Воспитание морем

Как отмечал в своих мемуарах выдающийся советский полководец, маршал Советского Союза Г. К. Жуков, «Это была ни с чем не сравнимая трудовая эпопея, без которой была бы абсолютно невозможна наша победа над сильнейшим врагом». В конце четвертого курса Цветков отправил свою работу на конкурс в Москву.

В это же время большая часть друзей Владимира стали коммунистами, в классе была создана партийная группа. Четвертый взвод роты стал отличным.

Пятикурсники Виктор Поникаровский и Владимир Цветков на тренажере

Курсанты пятого курса в училище считались «без пяти минут офицерами». Большинство пятикурсников носили звание «мичман», но с 1 января 1972 года в Вооруженных силах СССР был введен институт прапорщиков и мичманов, и курсантов-мичманов переаттестовали в главные корабельные старшины. С одной стороны, жить на пятом курсе было несравнимо легче, предметы интересные, преподаватели известные. Но, с другой стороны, все ближе подходит день выпуска, а значит, и самостоятельная офицерская жизнь. Все чаще пятикурсники проводили время у материальной части, до автоматизма отрабатывая навыки работы на приборах управления торпедной стрельбой, приготовления торпедных аппаратов, торпед и мин.

В конце обучения пятикурсники проходили стажировку на подводных лодках, на которые после выпуска и шли служить. Цветков стажировался в Западной Лице на атомной подводной лодке проекта 671РТ. На этой же лодке он проходил практику после четвертого курса. Будущий офицер хорошо зарекомендовал себя, и командир оформил на него вызов.

Во время стажировки подошел день рождения, который Владимир решил отпраздновать с курсантами и офицерами подлодки. Вместе с ним проходили стажировку пятикурсники из других училищ. Был здесь и сын одного из руководителей флотилии, Александр, заканчивающий учебу в Высшем военно-морском училище радиоэлектроники имени А. С. Попова. Жил Александр дома, а утром приезжал на атомоход. Конечно, и он был в числе приглашенных, но на празднование Александр не был отпущен грозным родителем. Стол накрыли в каюте, где жили курсанты. Только приготовились поднимать тосты за новорожденного, как прибежал помощник дежурного по дивизии и предупредил, что поступила команда от высокого начальства о том, что на лодке планируется празднование дня рождения курсанта Цветкова и сейчас сюда придет дежурный по дивизии с проверкой. Стол мгновенно был перенесен в каюту, расположенную на другом этаже. Оставили только десерт.

Курсанты налили чай и к приходу дежурного изобразили мирное чаепитие. Дежурный по дивизии капитан 1-го ранга к порученной проверке отнесся, мягко говоря, без энтузиазма. Пройдясь по комнате, он на всякий случай заглянул в шкаф и на этом решил проверку завершить. Было хорошо видно, что проверка эта его весьма сильно тяготила.

Проверять пятикурсников военно-морских училищ командир атомохода посчитал ниже своего достоинства.

– Молодцы, что чаевничаете. Чай – самый морской напиток. Только вы уж не переусердствуйте, чай – он коварный напиток. Поаккуратней празднуйте, – напутствовал он курсантов и, поздравив именинника, удалился.

Атомная подводная лодка 671-го проекта в море

Праздник удался на славу. Офицеры относились к курсантам уважительно, ведь через несколько месяцев они вернутся и займут должности на подводных лодках. К тому же сами офицеры недавно были курсантами и жизнь молодежи знали не понаслышке. А Цветков готовился служить на этом корабле минным офицером. Правда, этому не суждено было исполниться. Главнокомандующий Военно-морским флотом адмирал флота Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков издал приказ, в соответствии с которым офицеры минно-торпедной специальности прежде, чем служить на атомных субмаринах, должны были набраться ума на дизельных подводных лодках.

Призовая стрельба

В конце октября планировались торпедные стрельбы на приз главнокомандующего Военно-морским флотом. Такие стрельбы проводились ежегодно.

