Его М.Альвина

Непроизвольно вспоминаю о том, с какой силой хватали меня руки Данила и его нахальное предложение про «отсосать». Вздрагиваю и, поежившись, бурчу:

– Это вряд ли…

– А как его зовут? – не унимается Аня.

– Данил. – В каждую произнесенную букву я вкладываю щепотку злости и все же делаю глоток почти холодного чая, чтобы хоть как-то приглушить свои эмоции.

Гад! Надо было вообще откусить ему руку.

– Зайду к тебе в гости на досуге, – серьезно изрекает бывшая соседка по комнате, поправляя декольте на домашней футболке.

– Если так интересно, то, может, поменяемся местами? И тогда тебя будет встречать полуголое, распускающее руки, хамло! – Я со стуком ставлю кружку обратно на стол.

– Он еще и полуголый тебя встретил? – Анютины глазки распахиваются, как по щелчку. – Офигеть. Так он симпатичный или нет?

Я со стоном утыкаюсь лбом в шершавую поверхность старенького стола. И вот за что мне? Одна подруга подкидывает мне левого мужика, а вторая – чуть ли не слюни пускает на такой ход событий.

Да не хочу я ни с кем жить, девочки!

________________________________________________________________

*Арпе́джио – способ исполнения аккордов, преимущественно на струнных и клавишных инструментах, при котором звуки аккорда берутся последовательно один за другим.

***

Из своей бывшей общаги я вышла ровно без пяти десять. Смысла задерживаться не было. Все равно выгонят, а домой лучше добраться до полуночи.

Тротуары и улицы, подсвеченные фонарями, заметно опустели, а воздух теперь уже не такой дружелюбно теплым. Пока я отсиживалась у Ани, город навестил дождь. Чувствую, как за секунды мои распущенные волосы напитываются противной влажностью, а сырые порывы ветра заставляют поскорее натянуть на себя куртку, нахохлиться от неприятной прохлады и чуть ли не бегом двинуться в сторону дома Кристины.

Нет даже предположений, чего теперь можно ждать в квартире, ставшей моей крышей над головой по собственной же сговорчивости. Точнее, не так. Я знаю, ЧТО меня там ждет, но нет вариантов, как с ЭТИМ дальше существовать. Но я придумаю. Обязательно что-нибудь придумаю. Мне главное переждать два выходных дня.

Перед тем, как вставить ключ в замочную скважину двери, прислушиваюсь к происходящему за ней. Ни звука. С гнетущим чувством настороженно проникаю в квартиру и снова замираю на пороге. Второй раз за день. Потому что теперь меня встречает изумительная тишина, которая и должна была быть еще в первую попытку зайти домой. Я всеми клетками интуиции чувствую, что в квартире ни души.

В полной темноте почти бесшумно разуваюсь, стягиваю куртку, вешаю ее в шкаф и крадусь вглубь комнат, включив свет только в коридоре. Кажется, сделай неосторожное движение, и это ощущение одиночества в квартире рассыплется.

Спортивная сумка исчезла с пола, стулья в гостиной плотно придвинуты к столу, как будто никто и не восседал на них в вальяжной позе пару часов назад. В ванной полное отсутствие мужских принадлежностей: бритвы, пены для бритья или геля для душа. И даже дверь в свободную комнату широко распахнута, демонстрируя свою пустоту.

Я одна в квартире. Такое ощущение, что все, что произошло вечером – это лишь игра моего воображения. Только вот в коридоре стоит «стена» из незнакомого мужского парфюма.

А вдруг этот Данил все-таки съехал, решив напоследок вытравить меня этим ярким грубовато-пряным запахом?

Как бы там ни было, его здесь нет, и мне на мгновение становится чуть спокойнее. Но я все равно ловлю все звуки, особенно те, которые доносятся из подъезда. Прислушиваюсь, когда переодеваюсь в своей спальне, прислушиваюсь и во время ужина, и когда принимаю душ. Приходится несколько раз отключать воду, чтобы застыть в мыльном коконе, с испугом иногда поглядывая на дверь ванной.

