Скучает. Любит

Она пробовала ходить на консультации к психологу. Три раза. Помешали аналитические способности: никто из них не имел опыта жизни, не был способен войти в резонанс с её щекотливыми проблемами, тем более помочь скорректировать искажённое вероломным предательством поведение.

Вновь появившийся около неё мужчина был фигурист, высок, с гордостью нёс идеальную осанку и условно привлекательную внешность, со вкусом одевался, был атлетически сложен, ясно и чётко выражал мысли, обворожительно улыбался, поражал деликатными манерами и учтивым обхождением.

Увы, он оказался сотрудником холдинга, которого Людмила Альбертовна проверяла на лояльность корпорации. Этот факт перечёркивал шанс познакомиться с идеалом, с мужчиной мечты: табу на сближение с персоналом фирмы было прописано в должностном контракте.

Как назло у Эдуарда Тимофеевича был тёплый приветливый взгляд, приятно волнующий голос и завораживающие жесты.

Людмила с трудом справилась с соблазном отправить в разделяющее их пространство сигнал SOS. Придать лицу сухое официальное выражение было почти невозможно, но она справилась. Правда, у неё заметно дрожали руки и предательски сел голос. Зато проверяемый был безупречно мил и уверенно спокоен.

– Мы нигде раньше не встречались, Людмила Альбертовна, – спросил Эдуард так, что у Люси свело судорогой горло, и подкосились ноги.

– Не думаю. Точно, нет. Не отвлекайтесь, Эдуард Тимофеевич, у меня к вам много неудобных вопросов.

– Задавайте же. Вам никто не говорил, что вы изумительная, просто таки очаровательная женщина? Честное слово – я в восторге! Не хочу показаться навязчивым, но всё же, примите мою визитку. Буду с нетерпением и надеждой ждать звонка. Приятное общение никому ещё не вредило. Заскучать со мной не получится.

– Как вы смеете! Не в моих правилах знакомиться с сотрудниками. Я ведь могу посчитать ваши комплименты противодействием факту проверки.

– Я и не рассчитывал на дружбу с вами, просто попытался привлечь внимание. Вы правы, займёмся делом.

Ознакомившись с документами, сделав ксерокопии, задав массу вопросов и получив ответы, Людмила Альбертовна переместила служебные бумаги со стола в кейс и вышла, сожалея в уме, что вынуждена была пресечь попытку интересного мужчины установить контакт.

Эдуард Тимофеевич галантно проводил даму до дверей, загадочно заглянул ей в глаза, разочарованно вздохнул и поцеловал ручку. Затем изобразил жестом набор телефонного номера и приложил руку к груди в области сердца.

У Люси кружилась голова, пол плавно уходил из-под ног. Эмоции устроили в голове и в непослушных мышцах неприлично безумный хоровод.

– Как жаль! Кажется это именно то, чего я тщетно искала. Почему всегда так? Отчего жизнь жестока, непоследовательна, несправедлива!

Позже она закрутилась, выполняя привычные обязанности, и слегка успокоилась. Про Эдуарда Людмила вспомнила вечером. Облик мужчины не выходил из головы, будоражил воображение. Люся пыталась смотреть телевизор, читать. Тщетно. На экране и в текстах – везде маячил завораживающе узнаваемый облик Эдуарда. Это было невыносимо.

Что ещё хуже – он начал являться в сновидениях с недвусмысленными предложениями, с навязчивыми ухаживаниями, даже приставал.

Отказать ему во сне было немыслимо, невозможно. Да и зачем, если Эдик приятен во всех отношениях?

Мужчина из сна оказался настойчивым, сильным и удивительно нежным.

Так продолжалось до вечера пятницы, когда Людмила Альбертовна лихорадочно вытряхнула из кейса содержимое в поисках заветной визитки.

Истомившись до предела, с домашнего телефона женщина набрала номер из визитки. Когда пошли гудки, она испугалась, хотела было бросить трубку, но, увы и ах, ответили сразу. Это был без сомнения его голос.

– Неужели про меня ещё кто-то помнит? Слушаю, внимаю.

– Вас беспокоит Людмила Альбертовна.

– Удивлён, смущён… растроган! Спешу сообщить, что вы меня не беспокоите – радуете. Даже если звонок служебный. Извините, увлёкся мечтами. Слушаю внимательно. Что-то не так с проверкой?

– Ну, как бы, это… думаю нам необходимо встретиться, поговорить. Это не по работе. Скорее личное.

– Есть причина?

