Полная версия
Замок Альбедо
Ричард ел рамен из пластиковой миски, сидя на кровати, Александра в ванной сушила волосы феном. Они уже успели сходить в сады Хамарикю в трех четвертях часа ходьбы – добираясь туда на такси – и забрать по пути обратно еду навынос.
Начало гонки было в два часа дня по местному времени, презентация Ноноды подходила к концу. Автомобильная корпорация представляла достижения не только машиностроения, но и искусственного интеллекта, на базе своих внутренних проектов для мониторинга, анализа и ассистирования. Юсукэ Кума, глава подразделения Мастерства инновационных исследований в центре Исследований и разработок, рассказывал и о проектах акселератора на базе исследовательского института Ноноды в Кремниевой долине, и о проприетарных разработках, системе «Совместная разведка», нейронной сети, самообучающейся на поведении пользователя, название которой резало слух.
– Забавно, – хмыкнула Александра, Ричард поднял на нее взгляд от миски с раменом. – Год назад какой-то студент продал им свою разработку искусственного интеллекта – которую делал на деньги Имперского колледжа Лондона. Отличный ход: использовать репутацию государственного учреждения, чтобы развивать собственный стартап, который привлекает внимание прогрессивностью – прямо как прототип Д'Анджело.
Джузеппе Д'Анджело был персонажем из книги «Кошки не пьют вино» – детективного романа об убийстве на итальянских виноградниках – принесшего Александре популярность. Талантливый стратег и бизнесмен, создавший свою империю Бароло, возродив старинные легенды о вине крови королей и алхимии… Ричард знал эту историю, он помнил того, на ком основан вымышленный герой – и лишь покачал головой.
– …популяризацией науки. Как говорил Генри Форд, что бы мы ни предпринимали, всегда была и будет пропасть между массовым потребителем и создателем инновации, – рассказывал с трибуны Кума. – Как была и будет извечная борьба между классами, каждый представитель которых мнит себя носителем истинной мудрости – научной, интеллектуальной или народной – и будет стремиться сохранить элитарность и узость собственного круга, не принимать изменения, вступающие в силу в новом веке технологий.
– Вообще-то это говорил Гедеон Рихтер, – с набитым ртом произнес Ричард, возражая.
Александра усмехнулась, скрестив руки на груди.
– Но это не мешает нам двигать идеи вперед и заниматься просветительской деятельностью, размывая границы, делая невозможное возможным, – продолжал спикер. – В этом миссия любого деятеля – переступать черту, перетаскивать на противоположную сторону ценное, являть его миру и делиться им. Я тоже когда-то не понимал смысл популяризации науки – считая, что так науку обесценивают, показывают ее, якобы, простоту – так, словно каждый может запустить ракету в космос и совершить открытие. Но правда в том, что запускать ракеты и совершать открытия обычному человеку мешает лишь узость мышления – в убеждении, что между классами есть какая-то разница.
– Вообще-то, – протянула Александра. – Это сказал не Форд и не Рихтер.
– М-м?
Юсукэ Кума был худым и высоким японцем средних лет – из тех, по которым невозможно понять истинный возраст, – он хорошо говорил по-английски – пусть и с типичной японской артикуляцией, он прекрасно держался на сцене. Под его началом прошли десятилетия развития инновационных технологий Ноноды, пару лет назад он попал в серьезную автокатастрофу и пережил долгую реабилитацию – чтобы позже вернуться в строй с новыми силами.
– Это сказал мой Грандмастер Рублев – и я даже помню, что это было на его кухне, за чаепитием с его партроном Германом, – объяснила Александра. – И они обсуждали его аспиранта, который ненавидел популяризаторов науки – которые обесценивают деятельность ученых, показывая их работу, словно это кусок пирога. И смысл цитаты был не в закономерности разделения на классы, а в невежестве обеих сторон спора.
Рука, держащая лапшу палочками, замерла над миской, лапша соскользнула обратно в бульон. То, что цитата принадлежала Рихтеру, венгерскому фармацевту, Ричард помнил из речи Бера, с которым он столкнулся на Станции. На той самой автомобильной вечеринке – когда Ричард познакомился с ним – он как раз рассказывал то же самое, что сейчас с трибуны вещал Кума. Единственным отличием был язык – Бер говорил по-немецки, а японец с экрана телевизора – по-английски.