Я не могу перестать слушать тишину квартиры, даже когда уже лежу в теплой кроватке под мягким пледом. Лежу и гипнотизирую свой инструмент, грустно стоящий в углу спальни. Сегодня не нашла сил прикоснуться к нему. Намеренно отгоняю от себя дрему, так как не знаю: явление Данила здесь было мимолетным или он вот-вот вернется? Спасибо за это Кристине, которая все еще периодически шлет мне сообщения с различным набором смайликов: от плачущих до поцелуйчиков. Только я делаю вид, что ничего не происходит. Пока нет никакого желания вести с ней разговор. Все, что мне нужно, я уже услышала.

Но сколько бы я ни боролась с усталостью и желанием отключиться, они утаскивают меня в глухой омут сна. Меня отрубает от реальности достаточно быстро. Ровно до того момента, когда снова мерещится, что я дышу мужскими духами.

И еще мне чудится какое-то движение в комнате. Странные шорохи… Но так не хочется выныривать из тягучей дремоты, что я с трудом пытаюсь понять: это сонный мираж или нет.

А пряно-древесные ноты в воздухе становятся все более отчетливыми.

Я не успеваю открыть глаза, как что-то тяжелое наваливается сверху, обхватывает за талию и крепко прижимает меня к кровати…

Глава 5

Несколько секунд полной растерянности и оцепенения. Не дышу. И даже не знаю почему. То ли потому что до чёртиков испугалась, то ли потому, что сверху на меня давит что-то очень объёмное и жутко тяжёлое. Но все становится на свои места, когда в нос ударяет тот самый аромат парфюма, что встретил меня в коридоре пару часов назад. И все это вперемешку с ярким алкогольным амбре.

Всё сразу встаёт на свои места! Вот урод!

– Слезь с меня, гад! Отцепись! – Брыкаюсь, пытаясь отпихнуть от себя чужие руки и ноги.

Он пришел мной воспользоваться? О Боже! Лишь от одной подобной мысли, начинаю все сильнее толкаться всеми конечностями. Но в ответ получаю лишь невнятный стон и никаких поползновений в сторону.

Кое-как выбираюсь из-под распластавшегося на моей кровати Данила. Ну, как выбираюсь… Скорее, выползаю, как гусеница, и просто плашмя лечу с края матраса на пол.

Потираю ушибленный бок одной рукой, второй – тянусь к лампе, стоящей у прикроватной тумбочки. Неяркий свет мягко окутывает пространство спальни, демонстрируя развалившееся мужское тело поперек кровати.

Данил в футболке и джинсах просто лежит на животе и мнет лицом подушки. Это тело выглядит максимально беспомощно. У меня пропадают все культурные слова из головы, правда и некультурные произнести не получается. Я молча хлопаю ресницами с приоткрытым ртом. Охренеть!

– Эй, – наконец, дергаю ночного гостя за край джинсов, – ты ничего не перепутал?!

Ноль эмоций. Данил не шелохнулся, откуда-то из недр подушки раздается богатырский храп, а по комнате начинает растворяться спиртное амбре. Да он пьян в щепки. Поднимаюсь с пола и рывком дергаю Данила за длинные ноги. Он не собирается двигаться и на миллиметр, занимая почти все свободное пространство матраса. Лишь делает глубокий полувздох-полустон и храпит себе дальше.

Все мои задатки культурного воспитания и терпимости откатываются назад. Я забираюсь на кровать и, не жалея ни сил, ни выражений, тормошу пьяное тело.

– Вали с моей кровати! Просыпайся! – Колочу ладонями по каменным мышцам, обтянутым черной футболкой, пытаясь убрать со своей территорий нежеланного гостя. – Изыди!