– Да, то есть, нет, не причина – повод. У меня скоро день рождения. Через месяц.

– Вот как! Поздравляю! В жизни раз бывает восемнадцать лет. С меня презент и букет.

– Можете приехать ко мне. Пожалуйста!

– Кхм-м… ровно через месяц?

– Сегодня, сейчас. Приедете?

– Неожиданно. Но приятно. Страсть как приятно. Значит, сегодня, я не ослышался?

– Да, сегодня, сейчас!

– Кхм-м… диктуйте адрес. И это… вы будете одна?

– Да, конечно одна. В семь тридцать успеете?

– Договорились, милая Людмила Альбертовна. Постараюсь вас не разочаровать. До скорой встречи.

Людмила поняла, что мужчина колеблется. Это рождало неосознанные тревожные предчувствия, сомнения, даже страх – правильно ли поступила? Вроде как напросилась. Что Эдуард может подумать! Включать задний ход было поздно.

К назначенному сроку она едва успела приготовить ужин и привести себя в относительный порядок.

На душе противно скребли и дурниной выли самые-самые дикие из всех известных на свете кошек, устроивших майский шабаш не где-нибудь – в сошедшем с ума сознании.

Люся чувствовала себя пропущенным через эмульгатор, потом мгновенно замороженным фаршем. Полтора часа, пока вымокала в горячей воде с отдушками, сушила и укладывала волосы, накладывала макияж и придирчиво примеряла перед зеркалом наряды, Людмила задавала себе один и тот же каверзный вопрос, – зачем!

Ответа не было. Точнее, ответов было слишком много, чтобы их систематизировать и попытаться разобраться.

Она стояла у окна в облегающем приталенном платье, подчёркивающем достоинства фигуры, лёгком и воздушном, почти невесомом, напряжённо всматриваясь из окна в прохожих.

Прошло пять минут от назначенного времени. Эдуарда не было.

– Вот и хорошо! Ишь, раскатала губы. “Не для тебя придёт весна, не для тебя Дон разольётся”. Поиграла в любовь и будет.

В это время раздался неожиданно громкий звонок в дверь.

– Извините, Людмила Альбертовна, пробки. Каюсь! Мне, право, так неудобно. Прекрасно выглядите. Чем же я заслужил ваше бесценное внимание?

– Не смущайте меня сходу, проходите. Мне. Право, так неловко.

– Вы ли это, Людмила Альбертовна? Не ожидал лицезреть вас в таком роскошном облике. Знаете, как вас кличут в стенах холдинга?

– В курсе. Это неважно. На самом деле я не такая. Сами увидите.

– Уже, уже вижу! Фея, Афродита. Очарован, польщён. Попытаюсь оправдать доверие. Честно говоря, не отказался бы от поцелуя.

– Ну-ну, не шалите. Мы совсем незнакомы.

– Так в чём дело. Сразу же и начнём… знакомиться.

– Не так скоро. Мне и без того неловко, а вы так агрессивно себя ведёте. Уж не ошиблась ли я, сделав опрометчиво бесстрашный шаг навстречу? Чувствую себя пичугой, попавшей в силок.

– Хорошо, сделаем паузу. Ваш ход. Простите, поторопился с выводами. Ваши глаза так откровенно сияли, что я подумал… впрочем, неважно, чего именно. Передаю инициативу вам. Надеюсь, не очень напугал. Мы ведь посидим, – Эдуард раскрыл объёмную сумку, в которой лежала водка, вино и деликатесы, – вот моя, так сказать, доля участия. И подарок лично для вас.

От капельки выпитого вина и по причине замечательного настроения Людмила порозовела, расслабилась. Всё было как нельзя лучше: никакой неловкости.

С Эдиком было настолько легко, словно они были знакомы целую вечность.

Незаметно за разговорами минула полночь. Мужчина непринуждённо, пространно и интересно рассказывал о себе, о друзьях, о работе, словно не думал покидать эту квартиру. Он не был пьян, не лез с приставаниями и намёками, не говорил банальностей.

– Я так рад, что ты мне позвонила. Давно так не отдыхал. Ты прелесть, – вдруг сказал Эдуард, поглаживая Люсину руку, по которой мгновенно пробежал чувствительный заряд давно забытой энергии, – как считаешь – мне не пора домой? Не хочу на первом свидании показаться нескромным.

Как непринуждённо он это сказал, вызвав сию же минуту безотчётное доверие.

