Полная версия
Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6
Немедленно из Екатеринодара прибыла группа артиллеристов 1-й батареи и пулеметчиков во главе с командиром взвода этой батареи, капитаном Харьковцевым 1-м53, и вступила в обслуживание захваченного бронепоезда, названного «Офицер». Капитан Харьковцев стал его командиром. Прапорщик Шмидт свой «бронепоезд» переформировал во вспомогатель к «Офицеру», а сам вступил в исполнение своих прямых обязанностей, имея уже в своем распоряжении и вспомогатель, и железнодорожный состав.
Успешное наступление 1-го конного офицерского полка заставило красных отходить с нижнего течения реки Кубани к Новороссийску, а генералу Деникину дало возможность перебросить конные дивизии на южный берег реки и направить: Кубанскую – на майкопское направление; 1-ю конную – на армавирское.
12 августа 1-й конный офицерский полк, уже с поддержкой бронепоезда «Офицер», взял ст. Крымская, на которой красные оставили большие трофеи. Вечером на эту станцию, на трофейном железнодорожном составе, прибыл в распоряжение командира Конного полка полковника Колосовского54 батальон кубанских стрелков с тремя, оставшимися до сего в Екатеринодаре, орудиями 1-й батареи.
13 августа отряд полковника Колосовского, не встречая сопротивления красных, перешел через горный хребет и к вечеру вступил в город Новороссийск. Лишь в южной части города Конный полк имел столкновение с арьергардом красной «Таманской» армии, состоявшей из частей, стоявших против немцев на Тамани, части армии Сорокина, отошедшей от станицы Тимашевской, и присоединившихся к ним в Новороссийске матросских и коммунистических частей – опоры «Черноморской республики».
Силы «Таманской» армии генералом Деникиным исчислялись приблизительно в 10 тысяч штыков и сабель, но книга советского автора В. Сухорукова «XI армия в боях на Сев. Кавказе и на нижней Волге в 18—20 гг.» дает иные цифры: 27 тысяч штыков и 3500 сабель при 15 орудиях.
* * *Взятие города Новороссийска, порта на Черном море, открывало для Добровольческой армии «окно в Европу», хотя еще и закрываемое внешними врагами – Германией и Турцией, но поражение которых союзниками казалось делом недалекого будущего. Кроме того, вступление армии в Черноморскую губернию, как и двумя месяцами раньше – в Ставропольскую, давало ей территории, независимые от казачьих областей и ей полностью подчиненные.
Через день в Новороссийске состоялся парад частям, его занявшим. Парад принимал генерал Колосовский, только что произведенный в этот чин. Восторженно приветствовали войска собравшиеся массы народа, пережившие ужасы большевизма и голод, вызванный прекращением подвоза продуктов питания с Кубани.
Через некоторое время в Новороссийск прибыл произведенный в генералы полковник Кутепов, назначенный генерал-губернатором Черноморской губернии.
* * *Преследование Таманской армии по единственной дороге между горами и морем, с ее крутыми перевалами, не могло протекать быстро, даже после того, как отряд генерала Колосовского был усилен всеми остальными батальонами Кубанского стрелкового полка, когда операции стали проводиться высадкой десантов с моря. Красные сохраняли боеспособность. Было, казалось, реальное предположение: красные, когда будут прижаты к городу Туапсе, занятому грузинской армией, сдадутся или рассеются. Но оно не осуществилось: красные заставили грузин отойти к югу и сами начали отходить на восток, по дороге на город Армавир. Это было неожиданно даже для генерала Деникина. Положение резко менялось: отряд генерала Колосовского входил в непосредственное соприкосновение с грузинской армией, занимавшей никогда не принадлежавшую Грузии южную часть Черноморской губернии, и становился перед «внешним врагом» Добровольческой армии; и – главное: Таманская армия опять шла на территорию Кубани и угрожала тылам уже ведущих бои у Майкопа и Армавира Кубанской и 1-й Конной дивизий и могла, свернув, выйдя из горного хребта на север, угрожать Екатеринодару. И это, когда у всей Добровольческой армии в резерве были лишь части 1-й дивизии: полк генерала Маркова с одной батареей и отдельная конная сотня дивизии. Для армии задача изменилась: не преследование красных, а встреча их при выходе из гор.