А он спит, словно прилипший к пушистому покрывалу. Мои ладони ноют от боли неистовых хлопков по широкой спине и плечам.

– Данил! – Уже отчаянно рычу его имя от бесполезных попыток спихнуть инородное тело с кровати. Мне не помогают даже толчки ему в бок ногами. – Сгинь отсюда!

Пьяное тело в конце концов подает признаки жизни. Данил протяжным стоном отрывает голову от подушки и испепеляет меня, заволоченными мутной пеленой, глазами. Его волосы взъерошены, как воронье гнездо, а лицо искривляется в злой гримасе.

– Чего тебе? – рявкает он грубо, одаривая меня едким ароматом паров алкоголя.

Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не отвесить по его нетрезвой морде отрезвляющую оплеуху. Но меня вовремя посещает мысль: а если он в подобном состоянии совсем неадекватный? Понятия не имею чего ждать от своего соседа. В таком сожительстве я никогда не состояла.

– Ау! Это моя спальня, – как можно твёрже и спокойнее заявляю я, стараясь не показывать, что вообще-то я сейчас его побаиваюсь.

– И что? – хрипло бурчит он.

– Катись прочь!

С хмельной усмешкой Данил бесстыдно скользит по моему телу взглядом, а до меня вдруг доходит. Я сижу перед ним в легкой пижаме: топ на кружевных бретельках и коротенькие шорты. И под ними ничего… Меня нагоняет жуткое ощущение: как будто я за секунды становлюсь обнаженной. Тонкая ткань словно испаряется под расширенными зрачками пьяных глаз.

– Сиськи – зачет! – выдает Данил и , не моргая смотрит на мою грудь, причем весьма скромного размера.

– Да ты… Ты… – Я взрываюсь окончательно, делая замах рукой, чтобы с чувством опустить ее на хамскую морду, но Данил, вздохнув, чуть приподнимается и, одним резким движением, легко дергает покрывало подо мной на себя.

Я с трудом удерживаю равновесие, чтобы не слететь кубарем с кровати. Прямо в одежде, Данил заворачивается с головой в мягенький плед. Проходит всего секунда, как из-под покрывала я слышу похрапывания. Не могу поверить своим глазам и ушам. На часах глубокая ночь, в моей кровати омерзительно пьяное тело незнакомого парня, а я, в полной растерянности, смотрю на храпящий кокон, из которого демонстративно торчат мужские лапы в белоснежных носочках. И я вообще ничего не могу сделать. Данил тупо спит.

Я срываюсь с кровати, как ошпаренная, не забыв попутно «нечаянно» пнуть гада, приватизировавшего мое личное пространство. Все, что оказывается мне по силам – это выдернуть из-под его головы, завернутой в плед, свою подушку.

В квартире Кристины три спальных места: ее комната, свободная спальня, которую и должен был занять навязанный мне сожитель, и диван в гостиной.

В пустующую комнату Данила я и шага не сделаю, лучше спать в подъезде, поэтому кидаю отвоёванную подушку на диванчик в зале. Кипящая злость в крови заставляет меня трястись, как от озноба. Я нахожусь в доме с человеком, которого увидела сегодня в первый раз в жизни. И за эти немногочисленные общие минуты он успел предложить мне отсосать и залез в мою кровать. А дальше что?

С ощущением беспомощности я размещаюсь на диване, но стоит коснуться головой подушки, как она тут же отправляется в полет в угол комнаты. Фу! Дрянь какая! Сатиновая наволочка уже успела пропитаться парфюмом Данила.

Ложусь спать прямо так: без подушки и прикрывшись декоративным диванным пледом, под которым я сворачиваюсь калачиком. И мысленно я совсем не против, чтобы там, на моей кровати, мой сосед задохнулся от собственных паров спирта!

