Борщ для души. Рассказы

Гирлянду включали ещё засветло, но она не обладала такой магией, как в темноте. Но мне всегда казалось, что в светлое время гирлянда набирается своего волшебства, а с приходом темноты начиналось чудо.

В разное время в разных ампулках начинали появляется крошечные пузырьки, и эти пузырьки устремлялись вверх, танцуя свой волшебный танец, с каждой секундой набирая силу, новый ритм и объём.

Смотреть можно бесконечно долго, перемещаясь вокруг елки и наблюдая, как рождаются эти крошечные дорожки из пузырьков, рассматривая их сквозь стекло ёлочных игрушек и блеска мишуры.

И в этих волшебных танцах и праздник был совсем другим, и настроение всегда было сказочным.

Гениальность, как результат сотрясения

Пришкольный лагерь придумали для того, чтобы дети в нем отдохнули и набрались сил, а ещё для того, чтобы приключения детства оставили неизгладимый след.

Был тёплый летний день. Утро, как и всегда, началось с линейки, на которой объявили, что сегодня по плану кино.

– Класс! Там, наверное, мультфильмы или кино детское покажут. Может даже про Электроника…

– Да, Электроник – это тема, – мы шли по школьному двору прямиком на лавочку, где собирался наш отряд. Лавочки стояли за единственной асфальтной дорожкой, которая тянулась вдоль огромных тополей, что росли у забора, разделяющего школьный двор и улицу.

– Хорошо бы ещё мороженого поесть. Как думаешь, нам будут мороженое давать? Говорят, в прошлом году несколько раз за смену давали.

– Про мороженое не знаю, а вот газировку в выходной пили в городе, такая вкусная! Там правда пчёл много было, но они совсем не кусались, только кружились около сиропа, – я вспомнила, синий прилавок с прозрачными конусами, из которых наливали очень вкусный сироп, и серебряный краник, из которого в стакан шипя и пенясь бежала газировка. От этих воспоминаний у меня слюны стал полон рот, и я прямо почувствовала вкус лимонада. Зажмурилась от удовольствия.

– Пойдём, – позвала меня подружка, – все уже собрались, сейчас вожатая ругать будет.

Я открыла глаза, все ещё думая о вкуснейшем холодненьком лимонаде, и сделала шаг на дорожку.

Какой-то удар по ногам выбил дорожку из-под ног.

Я снова открыла глаза.

Словно склонив свои макушки на меня смотрели огромные тополя, и ярко-голубое небо было высоким и прозрачным, хоть ныряй и плыви.

– Ну и чего ты там лежишь? Вставай и идём к нам. С тобой все нормально? – голос вожатой вернул меня в реальность.

А все ли со мной нормально? Я подняла голову и осмотрела себя – все на месте, руки, ноги, голова, только по голым ногам две четкие полосы от колёс. Откуда они взялись? Я повернула голову и посмотрела на чем лежу – не диван, не подушка, асфальтная дорожка и белоснежный бордюр.

– Да, со мной все хорошо, ничего не сломалось.

– Тогда давай к нам скорее, сейчас уже пойдём в кино.

Ощущение, что что-то вокруг изменилось, но что…

От школьного двора до знаменитого на весь Засызран кинотеатра «Дружба» всего-то пятнадцать минут пешком. И дорога в компании одноклассников и других ребят из школы совсем незаметно пролетела. И вот уже у входа в темный зал нас считает контролёр, и вожатая, дотрагиваясь до головы, буквально направляет в нужный ряд. И мы веселой шумной гурьбой торопимся занять места.

– Стулья классные, скажи?

– Да! – стулья были фанера, обтянутая чёрным и коричневым дерматином, но казались просто царским троном, ведь в школе были парты с лавками и столы с тяжелыми стульями, а тут кресло с сиденьем, которое ещё и откидывается, – Вот бы в классах такие стулья были!