Корабельный боевой расчет, куда входило командование подводной лодки, штурмана, минеры, начальник РТС и торпедный электрик, ежедневно ходил в кабинет торпедной стрельбы. Здесь на специальных тренажерах экипаж выполнял торпедные стрельбы в различных условиях. Иногда, чтобы проверить качество подготовки торпедного расчета, в кабинет приходил кто-то из руководства бригады. На тренажере создавались самые замысловатые ситуации, но расчет Б-49 из любой ситуации выходил с честью. Несколько раз подводная лодка выходила в море для отработки экипажа в реальных условиях. Перед самой стрельбой в море на подводной лодке вышел командир четвертой бригады капитан 1-го ранга И. Н. Паргамон.

Заняв полигон боевой подготовки, подводники отрабатывали погружения, всплытия, уход от таранного удара и, конечно, выход в торпедную атаку. Комбриг ставил экипажу самые разнообразные задачи и давал практически невыполнимые задания. Однако моряки «Сорок девятой» со всеми задачами успешно справлялись. Учебные атаки по проходившим вблизи полигона судам и кораблям – так называемая стрельба пузырем – удавались легко. Наконец командир бригады сделал заключение:

– Экипаж подготовлен хорошо, думаю, с призовой стрельбой вы справитесь. Хотя всем известно: торпеда – дура, а пузырь – молодец. Так что не расслабляться. Продолжать подготовку.

Напоследок комбриг захотел проверить подготовку вахтенных офицеров. Командир вызвал из первого отсека командира БЧ-3 лейтенанта Цветкова. Прибыв в центральный пост, лейтенант доложил:

– Товарищ капитан первого ранга, лейтенант Цветков по вашему приказанию прибыл.

Комбриг внимательно посмотрел на минера и спросил:

– А почему до сих пор лейтенант?

За минера ответил командир лодки:

– Он в этом году окончил училище и сразу был назначен к нам командиром боевой части, но все зачеты сдал и уже допущен к управлению БЧ.

Усмехнувшись, капитан 1-го ранга произнес:

– Однако карьерист ты, лейтенант. Какое училище закончил?

– Высшее военно-морское училище подводного плавания имени Ленинского комсомола, – гордо ответил минер.

– О, – оживился комбриг, – так ты с моим Сашкой учился?

Сын комбрига, Александр Паргамон, учился в соседнем классе в училище и был направлен для прохождения службы на 4-ю эскадру подводных лодок, но по состоянию здоровья на подводные лодки назначен не был, а проходил службу в одном из цехов торпедо-технической базы. Комбриг с печалью добавил:

– Видишь, а моего Саньку эскулапы на лодки не пустили. Нашли какую-то болезнь, мать их… Значит, ты и зачеты все сдал, молодец. Давай проверим, как вас там в подплаве учат?! Слушай, лейтенант, вводную. Подводная лодка находится на боевой позиции в Средиземном море. Бывал там?

– Никак нет, – ответил Цветков.

– Ничего, еще побываешь, и не один раз. Так вот, лодка ведет поиск атомных ракетных подводных лодок противника. Кстати, какие лодки вероятного противника можно встретить в Средиземке? – продолжил озвучивать тактическую обстановку, одновременно экзаменуя молодого офицера, командир бригады.

– Ракетные подводные лодки США «Джордж Вашингтон», «Огайо», английские атомные ракетоносцы «Резолюшн», французские «Редутабль». Кроме того, в Средиземном море можно встретить многоцелевые атомные лодки США типа «Лос-Анджелес», «Стерджен», английские «Вэлианты», дизельные подводные лодки Франции типа «Дафне», «Агоста», итальянские «Тоти», – бойко отрапортовал командир БЧ-3, которому помогала хорошая подготовка в училище.

– Ну «Огайо» еще только в проекте у американцев, да и вряд ли их в Средиземное море будут посылать, у них дальность стрельбы планируется до одиннадцати тысяч километров, – уточнил капитан 1-го ранга и продолжил: – Да и английские ПЛАРБы[19] боевую службу в основном несут в Атлантике. А вот «Вашингтоны» американские и французские ракетоносцы можно встретить. Характеристики французов знаешь?

Командир подводной лодки и его старший помощник напряженно слушали экзаменовку молодого лейтенанта – не опозорится ли он? Но Цветков бодро отвечал на поставленные вопросы:

– У французов имеются атомные ракетные подводные лодки типа «Редутабль», водоизмещение подводное – девять тысяч тонн, скорость хода – двадцать пять узлов, глубина погружения – триста метров. На вооружении – шестнадцать баллистических ракет, четыре носовых торпедных аппарата 533 миллиметра, восемнадцать торпед. Дальность стрельбы баллистических ракет – до шести тысяч километров.