Обняв себя за плечи, пытаюсь заснуть лишь с одной обнадеживающей мыслью: мне нужно потерпеть всего пару дней. В понедельник атакую деканат и выбью себе место в общежитии обратно. И даже когда Данил съедет, сюда не вернусь. Отмывать потом дом от его запаха? Очень надо!

Оставшуюся часть ночи беспокойно ворочаюсь с одного бока на другой и периодически прислушиваюсь к звукам за стеной. Что еще может прийти в пьяную голову Данила я понятия не имею, так что лучше быть начеку. Под утро однозначно понимаю, что доброго начала дня не будет не только у меня.

Едва свет начинает расползаться через задернутые шторы по комнате, я уже на ногах. Вымотанная, невыспавшаяся, с ноющими мышцами от неудобной позы, в которой так и не смогла нормально заснуть, но решительно привожу себя в порядок. Даже не завтракая, надеваю леггинсы, домашнюю свободную рубашку, завязываю свои длинные волосы в тугой пучок на затылке и вхожу в спальню Крис.

В нос мгновенно ударяет ядовитый запах перегара. Морщусь, с трудом справляясь с накатывающей тошнотой. Боже… Успеть бы приоткрыть окно, пока не рухну от оглушающей спиртовой ауры. Данил все еще спит и даже не шевелится, пока я на одном вдохе впускаю в комнату спасительно прохладный воздух сентября.

Косо взглянув на свою кровать, морщусь снова. Мужская футболка и джинсы валяются на полу, а их хозяин, наполовину прикрытый пледом, в позе звезды «душит» телом матрас. Его длиннющие ручища и ножища занимают почти всю его площадь. Обнаженные широкие плечи, грудь и пресс – все вычерчено рельефом проступающих мышц. Это все точно результат постоянных тренировок. Он что? Спортсмен? А почему тогда так бухает?

Я вдруг понимаю, что зачем-то глупо стою возле кровати, глазея, как на ней разлегся полуголый Данил и размышляя, как его тело приобрело такую мускулистость. Одергиваю себя и сглатываю странное сковывающее чувство. Я пришла сюда не для того, чтобы Данил сейчас открыл глаза и решил, что я его рассматриваю.

Моя цель – черное, до блеска натертое, цифровое фортепиано, стоящее точно напротив кровати. А мое техническое задание на это утро – совместить приятное с полезным.

Удобно усевшись за инструмент, ласково смахиваю с него невидимые пылинки. Заправляю обратно выбившуюся из пучка на голове прядь, прикрываю глаза, вдыхаю полной грудью освежающий воздух в комнате и с расслабленной улыбкой на лице касаюсь кончиками пальцев черно-белых клавиш…

Доброе утро, Данил!

Глава 6

Данил

Я в аду? Или это ад во мне? И почему в моей голове звонят колокола?

Боль потрошит сознание на части. Все, чего хочу – это сдохнуть в эту же секунду. Я не понимаю, что за звуки вокруг и приходится сквозь боль разлепить глаза. Взгляд не с первого раза фокусируется на пространстве передо собой. Смотрю сначала на идеально белый потолок, следом на серую стену, и только потом соображаю, с какой стороны идет звук. Через силу поворачиваюсь к его источнику.

Полубоком ко мне сидит вчерашняя неадекватная девица и играет на пианино. Пианино, мать вашу! Какого черта?!

– Хватит, – хриплю со стоном.

Каждое движение ее пальцев по клавишам отдаются в голове такой болью, что у меня не получается свободно дышать.

– Хватит! – Озвучиваю уже громче, кое-как приподнимаясь на подушках.

Нет, она точно дурная потому что всего лишь оборачивается на мой голос и продолжает шмякать пальцами по инструменту.

– Доброе утро, – нараспев произносит…как ее там… имя…не могу вспомнить…

– Ты издеваешься? – Кривлюсь от каждой гребаной звонкой ноты.