Вожатые прошли ещё раз между рядом, пересчитали нас всех, цыкнули, чтобы мы угомонились и перестали разговаривать, а затем заняли места за нашими спинами и… свет в зале погас, и на экране замелькал яркий луч света – начался журнал «Хочу все знать!».

– Ура, ура, ура! Мой самый любимый журнал!

– И мой!

Я смотрела на экран, словно кролик на удава, так мне было интересно. Но, как только закончилась заставка, картинка на экране начала двоиться и мутнеть. Я моргала глазами, тёрла их, стараясь, чтобы картинка стала четкой, но вместо этого пришла головная боль, и с каждой секундой начала усиливаться. Картинка на экране стала раскручиваться, как на карусели.

– Эй, ты чего? Зачем на меня навалилась?

– У… меня… голова… кружится

– Таня, Таня! Ей плохо! – подружка обернулась к тем креслам, где сидели вожатые.

– Я сейчас! – наша вожатая вскочила с места и постаралась добраться до нас, как можно скорее, – Что? Что с тобой? Голова? Тошнит? Вставай, пойдём на воздух.

Татьяна помогла мне встать, и, придерживая меня за талию и руки, стала выводить из зала. А в зале было темно и шумно от начавшегося мультфильма и гула ребят, и мне ужасно хотелось вернуться на своё место и смотреть вместе со всеми на экран, но все кружилось, и головная боль заставляла двигаться аккуратно. Я шла в темноте, хватая ртом воздух, хватаясь за руки вожатой и глядя на полоску света между занавесками на двери. Полоска света тоже начала кружиться.

– Потерпи, сейчас выйдем на улицу, подышишь воздухом, и все будет хорошо.

– Да, да…

Мы вышли из кинотеатра и сели на ступеньки.

– Что у тебя болит?

– Голова.

– А ещё?

– Больше ничего. Ещё пить хочется.

– Пить здесь нет. Сильно болит голова? Кружится? Вернёмся в зал или пойдём в школу?

– Мне уже лучше. Конечно, вернёмся в зал, – еле выговаривая слова, сказала я и встала со ступеньки.

Солнечные лучи, что пробивались сквозь листву, деревья с огромными ветвями и яркими зелёными листьями, белые облака на синем небе, машины, проезжавшие по дороге, кинотеатр и даже вожатая – все закружилось веселой разноцветной каруселью, а затем исчезло, и стало темно.

«Белый лист. Зачем? Он не в клетку и не в линейку, такие только для рисования. А зачем на нем эти точки мела? А, может, это не лист бумаги? Так это потолок!»

Я перевала глаза с потолка, чтобы осмотреться, и с легкостью узнала кабинет медсестры – нас приводили сюда делать прививки, да и запах лекарств ни с чем не спутать.

– Очнулась? Как себя чувствуешь? Болит что-нибудь? – я узнала нашу медсестру.

– Здравствуйте, – я попыталась встать с кушетки.

– Нет, нет, нет. Не вставай.

– Но у меня ничего не болит уже. Я пойду. Спасибо, – мне было очень неуютно и хотелось скорее сбежать. Неожиданно для себя я вспомнила, как тут оказалась.

– Как же тебя угораздило, так головой-то стукнуться?

– Я нигде не стукалась.

– Ну, в больнице разберутся, что с тобой случилось.

– Как в больнице? Я не хочу в больницу!

– Скорая уже едет. Ты полежи тут, а я пойду их встречу. Вставать нельзя и воду пить тоже нельзя. Поняла?

Медсестра вышла, а я осталась одна. Очень хотелось пить. На столе стоял графин и стакан. Я осторожно встала с кушетки, но вспомнила, что в коридоре есть фонтанчик, и направилась к выходу из кабинета.

Ноги были как будто не мои, я даже остановилась и осмотрела их – да нет, мои. Добравшись до двери, приоткрыла ее и, как шпион, осмотрела коридор – никого, а фонтанчик совсем рядом, и вода в нем мягкой прозрачной струйкой бьется так заманчиво. Ещё несколько шагов и вот я уже с жадностью хватаю воду и совершенно не могу остановиться. Никогда я ещё не пила воду с таким удовольствием.

