Шерлок Холмс: повести, рассказы

– По меньшей мере можно сделать вывод, что судно, на котором находился писавший или писавшие, было парусным. Похоже, они всегда отсылали свои своеобразные предупреждения или знаки перед тем, как выйти в плавание. Вспомните, как быстро исполнение угрозы последовало за угрозой, когда ее прислали из Данди. Если бы они отправились из Пондишери на пароходе, то прибыли бы почти одновременно с письмом. Но поскольку прошло семь недель, я думаю, что эти семь недель знаменуют разницу в скорости между почтовым пакетботом, доставившим письмо, и парусником, доставившим того, кто его написал.

– Вполне возможно.

– Более того: это вероятно. И теперь вы понимаете, почему это новое дело не терпит проволочек и почему я предупредил молодого Оупеншо, чтобы он был крайне осторожен. Удар оба раза был нанесен в конце промежутка времени, которое требовалось пославшим письмо, чтобы покрыть отделявшее их расстояние. Но это письмо пришло из Лондона, и потому мы не можем рассчитывать на задержку.

– Бог мой! – вскричал я. – Но что может означать столь беспощадное преследование?

– Бумаги, которые увез Оупеншо, очевидно, жизненно важны для лица или лиц на паруснике. Думаю, совершенно ясно, что их должно быть несколько. Один человек никак не смог бы обставить две смерти так, чтобы ввести в заблуждение присяжных суда коронера. Нет, их должно быть несколько, причем людей находчивых и решительных. Они намерены получить эти бумаги, у кого бы они ни хранились. Таким образом вы видите, что К.К.К. перестают быть инициалами индивида и становятся обозначением тайного общества.

– Но какого?

– А вы никогда, – сказал Шерлок Холмс, нагибаясь ко мне и понижая голос, – вы никогда не слышали про ку-клукс-клан?

– Никогда.

Холмс полистал лежавший у него на коленях том.

– А вот! – сказал он затем. – Ку-клукс-клан. Название восходит к воображаемому сходству со звуком взводимого ружейного затвора. Это страшное тайное общество было организовано бывшими солдатами южан после войны Севера с Югом, и его разветвления быстро возникли в разных частях страны, в первую очередь в Теннесси, Луизиане, обеих Каролинах, Джорджии и Флориде. Свое влияние оно использовало в политических целях, главным образом для терроризирования негров-избирателей и убийств или выживания из страны своих противников. Его нападения обычно предшествовались предупреждением, посылаемым намеченной жертве в несколько фантастичной, но узнаваемой форме – дубовая ветка с листьями в некоторых местах, семечки дыни или зернышки апельсина в других. По получении жертва могла либо публично отречься от своих прежних убеждений, либо бежать из страны. Если же человек пренебрегал угрозой, его уделом, его неминуемым уделом, была смерть, причем чаще всего в какой-либо необычной и непредвиденной форме. Столь совершенной была организация этого общества и такими систематичными были его методы, что практически неизвестны случаи, чтобы кому-то удалось противостоять ему безнаказанно или чтобы совершившие очередное преступление были изобличены. Годы и годы организация процветала вопреки усилиям правительства Соединенных Штатов и лучших слоев населения Юга. В конце концов в тысяча восемьсот шестидесятом году движение это довольно внезапно угасло, хотя и после этой даты случались спорадические вспышки того же характера.

Заметьте, – сказал Холмс, откладывая том энциклопедии, – внезапный крах организации совпал по времени с исчезновением Оупеншо из Америки с их бумагами. Вполне возможно, что тут мы сталкиваемся с причиной и следствием. Неудивительно, что за ним и его близкими охотились абсолютно беспощадные люди. Легко понять, что этот список и дневник могли скомпрометировать каких-то ведущих деятелей Юга и что многим по ночам не спится из-за их пропажи.

– Так, значит, страница, которую мы видели…

– Именно такая, какой следовало ожидать. Если я помню верно, на ней значилось: «Зернышки А, Б и В». То есть им послано предупреждение. Затем следуют записи, что А и Б убыли, то есть покинули страну, и, наконец, что В навещен с, боюсь, зловещим исходом для В. Ну, думается, доктор, мы пролили некоторый свет в эти потемки, и, по моему мнению, единственный шанс для молодого Оупеншо тем временем – поступить так, как я ему сказал. Сегодня вечером больше нечего обсуждать или предпринять, а потому передайте мне скрипку, и попытаемся на полчаса забыть удручающую погоду и еще более удручающие деяния членов рода человеческого, к которому принадлежим и мы.

