Солнечный луч. На перекрестке двух миров

В животе, еще более усиливая это чувство беспомощности, заурчало. Подтянув колени к груди, я обняла их и прижалась щекой. Чувство жалости к себе усилилось раза в два, и я захлюпала носом, однако до боли закусила губу, а после и вовсе обозвала:

– Какая ты дайнани, ты просто нюня. Разве же жена дайна Айдыгера станет стенать и рыдать по любому поводу? Нет, не станет, иначе она недостойна своего мужа. Поняла меня, нюня?

И, протяжно вздохнув, сама себе и ответила:

– Я всё понимаю. Но что же мне делать?

Пойти и раздобыть себе еды, а заодно и найти путь к свободе. Вот так должна действовать жена Танияра Айдыгерского.

– Пойти и раздобыть, – повторила я вслух, вдруг преисполняясь вернувшегося боевого задора. После спрыгнула с подоконника и тряхнула кулаком: – Найти и съесть! Только так и никак иначе. Вперед! – воинственно велела я себе и направилась к выходу из покоев.

Однако дошла только до двери. Уже взялась за ручку, но тут же обернулась и задумалась – не взять ли сразу саквояж? Что если я не смогу уже вернуться наверх? С одной стороны, если меня поймают с моей добычей, то полиции не миновать. А с другой – если меня обнаружат, то я оставлю здесь всё, что у меня есть ценного, а главное, книгу Шамхара. К тому же и внизу можно будет найти лазейку, а утром улизнуть, пока никто не видит, не бегая по всему замку.

– Возьму.

И вот уже после того, как саквояж был у меня в руке, я наконец покинула покои герцогини, чтобы уже сюда никогда не вернуться. Разве что в том случае, если портал домой можно будет открыть только здесь, но на это я имела определенные и небезосновательные сомнения. Замки в Аритане никогда не значились в древних записях как место нахождения стационарного портала. Впрочем, только Элькос сможет сказать точно, я же могла основываться лишь на собственных догадках и суждениях человека, далекого от магии.

В общем, покои ее светлости я оставила без сожалений. В коридоре вновь остановилась, размышляя, куда же лучше направить стопы. По сути, на кухню я могла попасть и через внутренний двор, но куда же мне идти после? И я решила сделать то, чего никогда бы не совершила в иных обстоятельствах, – положиться на судьбу. И не просто пойти наугад, а по выбранному направлению. И метод выбора оказался весьма… необычным. Для меня так уж точно.

Поставив на пол саквояж, я отошла на середину коридора и вытянула руку. После закрыла глаза и крутанулась на одной ножке. Затем глаза открыла, хмыкнула и, забрав свою поклажу, направилась туда, куда указала рука.

– Хэлл, не оставь, – все-таки попросила я уже более привычно. Для удачи, а в ней я нуждалась вне всяких сомнений.

Мой путь повел меня в противоположную сторону от лестницы к внутреннему двору. И я даже тут немного ориентировалась, потому что успела провести набег на некоторые комнаты. А когда я проходила мимо гостиной, где уронила стул, дверь… открылась. На меня упал тусклый свет фонаря, и я застыла с округлившимися в ошеломлении глазами. На меня смотрел сухонький невысокий старичок не менее изумленным взором. Он даже повыше поднял свой фонарь, а затем покачал головой.

Воображение уже рисовало мне позорное задержание, арест и сырую камеру, где я останусь до скончания своих дней, потому что ни за что не выдам своего имени, когда старичок хмыкнул и изрек:

– Все-таки он тебя привел.

Я едва не вопросила кто, но сдержалась в ожидании развития событий. Однако скажу честно, с этой минуты я даже несколько расслабилась, потому что звать подмогу и хватать меня, кажется, никто не собирался. Тем временем мужчина вышел ко мне, прикрыл за собой зверь, а после строго велел:

– Идем-ка со мной, девонька. Нечего тебе по хозяйским покоям шастать. Хорошо, я тут один-одинешенек и никто, кроме меня, не слышал, чего ты тут устроила. Но завтра придут убираться, и, если тебя увидят, неприятностей не оберешься. А мне, знаешь ли, выслушивать потом управляющего не хочется. Так и места лишиться можно.

– Один? – ухватив наиболее важное из всего сказанного, переспросила я.