– Они могли цитировать Рихтера, – отозвался Ричард.
– Исключено.
– Рихтер и Форд могли быть знакомы с Рублевым и его партроном?
– Возможно.
– Опять алхимики, – вздохнул Ричард.
Для Поэтов, алхимиков, не существовало понятий ни пространства, ни времени, Поэты и алхимики знали друг друга даже сквозь века, общались друг с другом через творчество – передавая из поколения в поколение знания и опыт. Форд и Рихтер были современниками, Рублев – следующим поколением, за ним – Александра и Ричард.
Партроны – партнеры и патроны – были напарниками на пути великого делания, совместные творения меняли реальность. Ричард уже не удивлялся, что все алхимики между собой связаны – и что через своего партрона Кристофера он был связан с бывшим партроном Кристофера, через знакомства с другими Поэтами он может общаться и с Данте, и с Мильтоном, и с Ричардом III, и с Гете…
Случайно ли Бер процитировал тогда слова Поэта – или Бер мог быть алхимиком? От этой мысли Ричарду стало не по себе. Воспоминания о Морице Бере были неприятными – потому что Бер стал для него кем-то вроде личного врага.
Эту проклятую Станцию он, видимо, еще нескоро забудет.
– Ну вот, – в наигранном недовольстве сказала Александра. – Теперь я не успокоюсь, пока не вспомню, как звали этого аспиранта… Мне даже интересно. Потому что он тоже к этому причастен – он был одним из талантливых учеников Рублева и Германа.
Ричард поставил миску на прикроватную тумбочку, он задумался. Мысленно он переместился в прошлое, в Берлин, в отдел инфраструктуры Департамента Азии и Тихого Океана Министерства иностранных дел Германии.
Работа агента под прикрытием в чужой стране – роль, которую следует играть двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, неопределенный срок, пока не будет иных указаний от руководства. Шпионаж, политический, промышленный – деятельность, наказуемая пытками и смертью: если не от карательной силы противника, то от руки своих же коллег – если вдруг вытащить из страны разведчика не получается.
Ричард и Роуз жили в Берлине под чужими именами, изображая семейную пару – Рихарда и Роуз Вайс. Они добывали и с нужной периодичностью передавали информацию о деятельности Министерства в Секретную Разведывательную Службу Великобритании. Их позиции не привлекали внимание, во внутренней системе многие разделы для них были закрыты, но они находились в эпицентре событий, в политическом муравейнике, на пересечении путей сообщения.
Агенты Вайс были связующим звеном между иностранными послами и политическими деятелями, ключевыми фигурами мирового масштаба – даже если послы, деятели и фигуры об этом не знали. Вопросы, касаемые других стран – рассматриваемых в контексте внешних взаимодействий Германии, – интересовали британскую разведку больше, чем дела отдельно взятого государства. Слухи и секреты, подслушанные и проговоренные на ночных сборищах дипломатов и их приятелей под кайфом, были еще полезнее.
Искушений было много. Ричард когда-то полагал, что его отправили на Станцию, потому что он подходит под описание молодого дипломата-немца в счастливом браке с коллегой-немкой, что он имеет необходимые знания и навыки, что он ответственный, неподкупный и надежный… Оказалось, что он просто был хорош собой и должен был стать тем, кто окунается на дно, в развратный мир берлинских увеселительных заведений, в то время как Роуз Вайс больше играет на поверхности.
У них был хороший тандем, Ричард был рад, что он на задании именно с Вайс. Она была холодна и требовательна, она никогда не ошибалась и, как и Ричард, уважала субординацию и рабочую этику.
Они полтора года спали в разных комнатах и целовались только тогда, когда этого требовали обстоятельства. Ричард помнил лишь один раз, когда он видел Вайс в белье, и то это была постановочная сцена – когда они только устроились в Министерство иностранных дел, и ему следовало зайти к Вайс в кабинет – в юридическом отделе, – чтобы раз и навсегда произвести на всех впечатление похотливого самца.
Их должны были застукать – и бюстгальтер у Вайс был белый, на косточках, но без кружев. Трусы, судя по всему, тоже были без кружев – потому что на ощупь они были незаметны под брюками.