Оторвавшись от воды и утерев рукой мокрое лицо, я отправилась в обратный путь. И пройти то надо было всего несколько шагов, но расстояние казалось мне непреодолимым. Зелёные с белым стены, словно волны реки, плавно плыли перед глазами, а старые, с множеством слоев краски, половые доски, того и гляди, готовы были нарушить свой вековой строй и взмыть к потолку.

«Ой, ой, ой. Надо поскорее добраться до кабинета.»

Наши мысли гораздо быстрее наших действий и даже слов, и все, что в мыслях кажется простым и легким, на деле куда сложнее.

Пара шагов, и вот она дверь, а там и кушетка, но как же ещё далеко до неё. Снова стало темно.

– Я же говорила – не вставать и не пить воду, – нос обожгло ярким ароматом, – вставай потихоньку, скорая приехала, поедем в больницу.

В машине скорой помощи мне тоже не разрешали вставать, а потом уже в больнице завели в какую-то комнату без окон, уложили на холодный большой стол и велели не двигаться, повернув голову в одну сторону, затем в другую.

Потом пришла большая тетя-медсестра в белом халате, взяла меня за руку и повела куда-то по коридору до большой кабины с железными дверьми и решеткой, которая оказалась лифтом.

Добравшись до четвертого этажа, мы вышли из лифта и пошли по широкому коридору, где на диванах, стоявших вдоль стен, сидели мужчины в полосатых пижамах и женщины в голубых халатах в мелкий цветочек. У всех было видно, что что-то болит: у кого голова, у кого рука, у кого нога. Как я догадалась? Так на них на всех были повязки! Кто-то тихонько стонал, обнимая руку или ногу, кто-то просто молча сидел или разговаривал со своим соседом.

Мы зашли в одну из палат.

– Вот это будет твоя кровать, располагайся.

Я села на кровать и стала осматривать палату. В палате было шесть кроватей, большой стол у стены, накрытый пленкой с цветами, и три стула. Все кровати были заняты, на них лежали тётеньки разного возраста и внимательно меня рассматривали, а когда ушла тетя-медсестра, стали задавать мне вопросы:

– Как тебя зовут?

– Сколько тебе лет?

– Ты в школу ходишь?

Я ничего не отвечала, потому что представила, как мама придет с работы, а меня дома нет. Конечно, как всегда начнет ругаться, потом найдет меня в больнице и будет ругать еще больше. Большие горячие слезы из моих глаз текли по щекам прямиком за шиворот. Я пыталась остановить слезы, но они меня совсем не слушались и продолжали бежать, словно разъедали мою душу. В какой-то момент мир престал вокруг существовать, и свозь туманную пелену сна я услышала слова:

– Бедная девочка! Это событие добавит ей гениальности или сделает ее безумной…

Один шаг от края…

Зима хоть и не лютует с морозами и снегом, но долго бродить по улицам все равно холодно, а потому они, как и всегда, зашли в подъезд и поднялись на последний этаж.

– Все-таки хороший отсюда обзор открывается – почти весь район, как на ладони, – девушка стояла лицом к стеклу, а парень обнимал ее, положив голову на плечо.

– Да. Замёрзла?

– Нет, сегодня классно! – она улыбалась и водила по узорам своим тонким горячим пальчиком, – И снежинки такие пушистые!

Парень коснулся губами ее щеки совсем едва, невесомо, но волна мурашек тут же пробежала по ее телу. Девушка невольно поежилась.

– И все-таки ты замёрзла.

– Ничего, скоро весна.

Они развернул ее лицом к себе и заглянул прямо в глаза.

– Какие же они у тебя огромные и красивые!