31 августа головные части отряда генерала Колосовского подошли к городу Туапсе, но его уже заняли грузины. И только потому, что грузинами командовал генерал Мазниев, генерал русской службы и ориентации, город без осложнений был разделен на две части: северную – добровольцам, а южную – грузинам. Очистить южную часть Черноморской губернии Грузинское правительство, поддерживаемое Германией, отказалось, и от него можно было ожидать всего. Отряд генерала Колосовского прекратил преследование таманцев: перед ним стояла иная задача.
Встретить Таманскую армию по выходе ее из гор Кавказа спешно был выслан из Екатеринодара отдельный Конный дивизион 1-й пехотной дивизии, развернувшийся из сотни, во главе с войсковым старшиной Растегаевым. Он, пройдя по гористой местности 80 верст, встретил красных у Ходыженского перевала, в 60 верстах восточнее города Туапсе, остановил их головные части, но затем, под давлением массы, вынужден был очистить ей дорогу.
Спешно выезжают из Екатеринодара 1-я и 3-я роты марковцев со взводом 2-й батареи по железной дороге на ст. Усть-Лабинская, откуда на подводах они едут на пересечение пути таманцам. Составился отряд полковника Моллера55, в который вошли, кроме двух рот марковцев, еще только что сформированный 5-й пластунский батальон и Марковский конный дивизион войскового старшины Растегаева.
Отряд вошел в соприкосновение с противником, уже занявшим станицу Белореченскую, на половине пути его к Армавиру и находящемуся в близком тылу Кубанской казачьей дивизии. Первыми из отряда столкнулись с противником пластуны и сдержали его наступление, но на следующий день они под давлением стали подаваться назад. Как и какое участие принимали в бою этого дня марковцы, описал один из участников:
«Первый образец «головотяпства», подобного которому до сих пор в Добровольческой армии не наблюдалось. Две наши роты были заведены в «джунгли» подсолнечника и там оставлены на совершенно «дикой», и для обороны и для наступления, позиции. Были ли какие-либо распоряжения от начальника отряда – мы не знали. Командир 1-й роты, штабс-капитан Поляков, даже взводным ничего не говорил, ничего не предпринимал, только крепко ругался».
«В сумерках, влево, где, по нашему предположению, должен находиться пластунский батальон, закипела беспорядочная стрельба и стала перемещаться очень быстро нам во фланг. Все подтянулись и прислушивались в тревоге неизвестности. А тут из подсолнухов выскочил грузовой автомобиль с пулеметами на линию наших окопчиков и принялся обстреливать роты вдоль них. Все бросились назад в полном беспорядке к ближайшему хутору. И сами не знали – смеяться ли нам, или плакать. Никто нас не преследовал. Потери в ротах были незначительные».
Удачную атаку провел лишь Марковский конный дивизион, нанесший большие потери красным.
В последующие дни роты ехали куда-то на подводах; иногда вели перестрелку. Таманская армия соединилась с армавирской группой красных.
12 сентября роты получили приказание вернуться в Екатеринодар, где не застали уже своего полка, а лишь две роты своего батальона. Настроение их было сильно возбужденным: никто не мог хоть немного быть удовлетворенным выполнением их задачи. А тем временем в Туапсе сложилось впечатление от грузинской армии – весьма слабая боеспособность. Занять южную часть Черноморской губернии даже для отряда генерала Колосовского не представляло труда. Но чтобы Добровольческой армии не заводить себе еще врага, установилось положение: ни мир, ни война.
Марковцы 1-й батареи, однако, вели войну средствами мирными: они разлагали грузин, имея с ними тесное общение, пропагандой. Масса грузин воевать против русских не желала и весьма беспечно относилась к своей службе. У артиллеристов родился соблазн – похитить орудия. Недолго думая в одну из ночей они увезли у спавших грузин 2 орудия и 2 зарядных ящика. Однако это не изменило взаимоотношений обеих сторон. А через несколько дней генерал Мазниев, под предлогом развала своих частей, передал отряду бронепоезд, названный «Витязь», первыми артиллеристами на котором стали чины 1-й батареи.
Происшедшие случаи вынудили Грузинское правительство отозвать генерала Мазниева и назначить другого командующего, а свою армию отвести более чем на 25 верст к югу и там возвести полевые укрепления. Головной отряд добровольцев – батальон кубанских стрелков и взвод батареи – стал в селе Лазаревка.
21 сентября отряд генерала Колосовского был сменен сформированной 2-й пехотной дивизией и отправился на главный фронт борьбы. (В дивизии под № 1 числились старые полки Добровольческой армии: Марковский, Корниловский, Дроздовский, Партизанский56 и, сформированный во время начала 2-го похода на Кубань, Самурский, переименованный из Солдатского.)
Первая задача стратегического масштаба, вызванная обстановкой, была выполнена: фронт Добровольческой армии был сокращен до 160 верст и теперь проходил приблизительно по линии: Майкоп—Армавир—Ставрополь. Начался новый период борьбы за освобождение южных районов Кубанской области, восточных и южных Ставропольской губернии и всего Северного Кавказа.
В ЕкатеринодареСо взятием 3 августа Екатеринодара Офицерский генерала Маркова полк с отдельной конной сотней 1-й дивизии и 2-й батареей были назначены в резерв армии и в то же время составили гарнизон города, т. к. никаких других частей еще не было.
Полк сразу же стал нести усиленные наряды караулами, а по ночам патрулями. По имевшимся сведениям, в городе оставалось немало большевиков. С 22 часов жителям запрещалось выходить из домов. Улицы с этого часа были пустынны, и по ним проходили лишь патрули марковцев. Но миссия патрулей не проходила без столкновений с жителями, устраивающими им «засады»: выбегая на улицы, они бросались обнимать патрулирующих, благодарить за освобождение, вырывать у них согласие прийти к ним в свободное время. Особенно бесцеремонна была женская молодежь.
То, что в первые дни в городе была отчетливо слышна артиллерийская стрельба и не так уж далеко разрывы снарядов, и то, что по ночам совсем близко и кругом раздавались ружейные выстрелы, совершенно не беспокоило жителей.
– Вы здесь! Вы с нами, и беспокоиться нам теперь нечего, – говорили они.
Иное отношение к ночным ружейным выстрелам было у марковцев: в каждом из них они видели оправданное возмездие большевикам за совершенные ими преступления. Преступлений, совершенных против народа за последние месяцы на Кубани, не счесть, но не они в это время приписывались большевикам, а другие: расстрелы и насилия над жителями только потому, что члены их семей стали в ряды противников их; добивание раненых и глумление над телами павших; зверское убийство более 60 тяжелораненых в станице Елизаветинской; и наконец, то, как поступили они с уже зарытым телом генерала Корнилова: они нашли могилу генерала Корнилова в Гначбау, вынули гроб, привезли в Екатеринодар и здесь, повесив тело на балконе дома, дико глумились над ним, а потом сожгли и развеяли пепел; присутствующая при этом большая толпа народа веселилась.
Преступления требовали возмездия, и оно совершалось. На следующий день по взятии города массы народа стекались к площади у собора, где производился парад частям 1-й пехотной и конной дивизиям. Полк генерала Маркова был на нем в полном составе.
Парад принимал генерал Деникин. Он приехал верхом, в сопровождении своего штаба и Кубанского атамана. Над группой развевался Национальный флаг. Громкое, раскатистое «ура» многотысячного народа предупредило о приближении командующего и было подхвачено войсками. Объезд частей и молебен с провозглашением «Вечной Памяти» погибшим в борьбе. Потом короткая речь генерала Деникина о Родине, ждущей освобождения, и долге каждого перед Ней, покрытая долгим «ура» войск и всего присутствующего народа. И – заключение: церемониальный марш.
Не блистали своим видом марковцы: обмундирование и снаряжение, весьма разнообразное, у них было одно и для боя, и для парада, но проходили они бодрым и твердым шагом, и радость была в их глазах.
Последствия парада для марковцев были отличные: не находилось ни одного из них, кто бы в этот и последующие дни не был приглашен жителями к себе, не принят ими с исключительным радушием. Никто не возвращался от них без подарка: смены белья или гимнастерки и бриджей, даже обуви, не говоря уже о том, что все на них было починено, вымыто, выглажено и на плечах не было бы новеньких черных погон, а на рукавах добровольческого угла.
Настроение у всех превосходное; отдых полный; обстановка, отвлекающая от жестокой войны. То, что приходилось жить в зданиях училищ без удобств, спать на полах и соломе и питаться из походных кухонь, казалось незаметной мелочью.
На третий день на той же площади у собора состоялся другой парад – частям Кубанской казачьей дивизии генерала Покровского, и принимал его генерал Алексеев. Марковцы были лишь зрителями. Вчера они не могли хорошо видеть Кубанских полков конной дивизии генерала Эрдели, будучи сами участниками парада, а теперь они любовались и восторгались силой, порядком и красотой казаков. Им казалась скорой полная победа над большевиками.
На четвертый день, 6 августа, полк генерала Маркова ходил за город к той белой ферме, в которой был смертельно контужен и умер генерал Корнилов. Полк шел по большой дороге на станицу Елизаветинскую и проходил места, памятные для первопоходников по ожесточенным и кончившимся неудачей боям: окраина города; потом – влево артиллерийские казармы, а вправо большой плац; потом – валик, на котором была позиция красных, взятая полком, как и казармы; пустырь и влево предместье… а впереди, в нескольких верстах, видна белая ферма, едва прикрытая рядом тополей. Ферма, куда шел полк. Вот и она с заколоченным окном, через которое влетел снаряд в комнату генерала Корнилова. А рядом с фермой, на самом берегу реки Кубани – крест, место смерти Вождя.
Панихида в присутствии генерала Алексеева, генерала Деникина и др., а также и вдовы, дочери и сына генерала Корнилова. Потом – слово генерала Алексеева, сказавшего, что, хотя и нет могилы Вождя, места его упокоения, все же сожженный и развеянный по ветру его прах приняла Русская земля и сделала его своим достоянием, а память о великом Патриоте да сохранится и чтится во веки в сердцах верных Родине Ее сынов.
Роты марковцев возвращались в город с песнями бравурными и полными скорби.
Теперь же грозный час борьбы настал,Коварный враг на нас напал.И каждому, кто Руси Сын,На бой кровавый путь один.Молись о нас Святая Русь.Не надо слез, не надо.Молись о павших и живых,Молитва нам отрада.Было о чем и о ком скорбеть марковцам. Ко всем их скорбям прибавилась еще одна: передавали как достоверный слух – 17 июля этого года, в Екатеринбурге, были расстреляны Император, Императрица и все их дети с несколькими, не покинувшими их в несчастье, приближенными.
Смерть Императора произвела ошеломляющее впечатление на сознание и чувства всех. Она переживалась как олицетворение кровавой драмы всей России. Смерть Его семьи как кровавая драма всех семей, или уже совершившаяся, или которая совершится. Полный облик Красной власти, охватившей Россию, показан в этом злодеянии. Тяжелая горечь давила на сердце каждого, узнавшего о бывшей панихиде по Императоре и Его семье, носившей неофициальный характер.
* * *С первых дней пребывания в Екатеринодаре в полку генерала Маркова стали проводиться большие перемены, как в составе, так и в организации. Из него выделялись значительные группы чинов на формирование новых частей:
1 – чины Гвардии – на формирование Гвардейского батальона, сначала как 4-го батальона при полку, а затем – как сводно-гвардейского полка, в командование которым вступил полковник Дорошевич, помощник командира Офицерского полка.
2 – гренадеры – в сводно-гренадерскую часть.
3 – моряки – частью на бронепоезда, частью во флот, который должен возродиться с выходом армии к берегам Азовского и Черного морей.
4 – были выделены офицеры в формирующиеся кубанские пластунские батальоны ввиду недостатка офицеров из казаков.
5 – около ста первопоходников были командированы на формирование особой роты при Ставке Командующего армией, для ее охраны и несения почетных караулов. Рота эта получила ту же форму одежды, что и полк генерала Маркова, но с заменой белых кантов и просветов на погонах – оранжевыми. Черный и оранжевый – цвета Георгиевской ленты.
6 – наконец, по желанию, стали выделяться чины польского происхождения в Польский отряд. Возрождение свободной Польши было объявлено еще в начале Великой войны, а в революцию 1917 года в составе Русской армии находился уже целый Польский корпус. С поражением Германии и восстановлением Польши этот отряд уехал на свою родину.
В общем, из полка было выделено около 400 человек.
Но одновременно он и пополнялся добровольцами из южных губерний России, иногородними из освобожденных районов Кубани и отчасти пленными. Кроме того, в полк непрерывно возвращались выздоровевшие от ран. Вступив в Екатеринодар в количестве около 800 штыков, недели через три, полк достиг силы свыше 3000 штыков, не считая чинов разных команд.
Полк получил следующую организацию:
1 – 3 батальона, теперь уже по 4 роты в каждом. 7-я и 9-я роты оставались чисто офицерского состава по 250 человек в каждой. Остальные роты – смешанного состава по 200 с лишним штыков.
2 – полковая пулеметная команда – 12 пулеметов и при ротах пулеметные взводы в 2 пулемета.
3 – конная сотня около 100 коней.
4 – разные вспомогательные команды. Было положено и начало обоза 2-го разряда.
В Екатеринодаре 1-й артдивизион полковника Миончинского стал трехбатарейным. Его 3-я батарея была Гвардейской.
7 августа, приказом Командующего армией, 1-й батарее было дано Шефство Имени генерала Маркова, и она стала именоваться – «1-й Офиц. Г. М. батареей». Это было высокой честью и наградой ей, положившей начало артиллерии в Добровольческой армии и всегда бывшей с генералом Марковым. Она надела марковскую форму, с заменой лишь белых кантов и просветов красными; на погонах – вензель генерала Маркова. Полковник Миончинский распорядился о ношении такой же формы и 2-й батареей, но без вензеля на погонах.
Особая конная сотня 1-й дивизии, неофициально называвшаяся «Марковской» и носившая черные погоны, развернулась в дивизион. Ее командир, есаул Растегаев, был произведен в чин войскового старшины.
* * *Стоянка полка в Екатеринодаре проходила совершенно спокойно, а с увеличением его численности в 3 раза стала необременительной для чинов и нарядами. Томиться не приходилось: жизнь большого города быстро восстанавливалась во всем ее объеме, давая много развлечений. Молодежь полка развлекалась с молодежью города, проводя время в отличном городском саду, из которого открывался вид на западный отрог Кавказских гор. Красив был сквер у Атаманского дворца с памятником Императрице Екатерине II – поразительно! – не тронутому большевиками.
Производились небольшие занятия в ротах, чтобы сколотить пополнение и внушить ему чувство порядка, дисциплины и духа полка. Все это дело, в сущности, велось только в ротах, командиры которых в этом были вполне самостоятельные, передавая даже его своим, более молодым помощникам-заместителям. Очень мало, и только попутно, уделялось времени внешнему виду, показной стороне рот, а главное внимание обращалось на моральную подготовку, обязательно связанную с представлением о всевозможных моментах в боях, для чего роты иногда выводилась на тактические занятия за город.
Основное, что внушалось всем как выводы из минувших боев, было: «Быстрота, глазомер и натиск», не считаясь с силами противника; когда необходимо – наступление «в рост», без остановок и всегда с целью довести до штыкового удара; при вынужденной обороне – выдержка, хладнокровие, а затем – контратака; в случаях неудач и неизбежного отхода, как бы его ни пришлось проводить – в порядке или в беспорядке, всегда быстро собираться для решительного контрудара; всегда беречь патроны и во всех случаях выносить раненых; инициатива, дерзание, маневр даже для малых соединений; взаимная выручка и поддержка. В ротах такая подготовка доводилась до предела. Подготовка батальонов зависела от их командиров, и надо сказать, ее заметно не было.
Когда Кубанский стрелковый полк ушел в Новороссийск, на южном берегу реки Кубани, на охране переправ, стали три роты марковцев, расположившись по квартирам поселков, населенных рабочими консервной фабрики. Не меньше половины рабочих покинули свои дома и ушли с красными. «Почему?» – спрашивали оставшихся, но те только пожимали плечами. Хорошо жили здесь рабочие в своих недавно выстроенных домах, хорошо обставленных, с участком земли под огородом и садом. Ничего не тронули марковцы, «пострадали» лишь зрелые помидоры, баклажаны, фрукты да куриные яйца. Но за это «мародерство» марковцы, когда оставляли эту чудную стоянку, в оставленных записках просили их простить и, конечно, благодарили за приют.
На одну из стоявших здесь рот, 7-ю Офицерскую, была возложена и особая задача: контроль документов и опрос всех, кто направлялся в Екатеринодар и вообще в район к северу от реки Кубани. Особенно много было едущих по железной дороге из Новороссийска. Т. к. железнодорожный мост был взорван, поезда останавливались перед ним, и прежде чем пассажиры могли перейти мост по настилу, они проходили серьезный контроль. Много было из них с петроградскими и московскими документами; немало из них показывали офицерские документы. Это те, кто в ноябре и декабре минувшего года, проезжая через Дон, не желали поступить в Добровольческую армию. На них смотрели строго и с упреком и пропускали. Едущие из Черноморской губернии главным образом спасались от голода, который там был.
Иных контроль задерживал для детального выяснения об их пребывании в этой губернии, и выявлено было несколько активных большевиков и среди них комиссар здравоохранения «Красной Черноморской республики», по профессии фельдшер. Выяснилось, что он занимался не здравоохранением, а углублением пролетарской диктатуры.
9-я Офицерская рота, остававшаяся в Екатеринодаре, несла почетную службу при Ставке Командующего армией. Она выставляла парный офицерский пост у входа в Ставку, над которым развевался Национальный флаг; она в центре армии представительствовала Русского Офицера, вставшего на защиту Родины, как потребовалось, рядовым бойцом; дефилируя идеальным строем по городу, с пением патриотических песен, она приводила всех в восторг и наводила на мысль каждого о его долге. Находились офицеры, которые иначе смотрели на строй офицеров и небрежно отдавали им честь. Таких командир роты, полковник Булаткин, останавливал и делал им внушение. На строгий вопрос генерала:
– Полковник! Почему вы не подали команды, когда проходит генерал? – полковник Булаткин ответил:
– Ваше Превосходительство! Идет Офицерская рота, и я командую только своим прямым начальникам.
* * *Обстановка на фронте требовала высылки туда частей из резерва армии. На пересечение пути красной Таманской армии выступили Марковский конный дивизион, затем – две роты 1-го батальона со взводом орудий 2-й батареи. 2-й взвод этой батареи вскоре был отправлен в район города Ставрополя, в отряд генерала Улагая57. Вернувшись в Екатеринодар, взвод отдохнул лишь 4 дня и снова отправился туда же, но в отряд генерала Станкевича58, в котором он оставался до начала января месяца. За все время боев взвод потерял убитыми 5 офицеров и в их числе своего командира, полковника Плазовского;59 ранеными – 5 офицеров и 11 солдат, и убитыми и ранеными 12 лошадей.
12 сентября ушли на фронт 2-й и 3-й батальоны полка со всеми командами. Вернувшиеся в Екатеринодар две роты 1-го батальона застали лишь остальные две роты своего батальона, но и те со взводом 2-й батареи через день спешно выехали на ст. Торговая, в направлении которой с востока наступали красные. Роты остановили красных и выбили их из села Новый Егорлык с поддержкой Донского конного полка. На следующий день рота поручика Савельева60, оставшаяся в селе, и донцы были выбиты из села внезапной атакой кавалерии красных. Рота отбивалась сначала повзводно, а затем собравшись, и благополучно отошла на ст. Торговая к другой своей роте и артвзводу. Красные больше не наступали, и в начале октября роты, смененные корниловцами, выехали на присоединение к полку под Армавир.
В Екатеринодаре оставались две роты 1-го батальона, которым пришлось участвовать на похоронах генерала Алексеева.
Смерть генерала АлексееваНа одной из улиц Екатеринодара, идущей из центра к главному вокзалу, близ Триумфальной арки, стоял старый кирпичный, нештукатуреный, одноэтажный дом, на высоком фундаменте и с небольшим палисадником перед ним. Всякому, проходящему мимо, бросался в глаза не вид его, а развевающийся над парадным крыльцом Национальный флаг и стоящие у входа с обнаженными шашками два казака, в форме полка Конвоя Императора Всероссийского. Невольно замедлялись шаги… В этом доме жил генерал Алексеев.