– Конечно, один, – ответил старичок, шагая впереди меня. – После того как герцогиню к герцогу нашему король отправил, так все из замка разбежались. Слуги из городского дворца через день-два убираться приходят, а управляющий и того реже появляется. Вот только я и остался за добром смотреть. Да и было бы добро. Еще при обыске все самое ценное забрали, потом управляющий велел вывезти, что осталось. Всё во дворец герцогский свезли, мало что оставили. Только вон, – он кивнул назад, – покои змеюки не тронули особо. Никому пачкаться не хочется. Сама знаешь, что за дрянь она была. Хотя сказывают, о мертвецах дурно-то говорить нельзя, чтоб не прослышали. Такая-то, как ее светлость, пусть боги упокоят ее черную душу, еще и явиться с местью удумает. Я-то грешным делом на нее подумал, – он обернулся и, прикрыв рот ладонью, захихикал. – Это когда ты тут греметь изволила. Я-то уж и испугался маленько, но службу свою знаю, вот и пошел проверять. Иду, а у самого коленки трясутся. Я ж ее, гадюку эту, порой вспоминаю, когда замок обхожу с проверкой. На дверь ее покоев было плюнул в сердцах. Вот и решил, что по мою душу пришла. А это ты. Аж от сердца отлегло. Только, – он опять обернулся и строго погрозил мне пальцем, – не дело это вы с братцем удумали. Нечего тут отсиживаться. Знает ведь, паршивец, что завтра придут, а он все-таки привел тебя.

В это мгновение мой желудок напомнил о том, что я собиралась его накормить, и сторож снова покачал головой.

– Голодная? – спросил он. Мы как раз дошли до лестницы. Мужчина ухватился за перила и начал спускаться, потому говорил дальше, уже не оборачиваясь: – Это что ж он, негодник, сестру без еды тут оставил? Ай, негодник…

Я смотрела на плешь старичка сверху, но не спешила с ответом. Ему это особо и не требовалось. Сторож явно не закрывал рта от одиночества, в котором жил день ото дня. В моем лице он нашел слушателя, а собеседник, похоже, был ему и не нужен. Мужчина привык говорить сам с собой, это делал и сейчас. Я лишь заменяла ему стену или что-то, с чем он привык общаться, но дала новую тему – обсудить «моего брата», о котором я не имела ни малейшего представления, но изнывала от любопытства, потому что узнать больше все-таки хотелось. Однако задать вопрос было бы неразумно, и потому я продолжала слушать, а старичок говорить. И нас обоих это вполне устраивало.

Впрочем, кое-какую информацию замковый сторож мне уже дал. Из его слов я теперь знала, как Ив поступил со своей теткой. Он не удавил ее и не отдавал такого приказания, но поступил более изощренно – лишил своей защиты. То есть признал обвинения в убийстве герцога Аританского справедливыми. И потому вершить суд отдал честь племяннику покойного герцога, который вынес убийце суровый приговор, каковой и следовал за столь тяжким преступлением. Затем король, как наследник, забрал часть имущества. Возможно, обыск имел и иную цель – поиск писем и свидетельств, которые открыли ему имена всех, с кем герцогиня вела переписку. А значит, полетело немало голов… ну, или хотя бы многие должности сменили сановников. Но всё это меня уже касалось лишь косвенно. Ни сожалений, ни сочувствия, ни даже толики жалости я не испытала. Пусть боги судят виновных, а я на себя мантию судьи натягивать не собиралась.

– Заходи, – сказал сторож, первым войдя в небольшую комнатку, где проживал сам. – Сейчас тебя накормлю. Можешь даже вздремнуть, места хватит. А утром, уж не обессудь, отправлю тебя с глаз. У меня другого дома нет, потому лишиться места из-за ваших с братцем шашней не хочу. – Я устремила на него пристальный взгляд, изумленная последней фразой. Даже захотела уточнить, что он имеет в виду, но мужчина истолковал мой взгляд по-своему и ответил без всяких вопросов: – Не смотри ты на меня так, знаю я, как вам тяжко, а всё ж свое место-то дороже вашей любови. Кто ж виноват, что ваши родители сошлись, а вам теперь мучиться?

Сводные брат с сестрой? Похоже на то. Я даже выдохнула с облегчением, уж больно странно прозвучали его слова прежде. И пусть меня это не касалось, но оказаться как-то втянутой в историю с порочной связью мне вовсе не хотелось. Однако они сводные, и это уже легче.