– Прости, не расслышала. Тебе не нравится музыка? Это токката и фуга ре минор*. Иоганн Себастьян Бах. – На её губах появляется ехидная улыбка, а пальцы как будто сильнее давят на клавиши.

– Ты зачем это делаешь, а? – обхватываю голову руками, начиная массировать виски и, наконец, замечаю, что на мне лишь боксеры, и сижу я на кровати, которая не была выбрана мной в качестве спального места.

И какого хрена я раздет и в чужой постели? Перевожу опять взгляд на мадам, очень виртуозно эксплуатирующую фортепиано.

– А напомни: как я оказался здесь? – Осторожно спрашиваю ее, потому что конец прошедшего вечера мелькает лишь отрывками. Я не помню и приблизительно сколько вылакал виски.

– Без понятия. Ты просто бухой нагло влез в мою кровать. Пить меньше надо, чтобы не задавать потом таких тупых вопросов, – девица делает вид, что и не замечает, как я постанываю в такт к каждому звуку, извергаемому её адской машиной.

Вот стерва! Я не выдерживаю. Превозмогая все наказания моего организма за вчерашнюю спиртную вакханалию, срываюсь с постели и за два шага оказываюсь возле пианистки. Она даже не успевает убрать свои ручонки, как я уже выдергиваю шнур из розетки и отсоединяю его от самого инструмента. Наступает долгожданная, спасительная тишина.

– Как хорошо, – блаженно выдыхаю, опираясь одной рукой о край пианино, другой – сжимаю провод от его блока питания.

– Ты вообще уже! – Девчонка возмущённо подскакивает, а ее звонкий голос не лучше звуков клавиш.

Опять морщусь и задерживаю дыхание от пронзающей голову боли. Чувствую, как из моих рук пытаются выдернуть шнур. Черта с два, детка! На меня смотрят широко распахнутые карие глаза, а в них – негодование вместе с отвращением. Аккуратные темные брови на точеном девичьем личике недовольно сдвинуты у переносицы.

– Отдай!

– Похвастаешься своими музыкальными навыками перед кем-нибудь другим и как-нибудь в следующий раз, – хмыкаю я, легко выдергивая из ее пальчиков шнур. И невольно отмечаю: такие тоненькие, а ведь по клавишам били, словно молотки.

– Я не хвастаюсь. Мне заниматься надо, – она снова тянется за конфискованной мной деталью к ее пианино.

– А давай потом? – Я легко перебрасываю шнур в другую руку, поднимая его над ее головой.

– Давай без «давай»? Я, вообще-то, в консерватории учусь. У меня концерт скоро, – недовольно шипит мадам, глядя на меня с вызовом.

Зашибись. А Ник говорил, что с соседкой проблем не будет, а она собирается брынчать сутками на пролет…

– То есть это не единоразовая акция мести? – Кривлюсь я.

– Нет, – девочка ухмыляется, гордо приподнимая свой острый подбородок. – Я играю каждый день минимум по два часа.

– Не сегодня, – ухмыляюсь ей в ответ, но голова начинает раскалываться так, что я решаю прекратить нашу бессмысленную перепалку.

За инструмент она в ближайшее время не сядет точно, пока я не высплюсь. Делаю шаг в сторону от девчонки, но эта заноза и не собирается сдаваться. Она резко дергает к себе шнур, все еще крепко зажатый у меня в руках, но явно не ожидала, что я тут же потянул его обратно к себе.

Сила моих рук против тоненьких ручонок: один – ноль в мою пользу. С громким «ой» она теряет равновесие и впечатывается всем тело мне в грудь, а ладонями инстинктивно обхватывает меня за талию. Мы так и стоим пару секунд недвижно посреди комнаты: я в одних боксерах и со шнуром в руке, и она, прижавшаяся ко мне, дабы окончательно не полететь на пол. Ее высоко завязанный пучок волос на голове утыкается точно в мой нос, и я непроизвольно вдыхаю аромат чего-то сладкого, напоминающего фруктовую жвачку. Пахнет вкусно. Даже слишком, что на мгновение забываю о живущей в голове боли.