О том, чтобы намеренно подкатывать шары к агенту Вайс, Ричард даже не думал – потому что ему всегда было куда присунуть член, даже когда он сам этого не хотел.
Во время Станции он часто, пусть и мысленно, проклинал свою участь секс-машины, куклы на витрине, которая крутит задницей и всегда привлекает внимание. У него была внешность широкоплечего плохиша-актера, ему шли синие и черные рубашки, небритым и с грязной головой его считали еще более привлекательным, чем причесанным офисным модником.
И в задницу, как заметила Александра в его сне, ему тоже нередко хотели что-нибудь засунуть.
Вайс представила его Беру на той вечеринке, Бер имел большой круг знакомых, Ричард счел связи Бера ценными – и дал Беру понять, что сам может быть ценным… Какое-то время находясь рядом с немецким меценатом, они, как охотничьи псы, приносили свежие трюфели в Цирк.
Потом они выяснили, что Бер – не только филантроп и лидер мнений, соучредитель фармацевтической корпорации, но и русский шпион.
Сливать через Бера ложные сведения напрямик в русскую разведку они считали гениальной идеей. Полгода они забавлялись, радуя Цирк ощущением вседозволенности и всевластия – пока Бер не понял, что к чему.
Он был настоящим профессионалом, он бы не оставил им шанса – если бы не чистая случайность, позволившая им уйти. Они заплатили высокую цену – и не смогли спасти своих людей, еще двоих агентов под прикрытием…
Ричарду пришлось их убить – потому что если бы до них добрался Бер, миссия была бы провалена. У них бы не получилось вывезти всех единовременно – и замести следы.
Мориц Бер был таким же, как они, даже сильнее – просто у него был другой хозяин. Ричард лишь год назад понял причину бешенства Бера, который вмиг потерял все – из-за двоих британских шпионов, вставших у него на пути, сломавших годами работавшие, отлаженные механизмы.
Бер строил свою империю с умом – но на обеспечении русской разведки, которая вмиг лишила бы его и статуса, и жизни – за ошибку. Как сложилась его судьба дальше, Ричард не знал – и не хотел знать…
– Вот, нашла! – воскликнула Александра, показывая Ричарду экран телефона, и его резко вытолкнуло обратно из водоворота воспоминаний. – «Слово как инструмент музыкального самовыражения Германа Гессе», – зачитала она. – Статья бог знает какого лохматого года, кандидат филологических наук Вадим Рублев, соавтором идет Борис Медведев, Московский государственный университет, кафедра теоретической и прикладной лингвистики.
Он даже не заметил, как она села рядом на кровать, не знал, как долго искала информацию об аспиранте… По телевидению уже показывали, как начался предстартовый отсчет, все, за исключением представителей команд и механиков, покинули стартовую решетку, погасла одна пара красных сигналов.
– Медведев… и Кума на японском тоже медведь, – хмыкнула Александра. – Русский царь зверей.
Ричард уставился на нее, словно увидел привидение.
Бер – тоже медведь.
9. Мечтатель
[Япония, Судзука, Трасса Судзука][Япония, Токио, Тиёда]Дарио пытался спать, упираясь лбом в стекло автобуса, стоявшего на парковке трассы Судзука в ожидании, пока вся команда Ротештир не окажется в сборе – чтобы ранним утром отправиться в Токио. Ночевали они в моторхоуме, солнце еще только поднималось от горизонта, раскрашивая небо коралловыми полосами и оттенками оранжевого – как на их темно-синей форме с яркими нашивками логотипов.
Очередной уик-энд подошел к концу, впереди двухнедельный перерыв. Макс и Серхио – снова лидеры гонки, вновь Быки произвели фурор, фанаты писаются кипятком, ненавистники и завистники заявляют, что всему причиной – новая технология покрытия карбонового корпуса болида, на который теперь не прилипает копоть от покрышек, что на порядок улучшает аэродинамические характеристики – разработка, которой нет аналогов у других команд.
Мотор гудел, автобус еще не трясло – и Дарио решил не менять позу, пока транспортное средство не тронется с места. На плечо соседа будет куда комфортнее уронить голову – потому что даже через кепку передается резонанс от стекла.
