг Бена, Тоби Гилпин, пихнул локтем его в руку. Затем, наклонившись, прошептал:

– Чувак, я не знал, что твой брат волшебник.

– Я тоже, – тихо ответил Бен, больше себе, чем другу.

– Эта старая церковь стояла в паре миль отсюда, – продолжил Дэниел. – Здесь, в этом лесу, недалеко от Девилз-Крик-роуд. Раньше там собиралась небольшая группа жителей Стауфорда, и старый служитель по имени Джейкоб Мастерс читал им проповеди про адский огонь и серу. Мой дед называл это «старинной верой». Здесь, в этом лесу, брат Мастерс построил для своих людей целую общину, чтобы они могли совершать свои обряды, не боясь, что им помешают.

Дэниел Тасвелл сделал паузу, скорее для того, чтобы перевести дыхание, чем чтобы усилить эффект, и где-то вдали ухнула сова, заставив некоторых детей вздрогнуть. Прочистив горло, он продолжил.

– Как бы то ни было, пошли слухи, что здесь, в этом лесу, происходит поклонение дьяволу. Люди слышали всевозможные истории о принесении в жертву животных, о странных звуках и свете после захода солнца, о песнопениях и людях в мантиях. Я был совсем юным, когда впервые услышал эти истории, не старше, чем ты сейчас, Бен.

Все дети посмотрели на него, даже Райли. У Бена вспыхнули щеки.

– Все знали, что нельзя ходить в Девилз-Крик. В городе у Джейкоба Мастерса была репутация человека, который немного слетел с катушек. Как и у всех его последователей. Его евангелие отличалось от того, которое мы изучаем по воскресеньям в Первой баптистской церкви. Со временем слухи продолжали множиться, пока однажды не начали пропадать дети.

Члены молодежной группы тревожно переглянулись. Гленда Мартин заерзала на месте и зажала рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Теперь все они были целиком во власти Дэниела.

– Одно наложилось на другое, и вскоре жители Стауфорда собрали толпу. Поехали к церкви Джейкоба, сюда, в лес. И знаете, что они обнаружили?

Бен подался вперед, вслушиваясь в каждое слово брата. Тоби сделал то же самое, как и все остальные. Все, кроме Райли, который теперь сидел, скрестив руки. Глаза у него горели от гнева – такие Бен видел у него лишь однажды, ранее этим днем.

– Они обнаружили пропавших детей – то есть их части, подвешенные на деревья, как китайские колокольчики. Слухи были правдой, и добрые люди Стауфорда начали действовать слишком поздно. Они схватили последователей Джейкоба, чтобы отвезти в город и судить за убийство, но прежде, чем уехать, подожгли церковь.

– Все было не так, – пробормотал Райли, но лишь Рэйчел и Бен услышали его.

Дэниел сунул руку в сумку и достал еще одну пригоршню белого порошка. Прежде чем его брат бросил порошок в огонь, Бен понял, что это: сухие сливки для кофе. Ранее днем он видел банку в сумке брата и еще удивился, поскольку Дэниел никогда не пил кофе. Лицо Бена расплылось в улыбке, пока он наблюдал, как брат вызывает из костра очередную вспышку пламени. Дэниел Тасвелл подождал, когда огонь уляжется. Он облизнул губы, посмотрел на лица слушателей, после чего продолжил.

– Когда они подожгли здание, старик находился внутри. Мой дед говорил, что крики, доносившиеся из церкви, не принадлежали человеку. Было в них что-то звериное. Когда церковь сгорела дотла, те, кто не уехал, принялись рыться в золе в поисках останков Джейкоба, но так ничего и не нашли. В тот день старик Мастерс исчез, но если будете внимательно прислушиваться в холодные осенние ночи вроде этой, то, как говорят, сможете услышать его крики… Что это там такое?

Брат Бена вскочил на ноги и захихикал, когда вся группа детей взвизгнула от ужаса. Охваченные секундной паникой, они стали всматриваться в тени невидящими от костра глазами, пытаясь разглядеть фигуру злого Джейкоба Мастерса, убийцы детей. Конечно же, его там не было. Бен за милю почуял уловку брата, но подыграл, имитируя удивление, после чего захохотал вместе с ним.

– Очень смешно, Дэн. – Тоби оглянулся на Бена. – Твой братец – отстой.

– Как скажешь, – ухмыльнулся Бен. – Видел, ты чуть из ботинок не выпрыгнул.

Гленда Мартин хлопнула в ладоши.

– Ладно, дети. Утром нас ждет долгий поход, поэтому вы все должны немного поспать. Давайте возвращайтесь в свои палатки. Пора баиньки.

Дети начали расходиться, но Райли остался сидеть. Бен проследил, как он попрощался с Рэйчел, быстро подмигнув ей, после чего она побежала вместе с другими девочками к их палаткам.

Дэниел окликнул его.

– Эй, Бен, помоги мне погасить костер.

Послушавшись брата, тот принялся запихивать ногой землю в кострище. Огонь почти потух, когда из темноты появился Райли.

– Дэниел, – сказал он, – все было не так.

Дэниел усмехнулся, отмахиваясь от критики.

– Брось, это же просто история, Райли. Давай немного поспим, а?

– Ага, – ответил Райли, нахмурившись. Прежде чем уйти, он перехватил взгляд Бена. Бену показалось, что Райли сказал что-то еще, когда удалялся в темноту. Это не просто история.

От этих слов пульс у Бена участился, и он принялся спешно запинывать в кострище землю, поднимая вверх облака пыли и грязи. Когда в лесной темноте остались светиться последние угольки, Бен со всех ног бросился догонять друга, чтобы не идти одному.

4

Райли забрался в палатку. Включил портативный светодиодный фонарь, заполнивший интерьер бледным светом, и стал ждать возращения Бена. Комментарий Дэниела не давал ему покоя, будто откусывал от мозга маленькие кусочки, отчего Райли чувствовал зуд там, где не мог почесать.

Это не просто история. По крайней мере, не такая, как ее понимал Райли. Он слышал в последнее время множество страшных легенд. Да и какой ребенок в Стауфорде их не слышал? Кто-то из старших братьев или сестер – родных или двоюродных – всегда пробалтывался. Обычно приглушенным шепотом, с каким-то диким весельем в глазах. «Страшилки» отличались примитивностью и передавались как предостережения. Но в основном – и для Райли это было не просто предположение – ради садистского удовольствия пугать кого-то с помощью одних лишь слов. И, как и в большинстве страшных историй, в них всегда была толика правды.

Райли помнил, как в один солнечный день на детской площадке стауфордской начальной школы мальчик по имени Чэд Симмонс поделился мрачной городской легендой. Чэд услышал эту историю от своего старшего брата, Дирка, а тот в свою очередь – от неназванного брата непосредственного участника событий. И ничего, что присутствовало расхождение в датах. Такие детали были пустяшными для маленького мальчика, жаждущего услышать страшилку.

Версия Чэда Симмонса была ближе к правде, но в ней отсутствовала одна неотъемлемая часть, которую Райли узнал лишь спустя годы, когда уже учился в старшей школе. Эту версию Джимми Корд обнародовал перед всем классом во время школьного собрания: «Разве твой папа был не из тех проклятых детей Девилз-Крика?»

Этого вопроса было достаточно, чтобы пробудить любопытство каждого подростка в школьной аудитории, и к концу дня репутация Райли Тейта полностью изменилась.

Отца едва не хватил сердечный удар, когда Райли задал ему вопрос.