– Отцепись. – Девочка тут же пытается отлипнуть от меня, отталкиваясь теплыми ладошками от моего торса, а ее бледные до этого щеки за секунду становятся ярко-алыми.

Я со смехом развожу руки в стороны, не коснувшись ее миниатюрного тела даже мимолетно. Черт! Как же ее имя? Еще такое дурацкое… Карина? Альбина? Алина? Точно!

– А я тебя и не держу, Мальвина.

Спешно отстранившись, она пропитывает меня взглядом полного презрения.

– Меня зовут Альвина, козел! – Сверкает своими темными глазищами, язвительно выплевывая последнее слово.

А я лишь растягиваю губы в улыбке. Попятившись к выходу из чужой спальни, победно размахиваю шнуром от фортепиано перед носом Мальвины.

– Да хоть Буратино. Один фиг, играть ты сегодня не будешь, – и исчезаю в коридоре, оставляя девчонку стоять посреди комнаты с изумительным набором отвратительных эмоций на лице.

Но запала язвить хватает ровно до того момента, как закрываю за собой дверь соседней комнаты. Мне едва хватает сил сделать три шага до диванчика в крохотной спальне. По сравнению с остальным стильным и уютным антуражем квартиры, эта комната выглядит, как каморка. Она практически полностью заставлена какими-то коробками на разный размер, остатками обоев и плинтусов. Здесь нет даже занавесок на окнах, только полуторный, слегка потрепанный диванчик. Разместившись на нем, я забрасываю шнур куда-то в угол. И теперь понимаю, почему отправился спать вчера не сюда: жестко, тесно и жутко неудобно. Но сейчас уже плевать. Алкоголь начинает мучительно покидать мое тело, оставляя за собой озноб и взрывы боли в башке.

Я даже не двигаюсь с места, когда, в резко распахнутую дверь спальни, залетают моя футболка и джинсы, приземлившись прямо на стоящие в углу коробки.

– Сука…– шепчу себе под нос в ответ на громкий хлопок закрывшейся обратно двери.

Мне плевать на все выходки Альвины – Мальвины. Пусть хоть на голове пляшет, но в ближайшее время я точно никуда не съеду… Проще вытурить эту девицу отсюда самому.

Я пытаюсь заснуть, но вместе с похмельем, меня окутывает ненависть. Начинаю ненавидеть каждую секунду своей жизни и вчерашний день в том числе. Ненавижу эту квартиру, в которой буду вынужден бомжевать неопределенный срок. Ненавижу отца…

«Дерьму место в дерьме», – к горлу подкатывает тошнотворный спазм, когда опять слышу его стальной, надменный голос у себя в голове, прорвавшийся через непрекращающийся поток боли.

И вспоминая, где и как прошел мой вчерашний вечер, уже с лютой ненавистью понимаю: он прав. Ведь прошлую ночь я опять провел со своими демонами.

Глава 7

– Как это нет? Вообще? Совсем? – Смотрю на заместителя декана и искренне не понимаю того, что было озвучено мне пару секунд назад.

– Совсем, – Наталья Ивановна трясёт своей завивкой.

– Нет, вы не понимаете, – я нервно ерзаю на стуле и с чувством заглядываю ей в глаза, не собираясь сдаваться. – Мне очень надо.

– Очень-очень, – поддакивает Аня, топчась за моей спиной.

Мы обе уже минут пятнадцать торчим в деканате, пытаясь вернуть меня в общежитие. Нас даже не смущает, что третья пара началась уже где-то полчаса назад, что сам небольшой кабинет с портретами Глинки и Шопена на стенах заставлен цветами в честь дня рождения одного из сотрудников факультета, а заместителя декана ждут в приемной самого декана, чтобы начать торжество. Я лишь усердно киваю, подтверждая слова Ани. Никто даже и представить не может, как мне нужно обратно в эту чёртову общагу!