Он научился спать где угодно и как угодно – но точно знал, как лучше, чтобы чувствовать себя бодро после пробуждения. Он перестал переживать о том, что о нем подумают; когда выдавались минуты что-нибудь почитать, он уже надевал очки – с толстыми круглыми стеклами – которые перестал носить, как только окончил школу. Зрение у него всегда было плохое – однако он выбирал щуриться и притворяться, что все в порядке.
Он понятия не имел, как его взяли в разведку – и надеялся, что не только потому что он рассказывал офтальмологу про семейный рецепт печенья бискотти.
Дарио пытался поступать в школу полиции, но его не брали – ни после окончания школы, когда он еще был несуразным, плохо подтягивался и отжимался, выдыхался на пробежках, ни когда он уже похорошел и подкачался, перестал выглядеть как книжный червь. До совершеннолетия он продолжал работать в семейной продуктовой лавке и пекарне в Кентербери, помогая отцу за прилавком, но не оставлял надежды исполнить мечту. Еще год назад он и представить себе не мог, что будет путешествовать по миру в составе гоночной команды-чемпиона, выполнять секретные миссии и знакомиться с таким количеством интересных людей.
Дарио Фишер – которого раньше звали вовсе не Фишер – всегда был мечтателем… Он предпочел не отказываться от своей натуры – потому что знал, что себя переделать невозможно – можно только прокачать. Он воспитан на приключенческих романах, на детективах и научной фантастике, он верит в добро и нечто большее, чем благополучная рутина. Он прекрасно понимал, что жизнь далека от идеалистических картинок поэтов – но не хотел лишать себя удовольствия верить в абсолют и иметь ориентир, то, на что можно равняться.
Автобус заурчал, Дарио дернулся в кресле, лег на другой бок, устраиваясь на плече физиотерапевта Брэда – который, услышав историю про Ричарда, сбежавшего из госпиталя, чтобы самостоятельно добраться до Токио, искренне ужасался. Он чем-то напоминал доктора Брэдшоу, оказавшегося невольно втянутым в шпионские игры.
Адам Брэдшоу, насколько Дарио понял, решил остаться в Токио – раз уж он, вполне легально, оказался в Японии… Ричард представлялся Дарио волшебником, достающим из-под полы документы и визы, частный самолет и решение любого вопроса – как будто пользовался магией, подобно персонажу из романа «Кошки не пьют вино».
То, что русская писательница – агент Цирка, Дарио поражало в течение первого часа. Потом он принял невероятные совпадения как данность – потому что с Ричардом Бейтманом случайности становились неслучайными, тот словно умел предсказывать будущее, каждый раз удивлял какими-то трюками.
Ричард мог запросто угадать, кто в какой момент войдет в бокс, уронит тарелку на точке питания или начнет звать по имени координатора… На недавнем уик-энде в Монце он предупредил Дарио, когда на того чуть не нагадила итальянская чайка: просто попросил пересесть на соседний стул летнего кафе.
Ричард рассказал, почему незнакомец напал на него в Сингапуре, теперь пазл начинал складываться. Ричард Норт – имя на миссии, в которой он работает в паре с Александрой Штерн; актер Ричард Норт часто светил физиономией в новостях и социальных сетях – и его узнал некто из прошлых знакомых и угрожал разоблачением. Ричард назвал злоумышленника Львом и Медведем – Дарио принял к сведению и это.
Ричард заявил, что намерен поехать на экскурсию в офис Ноноды вместе со всей командой, он неведомым образом объяснил руководству свое подозрительное поведение и исчезновение, обещал прибыть к полудню в отель, где Быки – те, кто не возвращаются домой в перерывах – задержатся на полторы недели – пока не настанет время улетать в Катар, на новый Гран-при.
Ричард сказал, что тот, кто заказал нападение, связан с руководителем центра Мастерства инновационных исследований, Юсукэ Кумой – и, следовательно, им придется найти способ подобраться к нему. Пока они не выяснят, союзник Кума им или враг, они должны оставаться незамеченными, а роль гостя, члена гоночной команды Формулы-1, идеальное прикрытие. Они все равно в фирменной форме и в кепках, а если Левмедведь знает, что Ричард работает в Ротештире, это будет открытым ходом.
