Жили-были «Дед» и «Баба»

А как же инструкторам, к примеру, в командировки ездить? А в отпуск? А если хороший знакомый или родственник обратится с просьбой помочь? Да что там инструктора! А если кто – из управления делами, а вдруг начальству билеты понадобятся? Оно-то, начальство, как раз все прекрасно понимало, но старательно делало вид, что ничего не замечает и не ведает о том, что творится в их цэковской кассе, куда уходит бронь. Однажды на партсобрании аппарата как-то неожиданно всплыла нежелательная тема, все затаились.

– Билеты? Какие билеты? Вы что там, спекулируете билетами? Партком, немедленно разобраться и доложить!

Тем не менее, каждый следующий день для Ивана начинался, как и всегда, сбором заявок. Так как и у членов политбюро, и у секретарей, заведующих отделами, не говоря уже про прочих, рангом пониже, – целые толпы родственников, которые, особенно в летнее время, куда-то бесконечно перемещаются в поездах с купейными и спальными вагонами.

Хорошо, Валентин, курирующий авиатранспорт, сообразил, как соскочить с авиабилетов, на выбивание которых уходило добрых процентов восемьдесят рабочего времени. Он постепенно передал всю работу по обслуживанию аппарата на кассу той же Наталье, оставив себе наиболее, как он говорил, ответственную часть: руководство самого высокого ранга, начиная с секретарей ЦК. Поручить такую клиентуру кому-то – чрезвычайно опасно. Один прокол – и с тобой могут попрощаться. Да и глупо было: так – ты на виду, нужный человек, обслуживаешь руководство. При случае о тебе могут вспомнить, отблагодарить, скажем, повышением каким. Для начальства у Валентина имелся специальный резерв, пара-тройка прикормленных нужных людей, которые помогали – не бескорыстно, понятно. А сколько случаев возникало, когда надо среди ночи вдруг кого-то отправить, и обращались к нему, Валентину, и знали – он никогда не подведет. Остальные – «все смертные» – шли через Наташку, она тоже своя в доску. Это он привел ее в ЦК, из рядовой стюардессы человеком сделал.

– Валя, тебя шеф вызывает, – Иван, наконец, закончил записывать наряды руководства.

Шеф, понятно, интересовался сегодняшним совещанием с литерным составом пилотов и персонала, которые будут обслуживать В.В. – так в аппарате называли Щербицкого – в поездках в Москву и Крым, намеченных на текущий месяц. Просмотрев документы и сделав несколько несущественных замечаний, он спросил:

– Вы кандидатуру на место Марченко подбираете?

– Конечно, три человека нашли, на выбор. Могу доложить завтра, когда справки-объективки будут готовы, есть подходящие кадры…

– Пока отложите эту работу, – шеф выразительно, дольше, чем обычно, посмотрел в глаза Валентину.

Он не спешил возвращаться в кабинет, сквозь открытые двери которого выползало огромное сизое облако дыма и слышался рев Ивана:

– Я вас изнасилую когда-нибудь, Ольга Юрьевна!

Что-то крылось за всем этим, больно странно шеф посмотрел. После сокращения Толи Марченко, который вел автомобильный транспорт, Валентин с Иваном разделили его обязанности, но шеф договорился с секретарем ЦК о кандидатуре еще одного инструктора. «Видимо, где-то, на каком-то этапе, не сработало». Такой пинг-понг процветал в аппарате. Из Москвы, то есть, из ЦК КПСС, присылали директиву о сокращении. В Киеве ее выполняли, в срок докладывали. Через некоторое время запрашивали дополнительную единицу, в Москве делали вид, что ничего не замечают, закрывали глаза, соглашались с предложением ЦК КПУ.

Так было до Горбачева. Сейчас же, после его темпераментных выступлений о необходимости сокращения аппарата, двигавшееся колесо начало притормаживать. «С него, козла, станется, – говорил Иван, – под сокращение попадем, что тогда прикажешь делать?»

Валентин закурил сигарету «Мальборо», первую за день, обычно до обеда держался, несколько раз с наслаждением вдохнул приятный аромат. Вот неудобство: приходится постоянно прятать от Ивана нормальные сигареты. «Стреляет» безбожно, ему ли не все равно, «Беломором» всю жизнь травится! И с вопросами провокационными пристает: «И где ты только их достаешь?» – намекая на то, что на зарплату инструктора – 280 рублей – много таких сигарет не купишь. С утра Валентин обычно не курил, старался дотянуть до обеда, но сегодня не получилось…

– Ты скажи мне, – встретил его вопросом в лоб Иван, – если партия такая плохая, если коммунисты такие тупые, почему же тогда мы войну выиграли? Как за такое короткое время восстановили разрушенное хозяйство? Кто, в конечном итоге, дал право бичевать партию и страну?! – зычный голос Ивана срывался на фальцет, видно, он себя совсем загнал неуемным политиканством.