Целовался Эдик до одури приятно. Объятия и вовсе погрузили в состояние эйфории.

Утром утомлённые любовники как настоящая семейная пара пили чай с пирожными, облизывали друг другу крем с губ, непринуждённо ворковали, смеялись, прерывая завтрак объятиями. Потом темпераментно, со вкусом опять кувыркались в кровати.

Около двенадцати дня Эдуард прижал к груди окончательно размякшую, поверившую в возможное счастье Людмилу, – к сожалению, мне пора, дорогая. Встреча с коллегой. Я обещал, извини. Это важно.

– Вечером ждать?

– Не люблю обещать зря. Как получится. У бога дней много.

Звонок телефона раздался, когда она разомлевшая, но довольная отмокала в ванне. Вылезать из зоны комфорта не хотелось, но трель была слишком настойчива.

– Добрый день, Людмила Альбертовна.

– Слушаю вас.

– Это правильно, слушайте. Мне есть что сказать. Я Марина, жена Эдика.

– Кто, кого!?

– Вы не ослышались, дорогуша. Не пугайтесь, я не имею претензий к вашим эротическим упражнениям. Развлекайтесь на здоровье, только ни на что серьёзное не рассчитывайте. Он мой.

– Это как! Ваш муж ночует у другой женщины, и вы так запросто об этом говорите? Я вам не верю.

– Дать ему трубку… откуда, как вы думаете, я знаю этот номер, как вас зовут? Если вы не в курсе – в мужском организме, сердце – не единственный орган, которому не прикажешь. Я, барышня, физиолог, поэтому говорю об этом спокойно.

– Почему он меня не предупредил?

– Господи, зачем? Вы же сами его пригласили. Разве не ясно, для чего одинокая женщина флиртует, с какой целью призывает в альков симпатичного мужчину? Считайте, что Эдик оказал вам услугу… а вы – ему. Он у меня романтичный, влюбчивый. Вы, милая, очень ему понравились.

– У меня ощущение, словно вывалялась в отходах чего-то зловонного. Не звоните мне больше. И ему скажите, что не хочу больше видеть.

– Как знаете. Но лучше подумайте. Эдик умеет дружить. А мне спокойнее, когда знаю, что у мужа порядочная любовница.

Людмила долго ходила туда-сюда по комнате как медведь в клетке, не в силах переварить то, что произошло, потом от души разревелась.

Она чувствовала себя маленькой девочкой, которую сначала обманули, а потом ни за что наказали и поставили в угол.

Вот как бывает

Белых туманов крепчают объятья,

Цвет изменяет листва тополей…

Как же мне хочется сшить тебе платье

Из паутинок мелькающих дней…

Александр Кунин

– Варюха – да это моя лучшая подруга, нет – единственная, с раннего детства, – откровенничал, находясь в приличной степени подпития Родион, – с детского сада, – девчонка она – что надо, цену себе знала. Зуб даю, что у неё, кроме мужа, никого не было. Одна любовь на всю жизнь. Я тебе такое расскажу… только никому, ни одной живой душе.

Не могу больше в себе держать. Поделюсь с тобой – может полегчает.

У нас с ней особые отношения были. Меня Варька подружкой считала, даже самые секретные девичьи секреты запросто доверяла.

Знать бы как жизнь сложится… дурак я дурак! Ладно, слушай дальше.

Супруг её, Витюха Кубасов – дальнобойщик. По натуре – реальный мужик. Настоящий, толковый, хваткий. С Варюхи пылинки сдувал, подарками заваливал.

Любовь у них была, не любовь – сказка!

Прожили они вместе четыре счастливейших года. Вот только… да, и это, поверьте, реальная проблема, детей у них не было. Ни одной беременности. Ни одной!

Варюха в отчаянии. Витька так переживал – словами не передать.

Я с ума сходил от душераздирающих воплей. Мне-то оба плакались.

Что только Варюха не делала: анализы сдавала, лечилась от бесплодия у статусных лекарей, по экстрасенсам и колдунам бегала, на целебные источники и распиаренные курорты ездила. Результата – ноль, зеро.

По всему выходило, что причина беды не в её здоровье, но сказать о том мужу она не решалась: сами понимаете – любовь.

Не боялась, нет, знала по опыту, что подобное предположение может  ущемить его уязвимую мужскую гордость. Он же мужик, реальный мужик, каких поискать.

Я-то всегда был рядом. Варька ко мне со всеми бедами шла. С детства у нас так.