К утру развиднелось, и солнце сияло за дымным пологом, висящим над великой столицей. Когда я спустился, Шерлок Холмс уже завтракал.

– Простите, что не стал вас дожидаться, – сказал он. – Предвижу, мне предстоит нелегкий день в связи с делом молодого Оупеншо.

– Какие шаги вы предпримете? – спросил я.

– Это зависит от результатов моих начальных розысков. Возможно, мне все-таки придется поехать в Хоршем.

– Вы не отправитесь туда сразу?

– Нет, я начну с Сити. Позвоните, и горничная принесет вам кофе.

В ожидании я взял со стола неразвернутую газету и начал ее проглядывать. Глаза мои приковал заголовок, от которого мое сердце похолодело.

– Холмс! – вскричал я. – Вы опоздали!

– А! – сказал он, ставя чашку на блюдце. – Как я и опасался. Каким образом это было устроено? – Тон его был спокоен, но я видел, как глубоко он потрясен.

– Я увидел фамилию Оупеншо и заголовок «Трагедия вблизи моста Ватерлоо». А вот заметка:

«Вчера вечером между девятью и десятью вечера констебль Кук из восьмого участка, дежуривший вблизи моста Ватерлоо, услышал крик о помощи и всплеск воды. Однако ночь выдалась на редкость бурная и темная, так что, несмотря на содействие нескольких прохожих, предпринять спасение оказалось невозможным. Тревога все же была поднята, и благодаря помощи речной полиции тело утопленника было найдено. Им оказался молодой джентльмен, которого, как следует из адреса на конверте в его кармане, звали Джон Оупеншо, и он проживал вблизи Хоршема. Предполагается, что он, вероятно, торопился успеть на последний поезд с вокзала Ватерлоо и в спешке, да еще в непроглядной тьме, сбился с пути и сорвался с края одной из небольших пристаней для речных катеров. На теле не обнаружено никаких следов насилия, и нет сомнений, что покойный стал жертвой несчастного случая, который должен бы привлечь внимание городских властей к состоянию речных пристаней».

Несколько минут мы сидели в молчании. Никогда еще я не видел Холмса таким угнетенным и расстроенным.

– Моя гордость ранена, Уотсон, – сказал он наконец. – Без сомнения, чувство мелочное, но моя гордость ранена. Теперь это стало моим личным делом. И если Бог даст мне здоровья, я изловлю эту шайку. Он обратился ко мне за помощью, а я отправил его на смерть!.. – Холмс вскочил на ноги и в неописуемом волнении начал расхаживать по комнате. Его бледные щеки покраснели, длинные худые пальцы сплетались и расплетались.

– До чего же хитрые негодяи! – воскликнул он наконец. – Как они сумели сманить его вниз? Набережная ведь не на пути к вокзалу. На мосту даже и в такую ночь должно было быть настолько людно, что там они осуществить задуманное не могли. Ну, Уотсон, поглядим, за кем останется победа. А теперь я пойду.

– В полицию?

– Нет. Я сам стану полицией. Когда я сплету мою паутину, полиция сможет забрать мух, но не раньше.

Весь день я занимался своими пациентами, и был уже вечер, когда я вернулся на Бейкер-стрит. Шерлок Холмс еще не возвратился. Было уже почти десять, когда он вошел, бледный, измученный. Подошел к буфету, отломил кусок булки и с жадностью съел, запив большим глотком воды.

– Вы сильно проголодались, – заметил я.

– Умираю с голоду. Как-то вылетело из головы, и после завтрака у меня крошки во рту не было.

– Ни крошки?

– Ни единой. У меня не было времени думать о еде.

– И вы преуспели?

– Вполне.

– У вас есть зацепка?

– Они у меня в кулаке. Молодому Оупеншо недолго оставаться неотмщенным. Знаете, Уотсон, давайте отправим им их собственное дьявольское предупреждение. Отличная мысль!

– Какая же?

Он взял с буфета апельсин и, разорвав его на куски, выдавил на стол зернышки. Взял пять и засунул в конверт. На внутренней стороне клапана написал «Ш.Х. за Дж. О.», затем заклеил конверт и написал адрес: «Капитану Джеймсу Колхауну. Барк «Одинокая Звезда», Саванна, Джорджия».

