Борщ для души. Рассказы

– Только потом сразу домой, утром в школу.

– Хорошо, – я надела брезентовые тапочки на каучуковой подошве, трико и теплую кофту и помчалась вдоль улицы к перекрестку, где мы обычно встречаемся с Людкой каждое утро, чтобы затем идти в школу.

Людка уже стояла на месте и крутила в руках кленовый прут с парой листьев на конце.

– Чего так долго? Меня уже комары сожрали! Побежали.

И мы побежали. Легко, весело, болтая на ходу обо всем на свете, что только может интересовать девчонок в двенадцать лет. И про школу, и про уроки, и про то, что на каникулы все поедем в деревню, и про то, что в кино новый фильм привезли, и было бы здорово в субботу сходить всей нашей большой компанией и посмотреть.

За разговорами и дорога быстрее и путь веселее. Вот и Санька уже бежит к нам, а там и Нинка показалась, ещё пару переулков и почти весь класс в сборе.

– Так, посмотрим, все пришли? – Иван Николаевич посмотрел на часы, которые лежали у него в кармашке, и от которых тянулась серебряная цепочка. Наблюдать за тем, как учитель достаёт часы из кармашка, открывает их, затем снова закрывает крышку и убирает в карман, можно бесконечно, прямо-таки завораживающее зрелище, тем более, что ни у кого среди моих многочисленных родственников не было таких часов, а дома у нас были ходики, которые мама заводила каждый вечер и поправляла гирьки, чтобы тикали, как положено, – Пора начинать. Сейчас мы выйдем с вами со двора школы и пройдём на поляну – оттуда лучше всего видно небо. Никто не бежит и не отстаёт. Люба, проследи, чтобы никто не потерялся по дороге.

Мы вышли на поляну, что располагалась между старым монастырем и спуском к реке.

– Итак, все посмотрите на небо. И кто первый увидит звезду на небе, поднимите руку.

Мы послушно задрали головы кверху, рассматривая вечернее небо, ярко-голубой цвет которого с последними лучами солнца начал меркнуть, сперва светлея до бледно-голубого, а затем, как промокашка, заполняясь темно-синими чернилами.

Я крутила головой, хотелось быть первой, кто увидит звёзды. Но звёзд пока видно не было, а вот облезлые стены монастыря и разрушенные купола без крестов все время попадались на глаза. И вдруг я ее увидела. Она мне словно подмигнула! И не сдержав эмоций, я стала прыгать и кричать:

– Вижу, вижу! Вот она! – кричала я и указывала на маленькую яркую точку на небе.

– Молодец. Все увидели? – весь класс уже смотрел туда, куда указывала моя рука, – Кто знает, что это за звезда?

– Это Полярная звезда, – раздался один из ответов.

– А вот и нет. Это – Венера. Смотрите, она сейчас исчезнет. Ее ещё называют – Вечерняя Венера. Она появляется самой первой, но видно ее недолго, всего пятнадцать-двадцать минут, – и правда, спустя несколько минут звезда перестала нам подмигивать и исчезла, – Зато утром эта звезда видна на небе дольше всех. И тогда ее называют – Утренняя Венера.

– Вижу! Вижу! Смотрите, там ещё одна! Это то уж точно – Полярная звезда!

– Нет, – сказал Иван Николаевич, и мы все уставились на него, в ожидании нового рассказа о звёздах, – Это – Сириус.

Потом мы ещё долго смотрели на небо и говорили о том, что видим, рассматривали и считали звёзды Большой и Малой медведицы, пытались соединить звёзды в рисунок и понять наконец, почему ковш – это не ковш, а медведица и медвежонок. Время пролетело совсем незаметно, и когда Иван Николаевич сказал, что занятие окончено, мы всем классом издали разочарованное пыхтение, но пошли по домам.

Всю дорогу мы молчали. Первый раз каждый из нас шёл и ничего не говорил, только, когда доходил до своей улицы, прощался, мы отвечали и все так же молча шли дальше.

– Какой же интересный сегодня урок был!

– Да! Я теперь всю ночь спать не буду! Буду ждать утра, чтобы увидеть Утреннюю Венеру!

Но я спала в ту ночь. И мне снилась Большая медведица с медвежонком, которые бежали по звездному небу, а Венера подмигивала мне, и Сириус освещал путь по темной поляне, где на темно-синем небе видны купала разрушенного монастыря.