Командир бригады был явно доволен ответами молодого офицера.

– Что ж, подводные силы противника ты знаешь, а что можешь сказать про авиацию? Кто нам больше всего досаждает в Средиземном море? – вновь задал вопрос комбриг.

Лейтенант, не задумываясь, ответил:

– Самолеты базовой патрульной авиации США типа «Орион», «Треккер», английские «Нимроды», французские «Атлантики». На вооружении – противолодочные торпеды, глубинные бомбы, мины. Для обнаружения подводных лодок имеются гидроакустические буи, детектор выхлопных газов, магнитный детектор, поисковый радиолокатор, пеленгатор, пассивная система обнаружения «Джезебел» и активная – «Джули».

Ответ тоже удовлетворил грозного начальника, и он продолжил ставить офицеру учебную задачу:

– Подводная лодка осуществляет зарядку аккумуляторной батареи. Работают два дизеля на зарядку и экономход[20] «малый вперед». Курс фактический – сорок градусов. Вы вахтенный офицер. Командир и старший помощник отдыхают. Вахтенный механик в центральном – командир моторной группы, вызвать его сюда.

Ограждение мостика подводной лодки 641-го проекта. Слева – верхний рубочный люк

Из пятого отсека вызвали командира моторной группы лейтенанта Слесарева, и капитан 1-го ранга продолжил:

– Я даю вводные, вы действуете. Погода фактическая, гидрология моря – тип «два», слой скачка – на тридцати метрах. Давай, лейтенант, наверх, и приступаем. Старший помощник подстрахует. Верхний рубочный люк задраивать умеете?

Верхний рубочный люк отсекает мостик от боевой рубки. Закрывание и открывание люка – целая наука. Нужно снять стопорный крючок, захлопнуть крышку, одновременно поворачивая кремальеру[21].

За минера ответил старший помощник командира:

– Товарищ комбриг, все вахтенные офицеры люк задраивать умеют. Мы постоянно тренировки проводим, даже на время.

– Ну хорошо, тогда, лейтенант, действуй, – заключил командир бригады.

– Есть! – ответил Цветков и полез на мостик. Вахтенным офицером был помощник командира капитан-лейтенант Солдатов. Заняв место вахтенного офицера, лейтенант доложил вниз по громкоговорящей связи «Каштан»[22]:

– Товарищ капитан первого ранга, прошу разрешения обратиться к командиру.

Получив разрешение, лейтенант доложил о принятии вахты и готовности к выполнению поставленной задачи.

Из центрального поста ответили «Есть». Минут пятнадцать «Каштан» молчал, лейтенант даже подумал, что внизу отвлеклись и забыли о задании.

Наконец из центрального поста голосом комбрига поступила вводная:

– Мостик, справа сорок градусов – работа самолетной РЛС[23]. Сила сигнала – три балла. Радиометрист.

Несмотря на то, что вводную молодой офицер ждал, прозвучала она внезапно. Как в тумане куда-то улетели все знания, полученные в училище и на подводной лодке при отработке задач боевой подготовки. Автоматически, даже не задумываясь, Цветков заорал в микрофон громкоговорящей связи:

– Все вниз! Стоп дизеля!

Свалившись с мостика, лейтенант прыгнул в люк, задраил верхний рубочный люк и вновь закричал:

– Задраен верхний рубочный люк, – и, спрыгнув в центральный пост, скомандовал: – Срочное погружение!

«Дрынь, дрынь, дрынь», – заверещал ревун. Лейтенант Слесарев продублировал команду «Срочное погружение» по «Каштану». Старшина команды трюмных мичман Вацлав Добриневский перекинул рукоятки клапанов вентиляции системы управления погружением-всплытием в положение «открыто». Вода устремилась в цистерны, и лодка начала погружаться. Мотористы в пятом отсеке застопорили дизеля, перекрыли шахты подачи воздуха, в шестом моторном отсеке дали средний ход трем моторам.

Цветков скомандовал рулевому на горизонтальных рулях мичману Главацкому:

– Боцман, погружаться на глубину шестьдесят метров с дифферентом пять градусов на нос, – и, отстранив от громкоговорящей связи механика, объявил по кораблю: – Погружаемся на глубину шестьдесят метров, осматриваться в отсеках.