«Да не помешался ли он совсем? Или – на грани?»

Валентина спасла от ответа и очередной порции отрицательных эмоций стремительно, как всегда, ворвавшаяся в кабинет кассирша Наталья.

– Привет, мужики! – она пожала каждому руки, сначала Ивану, он ближе сидел, потом, немного задержав руку, Валентину.

Он тоже немного задержал прохладную руку и пощекотал пальцами ладонь. Такой у них был ритуал.

Наталья

Пепельные волосы, чуть раскосые глаза цвета спелого миндаля, скуластая, с выразительным ртом, фигура, что называется, в теле – такие нравятся мужчинам. Облегающее платье с глубоким вырезом на груди, чтобы возбуждать их любопытство. Подвижное и сильное тело, выросла в селе, любая работа горит, а готовит как! В кассе колготня каждый день несусветная, потом домой с сумками, гружеными дефицитами из цэковского буфета, на все парадное отоваривается, перепродает соседям, как сама говорит, с партийной наценкой, сын в пятом классе, уроки – откуда только силы берутся! Поначалу Валентин домой к ней приходил, а когда пацан подрос, стали кое-как устраиваться. Мужа выгнала, долго думала, прежде чем решиться, одной ей жить невозможно, потому-то так ненавидела мужицкое племя.

Валентин, когда оставались вдвоем, то ли в шутку, то ли всерьез называл ее гейзером. Познакомились на дне рождения, в стилизованном деревянном ресторане, на берегу Святошинского озера, где она помогала официанткой. Он сразу на нее глаз положил, наблюдая, как быстро и ловко у нее все получалось: порхала по залу, там посуду поменяет, там принесет, незаметно в рюмки нальет и уже опять куда-то спешит. Пригласил ее на водный велосипед, тогда только появились, она согласилась.

Что-то подсказало Валентину не начинать, не спешить, не приставать, когда катались. По опыту знал: иногда бывает полезно пересилить себя, выдержать паузу, взять не напором – хитростью, пойти в обход. Потом окупится сторицей, будет оправдано, с горки покатится. Так и получилось.

На берегу, когда вернулись в компанию, она пристально на него посмотрела. «Вы чего с такими счастливыми глазами?» – спросил кто-то. Сами не знали, так получилось, искра проскочила – и зажгло, закружило, завертело, сама себе уже не принадлежишь! Начали встречаться, в этой же гостинице, при ресторане. У нее администраторша в подругах, ключи давала – по восемь часов из номера не выползали, набрасывались друг на друга, как с голодухи, как последний раз, до истощения себя доводили. Тогда Валентин и стал называть ее гейзером – про себя, конечно. Постоянно фонтанирующий, мощный и теплый поток, без которого неделю не прожить, не дотерпеть, умом тронуться недолго.

Устроил ее на курсы стюардесс. Мама, еще живая, за сыном присмотреть могла. Само собою пришло понимание – без постели ничего не добьешься, платить мужикам надо, не ею заведено, не ей и отменять. И на курсах, и в экипаже, во внутренних линиях, постигала науку жить.

Подруги учили: не получаешь удовольствия – сопи в две дырки, ничего просить не вздумай, сами дадут, если заслужишь. Короче, хоть и не в парандже, а мыть им ноги надо обязательно. Позже, в международном экипаже, эта наука здорово пригодилась. Старалась не высовываться, незаметной мышкой проскользнуть, почти не красилась, юбки и платья – миди, да чтоб не в обтяжку, туфли на среднем каблуке, все в платок куталась, никаких выкрутасов бабьих, а все равно командир заметил. Было в ней что-то – притягивала мужиков, особенно, когда поначалу тянула резину, колебалась, будто отказывала, они тянулись, как гвозди на магнит. Про это, кстати, ей командир ночью однажды сказал, а он толк в бабах знал, ни одной новенькой не пропускал в аэропорту.