«Маманя, я приеду к тебе скоро на каникулы и обязательно расскажу о звёздах! Ты знаешь, они все-таки удивительные! Только я ещё немножко про них выучу, чтобы ничего не перепутать!»

Лето, перья, наглость не порок

Жаркое июньское солнце стояло в зените и кипятило крышу кирпичного здания, и только козырёк крыши отбрасывал узкую полоску тени.

Стены здания были добросовестно обработаны дождями и ветрами, да так, что образовались ниши, где устроила свои гнёзда колония ласточек. Ласточек было так много, что их полёт к гнёздам и обратно был похож на масстарт лыжников с криками и улюлюканьем болельщиков. Правда сегодня все это больше походило на манифестацию с беспорядками.

Гнезда были устроены несколько недель назад, а значит пришло время показаться птенчикам.

У ласточек птенцы маленькие, пушистенькие, желторотые, вечно голодные, и потому родителям приходится целыми днями метаться по небу в погоне за мошками, чтобы прокормить своих прожорливых малышей. Ну, а раз родители вечно в поисках еды, то дети-птенцы делают, что хотят.

Подобравшими к краю, наклоняют свои несуразно большие головы, чтобы посмотреть, что же там происходит за пределами гнезда. А там внизу жизнь кипит, словно в кастрюльке суп.

Гнездо небольшое, а птенцов четыре-пять, и каждому хочется быть первым, вот и толкаются, вот и лезут друг через друга, а то и просто взбираясь на голову брату-сестре. Одно неловкое движение, и вот уже падает вниз не удержавшийся желторотик. И думается ему, что нет ничего в этом плохого, и крылья свои, ещё пушистые, растопыривает в надежде, что потоки воздуха помогут ему воспарить обратно в гнездо, где он станет горделиво хвастать перед своими собратьями. Но куда там… шмяк.

«Фух, живой! Сейчас кто-нибудь поможет», – и маленький желторотик задирает голову вверх и издаёт громкий писк, стараясь привлечь внимание взрослых ласточек.

«Вот дурачок. Думает, его сейчас спасут», – привалившись большой головой к стене, перевернувшись на спину так, чтобы белый толстый живот смотрел вверх, и распластав свои обманчиво мягкие лапы, в тени лежит кот.

Выражение морды-лица кота такое, что любой мажор позавидует.

Кот лениво передвигает хвост из стороны в сторону, не сводя глаз с упавшего птенца. Затем, вытянув левую переднюю лапу, аккуратно подтаскивает птенчика к себе поближе. Потом и вовсе одним ловким движением закидывает его себе на живот.

Ещё немного и начнется страшная картина поедания маленького птенца наглым мажористым котом. Но кот не спешит. Он лениво надувает брюхо, отчего птенец то поднимался вверх, то проваливается вниз, утопая в шерсти большого кота. В какой-то момент птенец соскальзывает с брюха и катится, как тряпичный мяч. Кот придерживает птенца хвостом, а затем футболит его из стороны в сторону, наблюдая своей ухмыляющейся сытой мордой за тем, как малыш пытается сбежать от хвоста.

Наигравшись со своей легкой добычей, кот оторвал голову от стены, встал на лапы, сильным ударом хвоста запульнул от себя подальше измученного, но живого желторотика и, даже не стряхнув с себя пух и перья, медленно идет вдоль стены здания, стараясь не покидать тень.

«Отличный сегодня день! Тёплый! Сытный! Хороши птенчики! Свеженькие! Жаль скоро подрастут и научатся летать, а не беспомощно барахтаться и пищать. А так, хороший день! Завтра снова приду пообедать желторотиками.»

Кот шёл по клочкам пуха и мелким перьям – это все, что осталось от любопытных желторотиков, вилял пушистым хвостом и медленно поворачивал голову, давая проходим увидеть свою довольную сытую морду в пуху и перьях.

Пчела домашнего приготовления

– А-а-а-а-аааа! – я бегала по двору, размахивала руками, крутила головой из стороны в сторону и одновременно пыталась зажмуриться от страха.

– Чего ты орешь? – из глубины сада показался брат в трико с вытянутыми коленками и в некогда белой майке на лямках.

– Они меня сейчас покусают! – моему отчаянию не было предела.

– Кто? Тут же никого нет?

– Ты что не видишь? Вот же они летают! Осы!

– Да это не осы, а пчёлы. Нужна ты им больно, – он деловито вышел из калитки, которая разделяла двор перед домом и сад, и подошёл к клумбе, около которой кружились золотистые пчелки.

– Конечно нужна, раз они за мной гоняются!