– Глаза-то? Да, что есть, то есть! – она вывернулась из кольца его рук, – Смотри! – девушка неожиданно взобралась на подоконник и, открыв обе створки окна, одной ногой шагнула на подоконник со стороны улицы.

Парень отшатнулся от окна и вжался в стену, став одного цвета с ней – белым.

– Ты что делаешь? – холодным безжизненным голосом проговорил он.

– Я тебя люблю! – прокричала девушка, – Хочешь, я сейчас прыгну?

– Зачем? – все так же стоя у стены и едва произнося звуки, выговорил он.

– Чтобы ты знал, как сильно я тебя люблю!

– Нет, не хочу. Спускайся.

– Ой, да ладно, чего ты испугался? Я же держусь! – все это время девушка смотрела на своего спутника, но сейчас она повернулась к окну.

Холодный морозный воздух ударил в лицо, яркие звезды на небе казались совсем близко, а сугробы внизу звали и манили своей обманчивой мягкостью. Ладони девушки стали горячими, сердце отбивало чечётку, а по спине пробежал холодок. Рама под руками начала дребезжать то ли от страха, то ли от тяжести.

Повернувшись лицом к парню, который все так же стоял у стены и не двигался, девушка улыбнулась и спрыгнула на пол, резко захлопнув окно.

– Испугался? – весело-нервно улыбаясь, шепотом спросила она, подойдя к своему спутнику, – Я не собиралась прыгать! Жизнь такая чудесная! – громким шепотом говорила она.

Молодой человек молчал. Лицо его было белым и злым, струйка холодного пота из-под сбившейся на бок нутриевой шапки стекала от виска вниз по щеке и пряталась где-то за шарфом.

– Дура! – резко сказал он, оттолкнул девушку и быстрыми шагами направился к выходу.

Она не стала его догонять, подошла к окну, уткнулась лбом в стекло и стала смотреть на улицу. Когда силуэт парня показался из подъезда, нарисовала сердечко на запотевшем стекле и сказала:

– Подумаешь, какой нервный! Скучный…

Ароматы О и М

Хорошо, что 8 марта весенний праздник. Хорошо, потому что праздник наполняет жизнь приятными заботами и ощущениями. Да, никуда не деться от переживаний и забот, но только эти несколько дней до самого праздника превращаются в ритуал и создают настроение всего праздника.

Для меня этот праздник со своими двумя неотъемлемыми атрибутами – первыми весенними свежими огурцами и веточкой мимозы. Да, да, вам не показалось, именно с огурцами. И, хотя, сегодня свежие овощи можно купить круглый год, но только в марте эти молодые, невообразимо длинные и сочные тепличные огурцы обладают сумасшедшим ароматом.

Итак, готовим салат. А куда без салата на праздник? Огурец помыть холодной водой. Вот прям моешь его и чувствуешь, как он становится ещё зеленее и сочнее. А теперь режем… мне кажется, огурец в этот момент напоминает флакон с концентрированным ароматом, а попав под нож, флакон открывается, и аромат свежести заполняет мгновенно все вокруг. Ах… как же вкусно!

А теперь добавим отварное яйцо. Вот удивительно, но огурец в сочетании с яйцом меняется к лучшему.

Теперь зелень. В первый месяц весны зелень тоже особенная, нежнейшая и максимально ароматная. И надо то всего чуточку, чтобы придать салату новую нежную нотку.

Вот и все, салат готов! Заправка по вкусу и… маленький кусочек хлеба, чтобы на языке образовался фейерверк вкуснятины.

И хомячить такой салат лучше всего с красивой тонкой тарелки, ажурной позолоченной вилкой, созерцая ветку мимозы в прозрачном высоком бокале, приспособленном под вазу.

А мимоза хороша! Согрелась, набралась влаги и брызнула своими золотыми пушистиками, едва качаясь в такт музыке и плывя тёплым горьковатым ароматом.