А потом и Валентин появился, Валентин Иванович, которого все боялись, даже командир. Чуть что – в ЦК на ковер, стружку снимать. От его слова многое зависело. Помочь практически ничем не мог, а вот навредить – запросто, и по-крупному. В общем, отпустил командир к нему. Поначалу с двумя была, но у летчиков какая жизнь – сегодня здесь, а завтра в Индии какой. Да и молодняк ее заменил, так что расстались по-людски.

Новую, цековскую науку преподавал Валентин. И как одеться, и как вести себя, по телефону с кем пошутить, а с кем – сдержанно, официально. Без него, понятно, ничего не предпринимать, никакой инициативы и самодеятельности. Когда немного в курс вошла, осмотрелась – поняла, какая ей хлебная должность досталась. Да ни один инструктор или консультант, которые ЦК брали своим горбом и головой, не имели того, что она и те, кто их обслуживали, – авиа и железнодорожные билеты выписывали, в буфете, на хозяйственном дворе, в ателье, в квартирном отделе – во всем управлении делами ЦК. Хотя и считались низшей расой, техническими работниками, «техрабами», в отличие от тех, кого называли ответственными. Но это – на бумаге, в реальной жизни, в той, в которую ее ввел Валентин, все наоборот. Имея доступ ко всем благам и льготам, что полагались работникам ЦК, они пользовались ими гораздо чаще и в больших объемах.

Тогда как, скажем, инструктору положено в ателье пошить пару сапог раз в два года, Наталья, раззнакомившись с девушками и обеспечивая их железнодорожными билетами, могла шить сколько душе угодно. Фокус заключался в том, что, скажем, зимние сапоги пошива цэковского ателье обходились максимум в сто рублей, по себестоимости, как здесь говорили. А Наталья их спокойно сдавала по 220, и то еще пусть спасибо скажут. И никаких усилий дополнительных, нервов – девушки к ней сами приходили знакомиться в кассу – в отпуск надо ехать, и не только им, но и родственникам, и их знакомым, и знакомым знакомых. А сколько людей приезжало к каждому в гости, и каждому – уезжать надо. Взять без очереди билет на поезд или самолет, да еще не простой, а бронированный, лучший – об этом можно было только мечтать. Толпы возбужденного народа осаждали вокзальные кассы. А здесь – пожалуйста, бери – не хочу!

Или книжный киоск, где Мила стоит. Книги, как и билеты, в жутком дефиците, по четвергам, в день завоза, очередь, почти как к ней в кассу. Да и знать надо, какая книга ходовая, это не шмотку тебе купить. Наталья чтивом никогда не болела, но случай помог. Как-то в киоске, в неурочное время, а она старалась приходить так, чтобы народу поменьше, да и выбрать можно спокойно, она встретила Димку, с которым когда-то по молодости водила шуры-муры. Не виделись лет пятнадцать, расцеловались.

Дмитрий Прокопович теперь возглавлял крупный строительный трест, пригласил вечером в ресторан. Ничего у них не склеилось, да и не могло. Про себя она твердо решила – было бы глупо, когда Валентин узнает. Что ж, так просто все потерять, к чему так долго шла, только жизнь начинает развидняться? Но вот с книгами у них получилось. Дима оказался заядлым книголюбом, и они заключили, как он говорил, джентльменское соглашение. Теперь он ходил к Миле как знакомый Натали со списком, который сам и составлял. Куда уплывали потом книги, Наталью не интересовало, она получала каждый месяц с половины. Выходило всего-ничего, рублей по двести, а зарплата у нее в кассе – 140, вот и считай.

Поначалу возникли трения с буфетом. Цэковский буфет начинал работать с шести вечера. Уже за полчаса его осаждали технички, шофера, слесаря, работники управделами, причем, отоваривались чемоданами. Здесь также все отпускалось по себестоимости и без наценки, продукция отличного качества, и, главное, о чем говорил весь город, чистая, без нитратов и химии вредной. Выращивали в закрытых подсобных хозяйствах в Пуща-Водице и Вишневом, в ограниченном количестве для номенклатуры. В магазинах – докторская колбаса, которую есть нельзя, туалетную бумагу подмешивают. А в их буфете – все вкусненькое, дешевое, качественное – что сарделечки одна в одну малюпусенькие, колбаска детская сливочная, та же докторская, которую и через пять дней можно из холодильника употреблять. Широкий выбор сырокопченых и твердых колбас со всей Украины свозился, свежайший черкасский творог, молочные продукты. Водилась здесь и рыбка – палтус, клыкач, форель, семга – все в полцены. А какой испекался хлеб! Раз в неделю доставляли воблу – одна в одну, золотистую, аппетитную. Аккуратно паковали по десять штучек в промасленные кулечки, чтобы, не дай Бог, жирное пятно не проступило, руки не испачкал кто, укладывая в портфель. По ЦК все с портфелями ходили, а некоторые даже с маленькими чемоданчиками. Наталья поначалу думала – для бумаг, документов важных – оказалось, для продуктов.