Дарио воодушевился головоломкой – потому что задача выглядела как настоящее детективное расследование, с поиском неизвестного преступника по оставленным уликам и кусочкам мозаики. Если бы ему еще объяснили, что именно предстоит искать, было бы эффективнее.
Когда они прибыли в отель Империал – по иронии, с гербовой фигурой льва на логотипе – спустя четыре часа дороги, Ричард уже ожидал на первом этаже в холле. При нем была только дорожная сумка, он выглядел намного лучше, чем в четверг, когда они с Дарио виделись в последний раз. Коллеги, с нетерпением вывалившиеся из автобуса, с типичным галдежом вошедшие в здание отеля, приветствовали его и поздравляли с возвращением, он отшучивался и утверждал, что умирать не собирался.
У них было полчаса, чтобы обустроиться в номерах, потом по плану всю команду следовало отправить обедать. Режим по графику и расписанию – без необходимости принимать решения самостоятельно – облегчал и без того загруженные будни, недели между уик-эндами пролетали незаметно.
Дарио бросил вещи в комнате прямо у входа, сходил в душ и уже спустя четверть часа ломился в дверь номера Ричарда. Тот открыл почти мгновенно – потому что топот бегущего напарника был слышен с дальнего конца коридора.
– Какой план?
Ричард впустил Дарио, захлопнул створку, отступил вглубь комнаты.
– Для начала я расскажу тебе все. На этот раз все.
– Прекрасно.
– Потом ты будешь действовать на виду, а мне придется лишний раз не светиться. В Цирк докладывать буду только я.
– Понял.
– Я присылал тебе информацию про Куму. Что ты про него скажешь?
Дарио скривил губы, пожимая плечами.
– Типичный японец, трудоголик, потомственный инженер, без семьи и детей, но с племянниками и прочими родственниками, с идеальной репутацией и большими амбициями – для создания технологий будущего.
– По словам его окружения и прессы, – добавил Ричард.
– Я не нашел ничего подозрительного, – Дарио хмыкнул. – Он работает на свой образ и не выходит из него.
– Тебе нужно будет узнать о нем больше – кто он, что стоит за этим образом. Как только мы окажемся в Ноноде, придумаем на месте, как это сделать.
Дарио кивнул. Ричард достал телефон из кармана, через пару мгновений он протягивал устройство открытым на странице браузера со статьей о немецком меценате Морице Бере.
– А этот?
– А этот мертв, – хохотнул Дарио. – Шучу. Карьерист, везде засветился и везде побывал, а когда узнал, что у него рак гортани, застрелился.
Бер был худощавым, темноволосым, с выразительными чертами лица, на сегодняшний день ему было бы сорок шесть.
– Он не умер, – возразил Ричард. – Он был русским шпионом в Германии все пятнадцать лет своей карьеры, а два года назад, после того как оказался разоблачен, сбежал и сейчас живет под другим именем.
Дарио глядел на него изумленно и внимательно.
– Рабочая версия: Бер, он же Медведь, узнал меня и использовал наемника, чтобы доставить беспокойство – но так, чтобы не выдавать себя. Юсукэ Кума на вчерашней трансляции с лидерами Ноноды произнес ту же самую цитату, что и однажды произносил Бер – и это не совпадение.
Дарио молчал, они стояли друг напротив друга в центре комнаты, Ричард продолжил.
– Цитата принадлежала филологу Рублеву, Рублев был профессором Бера, когда Бера еще звали Борис Медведев, и он учился в Москве двадцать лет назад. Кума не связан с Рублевым – мы уже проверили это – но может быть связан с Германом Гессе.
– Гессе? Игра в бисер?
– Да, Гессе и игра. Просто запомни, потом поймешь.
– Угу.
– Нужно выяснить, пересекались ли Бер и Кума раньше. Ни в сети, ни в базе Цирка я ничего не нашел – но реальные люди, как правило, помнят события иначе.
– Хорошо, я все сделаю.
– В штаб-квартиру Ноноды просто так не попасть, доступные для посещений залы выставочного центра отделены от офисов. Нас наверняка поведут туда, куда выгодно вести – чтобы показать сотрудникам и чтобы снять хороший материал для хроники – поэтому придется пользоваться любой возможностью.