– Оно будет ожидать его, когда он войдет в порт, – сказал Холмс с усмешкой. – И может обеспечить ему бессонную ночь. Для него зернышки явятся таким же знамением его судьбы, как они были для Оупеншо.

– Но кто такой капитан Колхаун?

– Вожак шайки. Я доберусь и до остальных, но он первый.

– Как же вы их выследили?

Он вытащил из кармана большой лист бумаги, испещренный датами и названиями.

– Весь день, – сказал он, – я просидел над регистрами Ллойда и подшивками старых газет, выясняя будущие плавания каждого судна, которое заходило в Пондишери в январе и феврале восемьдесят третьего. Имелось тридцать шесть парусников приличной грузоподъемности, побывавших там в эти месяцы. Из них мое внимание тотчас привлекла «Одинокая Звезда», поскольку, хотя портом отбытия был указан Лондон, это прозвище одного из американских штатов.

– Техаса, по-моему.

– Я не был уверен какого, но понял, что это американское судно.

– Что дальше?

– Проверил сведения о Данди, и когда обнаружил, что барк «Одинокая Звезда» заходил туда в январе восемьдесят пятого, мое подозрение превратилось в уверенность. Тогда я навел справки, какие суда стоят сейчас в лондонском порту.

– И?

– «Одинокая Звезда» прибыла сюда на прошлой неделе. Я отправился в док Альберта и узнал, что парусник этот отплыл с утренним отливом, направляясь в Саванну. Я протелеграфировал в Грейвсенд и узнал, что он прошел там некоторое время назад, а поскольку ветер восточный, не сомневаюсь, что он уже оставил Гудуинс позади и теперь где-то вблизи острова Уайт.

– Так что вы предпримете?

– Он у меня в руках. Он и два помощника, как я выяснил, единственные урожденные американцы на борту. Остальные – финны или немцы. Еще я знаю, что они все трое отсутствовали вчера вечером. Я узнал это от грузчика, участвовавшего в погрузке их судна. К тому времени, когда их парусник придет в Саванну, пакетбот уже доставит это письмо, а каблограмма уведомит полицию Саванны, что эти три джентльмена подлежат отправке сюда, чтобы ответить за убийство.

Однако даже самые лучшие людские планы натыкаются на нежданные помехи, и убийцам Джона Оупеншо не было суждено получить апельсиновые зернышки, которые показали бы, что некто такой же хитроумный и настойчивый, как они, вышел на их след. Очень долгими и очень свирепыми были равноденственные штормы в том году. Мы долго ждали известий об «Одинокой Звезде» из Саванны, но так их и не получили. Наконец мы случайно узнали, что где-то далеко в Атлантическом океане между волнами был замечен разбитый архештевень парусного судна с буквами «О.З.», вырезанными на нем, и это все, что нам довелось узнать о судьбе «Одинокой Звезды».

Записки о Шерлоке Холмсе

Рейгетские сквайры

[Вторник, 14 апреля – вторник, 28 апреля 1887 г.]

Это произошло незадолго до того, как здоровье моего друга Шерлока Холмса окончательно восстановилось после нервного истощения, вызванного чрезвычайным напряжением сил весной 1887 года. Скандальное дело Голландско-Суматранской компании и грандиозные махинации барона Мопертюи, воспоминания о которых еще будоражат общественное мнение, слишком тесно связаны с политикой и финансами, а потому не могут служить подходящей темой для серии моих записок. Однако они косвенным образом привели к необычному и довольно сложному делу, предоставившему моему другу возможность продемонстрировать новое оружие из своего богатого арсенала, помогавшего ему в нескончаемой войне с преступностью.

Сверившись со своими записями, я убедился, что четырнадцатого апреля того года я получил телеграмму из Лиона, где сообщалось, что Холмс лежит больной в отеле «Дюлонж». Спустя двадцать четыре часа я уже был в его номере и с облегчением обнаружил, что в симптомах его недомогания нет ничего угрожающего. Однако даже его железное здоровье пошатнулось после расследования, длившегося более двух месяцев, когда он работал не менее пятнадцати часов в сутки и не однажды, по его собственному заверению, не смыкал глаз по пять суток подряд. Даже триумфальное завершение его трудов не могло спасти Холмса от последствий столь чудовищного напряжения, и в те дни, когда Европа прославляла его имя, а пол в его номере был едва ли не по щиколотку завален поздравительными телеграммами, я нашел своего друга во власти глубочайшей депрессии. Сознания того, что он преуспел в расследовании, которое оказалось непосильным для полиции трех стран, и по всем статьям переиграл искуснейшего европейского афериста, было недостаточно, чтобы вывести его из состояния мрачного безразличия.