– Эйрис мне сказывал, что сызмальства на тебя поглядывал и что мечтали вы с ним пожениться. Да вон как судьба-то распорядилась, родители ваши вдовые прежде вас сойтись успели. И вроде не родные, а вроде как и породнились. Жених-то у тебя совсем, что ль, плох? С чего бежать-то надумали? Может, и ничего жених твой? – старик посмотрел на меня. – Чего молчишь?

– Эйрис лучше, – сказала я, надеясь, что этого моему собеседнику хватит.

– Это верно, – покивал тот. – Он тебя крепко любит, сказывал мне, когда просил тебя спрятать. Вот придет завтра, я ему устрою. Это что же, негодник, сотворил, ты погляди, – старичок покачал головой. – Ему, значит, дельце обстряпать, а мне старому потом что делать? Вам молодым и на чердаке худом хорошо будет, а мне, знаешь ли, теплое местечко терять не хочется. Тут и сыт, и крыша над головой, и вообще хозяин всему замку, а выгонят, куда мне идти? Нет уж, девонька, как хотите, а с рассветом я тебя выпровожу. Скажи, где ждать его будешь, я передам. А оставить никак не могу, не обессудь.

– Всё хорошо, я уйду, – улыбнулась я. – Простите, что так вышло, мы не со зла.

– Да знаю, что не со зла. – Сторож вздохнул. Он еще немного помолчал, а после всплеснул руками: – Чего ж это я стою, накормить обещался, а сам только разговором и потчую. Погоди, милая, сейчас принесу. А ты пока садись, где хочешь. Я мигом.

И когда он скрылся за дверью, я возвела глаза к потолку и от души прошептала:

– Благодарю.

Похоже, моя удача была со мной, а значит, Хэлл не оставил свою подопечную. И я, ощутив умиротворение, приготовилась ждать свой поздний ужин. Пока всё складывалось весьма недурно, пусть так и останется далее…

Глава 2

Городок Ленсти, расположенный в местечке Ленсти рядом с замком Ленсти, был маленьким, аккуратным и чистым, но более ничего примечательного в нем не имелось. Однако давайте разберемся в этом тройном Ленсти. Итак, замок, где некогда проживала опальная герцогиня Аританская, носил название… да, вы совершенно правы – Ленсти. Таково было имя любимой дочери первого владельца сей цитадели, давно утратившей и свое стратегическое значение, и административное, и даже какую-либо значимость, как и половину внутренних построек. Он принадлежал роду герцогов Аританских уже не менее двухсот лет и был получен вместе с приданым одной из герцогинь, которая, в свою очередь, являлась последним потомком той самой Ленстины (если уж говорить о полном имени).

Земли, на которых располагался замок, получили одноименное название. Некогда это были обширные владения, но с тех пор, как они оказались присоединены к герцогству, ужались до размеров местечка. Местечко Ленсти включало в себя город, замок и деревню, находившуюся рядом с городом.

Что до городка, то он вырос из деревни, которая некогда существовала под стенами замка. И когда селение превратилось в маленький, но все-таки город, то и название у него появилось, соответственно, тоже Ленсти. Вот отсюда и тройное упоминание в почтовом адресе, если бы, конечно, кому-то вздумалось писать сюда. Впрочем, мне писать было некому, даже гостеприимному, но осторожному сторожу мои послания были ни к чему.

Это он рассказал мне об одноименных местечке, городке и замке. Сам. Я не задавала вопросов, иначе выдала бы себя с головой и вместо помощи «сводной сестре Эйриса» могла бы получить совсем иное, и вовсе не помощь. Старичок, неожиданно встретивший слушателя в моем лице, сам переходил с темы на тему, даже особо не обращая внимания, слушаю я его на самом деле или нет.

А я слушала. Мне хотелось знать, что произошло в королевстве за время моего отсутствия и к чему мне быть готовой. Однако разведка не принесла результата. Мой «язык» болтал без умолку, но ни о чем для меня существенном. Он немного помыл кости управляющему замком, который появлялся редко, но каждый раз находил, к чему придраться.

– А я-то тут при чем? – вопрошал у меня сторож. – Не я же языком мету вместо уборки. А он: «Почему пыль, откуда паутина?» Мое дело – охранять, я и охраняю. У меня слух такой – о-го-го, а глаз знаешь какой зоркий? Ты не смотри, что я развалина, зато зоркая и слышу хорошо. Может, добежать и не успею, но точно услышу.