Они уже шли по коридору из номера, чтобы встретиться с остальными членами команды в холле, но у Дарио из головы не выходил один вопрос.
– С Медведем понятно… Но почему Лев?
Створки лифта с гербовой фигурой отеля на верхней панели рамки отворились, Ричард пропустил его вперед.
– Лев – это клише о том, кто хотел быть кем-то, – ответил он и после паузы добавил: – И лев знаменит в Японии.
10. Знаменит в Японии
[Япония, Токио, Минато]– Сила мечты – слоган, который объединяет больше двух сотен тысяч наших работников по всему миру, – говорил генеральный директор Ноноды Тошихиро Минобе. – Вот уже три года «новая» Нонода стремительно преобразуется с большой скоростью – чтобы подарить силу мечты в каждый дом и в каждое сердце по всему миру.
Юсукэ Кума налил в опустевший рокс очередную порцию торфяного виски, откинулся на спинку кресла. На гигантском изогнутом экране, превращающего стену с панелями в подобие кабины космического корабля, воспроизводилась запись сегодняшнего выступления с экскурсии для команды Ротештир. Круговой зал собраний на втором этаже, ряды лавок полукругом, в центре – мотоцикл на пьедестале, три спикера… Кума имел привычку переслушивать все публичные выступления важных мероприятий фоном, иногда на полуторной скорости, практически не обращая внимания на изображение, ориентируясь исключительно на слух.
Он хотел помнить все – и не упускать мелочей, в которых, как известно, кроется дьявол. Акустическая система в кабинете на десятом этаже позволяла уделять внимание деталям – если это требовалось; в остальных случаях было достаточно беглого ознакомления.
Время перевалило за полночь, верхние уровни штаб-квартиры в здании Аояма были пусты, топ менеджмент давно разошелся по домам, а на нижних этажах, все же, изредка раздавался стук пальцев по клавиатуре, шуршание упаковок со снеками и пшиканье банок с энергетиками.
Офис стоял на ушах всю неделю – из-за Гран-при в Судзуке и этих зажигательных ребят из гоночной команды Ротештир. Трех человек из отдела ивент-менеджмента за неделю отправили на больничный с тахикардией и нервным истощением – и десяток наверняка скрывают недомогание. Культ работы Куму никогда не смущал – это было частью его японской натуры.
От этой мысли он усмехнулся и пригубил виски. Единственное, что отличало его от японца – он никогда не напивался в хлам.
– Кото и моно, – продолжал Минобе, – полезный опыт и материальные вещи – вот основополагающие ценности компании, направленные на улучшение качества жизни наших клиентов. Мы рады разделить эти ценности с вами.
До того как попасть в президентское кресло, Минобе был руководителем центра Исследований и разработок, объединяющим центр Разработки системных решений и отдел Мастерства инновационных исследований – в котором трудился Кума. Новая эра Ноноды стартовала с приходом на должность исполнительного директора Минобе, «бросающего вызов» – который за пару лет вывел производство электромобилей на мировой уровень, заявил о революционной разработке твердотельных аккумуляторов, способных перевернуть автомобильную индустрию.
Использование внешнего опыта и заключение полезных альянсов тоже было частью стратегического плана по развитию – как, например, возвращение на Формулу-1, но не в роли владельца гоночной команды, а в роли производителя силовых установок для Ротештира.
Стать одновременно незаменимым – и каждый раз поражать воображение… Такова миссия Ноноды, такова миссия центра Мастерства инновационных исследований.
– И мы полностью поддерживаем вас, господин Минобе, – взял слово Кристиан Пирс, директор Быков, а затем кивнул на Куму, стоявшего в тот момент справа, у пьедестала импровизированной сцены. – Господин Кума вчера накануне гонки верно подметил: популяризаторская миссия – всегда прокладывание моста между производителем и потребителем, между артистом и зрителем. Золотые руки создают то, что показываем мы, большой цирк.
Кума покачал виски в бокале, пить вязкий, дымчатый, с запахом мокрой шерсти напиток было тяжело даже мелкими глотками. Удивительно хорош торфяной виски, если его подавать в углублении шарика сливочного мороженого…