– А зачем ты в цветы полезла?

– Мне для супа надо…

– Какого ещё супа?

– Для кукол…

– Суп для кукол? И как тебе такое в голову приходит?

– А тебе что, жалко одного цветочка для кукол? И вообще, не хочешь со мной играть, так нечего и спрашивать, – я насупилась и отвернулась от брата, но в этот момент снова увидела, как совсем рядом со мной летает пчелка – Аааааааа!

– Да хватит ты орать! Не съедят они тебя.

– Откуда они только взялись тут?

– А ты разве не видела, соседи ульи на огород выставили. Вот оттуда они и летают. Хочешь пойдём посмотрим?

– Хочу!

Мы с братом побежали в ту часть сада-огорода, где через забор-сетку был виден соседский огород. А, добежав, оба повисли на сетке просунул пальцы в ячейки, ну и нос, конечно.

– Ого! Как их много!

– Я десять штук насчитал.

– И что, там живут пчёлы?

– А где же ещё? Они днём летают везде, мёд собирают на свои лапы и тащат его в улей.

– А ночью?

– А ночью пчёлы спят, как все нормальные.

Я посмотрела на небо – летнее солнце было ещё высоко, и ни одного облачка было не видно.

– Уф, – разочарованно выдохнула я и, отцепившись от сетки, побрела во двор.

– Чего пыхтишь?

– Солнце ещё нескоро спрячется, они меня точно покусают.

– Я знаешь, что придумал?

– Что? – я с надеждой посмотрела в глаза брата.

– А давай мы свой улей сделаем? Пчёл поймаем, посадим в наш улей, они там посидят день другой, привыкнут и будут нам с тобой мёд приносить. Вот классно будет! Всегда с мёдом будем, и пчёлы будут наши, домашние, ручные! И кусаться не будут!

– Правда, кусаться не будут?

– Конечно! Они же нас знать будут! Ну что? Делаем улей?

Я засомневалась, что пчёлы захотят жить в новом улье, да и как они нас запомнят? Мы что с ними здороваться за лапы и крылья будем?

– А как пчёлы нас запомнят?

– Как, как? Посмотрят на нас и запомнят. А мы им еще вкусненького дадим.

– А что едят пчёлы?

– Ну, цветочки, листочки, сахар…

– Сахар?

– А ты думаешь им сладкого не хочется? Тем более они ищут мёд и несут его в улей.

– Ну, если так, то давай улей делать. А из чего мы его сделаем?

– Вот смотри, – мы с братом зашли в сени и стали искать подходящий ящик или коробку, – может эта коробка?

– А им не будет там темно? Может они темноты боятся?

– Возможно… А давай тогда в пакет из пленки их пока посадим? Там и светло, и мы их видеть будем, и они нас увидят.

– Круто! Давай!

Мы пробрались к шкафу на летней кухне, где мама складывала банки для зимних заготовок, там же лежали и пакеты.

– Чего это вы там ищете?

– Мы? – я спряталась за спину брата – мама не разрешала брать в игрушки то, что могло пригодиться в хозяйстве.

– Да, да, вы. Что вам там надо?

– Мам, можно мы пакет возьмём? Один, – брат теребил лямки майки и старался казаться очень серьезным.

– Зачем он вам? Вам что игрушек мало?

– Мы пчёл пойдём ловить! – шагнув вперёд сказала я.

– Чего вы пойдёте делать? – мама от удивления даже повернулась в нашу сторону от плиты, на которой варился обед.

– Мы поймаем пчёл, и они нам будут мёд делать! – с ещё большей гордостью выпалила я.

Мама смотрела на нас несколько секунд молча, видимо размышляла над тем, как мы будем ловить пчёл, а потом, наверное, она представила, что мы вот такие молодцы и заботимся о доме, и у нас всегда будет свой мёд. А потом сказала:

– Лучше бы пошли в виктории траву подергали, а не этой глупостью занимались.

– Ну, мам, – брат подошёл к маме, – ты только представь – это будет наш собственный улей, и у нас будет свой мёд! Это же так хорошо!

– Ой, идите уже.

– А пакет? – брат показывал мне знаками, чтобы я взяла пакет и бежала на улицу.

– Возьмите… – мама повернулась к плите и продолжила что-то перевешивать в кастрюле.

Мы, заполучив необходимое, побежали во двор к цветочной клумбе, где больше всего кружило золотистых пчелок.