Из кормовых отсеков через каждые 10 метров глубины посыпались доклады: «Первый (седьмой) отсек осмотрен, замечаний нет. Глубина столько-то метров».

На глубине 40 метров Цветков скомандовал на вертикальный руль:

– Право на борт. Ложиться на курс сто семьдесят градусов.

Наконец глубиномер показал глубину 60 метров и лодка легла на курс 170 градусов. Лейтенант, вытерев пот со лба, доложил:

– Товарищ капитан первого ранга, подводная лодка произвела маневр уклонения от самолетной РЛС. Глубина – шестьдесят метров, курс – сто семьдесят градусов.

Командир бригады удовлетворенно похвалил молодого офицера:

– Молодец, видимо, в училище учат курсантов неплохо. Оценка – «отлично». Дерзай, лейтенант, дальше в таком же духе.

За период службы на подводных лодках Цветкову пришлось всплывать, погружаться множество раз, но первое самостоятельное погружение запомнилось навсегда. Через много лет, учась в высших командирских классах, Цветков вновь встретился с контр-адмиралом Иваном Николаевичем Паргамоном, который стал начальником кафедры управления подводной лодкой. На одном из занятий бывший комбриг вспомнил лейтенанта:

– Вот ты уже и на командирских курсах, а давно ли я тебя экзаменовал по лодочным премудростям!

К сожалению, Иван Николаевич ушел из жизни, но память о нем до сих пор жива в сердцах моряков-подводников.

Проверив таким же образом других лейтенантов, командир бригады остался доволен. Подводная лодка Б-49 была полностью готова к призовым стрельбам. В экипаже провели партийное и комсомольское собрания с повесткой дня: «Задачи коммунистов (комсомольцев) по подготовке и выполнению призовой торпедной стрельбы».

Стрельба на приз главнокомандующего Военно-морским флотом СССР была назначена на конец октября. За двое суток до выхода в море загрузили на стеллажи в первом отсеке две перекисно-водородные торпеды 53–65 МА. Торпеда была принята на вооружение в 1965 году, несколько раз модернизировалась и считалась наиболее эффективной для уничтожения надводных целей. В практическом варианте торпеды имели скорость около 70 узлов и дальность около 10 000 метров. Наводилась торпеда на цель по кильватерной струе, имела неконтактный электромагнитный взрыватель. Перекисно-водородный двигатель не демаскировал торпеду при движении. Все бы ничего, но использование перекиси водорода в двигателе делало торпеду весьма опасной. Нужно было устанавливать систему дегазации и постоянно контролировать ее работу, считая количество пузырьков, проходящих через стеклянный стакан. Были случаи взрывов перекисно-водородных торпед, поэтому офицеры минно-торпедной части провели несколько занятий с торпедистами по обслуживанию торпед и сами каждый час приходили в первый отсек посчитать пузырьки.

Торпедные аппараты в первом отсеке подводной лодки проекта 641

День выхода в море все прекрасно знали, но наступил он как-то внезапно. Отряд боевых кораблей, по которому предстояло стрелять, состоял из крейсера «Мурманск» и трех больших противолодочных кораблей. Если крейсер был 1955 года постройки и средств обнаружения подводных лодок не имел, то главным предназначением БПК[24] была как раз борьба с подводными лодками.

Заняв полигон боевой подготовки, подводная лодка приступила к поиску надводных кораблей с помощью гидроакустических станций. Торпедисты занялись загрузкой торпед в торпедные аппараты. Настроение у моряков было приподнятое, но волнение чувствовалось. Голову командира минно-торпедной боевой части опять одолевали мысли: «А как оно будет? Справимся ли?!» Практика в приготовлении торпедных аппаратов у лейтенанта была, в училище был прекрасный тренажер, и опытные офицеры-преподаватели до автоматизма отрабатывали курсантов минно-торпедного факультета. Да и два месяца службы на эскадре не прошли даром, тренировались постоянно. Но это все тренировки, а сейчас фактически стрелять предстоит, да еще и на приз.