Проблема в том, чтобы выстоять очередь в этот самый буфет. После бойцов невидимого фронта из управления делами, сразу после шести, сюда просачивались инструкторы, завсекторами. Брали они чуть-чуть, по своим деньгам, но все дело в том, что их в аппарате много, и резина тянулась до полвосьмого. И хотя им скармливался весь ширпотреб, да на дефициты у них и денег не было, толкучка создавалась приличная.

Наталья знала, что наиболее уважаемым людям – по специальным спискам – формировались в подсобках объемистые пакеты. Там и ассортимент пошире – и охотничьи сосиски, та же вобла, пять-шесть штучек в неделю, и львовские конфеты, красная и черная икорка в стеклянных баночках, гусиный паштет. Вопрос состоял в том, как попасть в этот самый список, тем более, что все начальство – и заведующие, и заместители – отоваривалось по литерному списку. Она это тоже знала. Какое право она имела на него претендовать? Правильно, никакого. А вот в другом перечне, где значились фамилии нужных людей, ее фамилия должна быть, ведь Наталья уж точно нужный человек, без нее куда уедешь?

Поначалу ее удивляло, что никто из буфетчиц, и рядовых, и старших по смене, не обращалось к ней за билетами. Потом поняла – их страховали два заместителя управляющего делами, которые действовали через головы и Валентина, и Ивана. Иван, правда, такая тютя, что скоро весь ЦК будет лезть через него. Но это многое объясняло: здесь тебе не книжный киоск или ателье, масштабы распределения не те, тонны неучтенной продукции проходят еженедельно, в то время, когда народу жрать нечего! Долго думала: говорить ли Валентину, и если сказать, то когда момент выбрать получше, поудобнее?

Оказалось, тот в курсе, хорошо, что сказала, поскольку б она же неудачно влезла в самый разгар борьбы двух мафий – квартирной и продуктовой, как их называли в ЦК.

– Погоди немного, пусть устаканится, они сами тебя позовут. Только квоты утрясти осталось, а то они много запросили. За количество же не беспокойся – там нам с головой хватит…

Как и все, что говорил Валентин, сбылось и совсем скоро, но Наталье понадобилось немало времени и сил, чтобы врасти в систему. А того, что она получала по квоте Валентина, ей хватало на себя и ближайших родственников. Но теперь хотелось уже большего. Валентин как-то под настроение процитировал слова Маркса. Вроде того, что каждая удовлетворенная потребность рождает новую. На практике она убедилась: правильная мысль, из жизни.

Еще круче облом получился с хоздвором, причем, не по ее вине. На специально отведенном месте, во дворе, как раз напротив Госбанка, продавалось молоко на разлив, овощи, фасованная свинина. Если честно, то кроме этой самой свинины и брать нечего: молоко кипятить надо, быстро скисало, а овощи в обычном магазине куда лучше можно выбрать. Свинина же – так себе, но если представить в страшном сне, что надо идти на улицу и стоять в мясном, куда люди за костями в шесть утра очередь занимают, эта раем покажется. Тем более, что фасуется она для инструкторов, опять же. Нужным и своим людям, как это принято, рубщик мог постараться килограммов пять отборной свининки качнуть.

Рубщиком на хоздворе служил молодой розовощекий, в самом соку парень. Наблюдать его работу – одно удовольствие, быстро, споро, красиво мелькали сильные молодые руки, продавалось весело, с шуткой-прибауткой. Как-то она специально зашла попозже он уже заканчивал работу. Сели, покурили, познакомились. Оказалось, служил в Афгане, семья, дети малые, на двух работах, а здесь – так, приработок, три раза в неделю. Да и квартиру пообещали, из-за чего многие в ЦК высиживали. Сейчас же – на Оболони, в однокомнатной – хоть вешайся. Что-то она почувствовала тогда, чтобы не пойти дальше, в смысле мяса. Может, насторожило, что он и не думал бить клинья, вежливо и достойно себя вел. Как бы то ни было, но для первого раза приемлемо, расстались друзьями. А дня через два он ей позвонил, какой-то друг уезжал в Евпаторию, нужны билеты.