Витька мечтал о наследнике. Без сына, впрочем, он и на дочку уже согласен был, не представлял себе будущего.

Варька тоже бесилась. В её семье быть пустой считалось неприличным.

Сколько раз уже ревела она у меня на плече. Ох, как нелегко терпеть женские слёзы.

И тут её идея фикс вдохновила. Сначала незрелая, вроде как история из жизни подруги подруги о том, как та ловко разрулила дозревшую до скандалов и обвинений семейную проблему с зачатием от бесплодного мужа, у которого чуть крышу на этой беде не снесло.

– Понимаешь – всё гениальное просто. Все довольны – все смеются. Каждый получил то, на чём зациклился. Ребёночек настоящий, живой. У него есть реальная мама, реальный папа. И счастливая семья. Чего молчишь?

Варька пихала мне в уши всю эту чушь, глядя прямо в зрачки, как удав на лягушку, реально гипнотизировала.

– Ну и, – говорю, – по мне – полное дерьмо. Баба своего мужа буквально кинула. Самой-то ей не противно было ложиться под жиголо… как дальше жить, когда счастье, призрачное, между прочим, перспектива которого туманна, построено на лжи? Рано или поздно подмена выплывет наружу.

– Вовсе нет. Она же не дура. Настоящего отца выбирали профессионалы. Учли всё: внешний вид, в том числе цвет волос, глаз, форма черепа, губы. Для того чтобы муж начал сомневаться, должны быть веские причины. А их не будет. Ещё возражения есть?

– Не понял… какие возражения? Меня в принципе бесит эта дикая история. И дамочка эта. Вдумайся, Варюха, это же форменная проституция. Наставила мужику рога и гордится. Какая гадость, эта ваша заливная рыба! Чего ты темнишь, говори прямо – чего задумала.

– Чего-чего, не догадываешься? Того самого. Мне… нам с Виктором, кровь из носа нужен ребёнок, лучше сын.

– С превеликим удовольствием буду посаженным отцом, или крёстным вашего сына. Имя придумали?

– Ну, ты тормоз, Родя! Не посаженным… реальным. Об этом будем знать только я и ты. Мы же друзья?

– Не до такой степени. Моё мнение по поводу чистоты отношений тебе известно. Интимные вопросы, тем более, настолько пикантные, можно сказать, сокровенные, имеют право решать только супруги. Семья и доверие – синонимы. Жить во лжи страшно. Выбрось из головы печальный опыт этой психопатки. Вот увидишь – семейные проблемы появятся, и довольно скоро.

– У меня уже… появились. И не просто проблемы – апокалипсис какой-то. Я устала… устала оправдываться, что-то доказывать, расстраиваться по поводу и без. Я извожу себя чувством вины. Эмоциональные качели заканчиваются неврастенией, биполярным расстройством. Лучше сразу в психушку, или пулю в лоб, чтобы долго не мучиться. На Витьку вообще больно смотреть. А выход – вот он, – ткнула в меня палец Варька.

– Изыди, сатана, – попытался я обратить в шутку театральное, как мне виделось, действо, – смерть провокаторам!

На самом деле мне вовсе не было смешно. Варькины глаза, которые никогда не лгут, говорили о том, что она не шутит, – у вас с мужем, и телосложение, и рост, даже голос похожий. Помоги… или я за себя не отвечаю. Отказ исключён. Посмеешь сказать нет – будешь хоронить мой хладный труп.

– Думать не моги. Ты же мне… сестра. Я… не-е-е, я – пас, закрывай эту гнилую тему. Могу с Витькой поговорю. Пусть теперь он к докторам идёт, так будет правильно.

– Ты же знаешь – он гордый. Хочешь, чтобы его кондратий хватил! Я не переживу. Если стесняешься… или противно, я тебе повязку на глаза сошью. Мой грех – моя ответственность. Я настроилась, готова биться за семейное счастье до последнего…

– Последнего чего… хочешь, чтобы Витёк, который любит тебя, который мне как верному другу семьи доверяет, чтобы он растерзал меня в клочья! А я… обо мне ты подумала?

Витька будет носить на руках моего, Варька, мо-е-го ребёнка, а мне придётся всю жизнь делать вид, что я для него никто, что я дядя из соседнего подъезда.

Да и ты… вы же оба девственниками были, сравнивать тебе нечем. Вдруг понравится… тогда как! Любовь – это тебе не шуточки.

А если я влюблюсь, к примеру… плюс общий сын. Я же на твоего муженька войной пойду. У меня тоже самолюбие, мужское достоинство, гордость. Тебе это надо!