Итак, охота на жителей нашего улья началась. А в охоте главное что? Главное – выбрать правильное охотничье ружьё! В нашем случае ружьё выглядело так – жестяная банка от консервов и тарелочка от набора кукольной посуды.

– Держи пакет! Я сейчас поймаю одну и в пакет ее сразу! – брат медленно двигался вдоль клумбы, высматривая самую крупную пчелку, – Надо больших наловить – они больше мёда нам сделают!

– А если она укусит меня через пакет? – я с сомнением посмотрела на прозрачный пакет, как-то мне с большим трудов верилось, что пчёлы его не прокусят.

– Не укусит! Им сейчас не до тебя будет! Давай сорви пару цветочков и положи в пакет, чтобы пчёлы и думать забыли о том, что надо куда-то лететь.

– Давай потом положим в пакет цветы, а то тут полно пчёл, – я сделала несколько шагов от клумбы.

– Трусиха!

– Ничего я не трусиха, просто они кусаются.

– Поймал! – брат подошёл ко мне с банкой закрытой крышкой, потряс ею и добавил – Поймал. Слышишь?

Я прислушалась к звуку, который издавала пчела внутри банки – это было похоже на мячик, который бросали в стену.

– Ну, давай открывай пакет, буду ее выпускать.

Я открыла пакет и зажмурилась.

– Закрывай скорее, а то улетит! Глаза-то открой!

Я открыла глаза и зажала пакет одной рукой, а в пакете, приходя в себя, маленькая пчелка начинала шевелиться.

– Ещё поймал! – брат уже бежал ко мне с новой пчелкой.

И снова я отрывала пакет и зажмуривалась, а брат ругал меня, что так я всех пчёл выпущу.

Вскоре в пакете было уже штук десять-двенадцать наших маленьких тружениц.

– Может, хватит? А то им будет тесно, и они будут драться.

– Ладно, хватит, так хватит. Пойдём цветочков нарвём и сахар насыплем.

– А потом мы их куда денем?

– Повесим над окном.

Спустя полчаса мы уже любовались творением рук своих, а именно пакетом с пчёлами, который повестили на гвоздик над окном в летней кухне.

Пчелки ползали по пакету и тихонько гудели.

– Вы бы им хоть одну дырку в пакете оставили, – отец смотрел на наше творение с улыбкой.

– Так они же выберутся через дырку и улетят! – я говорила и показывала одновременно, как пчёлы будут из пакета вылазить.

– А так задохнутся.

– Да я уже сделал им сверху маленькое отверстие, – брат спрыгнул со стула и вытер руки об штаны, – Ну все, завтра у нас будет свой мёд.

– Уже завтра? – я широко открыла свои и без того большие глаза.

– Конечно! Сегодня мы с ними вон сколько времени провели, они нас уже запомнили. А за ночь к новому дому привыкнут и будут носить мёд сюда!

Весь вечер я просидела рядом с пакетом, надеясь, что пчёлы меня хорошенько запомнят и не станут кусать. А пчёлы тем временем все ползали в сахарных цветах и собирались кучкой у самого верха пакета, где было маленькое отверстие.

А утром за завтраком в пакете пчёл уже не было.

– А где пчёлы?

– Полетели мёд собирать, – ответил отец, а брат утвердительно махнул головой.

– И кусаться больше не будут?

– Наши не будут, а чужие могут и укусить, – при этих словах брата я застыла с бутербродом в руках, – Ты главное не лазай в те цветы, где не наши пчёлы!

– Хорошо. А когда мёд будет в улье? – я внимательно рассматривала пакет, который был пуст.

– Вечером…

Вечером и правда был мёд… на столе в маленькой чашке с ложечкой. И был этот мёд самым вкусным из всех, что я когда-то пробовала.

Золотистая…

Несколько дней назад нам выдали ключи от квартиры, но переезжать в неё пока нельзя, так как воду и газ ещё не подключили, зато есть электричество⚡, и можно переделать то, что не сильно нравится. А не нравилось многое! От пола темно коричнево-свекольного цвета до закрашенных стёкол и обоев серо-зелёного цвета. Для наведения порядка электричества достаточно! Вот и приводили мы все вместе наш новый дом к маминым стандартам.

Вот все хорошо, но пить то хочется!

– Дочь, сходи за водой. Там на кухне чайник стоит.

– А где воды набрать?

– Так вон же, – мать указала рукой в направлении соседней пятиэтажки, – вон там, видишь кран. Давай принеси.

– Хорошо, – схватив на кухне большой темно-зелёный чайник с длинным носом, я помчалась за водой, весело прыгая по ступенькам с четвёртого до первого этажа.

Прыгать с пустым чайником вниз – вот вообще супер! И легко, и весело, и настроение отличное, и даже песню хочется петь, а вот подниматься с этим полным, холодным, мокрым, плескающимся из своего длинного носа чайником – это просто ужас какой-то!

– Мам, я принесла! – я поставила чайник на пол и собралась было уже присесть на единственную табуретку, как из комнаты пришла мама, вылила воду в алюминиевое блюдо и протянула мне его обратно.

– Давай ещё принеси, скоро обедать будем.

– Чего я-то опять?

– Иди, не разговаривай.

– Хыф… фых… рмр… – спускалась я по лестнице уже совсем невесело, а потом ещё сердитее и печальнее буквально заползала на четвёртый этаж, останавливаясь на каждом пролёте, чтобы передохнуть. И таких походов за водой было четыре.

После четвёртого похода за водой, я совсем уж грустно возвращалась домой, и вот на третьем этаже мой маленький курносый нос уловил аромат, который заставил меня включить запасной моторчик и буквально взлететь на свой этаж и промчаться прямиком на кухню.

А там такое! Единственная табуретка в квартире превратилась в подставку для электрической плитки, на которой стояла низенькая пузатая кастрюлька с большими плоскими ручками, похожая на моську медвежонка. А в кастрюльке весело шкварчат ломтики картошки и прозрачные полукольца лука. Ломтики уже пропитались подсолнечным маслом и, словно золотистые монетки, слегка подпрыгивают и шевелятся тем краем, что ещё не прилип ко дну кастрюльки. А тот край ломтика, что был схвачен, словно магнитом, электрической плиткой и кастрюлькой, уже совсем темно-золотого цвета.

Я смотрела на эти живые золотистые монетки, как заворожённая. А в кастрюльке продолжало кипеть масло, надуваясь пузырьками.

Мама забрала из моих рук чайник с водой, затем взяла плоский нож с закруглённым краем и стала переворачивать ломтики картошки в кастрюльке. И это зрелище было ещё волшебнее – словно россыпь золотых монет медленно перетекаете по лезвию ножа, а высвободившиеся мельчайшие частички превращаются в прозрачное золотое масло и стекают на дно кастрюльки.

Когда перемешивать «золотые монетки» мама перестала, то рассыпала на них сверху несколько маленьких кусочков чеснока!

Ну все! Мозг отключился вообще! А душа буквально запела: «А нет ничего вкуснее, чем то, чем ещё не владею!»

– Иди руки мой, сейчас обедать будем.

– Да! – никогда, наверное, я ещё не мыла руки так быстро! – Я готова!

Табуретка к моему возвращению уже превратилась в стол, а на старой газетке уже стояла, от которой поднимался пар, наполненный вкуснейшим ароматом. Я взяла старенькую вилку, которую мы привезли из дома, и подцепила один из ломтиков картошки. Очуметь! Как же это вкусно!

Ломтики картошки таяли, едва попав в рот, наполняя организм ощущением невероятного счастья. И ничего больше! Только картошка, лук, зубчик чеснока, подсолнечное масло, немного соли и маленький кусочек ржаного хлеба.

Удочка из клена

Летнее солнце уже прячется за верхушками деревьев, а те, раскачиваясь на ветру, отбрасывают свои темно-коричнево-серые тени на раскалённую землю. Ещё немного и тёплый летний вечер будет властвовать и устанавливать свои порядки.

– Пап, а, пап, пойдём на рыбалку?

Отец сидел за столом, который стоял у окна, что смотрело на центр города, и читал газету, развернув ее так, что она закрывала половину стола.

– Пойдем. На что ловить будем? – отец отложил газету, свернув ее так, что она стала похожа на толстую книжку.

– Я сейчас червей накопаю, у меня и баночка есть! – брат вытянул вперёд руки и показал отцу железную банку из-под консервов «Килька в томате» и железный совок, давно потерявший свой цвет.

– Тогда скажешь, как накопаешь, а я пока удочку приготовлю.

При этих словах брат повернулся в направлении к входной двери и собрался уже бежать.

– А я? Я тоже с вами хочу! – я все это время стояла за спиной брата и старалась рассмотреть реакцию отца.

– Нет, ты не пойдёшь! – брат провернулся ко мне и пригрозил кулаком.

Я шмыгнула носом, а брат обошёл меня и убежал.

– Ну, чего ты шмыгаешь носом? Не переживай! Конечно, с нами пойдёшь.

– Правда? – я не очень поверила, продолжая шмыгать носом и размазывать слёзы по щекам.

– Правда, правда. Иди умойся, а то рыба испугается твоего вида и уплывет.

Я помчалась к Мойдодыр.

– Вот это красотка! Такую точно рыба испугается! – говорила я отражению в зеркале, а, умывшись, вернулась к отцу, который уже собрал в «букет» удочку, сачок и несколько катушек лески.

– Готова?

– Да!

– Иди посмотри, готов там наш главный рыбак, а то уж скоро ночь.

Я кивнула головой и помчалась вглубь огорода, в поисках брата.

– Мишка, ты где? – бежала я по дорожке, крутила головой и громко кричала.

– Чего опять орешь? Я тут, – брат сидел возле большой вкопанной в землю бочки с водой на корточках и ковырял совком мокрую землю.

– Накопал червей?

– Да.

– Покажи!

– Вот, – он протянул мне банку, в которой копошились червяки от розового до свекольного цвета. Жирные такие! Блестящие, наверное, от жира. Я поморщилась:

– Фу…

– Чего фу? Нормальные черви! Самое то, чтобы рыбу ловить!

– Идём уже.

– Ты с нами не пойдёшь!

– Пойду! Мне папа разрешил!

– Посмотрим! – брат выхватил у меня банку с червяками и побежал в сторону дома.

– Недолго думая, я помчалась вслед за ним.

– Готовы? – отец уже стоял на дорожке, которая вела к калитке со двора, и купил.

– Я готов! – сказал брат, – Сейчас только кепку возьму.

– Я тоже готова! – задохнувшись от быстрого бега, я остановилась рядом с отцом, опёрлась руками о колени и пыталась восстановить дыхание, при этом рассматривая свои ноги в красных сандалях в дырочку.

– А ты с нами не пойдёшь! – Мишка вернулся в своей серенькой кепке-шестиклинке и деловито забрав у отца удочки направился за калитку.

После слов брата я замерла и, казалось, перестала дышать, медленно выпрямилась и, пытаясь остановить поток слез, уставилась на отца.

– Ну, чего опять глаза на мокром месте? Я же сказал, что пойдёшь с нами. Давай, дуй за кофтой, а то комары съедят, и догоняй нас.

Долго меня не надо уговаривать. Я влетела в сени, отыскала свою синюю кофту на пуговицах с белыми манжетами и такой же планкой, заглянула в задню, где мама что-то делала по дому, сказала ей, что мы ушли на рыбалку, и, крича на ходу, что мы недолго, помчалась вверх по дорожке, догонять отца с братом.

Река была совсем близко – надо только подняться вверх по улице, которая находится словно на середине склона, а дома двумя рядами тянутся ниже и выше, при этом с улицы открывается удивительный вид на центральную часть города с золотыми куполами Казанского собора и белой пирамидой Кремля, а ещё хорошо видно высоченные краны в порту, они мне всегда напоминают жирафов, а затем спуститься вниз по склону к самой кромке реки на узкую полоску у подножья обрывистого берега.

И вот мы уже на месте. Река сегодня спокойная. Словно большими ласковыми прозрачными руками она наплывает на каменистый берег, а затем отступает к середине русла. Я смотрю на эти прозрачные руки, и они кажутся мне руками бабушки, которая вымешивает тесто для всеми любимой ватрушки.

– Давай не стой без дела, раз пришла! Достань мне червя из банки! – вот противный мальчишка! Знает же, что ужас как не люблю всех этих ползающих и летающих! – Несёшь? Давай скорее!

Я присела на корточки около банки с червями. Боже, какие же они противные, фу! Осторожно, буквально двумя пальцами, я достала одного из самых толстых червяков:

– На! – я бросила червяка в руку брату, но не очень сильно, и червяк упал в воду.

– Зачем тебя только взяли? Никакого толку! Давай сюда банку! – я послушно, а внутри с огромной радостью, принесла банку с червями и поставила на камень рядом с братом, – все отойди, а то крючком зацеплю!

Я и отошла на несколько шагов. А брат ловко достал из банки ещё одного червяка, насадил его на крючок своей удочки и закинул.

– Дочь, оставь его, пусть ловит, а мы с тобой давай на закидушку, – отец уже расправил закидушку и тепло улыбался.

Я по камушкам, чтобы не намочить ноги, балансируя, а попросту размахивая руками, добралась к пятачку, на котором стоял отец.