Три дня спустя мы вместе вернулись на Бейкер-стрит. Было ясно, что мой друг нуждается в перемене обстановки, а возможность провести неделю за городом в разгар весны казалась мне самому довольно соблазнительной. Мой старый знакомый, полковник Хэйтер, который находился под моим врачебным наблюдением еще в Афганистане, теперь приобрел дом неподалеку от Рейгета в графстве Суррей и часто предлагал мне погостить у него. В последний раз Хэйтер добавил, что если мой друг тоже решит приехать, то он с радостью примет и его. Мне пришлось прибегнуть к дипломатическим уловкам, но когда Холмс понял, что его приглашают в холостяцкое жилище, где ему будет предоставлена полная свобода действий, он согласился с моим планом, и через неделю после нашего возвращения из Лиона мы перебрались под крышу к полковнику. Хэйтер был приятнейшим человеком, старым служакой, повидавшим на своем веку разные страны; как я и ожидал, вскоре обнаружилось, что у них с Холмсом есть много общего.

Вечером в день нашего приезда мы отдыхали после обеда в оружейной комнате полковника. Холмс прилег на диване, а мы с Хэйтером рассматривали небольшую коллекцию восточного оружия.

– Кстати, – внезапно сказал он, – думаю, мне стоит захватить один из этих пистолетов с собой в спальню на случай тревоги.

– Тревоги? – с недоумением повторил я.

– Именно. Не так давно в наших краях случилось неприятное происшествие. В прошлый понедельник кто-то взломал дверь и проник в дом старого Эктона, одного из местных богачей. Ущерб небольшой, но воры до сих пор гуляют на свободе.

– И никаких следов? – спросил Холмс, покосившись на полковника.

– Пока никаких. Но дело-то пустяковое – одно из мелких преступлений, какие случаются в сельской местности. Для вас, мистер Холмс, оно вряд ли представит какой-то интерес, в особенности после такого большого международного успеха!

Холмс отмахнулся от комплимента, хотя по его улыбке было заметно, что похвала доставила ему удовольствие.

– В деле были какие-нибудь интересные особенности?

– Пожалуй, что нет. Воры обшарили библиотеку, но почти ничего не получили за свои старания. Все в комнате было перевернуто вверх дном, ящики взломаны, книжные шкафы перерыты, а в результате пропал лишь томик «Гомера» Александра Поупа, два позолоченных подсвечника, пресс-папье из слоновой кости, маленький дубовый барометр и моток бечевки.

– Что за странная коллекция! – воскликнул я.

– Очевидно, эти субъекты просто похватали все, что попалось им под руку.

Холмс хмыкнул.

– Полиция графства должна была что-то предпринять, – сказал он. – Ведь совершенно ясно, что…

Я погрозил ему пальцем.

– Вы здесь на отдыхе, мой дорогой друг. Ради всего святого, не увлекайтесь новой загадкой, пока ваши нервы не пришли в порядок.

Холмс пожал плечами, с комичной покорностью взглянув на полковника, и разговор перешел на менее опасные темы.

Однако все мои врачебные предосторожности пропали впустую, поскольку на следующее утро таинственное происшествие явилось перед нами с такой стороны, что было уже невозможно игнорировать его, и наша загородная поездка обернулась самым непредвиденным образом. Мы сидели за завтраком, когда в столовую, забыв о правилах приличия, ворвался дворецкий Хэйтера.

– Вы слышали новости, сэр? – выпалил он. – О том, что случилось у Каннингемов?

– Опять ограбление? – воскликнул полковник, так и не успевший поднести к губам чашку кофе.

– Убийство!

Полковник присвистнул.

– Боже мой! – произнес он. – Кто же убит? Сам мировой судья или его сын?

– Ни тот ни другой, сэр. Это Уильям, их кучер. Убит выстрелом в сердце, сэр, сражен наповал.

– Кто же его застрелил?