Сигнал тревоги прозвучал внезапно, следом по громкоговорящей связи последовала команда: «Учебная тревога. Торпедная атака. Атака надводной цели. Пятый, шестой торпедные аппараты к выстрелу приготовить». Торпедисты первого отсека начали подготовку торпедных аппаратов. В седьмом отсеке лейтенант Мирошкин готовил к стрельбе КСП[25], который выстреливается в момент залпа торпедами.

Специфика торпедной атаки на подводной лодке такова: все отсеки слышат команды центрального поста, но доклады с боевых постов слышит только центральный пост. Опытные подводники даже по командам центрального поста представляют, что делается на корабле, но Цветков пока еще опытным подводником не был, к тому же все его мысли были заняты приготовлением торпедных аппаратов. Однако все попытки контролировать работу торпедистов успехом не увенчались. Торпедисты работали уверенно, без суеты. После выполнения каждой операции шли доклады. «Набит воздух в боевой баллон пятого торпедного аппарата», «Открыт запирающий клапан на торпеде в пятом торпедном аппарате» и т. п. Наконец последовал доклад старшины 2-й статьи Попова:

– Товарищ лейтенант, пятый, шестой торпедные аппараты к выстрелу готовы.

Командиру БЧ-3 хотелось еще удостовериться, что все выполнено правильно, но из центрального поста раздалось:

– Первый, как торпедные аппараты?

Лейтенант вздохнул и прокричал в «Каштан»:

– Центральный, пятый и шестой торпедные аппараты к выстрелу приготовлены.

Через несколько минут из центрального поста прозвучала команда:

– Согласовать омегу[26].

Это означало, что до стрельбы остаются секунды. И вот долгожданное:

– Пятый, шестой торпедные аппараты – пли!

Цветков поочередно потянул рукоятки торпедных аппаратов, лодка вздрогнула, и торпеды понеслись к цели. Торпедисты быстро проверили выход торпед и срабатывание боевых клапанов на торпедных аппаратах. В центральный пост полетел доклад:

– Торпеды вышли, боевой[27] на месте.

Выполнив маневр уклонения от противолодочных кораблей и убедившись, что корабли ушли с полигона, командир дал приказ на всплытие. Выпущенные торпеды нашли и подняли на торпедолов очень быстро, и подводная лодка, получив приказание следовать в базу, легла на курс домой.

В Полярном подводную лодку встречала целая делегация во главе с начальником штаба эскадры контр-адмиралом Львом Давыдовичем Чернавиным. После доклада командира об успешном выполнении торпедной стрельбы экипаж подводной лодки построили на причале и начальник штаба поздравил моряков с отличным выполнением задачи. Оказывается, обе торпеды прошли под крейсером. Зрелище было потрясающим, и ни у кого из присутствующих не возникло даже тени сомнения, что приз будет вручен подводной лодке Б-49. Эту же мысль выразил и командующий Северным флотом адмирал флота Георгий Михайлович Егоров, который находился в момент атаки на крейсере и все видел своими глазами.

Начальник штаба пожал руки всему офицерскому составу и, остановившись у старшего помощника подводной лодки, дал указание тому подготовить список о поощрении особо отличившихся при выполнении стрельбы офицеров, мичманов и моряков. Народ, услышав о поощрении, одобрительно загудел, и только боцман, пробормотав что-то про себя, угрюмо добавил:

– Не наказали бы за что-нибудь – и то хорошо.

На что начальник штаба эскадры ответил:

– Николай Николаевич, что за пессимизм? Отличная атака, скоро дырочки на тужурках будете вертеть под ордена, – и, обратившись к командиру, добавил: – Борис Сергеевич, не задерживай с отчетом. Знаешь ведь, стрельнуть – полдела, главное – красиво нарисовать.

Получив указания от командира, штурмана и минеры под руководством старшего помощника, прихватив с собой начальника секретной части с картами и бланками отчетов, двинулись в штаб бригады.

В штабе их встретил флагманский минер 3-й бригады капитан 3-го ранга Косых. Его бравый вид показывал, что офицер находится в прекрасном расположении духа, его будёновские усы топорщились. Еще раз поздравив офицеров подводной лодки с успешной стрельбой, флагмин пригласил всех в кабинет тактической подготовки, где офицеры и приступили к составлению отчетов и изображению торпедной атаки на «простыне» размером два метра на полтора, склеенной из листов ватмана. Работа шла быстро, Цветков, еще не утратив училищные навыки по составлению торпедных отчетов, заполнял бланки отчетов, штурмана красиво рисовали схему атаки. Флагманский минер, напевая что-то типа «Зачем вы, девушки, женатых любите, непостоянная у них любовь», прохаживался между работающими офицерами, изредка давая какие-либо указания. Проходя мимо Цветкова, флагмин, остановившись, вдруг спросил:

– Слушай, а что ты до сих пор в лейтенантах ходишь?