Я, осоловев после позднего ужина, только кивала, согласная со всем, что он скажет. Подобная покладистость моего гостеприимного хозяина вполне устраивала. Ему мои ответы были не нужны. Даже если задавал вопрос, чаще всего сам же на него и отвечал, а если и слушал, то ему хватало и мычания. Не знаю, сколько он еще разговаривал, когда я все-таки задремала, но разбудил он меня, когда солнце еще только поднялось над крышами домов. Опять накормил, даже дал в дорогу кусок булки и сыр. А после отправил, пока не пришла обслуга. В общем, расстались мы добрыми друзьями. И пожалуй, этот добрый болтливый старичок остался лучшим воспоминанием о герцогском замке.

А когда я покинула замок Ленсти, то направила стопы в городок Ленсти, где и намеревалась избавиться от подсвечников и прочего добра, чтобы после добраться до Эльде. Но прежде надо было раздобыть денег, так что теперь мне предстояло отыскать местную лавку старьевщика, после станцию, где можно было сесть в дорожный экипаж. В общем, пока всё складывалось весьма неплохо.

Радовало, что лавки открывались рано. Чуть позже распахивались двери дорогих магазинов и салонов, но туда мне было не надо. Так что я была уверена, что долго ни в одном из Ленсти не задержусь. И потому уверенно вошла в город, расположенный в минутах двадцати пешего хода от замка. Тогда-то и увидела, что он хоть и невелик, но чист и опрятен. Это произвело благоприятное впечатление, и я отправилась искать лавку старьевщика.

Города, что большие, что маленькие, имели одинаковое устройство, и, зная его, можно было легко сориентироваться даже в незнакомом месте. Я знала, потому и уверенно направилась ближе к центру. Бодрый шаг я сбавила, но вовсе не потому, что опасалась пропустить нужное мне заведение. Признаться, испытала некое чувство ностальгии. Нет, тоски по прошлой жизни не было, и даже не вздумайте заподозрить меня в перемене взглядов.

Моя душа жила в Иртэгене, и уклад тагайни, простой и открытый, был по-прежнему мил моему сердцу, но вот захотелось вспомнить этот подзабытый ход жизни каменных городов. Впрочем, от шумной и суетливой столицы Ленсти отличался очень сильно, однако я скользила взглядом по невысоким на окраинах домам и вдруг поймала себя на том, что на губах моих блуждает улыбка.

На меня поглядывали, но вопросов не задавали. Женщина, подметавшая возле своего дома, повернулась и с минуту вглядывалась, должно быть пытаясь узнать раннюю прохожую. Я улыбнулась ей и, склонив голову, поприветствовала:

– Доброго утра, любезная. Милости богов.

– Доброго, – буркнула она и отвернулась, так и не опознав во мне никого, кто был бы ей знаком хотя бы наглядно.

Затем меня облаяла собака, и я укоризненно покачала головой. На скандалистку это не произвело никакого впечатления, и она, гавкнув еще раз, ушла в свою будку, загремев цепью. А после из-за поворота выехала повозка, груженная бидонами. Пустые бидоны гремели в телеге, и казалось, что если кто-то еще досматривал сны, то теперь уж непременно проснулся. Я повернулась вслед лошади, деловито цокавшей копытами по булыжникам, коими была выложена дорога, и возница обернулся. Нахмурившись, он с минуту изучал меня взглядом, а после причмокнул, и лошадка зацокала чуть быстрее, а бидоны загремели еще оглушительнее.

Я ожидала несколько иного, если быть честной. Мне думалось, что люди тут будут любопытнее и приветливее. Все-таки Ленсти был маленьким городком, где все если и не знали друг друга, то уж точно видели. Потому мне и казалось, что мое появление пробудит любопытство и вопросы. И если в первом я была права, потому что меня заметили, то любопытство хоть и имело место, но никто даже не поинтересовался, кто я и куда направляюсь.

С одной стороны, меня это устраивало – не надо было ничего выдумывать, хотя историю я заготовить успела. А с другой… после открытых тагайни мне показалось, будто я иду по вражескому стану, где за мной пристально наблюдают. Мысль эта показалась мне неуютной, и я зябко повела плечами. Пока что старый сторож из замка виделся мне милейшим человеком на весь Аритан. Что ж, поглядим, что будет дальше. В конце концов, друзей заводить я всегда умела. Подобреют и ленстийцы.