– Грабитель, сэр. Он промелькнул, как молния, только его и видели. Успел лишь добраться до окна буфетной, когда Уильям столкнулся с ним и встретил свой конец, спасая хозяйское имущество.

– Когда это случилось?

– Поздно вечером, сэр, где-то около полуночи.

– Что ж, тогда мы заглянем туда попозже, – сказал полковник и спокойно вернулся к прерванному завтраку. – Скверное дело, – добавил он после ухода дворецкого. – Старина Каннингем здесь самая важная персона; кстати говоря, очень достойный человек. Он будет ужасно расстроен, ведь убитый много лет служил ему верой и правдой. Похоже, это те самые негодяи, которые ограбили Эктона.

– И унесли с собой весьма странную добычу, – задумчиво добавил Холмс.

– Более чем странную.

– Гм-м! Может статься, дело тут самое простое, но на первый взгляд оно выглядит довольно любопытно, не правда ли? От воров, промышляющих в сельской местности, можно ожидать, что они будут менять места своих набегов, а не шарить в двух соседних закромах с промежутком в несколько дней. Когда вчера вечером вы заговорили о мерах предосторожности, у меня мелькнула мысль, что это, пожалуй, последнее место во всей Англии, на которое воры могли бы обратить внимание; отсюда следует, что мне предстоит еще многому научиться.

– Полагаю, это кто-то из местных жителей, – сказал полковник. – Тогда, разумеется, особняки Эктона и Каннингема были для него желанной добычей, потому что они здесь самые большие.

– И самые богатые?

– Вообще-то так и должно быть, но Эктоны и Каннингемы вот уже несколько лет ведут судебную тяжбу, стоившую обоим немало крови. Старый Эктон претендует на половину угодий Каннингема, и адвокаты ухватились за это дело обеими руками.

– Если преступник из местных, полиции не составит большого труда найти его. – Холмс зевнул. – Ладно, Уотсон, я не собираюсь вмешиваться.

– Инспектор Форрестер, сэр, – доложил дворецкий, распахнув дверь.

Инспектор, проворный, смышленого вида молодой человек, вошел в комнату.

– Доброе утро, полковник, – сказал он. – Надеюсь, я не помешал вам? До нас дошли слухи, что у вас гостит мистер Холмс с Бейкер-стрит.

Полковник указал в сторону моего друга, и инспектор поклонился.

– Мистер Холмс, мы подумали, что, возможно, вам захочется принять участие в расследовании.

– Судьба нынче против вас, Уотсон, – со смехом заметил Холмс. – Мы как раз обсуждали эти события, когда вы пришли, инспектор. Наверное, вы сможете сообщить нам некоторые подробности.

Он откинулся на спинку стула в хорошо знакомой позе, и я понял, что мое положение безнадежно.

– У нас не было улик по делу Эктона, но теперь есть несколько путеводных нитей, и мы не сомневаемся, что в обоих случаях действовала одна и та же компания. Убийцу видели.

– Вот как?

– Да, сэр. Но он умчался, как олень, едва только прогремел выстрел, убивший бедного Уильяма Керована. Мистер Каннингем заметил преступника из окна спальни, а мистер Алек Каннингем видел его со стороны черного хода. Тревога поднялась без четверти двенадцать. Мистер Каннингем как раз лег в постель, а мистер Алек, сидя в халате, курил трубку у себя в спальне. Оба услышали, как кучер Уильям зовет на помощь, и мистер Алек выбежал узнать, в чем дело. Задняя дверь была распахнута настежь, и когда он спустился по лестнице, то увидел двух людей, боровшихся друг с другом. Один из них выстрелил, другой упал, и убийца побежал через сад, а затем перепрыгнул через садовую ограду. Мистер Каннингем, глядевший из окна спальни, заметил, как этот тип выскочил на дорогу, но почти сразу же упустил его из виду. Мистер Алек кинулся к умирающему в надежде как-то помочь ему, поэтому злодей успел скрыться. У нас нет описания его внешности, если не считать, что это человек среднего роста, одетый в темное, но мы предпринимаем энергичные розыски, и если он не из местных жителей, то скоро попадется нам в руки.

– Что там делал этот Уильям? Он что-нибудь сказал перед смертью?

– Ни слова. Он жил в сторожке у въезда в усадьбу вместе со своей матерью, а поскольку Уильям был очень преданным слугой, мы полагаем, что он подошел к дому с намерением проверить, все ли в порядке. Конечно же, происшествие в доме Эктона всех насторожило. Грабитель, по-видимому, только успел открыть дверь – замок был взломан, – когда Уильям столкнулся с ним.

– Уильям ничего не сказал своей матери перед уходом?

– Она очень стара и глуха; нам не удалось добиться от нее ничего путного. От потрясения она почти лишилась рассудка; насколько я понимаю, она и раньше-то не отличалась особым умом. Однако у нас имеется одна очень важная улика. Вот взгляните-ка!

Инспектор достал из записной книжки маленький клочок бумаги и разгладил его на колене.

– Убитый сжимал этот обрывок в руке. Похоже на уголок, оторванный от листа большего размера. Как видите, время, упомянутое здесь, точно совпадает с тем, когда бедный Уильям расстался с жизнью. Должно быть, убийца вырвал у него остальную часть листа, либо сам Уильям вырвал этот клочок из руки убийцы. Судя по содержанию, речь в записке шла о какой-то встрече.

Холмс взял обрывок бумаги, факсимиле которого приводится здесь:

– Если в записке действительно была назначена встреча, – продолжал инспектор, – то теоретически можно предположить, что Уильям Керован, хотя и имел репутацию честного человека, все же вступил в сговор с преступником. Он встретился с ним, даже помог ему взломать дверь, а затем между ними вспыхнула ссора.

– Почерк чрезвычайно интересный! – заметил Холмс, с напряженным вниманием изучавший записку. – Кажется, дело оказалось куда более занятным, чем я предполагал.

Он обхватил голову руками и уперся взглядом в стол. Инспектор улыбнулся при виде того, какое впечатление ему удалось произвести на знаменитого лондонского специалиста.

– Ваше последнее предположение – насчет возможного сговора между слугой и грабителем, о чем может свидетельствовать обрывок записки с просьбой о встрече, – выглядит остроумно и вполне правдоподобно, – сказал Холмс. – Но этот почерк говорит о…

Он снова обхватил голову руками и на несколько минут погрузился в глубокое раздумье. Когда Холмс поднял голову, я с удивлением заметил, что на его щеки вернулась краска, а глаза блестят так же ярко, как до болезни. Он вскочил на ноги с былой энергией.

– Вот что, – сказал он. – Я хотел бы внимательнее ознакомиться с обстоятельствами этого дела. В нем есть что-то необыкновенно привлекательное для меня. С вашего позволения я покину вас и моего друга Уотсона и прогуляюсь с инспектором, чтобы проверить кое-какие свои догадки. Вернусь через полчаса.

Прошло полтора часа, прежде чем к нам вернулся инспектор. Он был один.

– Мистер Холмс разгуливает взад-вперед по полю, – сообщил он. – Он хочет, чтобы мы вчетвером сходили к дому.

– К дому мистера Каннингема?

– Да, сэр.

– Зачем?

Инспектор пожал плечами.

– Не знаю, сэр. Между нами говоря, мне кажется, что мистер Холмс еще не вполне оправился от болезни. Он ведет себя довольно странно и очень возбужден.

– Думаю, вам не стоит беспокоиться, – сказал я. – Обычно выясняется, что в его безумии есть свой смысл. Это его метод.

– Кое-кто мог бы сказать, что в его методе есть безумие, – пробормотал инспектор. – Однако ему не терпится приступить к делу, полковник, поэтому, если вы готовы, нам лучше отправиться немедленно.

Холмс действительно расхаживал взад-вперед по полю, опустив голову на грудь и засунув руки в карманы брюк.

– Дело становится все более интересным, – сказал он. – Уотсон, ваша мысль о загородной поездке определенно была удачной. Я замечательно провел утро.

– Насколько я понимаю, вы побывали на месте преступления, – сказал полковник.

– Да, мы с инспектором провели небольшую разведку.

– Есть успехи?

– Что ж, обнаружились довольно интересные вещи. По пути я расскажу вам, что мы сделали. Во-первых, осмотрели тело несчастного конюха. Как и было доложено, он действительно умер от пули, выпущенной из револьвера.

– А вы в этом сомневались?

– Никогда не мешает все проверить. Наш осмотр не прошел впустую. Затем мы поговорили с мистером Каннингемом и его сыном, показавшими нам то самое место, где убийца, спасаясь бегством, пробрался через живую изгородь. Разговор был весьма интересный.