– Мальчевская, – вздыхает женщина, с укором просматривая на меня поверх своих очков, и по ее тону я понимаю, что не собирать мне сегодня вещей, – ты, конечно, у нас гордость консерватории, невероятно талантливая девочка, но это тебя не освобождает от общих правил получения комнаты в общежитии. Ты от места отказалась? Так?

– Так… – Надежда в душе становится ещё призрачнее, чем мираж в пустыне.

– На твоё место заселились?

– Заселились… – Становится ясно, что затея была провальный изначально, но я не опускаю руки и мило хлопаю ресницами. – Ну, пожалуйста.

Наталья Ивановна лишь разводит руками:

– Прости, дорогая, но в этом семестре это невозможно. Могу попробовать после Нового года решить что-то с твоим возвращением в общежитие.

Фраза «после Нового года» окончательно рубит во мне все связи с надеждой не делить жилплощадь с чужим и неприятным мне человеком. Становится так обидно, что начинает противно щипать глаза от подступающих к ним слез… Нет, я не выдержу жить с ним до Нового года.

– Ладно, – рвано вздыхаю и, обняв свою сумку, плотно набитую нотами, поднимаюсь со стула. – Я поняла.

Аня с таким же вздохом следует за мной на выход из деканата, поддерживающе похлопывая меня по плечу.

– А у тебя какие-то проблемы в квартире где ты сейчас живешь? – останавливает нас голос Натальи Ивановны на выходе.

– Что-то типа этого, – грустно усмехаюсь.

О, это больше, чем просто проблемы. Это полный треш.

– У нее в квартире домой завелся, – хихикает Аня, за что тут же получает от меня размашистый удар локтем в бок.

– Домой? – с мгновенным интересом оживляется Наталья Ивановна. – Так ты попробуй с ним подружиться. Конфетку ему в темный уголок на кухне положи, молочка в мисочку на ночь налей. Скажи ему, что не обидишь, дружить предложи. А если он так и будет дальше тебя беспокоить, святой водой углы окропить надо.

Слышу, как рядом уже буквально давится от смеха Аня. А мне кажется, что я оказалась в каком-то дурацком цирке.

Выпихиваю подругу из деканата и, сдержанно попрощавшись с Натальей Ивановной, скрываюсь за его дверями сама.

Хохот Ани эхом разносится по пустому коридору на весь этаж. Сдерживая в себе нарастающий шквал нецензурных слов и мыслей, подпираю спиной стену и просто смотрю на то, как кому-то очень смешно. Жаль, только не мне… Ведь не ее ждет «милый» домовой.

– Хороший совет же, – лыбиться Аня, утирая слезы из уголков глаз. – Может, тебе реально попробовать: молочко, конфетки… дружба… – На последнем слове она игриво подмигивает.

Я молча и в упор смотрю на Аньку, мысленно прокручивая в голове ее дальнейшие действия. Вот сейчас она посмеется, пойдет на пару, отсидит репетицию и вернется в комнатушку общежития, где ее не ждет никакая похабщина в виде зачетных сисек и никто не указывает, когда и как ей пиликать на своей скрипке.

А вот мой провод от инструмента был возвращен лишь вчера утром, когда Данил все же соизволил выползти из своего убежища. Заспанный, помятый во всех смыслах: и лицо, и футболка со спортивными штанами.

Он, как из-под земли, появился в гостиной, загородив широкими плечами весь дверной проем. Смерив меня взглядом, который идеально подходит пустому месту, просто без слов швырнул забранную себе вещь на стол во время моего завтрака. Именно швырнул. И после этого беззвучного представления, не дожидаясь моей реакции, мой «замечательный» сосед вернулся в свою спальню, а я так и осталась сидеть, изумленно поперхнувшись завтраком.