– Тебе – нет… наверно. Мне надо. И не влюблюсь я в тебя. Никогда, И не надейся!

– Ах, вот оно как, поматросила и бросила! Тебе никогда не приходило в голову, что мальчик и девочка… что девочка и мальчик, мужчина… что на самом деле такая дружба природой не предусмотрена. Ка-те-го-ри-чески, вот!

– Как это понимать?

– Да как угодно. От перестановки мест слагаемых сумма не меняется.

– Ты с ума сошёл, Соболев! Я серьёзна как никогда прежде. Мне нужна твоя сперма. Не хочешь трахаться – не надо, сдай биоматериал и будь свободен. Дружба дороже глупых принципов.

– Вот именно. На меня тебе плевать, это понятно. Витьку пожалей. Узнает – вены себе вскроет. Или нас с тобой на запчасти разберёт.

Меня-то точно. Голову на кол, чтобы неповадно было чужих жён осеменять а стыковочный аппарат на чучело. И будет тебе, Варька, счастье.

Витька в тюряге, я в раю. Или в аду… без разницы. Ни мужа, ни друга… ни-че-го! Как тебе подобная перспектива?

Нет, подруженька, лучше я эту штуку по доброй воле сам отчекрыжу, или узлом завяжу.

– Типун тебе на язык, Родик! Откуда ему знать, если ты не проболтаешься? Я-то точно молчать буду.

Короче, выревела она эротическое рандеву.

Глаз я, естественно, завязывать не стал. Во все глазоньки смотрел. Врать не стану – наслаждался.

Оплодотворял я её целую неделю, такой уговор был.

Стыдно было, обидно за себя – жуть.

Мы потом долго с Варькой не встречались, глаза прятали, пока она с довольной миной не сообщила о беременности.

Не знаю, что чувствовала она, у меня мурашки по всему телу бегали,  холодным потом обливался, уехать хотел, куда глаза глядят – в пустоту и безмолвие.

Навсегда.

Витька на крыльях любви парил. Чего только не накупил для будущего отпрыска.

Наши с Варькой отношения не то, чтобы совсем прекратились, охладели. Разговаривали и встречались редко, по чистой случайности.

Привет – привет. Прощай – прощай.

Животик рос, подруга научилась относиться к этому факту отстранённо, словно я к человеческому зародышу в её чреве непричастен.

В положенный срок родила Варька замечательного мальчонку. Назвали Игорем.

Вот тогда и началось трагикомедия с элементами психологического триллера.

Дело в том, что они оба тёмные, я тоже не рыжий, а сын – словно гриб подосиновик, огненно красный.

Витька-то сам ничего, любому дитяти рад. Скандальное разоблачение маманя его затеяла. Мол, на четвёртом этаже, в двушке, Сёмка Плеханов живёт.

– Как пить дать, – орала на весь подъезд озадаченная странным обстоятельством шальная баба, – его рук дело. Сёмка в ейной поганой вагине побывал. У-у-, шлёндра беспутная. Гони её в шею из нашей жизни. Не нать нам такой невестки… и мальца прижитого на стороне не нать!

Понятно, что те руки она иначе называла, а Варьку за глаза шлюхой принародно кликала.

Слёз и горя было немерено.

Варькины родители к тому времени на родину дедов и отцов жить переехали, до пенсии им далеко было, а Витькины помогать поднимать мальца наотрез отказались.

Семейные отношения погрузились в мрак вражды и неприязни. О любви не вспоминали.

Варька едва руки на себя не наложила.

Стыдно сказать, но и я… короче, вбил себе в голову, что Игорёк и не от меня тоже.

Мужское самолюбие было уничтожено. Я рвал и метал.

– Как Варька посмела мне… мне, лучшему другу, фактически мужу, пусть даже не официальному, в душу плюнуть, изменить… и с кем, с Сёмкой Плехановым, с грибом трухлявым, практически алкашом. На него же без слёз не взглянешь.

Мне была до жути противна вся ситуация от начала до конца. Я сам себе был противен.

Интрига держала в напряжении всех, включая меня.

Полгода, если не больше, пока Витькина мать не настояла на генетической экспертизе, участники шоу выглядели стаей диких животных.

Ситуация накалялась, мы зверели.

Одно дело – подозревать, догадываться, совсем иное – знать точно. Витьке – что он не отец, что любовь, семья, доверие, всё это – иллюзия, фикция. Мне – что меня провели как слепого щенка дважды.