– Это мы запросто, – весело пропела она в трубку, – мясом отдашь! Разговор как разговор, обычно в таких случаях отвечали что-то вроде – отработаю, или еще круче: отдам натурой – такой у них жаргон здесь. Но Валерий этот замолчал, слышно было не только как сопел в трубку, но и как натужно скрипели его мозги.

– Я лучше – в кассе, не надо. Спасибо… Я думал, может хоть ты… – и бросил трубку, прежде чем она сообразила, что в этой круговерти немного перегнула, перестаралась, следовало все же тактичнее быть.

Конечно, Валентина по таким пустякам и беспокоить не стоило. Она осторожно поделилась с Милкой, с которой вроде бы сдружилась за последнее время. Та сказала:

– Знаешь мой принцип: на работе никаких друзей, никаких врагов. И поменьше просьб, чтоб не зависеть ни от кого. На голову сядут – опомниться не успеешь. Что мне положено – отдай, что тебе – возьми и чеши, чем быстрее, тем лучше. Ну и, само собой, никаких романов. Здесь все на информации построено, каждый твой шаг обсуждают. Пришла на работу – считай, в пустыне – никого в упор не вижу, ничего не скажу лишнего.

– Что, и про меня болтают? – Наталья попыталась придать голосу непринужденное безразличие.

– А как же? И еще сколько! А насчет романов, послушай, Наталья, ходят ко мне двое военных – один генерал, другой – полковник, компанию не составишь?

– Не могу я, Мила, не обижайся. Может, в другой раз, как-нибудь…

– И не на этой работе, – захохотала Милка. – Да я все знаю, просто так спросила, для проформы.

Уроки новой подруги подействовали и озадачили похлеще наставлений Валентина.

Ничего не получалось у нее и с квартотделом – ведущим и самым главным подразделением управления делами. Того самого, которое, за засилье в нем престарелых компартийцев называли «Управлением Дедами». И все эти деды, надо сказать, жили не хуже министров, распределяя все мыслимые и немыслимые блага. Они буквально сидели на цэковских льготах.

Возглавлял всемогущую структуру легендарный человек, бывший партизан-разведчик – назовем его Иван Ивановичем. Освободив Киев от фашистских захватчиков, молоденьким пареньком въехал в серое здание на Орджоникидзе, да так и задержался здесь без малого до 1990 года. Под стать ему и заместители, которых почти за полвека бурной деятельности расплодилось больше десятка. И каждый имел персональный впечатляющих размеров кабинет с секретаршей и свитой «ответственных исполнителей», обязательно из родного села, прописанных в стольном граде Киеве. Всех заместителей и помощников, надо было накормить, напоить и снабдить всевозможными дефицитами. К зарплате каждого выдавались так называемые талоны, издания местной типографии, бумажки, которыми можно рассчитываться в буфете или за обедом в столовой. Суррогатные деньги ходили только на территории ЦК. А что? Удобно!

Каждый вел свою группу вопросов, не вторгаясь в вотчину другого. Работали по принципу: сначала сделай все для себя, семьи, детей, внуков, родственников и знакомых, и только потом приступай к выполнению заданий руководства. Кабинеты заместителей, как правило, находились в секретарском крыле, куда попасть, например, инструктору или заведующему сектором без специального пропуска – невозможно. На пропусках, понятно, сидели их же люди.

Обычно заместители прибывали на свои рабочие места в начале десятого, что считалось неслыханной вольностью. А уже после трех часов кого-либо из них днем с огнем не сыщешь. Начинался их рабочий день с обильного и неспешного чаепития с бубликами и нежирным творожком, который доставлялся заботливыми секретаршами, больше-то им и делать нечего, кроме как шуршать в поисках дефицитов. Конечно же, врубался цветной телевизор, что бубнил фоном весь день. Чаи гонялись бесконечно. В повседневной деятельности каждый сотрудник «Управления Дедами» руководствовался правилом: никогда, ни за какие коврижки не брать на себя никакой работы. Любыми методами спихнуть задание на другого, причем, сделать это искусно, с уверенностью в своей правоте, чтобы руководству неудобно стало за саму попытку поручить что-либо. На аппаратном языке такая наука называлась спихотехникой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Сейчас – ул. Банковая. – Здесь и далее – примечания автора.

2

«Комсомольское знамя», «Молодь Украины» – популярные в то время республиканские молодежные газеты, сокр. – по первым буквам логотипов.