И не спорят они два эти атрибута-аромата! И вкусно мне и радостно

Чай с ароматом лета

Раздевалка лыжной секции находилась на первом этаже школы, в самом дальнем ее коридоре, где свет горел тускло и, казалось, что вот-вот погаснет. Мы бежали всякий раз поэтому, как тогда казалось, широкому, длинному и полутёмному коридору к двери в раздевалку.

Дверь надо сказать тоже была удивительной. Она почти всегда была заперта, но отверстие от старого замка открывало секреты любопытным мальчишкам и девчонкам.

Ну, какой может быть секрет в раздевалке лыжной секции? Да самый простой – там жилой солнце! Оно заглядывало в большое окно, которое было наполовину закрашено белой краской, правда от времени краска начала лопаться и осыпаться, и своими тонкими яркими лучами скользило по стенам. Вдоль одной из стен стояли лыжи и палки к ним, а вдоль другой – стеллажи с ботинками, баночками с мазью и ещё много всяких вещиц, безусловно необходимых при подготовке лыж и их ремонте. Вот по всему этому богатству солнце и скользило своими лучами, то ярче всех осветив пару лыж красно-синего цвета, а то зацепив край железной баночки, словно зажигая огонь. Смотреть можно было бесконечно долго на эти чудеса, но солнце было не каждый день, да и тренер всегда приходил к назначенному времени, а вместе с ним и другие ребята. Дверь отпирали, и шумная команда спортсменов заходила в раздевалку, заслоняя солнце, и занимала места на низких лавочках, что стояли вдоль стен, готовились к тренировке.

Записаться в секцию было просто – принимали всех, любого возраста, бесплатно и без каких-либо условий, только ходи. И мы ходили. Все. Кто хотел. Мальчишки и девчонки разных классов. Правда формы у нас не было, ходили кто в чём – в тёплых штанах с начесом, старых свитерах с высоким горлом, в шапках у кого какая найдётся – вязаная или, как у меня, капор из искусственного меха с резинкой вокруг головы, да варежки-самовязки.

Осмотрит нас тренер, улыбнётся, проверит, чтобы лыжная пара была в пору, ботинки по размеру, и скажет:

– Так, сейчас идём в лес, никто не отстаёт, бежим два круга и обратно сюда. Всем понятно?

Мы дружно киваем, отвечаем «Да», и, натыкаясь друг на друга, толкаясь и наступая на пятки, выходим из раздевалки и бежим в лес, который через дорогу от школы. Правда, кто хоть раз пытался бегать в лыжных ботинках, хорошо знает, что – это самая скользкая в мире обувь, потому что подошва из какого-то картона или фанеры, густо сдобренная клеем для прочности. В общем, до леса редкий из нас добегал, не упав раза три-четыре. И ведь не больно было! Смешно! И настроение у всех было, как искристый снег!

Главное не отставать! Главное, бежать быстро и технику соблюдать! Вот ещё один подъем, и финишная прямая, а там и переход к школе! Главное не отставать!

Мы самые младшие были. Тренер с нами почти всегда рядом был. Подсказывал, подбадривал, ждал, когда мы в гору эту высоченную взберёмся, и через дорогу всегда контролировал наш переход, а то к финалу тренировки уже и шапки набекрень и варежки колом, зато щеки румяные и глаза, хоть со звёздами в блеске соревнуйся.

И снова темный большой коридор, только сил бежать совсем нет. И дверь пока ещё заперта, но солнца уже не видно, и в полумраке лыжи кажутся монстрами, а ботинки большими кошками. А тренер чуть отстал, забирая на вахте ключи, но мы терпеливо ждём, привалившись к стене коридора.

– Устали? Сейчас чай будем пить. Хотите?

– Конечно! – хором отвечаем мы, расплываясь в счастливой улыбке.

– Тогда заходите. Лыжи на место, варежки на батарею. А я пока чайник поставлю.

Пока мы ставили лыжи и занимали места у стола, который стоит одним своим краем у окна, тренер уже налил воды в блестящий электрический чайник, поставил на стол большую пиалу с «подушечками-матрасиками», тканевый мешочек и заварочный чайник.