Думаете легко жить с мыслями о том, что любимая женщина, да-да, не подруга вовсе, а любимая, у нас и медовый месяц был настоящий, и мне наставила рога.

Как Кубасов ни сопротивлялся, а подчинился воле родительницы, пришлось. В их семье практиковался по сути самый настоящий матриархат.

Мне тоже было крайне любопытно, кто же на самом деле отец Игорька.

Варька утверждала, прямо-таки клялась, что сын однозначно мой, что мне, конкретно мне, никогда не изменяла, даже мысленно. Кубасов не в счёт

Ага! Так я и поверил после всего, что вылезло наружу, давило на мозг! У меня в роду ни одного рыжего не было. И это – неопровержимый факт.

Когда пришли результаты экспертизы, все, буквально все, даже безучастные зрители, были в шоке.

Отцом ребёнка оказался…

им оказался… Кубасов, собственной персоной. С результатом совпадения наследуемых признаков в девяносто семь процентов.

Вот те на – сюрприз так сюрприз!

Я ревел всю ночь, реально истекал слезьми, до головной боли и помутнения в мозгу.

– Почему не я, по-че-му-у-у-у!!! Я что – бесплоден. Неделю… с любовью в сердце, с огромным желанием, с отчаянной надеждой и невообразимым усердием добивался отцовства. Я… я, а не Витька, чёрт возьми, должен быть родителем Игоря!

Позже выяснилось, что в роду Витькиного отца было много рыжеволосых.

Но свекровь Варьку так и не простила. Как говорится, – часики-то нашлись, а осадочек остался.

Наша с Варькой дружба тоже помалу рассосалась.

Наверно не только она для меня, но и я для неё был немым укором.

Измена – она и в Африке измена, хоть как её обзови, любым фиговым листом прикрой. А Варька, как ни крути – изменила и мне, и Кубасову.

Как же мне было лихо, не передать словами. Любил я её, сильно любил, признаться себе в этом не боялся.

Вот ведь как в жизни случается.

А Игорёк-то всё одно на меня похож, хоть и рыжий.

Дураком я был. Мы ведь с Варькой с детства вместе, даже спали на одной кровати в обнимку, когда родители чего-нибудь отмечали или праздновали. Ведь мог я быть её мужем. Мог! Но не стал. В мозгу сидела прочная установка, даже не так – строгий запрет: с друзьями не спят.

Сам видишь, так я и не женился до сих пор. Однолюб.

– Так женись, какие проблемы? Ты ещё не старик. Оглянись – какие женщины вокруг, одна краше другой.

– Нет, брат, не судьба. Варьку люблю! И Игорёню. Я ведь понял – мы с Витькой вместе его делали. Иначе, откуда у него мужская сила взялась? Не было, не было, а как я там побывал – сразу объявилась. Дыма без огня не бывает. Это я, я чего-то там самое важное у Варюхи разбудил… или у него. У нас ведь, у настоящих мужиков, интуиция – о-го-го!

Всё однажды кончается, но…

Ночь пуста. Это норма. К чему ей казаться полной?

Небеса холодны, как и кровь, как вода в колодце.

В эту странную ночь Я хотел бы писать как Бродский,

О любви. Но на деле выходит сплошное порно.

Саша Бест

Чёрт бы побрал мою врождённую способность двигаться бесшумно.

Лучше бы я этого кино никогда не видел и не слышал. Хотя…

Что поделать, всё уже произошло: изменить видеоряд, остановить движение киноплёнки, закрыть глаза, отвернуться, уйти – не-воз-мож-но-о-о-о!!!

Чувственное изображение на картинке, чёрно-белый абрис безумной страсти на фоне стены, освещённой отражённым светом уличных фонарей, застыло где-то внутри меня: в мозгу, в глазах или где-то ещё вне телесной оболочки.

Объёмная голограмма впечаталась в сознание, словно отлитая в бронзе или высеченная в каменном монолите.

Это был миг… ослепительная вспышка между прошлым и будущим в звенящей темноте моей уютной комнаты… нашей с женой спальне, где мы прожили бесконечно долгие, благословенные и счастливые семь лет.

Честно говоря, я до сих пор не могу убедить себя, что это случилось на самом деле.

Дикая, нелепая случайность. Так хочется думать.

Все векторы судьбы странным образом сошлись в единственной точке, проекцию которой я только что с содроганием и леденящей тоской, сковывающей тело и разум, наблюдал на слабо мерцающем экране.