За этими мыслями я выбралась из окраины в ту часть города, где располагались ремесленные лавки. Среди них должна была находиться и лавка старьевщика. В ломбардах сидели люди, лучше разбиравшиеся в стоимости тех вещиц, которые им приносили. И можно было бы сразу пойти туда, но ломбарды принадлежали банкирам и займодателям, и в этих местах заполняли особые бланки на случай столкновения с законом. А для их оформления требовали представить документы – метрики или паспорт. У меня не было ни того, ни другого, а потому возможности привлечь к себе ненужное внимание шансов было много больше. Потому оставалось надеяться, что старьевщик не окажется совсем уж скаредой и даст мне приемлемую цену.

Искомая лавка обнаружилась достаточно быстро. Она находилась в конце улицы, носившей название Малый тупик. Почему так, сказать было совершенно невозможно, ибо тупиков здесь не имелось, ни больших, ни малых, однако название было именно таково. Оставалось лишь предполагать, что означенный тупик все-таки был когда-то, потом исчез, а именование улицы осталось.

Впрочем, это мелочи. Так… к слову. Но вернемся непосредственно на Малый тупик, а точнее, к лавке старьевщика. Она мне приглянулась вывеской и объявлением на дверях. Первая представляла собой изображение шкатулки, из-под приоткрытой крышки которой выглядывали ожерелье, кусочек шляпы и перо. Не знаю, почему именно такой набор изобразил художник, но выглядело это мило. Как и название – «Пыль времен». Очень даже поэтично. Что до объявления, то оно было лаконичным и прямолинейным: «Принимаем старые и подержанные вещи. Вам помеха, нам радость». Вот так-то. И я посчитала себя обязанной порадовать держателя «Пыли времен».

Уверившись, что мои подсвечники непременно осчастливят достопочтенного хозяина, я поспешила к двери. И сразу же меня ждал неприятный сюрприз – лавка была еще закрыта. Хмыкнув, я пожала плечами. Ничего страшного, не сейчас, так вскоре она откроется, и я внесу светоч радости в обитель старого хлама, чтобы обменять его на шуршащие ассигнации. В крайнем случае на звенящую монету. И тогда я тоже буду сиять от удовольствия.

Оглядевшись, я приметила старенькую лавочку под сенью деревьев и направилась к ней. Устроив свой саквояж, я уселась рядом и медленно выдохнула. Что ж, пока ожидаю открытия, можно и понаблюдать за жизнью Ленсти. Иной возможности не будет, потому что задерживаться тут я не собиралась ни единой минуты, как только получу возможность сесть в экипаж.

Впрочем, ничего особо любопытного я не увидела. Люди жили своей обыденной жизнью. Раскланивались со знакомцами, обменивались короткими репликами либо же останавливались поговорить. Они посмеивались, иногда поглядывали на меня, пожимали плечами и тут же забывали о моем существовании. Лавочники никого не зазывали, этого не требовалось, потому что покупатели и без того знали, где и что можно купить.

Вскоре мне стало невыразимо скучно. Эта степенность и размеренность жизни небольшого городка показалась мне утомительной. Возможно, если бы я приехала сюда после шумной столицы, то даже нашла бы в этом неспешном существовании некую прелесть. Однако я прибыла из иного места.

Там не было суетливости большого города, но бурлила сама жизнь. Это выражалось неявно, лишь в мелочах, однако мелочах значительных. Да, мне, уроженке этого мира, обитавшей в его реалиях двадцать четыре года, не хватало того безудержного источника, щедро лившегося по улицам Иртэгена и других поселений тагайни, между дамами пагчи и в лесу кийрамов. Боги! Я уже безумно скучала по Белому миру! И глядя на Ленсти, я ощущала нечто сродни тому, что чувствуют, вернувшись с яркого праздника в серую обыденность. И ни пышность королевских чертогов, ни роскошь балов и выездов не могли заменить той простоты и искренности, которой был пропитан сам воздух моего нового дома.

А потом мое унылое уединение разбилось вместе с чьей-то посудой совсем рядом.

– Паршивец! – закричала женщина.

Дверь посудной лавки открылась, и оттуда вылетел взъерошенный мальчишка лет восьми-девяти. Он завертел головой, вдруг заметил меня и бросился к скамейке. Юркнув мне за спину, ребенок присел и зашипел:

– Умоляю вас, госпожа, не выдавайте.

В это мгновение снова распахнулась та же дверь, и на улицу выбежала молодая женщина. Теперь ее взгляд метался из стороны в сторону, наконец добрался до меня.

– Любезная, вы тут мальчонку не видали? – спросила женщина.

– Он побежал туда, – ответила я, махнув направо.