Лейтенант, не отрываясь от отчета, нехотя ответил:

– Не заслужил еще.

– Что, сгорел на этом деле? – опять спросил Косых, выразительно постучав себя по кадыку.

– Да нет, – опять негромко ответил минер «Сорок девятой».

Глаза флагманского минера заблестели, а будёновские усы резко встрепенулись кверху:

– Что, на бабах погорел? – возбужденно произнес руководитель минной службы бригады. – Ну, ну, ну, расскажи, расскажи. Что, муж застал, да? Ну и как, давай, давай, не тяни, рассказывай, здесь все свои.

Цветков, оторвавшись от работы, ответил:

– Да нет же, не так, – и опять уткнулся в отчет.

Ответ еще больше раззадорил любопытство флагманского минера, и он, сглотнув слюну, произнес:

– Что, жена застукала? И что было? Я помню, когда меня жена застала с соседкой, скандалу было… Правда, в политотдел не побежала, но нервов мне попортила до одури. А я всего-то под юбку к соседке залез да поцеловал пару раз. А твоя, значит, в политотдел донесла?! Вот бабы дурные, неймется же им. Подумаешь, муж немножко расслабился. Да, с политотделом шутки плохи. Тут даже отличная стрельба не поможет.

На этот раз лейтенант выпрямился и четко ответил:

– Да не горел я нигде и ни с кем. Рано мне еще старшего лейтенанта получать. Три месяца прошло с выпуска.

Усы флагманского минера разочарованно опустились вниз, а он с ужасом в голосе произнес:

– Как три месяца? Ты что, этого года выпускник?

– Да, выпускник Высшего военно-морского училища подводного плавания имени Ленинского комсомола 1972 года, – отчеканил офицер.

– Подожди, подожди! – опять с дрожью в голосе выпалил флагмин. – А как же я тебя одного на стрельбу отпустил? Ведь это же что могло быть! А когда ты зачеты на самостоятельное управление сдал?

– Я сдал капитану 3-го ранга Кутьину. Мы ведь в четвертой бригаде были до призовых стрельб, – ответил молодой минер. – Да и ничего ведь не произошло, отстрелялись нормально.

Ноги перестали держать флагманского минера, и он рухнул на стул. В это время в разговор ввязался штурман подводной лодки старший лейтенант Демидов:

– Все хорошо, что хорошо кончается. Это бы дело да обмыть!

Но руководитель минной службы бригады, пропустив предложение штурмана мимо ушей, продолжал причитать:

– Ведь, если бы что случилось, меня комбриг в порошок бы стер. Плакал бы мой перевод на берег. До скончания века мне бы гнить во флагманах на Севере.

Наконец не выдержал старший помощник:

– Что ты все причитаешь, ничего же не случилось. Вообще ты нам должен стол накрыть за отличную стрельбу.

Услышав про стол, капитан 3-го ранга перестал причитать и бочком выскочил из кабинета.

Отчет получился прекрасным, на огромной схеме была полностью изображена вся торпедная атака. Командир, побурчав, изрек:

– Умеете, чертяки, не только водку пить, но и схемы рисовать. Молодцы!

Моряки и офицеры подводной лодки ходили героями. Офицеры с других кораблей, встретив минеров «Сорок девятой», шутя интересовались: «Когда обмывать приз будем? Не зажмите приз-то». И только боцман подводной лодки мичман Николай Николаевич Главацкий привычно изрекал: «Размечтались, приз они выиграли. Это еще бабушка надвое сказала. Не наказали бы, да и то ладно. На флоте самое лучшее поощрение – ненаказание».

Через некоторое время стало известно, что приз завоевали подводники Балтийского флота. На вопрос минного офицера лейтенанта Цветкова: «Как же так, товарищ командир, мы же отлично стрельнули?» – командир многозначительно ответил: