Неприятности по алгоритму

– Девонька, как же тебя угораздило в пилотное-то поступить? Что, до немочи летчицей стать захотелось? – меж тем вопрошал тот самый механик с зычным голосом, которому и рупора не надо.

– Не захотелось, приказали, после того как порты имплантировали. – Думаю, скрывать наличие джейтишек смысла нет, раз об этом уже полкорабля перешептывается.

– Эк… и сколько тебе тогда было, когда тебе эти штуки врезали? – продолжал допытываться механик.

– Около девяти. – И чтобы замять тему, перевела разговор на другое: – Капитан об этом тоже спрашивал. Кстати, а он вроде ничего мужик.

Механики одобрительно заухмылялись. Что ж, это многое значит, если командир сумел добиться не подчинения по уставу, а уважения. Разговор переключился на промывание косточек начальству. Я шутила, смеялась, но внутри точил червячок. Все эти разговоры о джейтишках и о том, как они у меня появились, разбередили старый сундук воспоминаний. Я ловила себя на том, что ухо пытается различить визг давно отзвучавшей сирены. Тот бег по коридорам, когда мы с отцом мчались на шаттл. Но муторнее всего было от одной картинки, что навсегда засела в мозгу: улыбающееся лицо папы за смыкающимися створками люка.

Интересно, кем бы и где я была, сложись все иначе? Не попади мама в ту аварию, мы бы остались на Вилерне. Не подпиши отец тот договор, не уехали бы на базу. У меня могла бы быть счастливая, полная семья, может, даже братик или сестричка. И бабушка, которой я ни разу не видела, возможно, смирилась бы с выбором своей дочери, против ее воли вышедшей замуж за отца.

Да, я в курсе, что где-то во Вселенной есть человек, часть хромосомного набора которого я унаследовала. Но бабушка не пожелала знать меня в первые девять лет моей жизни, а после атаки на базу, когда все данные были уничтожены, я сама предпочла не вспоминать о ней. Моей семьей стали Прит и ее родители. Подруга заменила мне сестру. С ней я делилась своими переживаниями и искала поддержки. Ее семья приняла меня тепло, и две недели каникул в году я проводила в их доме.

В чем-то судьба все же мне улыбнулась, подарив встречу с Прит. Но иногда, в такие моменты, как этот, я думала – а как бы выстроилась моя жизнь, случись все иначе? Сейчас я бы уж точно не сидела в ремонтном с засученными по локоть рукавами рашгарда.

Может быть, защищала бы диплом в медицинском. Ведь для того чтобы быть врачом, у меня достаточно главного – цинизма. Может, работала бы менеджером где-нибудь или…

Бегала бы с подружками на субботние танцы и мечтала, как и все девчонки, стать возлюбленной одного из выпускников академии – молодых, красивых и смелых. Украдкой смотрела бы трансляции гонок (ибо добропорядочной девушке это не пристало делать в открытую). Или вдруг… была бы фанаткой какого-нибудь певца, актера, чемпиона, того же Браена… От последней мысли даже помотала головой. Все же с блондином – это я лишнего хватила. Его поклонницей я уж точно бы не стала – самодовольные мачо меня никогда не привлекали.

Пока я витала в облаках, в ремонтном уже вовсю обсуждали новую прическу естествоиспытателя вилернского крема. Механики состязались в остроумии, придумывая все новые и новые прозвища от «волосатого выкуся» до «пыльдозера». Ну да, чем-то этот лысик теперь напоминал гладкую металлическую полусферу на колесиках, которая убирала в отсеках мусор.

Настроение поднялось, но как бы мне ни хотелось остаться подольше, большая часть файлов еще не перекочевала с инфоносителя в нейроны моего мозга. Тепло простившись с ребятами, я потопала к себе в каюту, чтобы провести ночь за увлекательнейшим занятием – ознакомлением со строением грависенсоров линкора.

Утро встретило сигналом побудки и мутантом, пережившим атомную бомбежку, в отражении зеркала. Мои опухшие глаза с красными прожилками и помятое лицо – вот награда за бессонную ночь. Но, несмотря на такой, далеко не блестящий вид, в голове отложилось практически все из прочитанного.

Как и вчера, на мостике нас ждал капитан Рутгарт, на этот раз я опять пришла первой. Спустя пару минут вслед за мной вошел и Браен. Сознание радостно отметило, что блондинус тоже не блистал лоском.

– Итак, приступим к нашему небольшому экзамену. – Рутгарт радостно потер руки. – Начну с вас, Браен. Подключайтесь.

Не дожидаясь ответа, капитан подсоединился ко второму разъему. У Рутгарта, как и у блондинообразного гада, тоже был только универсальный JT. Браен сел в кресло и последовал примеру капитана.

Потянулись тягостные минуты ожидания. Чтобы чем-то их заполнить, я принялась рассматривать маршрут, составленный навигаторами. На пути следования пространственных воронок было всего две. Это и понятно: разогнать такую махину, как наш линкор, для входа в воронку у новичка вроде меня вряд ли сразу получится. Зато проложенный трек настолько извилист, что придется постоянно выравнивать крен, да еще и близость с орбитами трех планет настораживала. Я все разглядывала карту, пытаясь понять, что меня смущает. Догадалась спустя минут десять: маршрут был не опасен, но достаточно сложен в пилотировании. Для автоматического управления я бы выбрала в нескольких местах совершенно другую траекторию. Тут мне вспомнились задачки, которые мы решали на пару с Прит, когда ей задавали что-то зубодробительное по навигации. Подобные трассы по принципу «набить руку пилоту» им приходилось составлять регулярно.

Конечной точкой маршрута линкора значилась Вилерна. Из всего этого вывод напрашивался один – между воронками пилотирование кораблем доверят стажерам. Надеюсь, что это будет происходить под неусыпным оком помощника капитана – Рорка. Все-таки я не столь уверена в своих силах.

Наконец капитан и Браен отсоединились, и Рутгарт резюмировал:

– А ты неплохо справился. Ведешь уверенно и точно. Скорость обработки данных тоже на уровне. Вот только чаще обращай внимание на данные системы жизнеобеспечения – температуру на два градуса в медотсеке поднял. Пилотировал когда-нибудь до этого?

– Только на симуляторе, – сухой голос Браена выдавал усталость после напряженной работы.

– Теперь свободен, завтра заступаешь на смену в шесть тридцать утра по галактическому времени. Пилотирование будешь осуществлять под контролем старшего пилота линкора майора Рорка. Это все.

Дранго коротко кивнул и вышел.

– Теперь твоя очередь. – Рутгарт вроде как засомневался, но потом, кивнув своим мыслям, вновь подключился к ядру.

Мне не оставалось ничего иного, как сделать то же самое.

Казалось, прошла вечность, прежде чем закончился этот изнуряющий экзамен. Пришлось, помимо пилотирования (благо схема навигационного маршрута хорошо запомнилась), постоянно держать под контролем и корректировать целый поток данных. В этом и недостаток, и преимущество JT-портов: ты не только задаешь и правишь курс корабля. Нет. Ты сразу контролируешь и внешние щиты, и гравитационные системы, оружие… Поэтому за одну секунду успеваешь выполнить сразу несколько команд. А это, в свою очередь, в разы повышало маневренность судна.

– Достаточно. До первой воронки остался только разгонный путь. Выходи.

Мне странно было получить приказ, отданный через порт: ни голоса, ни изображения, лишь словно сама собой оформившаяся в голове мысль, не имеющая никакой эмоциональной окраски. Просто я каким-то седьмым чувством точно знала: эта мысль не принадлежит мне. Она пришла извне.

Когда я отключилась, первое, что увидела, – недоуменное лицо пилота.

– Скажи, в училищах ввели дополнительный курс пилотирования крупногабаритными кораблями? Или ты самостоятельно готовилась?

– Нет. – Я была озадачена данным вопросом. – Только вчера прочитала все материалы, которые вы мне дали.

– И ты все запомнила?

– Ну да. – Я ощутила на себе все прелести дежавю.

Сегодняшний разговор почти слово в слово напоминал целую серию бесед, случившихся лет десять назад. Тогда я только начала учиться в летном.

Менханаф, как и другие преподаватели, не верил, что я могу все запомнить с первого раза. Если, конечно, при этом я внимательно слушала, а не отвлекалась на то, как половчее запустить шариком из пластика во вреднющего одногруппника. Педагоги пытались поймать меня на списывании. Что только тот же Менханаф не делал для этого: заглядывал в уши, ища микрофон; просил умыться (а вдруг линза с микроэкраном на одном глазу?); искал кусочки пластика, что, растягиваясь в несколько раз, превращались в лист, испещренный формулами; просил снять браслет (на случай, если я незаметно открываю экран и списываю сразу с электронной книги). Один раз как-то потребовал показать руки. Долго недоумевала, зачем, но потом бдительный преподаватель пояснил, что это один из архаичных способов списывания, который практиковали наши далекие предки. На мой закономерный вопрос о том, откуда оный известен именно ему, преподаватель отчего-то закашлялся.

В результате всех проверок преподавательский состав дружно плюнул на меня, решив, что в семье не без мутанта, в смысле – в училище не без ненормального кадета, и экзекуции прекратились.

– Хм… У тебя в досье стоит пометка «незаурядная память», но я не думал, что настолько незаурядная.

Усмехнулась про себя. Ну вот и Рутгарт проходит привычные стадии. Первая: «Не может быть!»; вторая: «Не верю (т. е. быть может, но меня в этом не убедишь)»; третья: «А может, все-таки…»; четвертая: «Ладно, уговорили»; пятая: «Верю безоговорочно». Кстати, до последней дошла лишь Прит, и то после моих рассказов об отце. Тогда подруга прониклась, убедившись, что гены пальцем не раздавишь и мне есть в кого быть ненормальной.

Меж тем напряженная работа мысли отражалась на лице капитана. Наконец носогубная складка разгладилась, ознаменовав окончание трудовой деятельности мозга.

– Что ж, ты меня порадовала. Выучить весь курс за одну ночь – признаться, такое я вижу впервые. Приступаешь завтра к пилотированию с двенадцати тридцати по галактическому времени, сменишь Браена.

Так и потекли сутки моей стажировки на «Элколае»: шесть часов пилотирования, завтраки-обеды-ужины, восстанавливающий сон. После JT-соединений ужасно болела голова. Искренне надеялась, что это просто с непривычки. Верить в то, что мигрень – это супербонус от использования порта, не хотелось. Свободное время сжиралось чтением того, что необходимо знать. Оказалось, что нам не преподавали прорву всего, что мне нужно знать позарез. Чтобы не свихнуться, я выбиралась в спортзал.

С Браеном мы практически не виделись, исключая пару минут, пока он передавал управление. Я как-то спросила Рорка, всегда ли так тихо и спокойно? На что старший пилот ответил, что этот полет – мирный, можно даже сказать, дружественный.

Ну да, куда уж дружественней – ввалиться в атмосферу Вилерны, а затем и привилерниться в количестве одной штуки – линкор боевой модифицированный, укомплектованный тремя тысячами военных. Так или иначе, но атаковать нас никто не пытался, да и маршрут проходил на относительно безопасном участке космоса, где из всех неожиданностей можно было наткнуться лишь на космических пиратов. Но те дураками не были и на отдельных кораблях нападать на здоровенную военную махину Союза не спешили.

Ближе к окончанию полета нас с Браеном обоих вызвали в рубку. Осуществлять посадку не доверили, но все тонкости дипломатических матерков при приземлении на дружественный космодром я усвоила.

Обращения обоих пилотов на всеобщем галактическом непечатном произносились, разумеется, не в эфир, а исключительно себе под нос, чтобы отвести душу, потому как общительность диспетчеров космопорта иногда напоминала монолог партизана на допросе. Браен, хоть и был в курсе особенностей вилернийских посадок, нет-нет да и стриг ушами, тоже запоминая неизвестные досель обороты речи.

Наконец линкор плавно опустился на не вражественно, но и не шибко дружественную поверхность планеты, бывшей когда-то мне родной.

После посадки капитан Рутгарт объявил, что завтра треть экипажа получит увольнительные на сутки. Когда я узнала, что к этой счастливой когорте относятся также стажеры, радость от привилернивания заметно возросла.

Глава 3

Вилернское гостеприимство

Судьбы над нами, путь под ногами,

Встречи и тайны все дальше манят,

Жизни игральные выпадут кости,

Враг или друг нежданный – к вам в гости?

Пешки разменные станут угрозой,

Шут, балагур – в одночасье серьезным.

Все поменяется, если однажды

Совесть и честь в выборе важном

Встанут над разумом, логикой, проком…

Все поменяет жизни дорогу!

Тэри Ли

Вилернское гостеприимство не знает ни границ, ни ширины, ни глубины, ни совести… В общем, ничего оно не знает, поскольку как таковое отсутствует на корню. Узнаю родную планету.

Вообще-то Вилерна – колония второго типа: первоначально эту планету открыли иллийцы, но активно осваивать по каким-то причинам не стали. Спустя некоторое время выходцы с Земли, обремененной проблемой перенаселенности, переоткрыли и начали активно эксплуатировать эту terra incognita. Разгорелся небольшой скандал, результатом которого стало разделение планеты на два лагеря, аккурат по числу материков – Лирона и Эрнеи, на каждом из которых обосновалась одна из рас. Время шло, и постепенно на обоих участках суши стали жить вместе и иллийцы, и люди.

Иллийцы – раса, похожая на homo sapiens, вот только выше – средний рост около двух метров, кожа смуглая, волосы у мужчин длинные и жесткие, слегка закрывающие основание шипастого гребня, который лично мне напоминал ирокез.

Этот самый гребень начинается ото лба и заканчивается у шеи. Шевелюра у иллийцев темная, почти черная, с синим, красным или зеленым отливом. Мужчины часто заплетают волосы в три косы, концы которых традиционно скреплены вместе. Иллийки не уступают ростом своим мужчинам, однако волосы у них, наоборот, практически белые и гребня нет, лишь небольшая радиальная хрящевидная раковинка, кокетливым хохолком венчающая затылок.

На представительниц прекрасного пола веяния моды оказали гораздо более сильное влияние, нежели культурные традиции. Потому исконная женская прическа – жгут из волос, спиралью обвивающий раковинку, – ныне практически не встречается, уступив место новомодным стрижкам. Помимо цвета шевелюры, различен и пигментный рисунок, вязью проступающий на скулах, шее и груди: у иллийцев он цвета охры, обильно покрывает кожу и не меняется в течение всей жизни. У иллиек же такое «природное тату» выражено гораздо слабее и после родов способно к модификации.

Но одно объединяет всех иллийцев – это безэмоциональность, она же немногословность, порой граничащая с хамством. Ну и пятьдесят две пары хромосом – тоже, так сказать, отличительная черта этой расы. Кстати, геномная особенность – маленький, но непреодолимый, как цианид для печени, барьер. Он-то в свое время и помешал матримониальным планам одной из иллийских владычиц, вознамерившейся отдать своего сына за дочь одного из видных политиков Союза. Так что, хоть земляне и иллийцы являлись гуманоидами, метисов на Вилерне не было и быть не могло.

Получив увольнительную и не имея никаких особых предписаний относительно формы одежды, я влезла в джинсы, водолазку и удобные кроссовки. Данная пара обуви участвовала в немалом количестве забегов от очередных неприятностей, поэтому была мне дорога, несмотря на, мягко говоря, весьма потасканный вид.

Сойдя с корабля, отправилась без особой цели бродить по Тирике – наукограду на побережье Эрнеи, где и располагался столь радушно встретивший нас космопорт. По велению судьбы именно в этом городке я провела первые девять лет своей жизни. Уже на выходе с посадочной площадки на меня налетел высокий мужчина в шлеме, из-за чего мы оба упали. Шлемоносец не преминул вспомнить анатомию, упирая в основном на детородные органы. «Точно не иллиец, тот бы скорее выдал цитату из свода правил дорожной безопасности», – на автомате отметила я.

Короткая, но отнюдь не лестная характеристика меня любимой от выговорившегося тем временем мужика, обожгла обидой и желанием немедленно ответить. В мозгу мелькнула мысль, что переход на мат – это уподобление обидчику. Поэтому, встав и отряхнув колени, выдала: «Вроде бы вы не блеете и не бодаетесь, но определенное сходство с гимнастическим снарядом все же имеете». После чего, гордо (во всяком случае, хотелось на это надеяться) вскинула голову и пошла дальше, оставив мужика осмысливать сказанное.

Приближался полдень, на небе малый спутник Вилерны сменил на посту своего старшего собрата и был едва заметен в голубизне озона. Местное светило не испепеляло своим зноем, а лишь согревало, даря ощущение уюта и спокойствия. Здесь, в отличие от Земли, города еще не слились в агломерации, в которых царствовали лишь асфальт, бетон и пластик.

В Тирике были скверы и парки, в которых растительность радовала глаз буйством красок. Цвета, правда, варьировались от терракотовой листвы генно-модифицированных кленов до привычной зелени сосен, но это уже детали. Под пологом деревьев от порывов ветра могли синхронно качаться лесные колокольчики и подсолнухи, а раффлезия рядом – источать аромат слегка подгнившего мяса.

К слову, об этой самой раффлезии я узнала много интересного, пока сидела на скамейке и отдыхала после прогулки по научному городку. Рядом с местом, где я устроилась, чтобы вытянуть уставшие ноги, была воткнута табличка. Она поясняла, что «ароматный» интродуцент парку подарил какой-то шутник. Презент чувствовал себя привольно, разросшись до метра в диаметре.

Да, иногда дары дорогих гостей хуже плазмогранаты, чистосердечно кинутой в тебя врагом. От нее хотя бы попытаться уклониться можно. А подарок – вот он, благоухает. Ни передарить, ни выкинуть нельзя. Оттого тенелюбивое растение посадили аккурат посреди газона и не поливали, судя по выгоревшему кружку дерна вокруг. Наверняка работники парка грезили о том дне, когда бедная раффлезия наконец издохнет, не выдержав тягот сурового вилернского климата. Но уроженка тропиков назло всем недругам цвела и ни на что не жаловалась.

Наблюдая идиллическую картину игры малышни недалеко от скамейки, где расположилась мое бренное тело, я дожевывала жутко вредные и архаичные, но удивительно вкусные пирожки с капустой. Запах от «цветочка» ничуть не перебивал аппетит, благо моя сторона оказалась наветренной.

Пирожки – это моя слабость и ностальгия по детству: ни на базе, где работал отец, ни в училище, ни на Земле их не пекли. То ли считали слишком вредными, то ли изготовление этой вкуснотени было трудоемким, то ли для начинки требовались именно продукты, а не синтезированные смеси… В общем, не везло мне с пирожками.

Поэтому сейчас я наслаждалась своей маленькой гастрономической вакханалией. Вот только душевное равновесие портила нотка грусти. Словно если бы я читала старый дневник погибшего офицера: переживания давно минувших дней уже не будоражат, но заставляют помнить.

Меланхолию смело в момент, когда крутой аэрокар резко притормозил на противоположенной стороне дороги. Резвые молодцы вытащили из него отчаянно кричащую и упирающуюся женщину. Ее вопль и привлек мое внимание. Впрочем, долго голосить ей не дали, заткнув чем-то рот. Очевидцы (а это в основном мамочки с детьми да одна пожилая пара) предпочли не заметить случившегося. Оно и понятно: что может противопоставить женщина, гуляющая с ребенком, трем здоровым лбам? Тут свое бы чадо уберечь. Разве что вызов в органы правопорядка отправить. Одна из мамулек как раз решила проявить сознательность и поднесла браслет к губам, диктуя адрес диспетчеру.

Я оценивала: вмешаться или не стоит? Это только в кино смелые и сильные сразу мчатся на помощь всем, кто в ней нуждается (или даже не нуждается). В жизни, если не хочешь свести с ней же счеты в ближайшее время, стоит сначала хотя бы оценить свои шансы. А они у меня вполне неплохие: выйти из сватки целой, но слегка вредимой.

Альтернативный вариант – не вмешиваться в естественный природный процесс, именуемый борьбой за существование. Все это промелькнуло в мозгу за какой-то миг, и цинизм уступил место альтруизму (читай дурости), как вдруг распахнувшаяся пола халата открыла взору характерно выпирающий, круглый живот женщины. Беременная, и, похоже, дохаживает последние дни.

Сорвавшись с места, в два прыжка пересекла полоску газона и условную оградку парка. Взяв небольшой разгон, буквально взлетала на капот кара, с которого и прыгнула вперед, целя пяткой в третий шейный позвонок одного из так удачно повернувшихся ко мне спиной громил. От удара тело похитителя повалилось вперед (надеюсь, уже в бессознательном состоянии). Я же отлетела вбок. Не успев толком сгруппироваться, ощутимо ссадила локоть. Эффект неожиданности исчерпал себя, и со вторым пришлось разбираться уже тет-а-тет, в то время как третий целенаправленно тащил свою жертву к дверям ближайшего дома.

Ухмылка в тридцать два титановых зуба свидетельствовала о том, что передо мной любитель контактного боя, не раз получавший хук в челюсть, и судя по буграм мышц, дававший за это нешуточной сдачи. Мелькнула мысль: прямые удары этого здоровяка я просто не смогу блокировать – силенок не хватит. Вариант убежать, малодушно скользнувший в сознании, откинула как бесперспективный.

Не вставая, стремительно перекатилась под аэрокаром. Вынырнув с противоположенной стороны, приняла вертикальное положение. Здоровяк обогнул бампер машины. Приближаясь, он попытался схватить меня за грудки. Пригнувшись и уходя от захвата, я со всей силы нанесла удар ногой по коленной чашечке бугая и почти одновременно с этим врезала ладонями, сложенными лодочкой, по ушам противника, вызывая тем самым перепад давления в среднем ухе.

Барабанные перепонки не выдержали, и из ушей здоровяка потекли тонкие струйки крови. Частично дезориентированный мужик припал на одно колено и попытался достать меня апперкотом. Не получилось. Его смазанный удар пришелся по моему наспех выставленному кривому блоку. Хотя даже так ощутимо досталось – в плечо словно вонзился раскаленный добела железный прут. Вдруг подумалось: и так больно и трудно жить на свете, а когда поступаешь по совести – это становится практически невыносимо.

Пока я приходила в себя, противник не терял времени даром и, очумело мотая башкой, попытался добить невесть откуда свалившуюся пигалицу.

Боковой удар, придись он по мне, отбил бы правую почку напрочь, не успей я в последний момент уклониться. Да, занятия по рукопашному бою в училище – это хорошо, но нас готовили как пилотов, а не как десантников. Я явно уступала врагу. Но раз ввязалась в драку, надо побеждать, иначе зачем было вообще начинать? Ощутить себя отбивной всегда успеется.

Резко присев и проведя подсечку, мне все же удалось завалить этого здоровяка, в момент падения так аккуратно впечатавшегося затылком о крыло кара.

«Отключился, но ненадолго», – отстраненно констатировало сознание.

Чувствуя, что безнадежно опаздываю, я подорвалась и, хромая, побежала вслед за последним из похитителей. Каково же было мое удивление, когда у фонарного столба я увидела беременную жертву, поддерживаемую за плечи Браеном! У ног парочки валялся в отключке последний из бандитов. Причина молниеносной победы блондина смущенно пряталась за пряжкой ремня, поставленная на предохранитель и прикрываемая от посторонних глаз полой куртки.

Сил хватило лишь на то, чтобы облегченно выдохнуть. Слегка придя в себя, поинтересовалась:

– Как ты сумел пронести табельный бластер с корабля? – Вопрос, конечно, в свете последних событий не самый актуальный, но взыгравшее любопытство было не удержать.

– Это мой личный, – ухмыльнулся красавчик.

– И что, помочь трудно было? – Вот теперь, когда знаю, что имелся шанс не расшибаться в лепешку (в прямом смысле этого слова), стало обидно.

– Было занятно посмотреть, как ты изображаешь мартышку с плазмогранатой, – радушно заявил этот паразит.

Нет, в глубине души я ему все же благодарна за то, что помог отбить эту несчастную у похитителей. Но это очень глубоко.

Беременяшка же, пока мы с Браеном мило собачились, как-то подозрительно сжалась и часто задышала, а под ногами у нее быстро начала образовываться лужа.

Судя по недоуменному лицу парня, он решил, что это у дамочки со страху, и деликатно отвел глаза. У меня же закрались подозрения. Посмотрела в глаза будущей мамочке. Зрачки расширены от боли. Попыталась достучаться до ее сознания:

– Какой срок? Когда должны быть роды?

– Начались, – это единственное, что смогла выдавить из себя несчастная, пока ее не скрутила новая схватка.

Стремительно начавшиеся роды испугали и Браена, и меня гораздо больше, чем предыдущая драка. Я попыталась вспомнить все, что знала о родовспоможении.

Давно, еще в детстве, я приставала к родителям с вопросом, откуда берутся дети. Мама, оберегая нежную детскую психику, рассказывала байки о покупке в магазине и доставке на почтовом флаере. Но как-то раз мое любопытство, требующее более подробной версии прихода в этот мир, заставило обратиться с этим же вопросом к папе.