– К дружку своему помчался, – подбоченившись, констатировала лавочница. После тряхнула кулаком: – Уж я ему, паршивцу. – И поспешила в указанном мною направлении.

И пока провожала ее взглядом, я спросила мальчика:

– Это твоя матушка?

– Тетка, – шмыгнув носом, ответил постреленок. – А ухи дерет, как родная мать. А за что? – неожиданно вопросил паренек. – Подумаешь, махнул рукой, ну и уронил я ейный сервиз, ну и что? Будто это повод взять и оборвать ухи честному человеку. А еще тетка!

– Сервиз-то, должно быть, на продажу? – полюбопытствовала я.

– И чего с того? – Он распрямился и по-взрослому скрестил на груди руки, явно кому-то подражая. – Сервизов много, а племянник у ней один.

– Не могу не согласиться, – пряча улыбку, кивнула я в ответ. – Дорогой сервиз?

– Пф, – фыркнул шельмец, но тут же вздохнул, и я поняла, что посуда недешевая.

– Тетушка у тебя отходчивая? – с сочувствием спросила я.

– Ага, – как-то мрачно ответил мальчишка. – Отходит по хребтине и успокоится.

Улыбнувшись, я продолжила рассматривать говорливого мальчишку. Был он зеленоглаз и светловолос, но на носу и на щеках задорной россыпью рыжели веснушки. Одет он был чисто и опрятно, должно быть стараниями тетушки, но из-под закатанного рукава рубашки выглядывал разбитый локоть. Что было ясной подсказкой о неспокойном нраве мальчика.

– Ты сирота? – спросила я, думая о том, что воспитывает его тетя.

– Не, – парнишка мотнул головой. – Отец с матерью в деревне живут тут неподалеку. С ними два моих брата и три сестры, а меня сюда спровадили. Мамка говорит, поезжай, сестра моя из тебя человека сделает. А чего из меня его делать, будто я зверь какой? А тетка строже отца. Тот только кулаком погрозит, а эта сразу руками машет. И спуску не дает. Не так повернулся – за ухи, не так споткнулся – по хребтине. Я уж и дышать боюсь. – И вдруг всплеснул руками. – Сама спросила где, я и показал. А там этот сервиз стоит, ну и задел, ну и упал он. Чего сразу паршивец-то? Нечего было спрашивать, когда я мимо сервиза проходил. Не спросила бы, я бы рукой не махнул, и ничего бы не разбилось. Вот и выходит, что сама виновата, а бить снова меня будет.

– Бедняжка, – сдерживая смешок, покачала я головой. – Как тебя зовут?

– Миркель! – прокричал на всю улицу женский голос.

– Ой, – округлил глаза мой знакомец и бросился наутек.

Его тетушка, пробегая мимо меня, укоризненно покачала головой, и поспешила за племянником. А я рассмеялась, вдруг почувствовав себя почти дома. Вот этих вот ярких брызг жизни мне и не хватало в обыденном течении местного существования. Благодарю, малыш Миркель, надеюсь, твои уши сильно не пострадают, а сам ты в следующий раз не станешь размахивать руками и спотыкаться в опасной близости с дорогим товаром.

С этой минуты мне даже стало как-то легче дышать. Расправив плечи, я улыбнулась и повернула голову в сторону лавки «Пыль времен». И как раз вовремя, потому что лязгнул засов, и дверь открылась изнутри. На пороге появился паренек лет шестнадцати. Он мазнул по мне взглядом, широко зевнул, не прикрывшись, а после вернулся в лавку. Направилась туда и я, уверенная, что теперь уж точно порадую хозяев всем тем хламом, который стащила из герцогского замка.

В моем представлении лавка старьевщика была хаосом, нагромождением старых и никому не нужных вещей, покрытых пылью и паутиной. И хозяин мне виделся неопрятным стариком с шерстяным платком на плечах. И на штанах его должны быть оттянуты колени, непременно оттянуты. Однако ничто из увиденного не соответствовало моим фантазиям.

В лавке царил образцовый порядок. Имелся прилавок и конторка со счетами. Там же стояли чернильница, стаканчик с перьями и причудливое пресс-папье, на верхней части которого свернулась змейка со стертой позолотой на теле. Ее поднятая голова служила ручкой, и в глаза сему гаду были вставлены две маленькие жемчужинки. Должно быть, его когда-то принесли сюда и хозяину эта вещица понравилась, раз он оставил ее себе.