– Принесли чашки? Кто не принёс, возьмите на полке, только потом помыть и поставить на место! Ну, давайте, двигайтесь ближе, чтобы все уместились.

А чайник уже во всю кипит и, как маленький паровозик, выпускает в верх белый горячий пар.

Тренер открывает тканевый мешочек и достаёт из него сухие травы:

– Я знаю, знаю! – кричу я, – Это зверобой! А это душица! Мы их летом тоже собираем!

– Молодец! А это что?

– Можно? – я протягиваю руку за сухим цветком, подношу его к носу и вдыхаю аромат. И словно нет никакой зимы, словно вокруг поляна и где-то вдали лес, – Так это ж богородская травка.

Через несколько минут в чашках налит чай. Можно прислониться к стене и, не обращая внимание на выбившиеся из косичек пряди, взяв одну из конфет, пить маленькими глотками чай, подгружаясь в воспоминания о лете, улыбаясь невольно и заполняя добром и светом эту маленькую раздевалку в самом дальнем и темном коридоре школы.

– Эй, малышня, нам оставили чая? Вы что думаете, мы сюда на лыжах ходим кататься? – старшеклассники всегда приходили после нас с тренировки, когда мы уже допивали свой чай и, помыв чашки, ставили их на полку.

И все мы знаем, где дома лежит такой же мешочек с сухими ароматными травами, да и чай нет-нет, да и завариваем, но никогда в жизни не будет вкуснее чая, чем тот, что заваривал тренер после наших лесных «марафонов».

Совсем не про школьные уроки

Иван Николаевич стоял лицом к окну и смотрел на молодые деревца в школьном саду, а мы в это время писали самостоятельную работу.

Я была самая младшая в классе, а все потому, что в деревне, из которой мы приехали, детей в первый класс собрали всех, кому уже было семь с половиной, семь и, как мне, шесть. А в городе на второй год оставлять не стали, так я и училась с теми, кто был на год-полтора меня старше. Но с моим характером ещё не известно, кому было проще.

Задание было не сложное, и я старательно выводила слово за словом о том, какие бывают деревья в нашей местности и почему им, деревьям, так хорошо у нас живётся.

– Заканчиваем писать и сдаём тетради, – Иван Николаевич повернулся к классу как раз в тот момент, когда я хотела посмотреть, что написала моя соседка Лидка, – Люба, не надо списывать. Давай свою тетрадь.

– Да я не списывала, я только проверить хотела, правильно ли она написала.

– Я сам проверю ваши работы. А ты, Любаша, пойдём к доске, расскажешь нам о том, какой представляли люди землю в древние времена.

Я глубоко вздохнула, шумно выдохнула и, одернув платье и фартук с оборками, который мне мама сшила, пошла к доске, на ходу вспоминая то, о чем вчера вечером читала. А читать пришлось вслух, так как папаня пришёл с работы и велел сидеть рядом с ним и учить уроки.

– Древние люди думали, что земля плоская и стоит на трёх слонах… – «а почему, собственно, древние? Разве маманя древняя? Она у меня вон какая красавица!»

Я вспомнила маманю, у которой теперь бываю только на каникулах, ее тёплый взгляд и глубокий бархатный голос, а ещё удивительные большие хлеба, вкуснее которых я ничего в жизни не ела. А если ещё посыпанный сахаром или несколькими каплями мёда! Господи, да это лучше всяких пирогов и ватрушек!

– Люба, ты что замолчала? Не выучила?

– А? Древние люди считали, что земля плоская и стоит на трёх слонах, а звёзды на небе – это такие свечи, которые каждый день зажигают, а с рассветом они гаснут. А ещё раньше считалось, что солнце вращается вокруг земли.

– Да уж. Иди на своё место, Люба. Ну что ж, чтобы закрепить знания о земле, сегодня будет практическое занятие. Пойдём с вами вечером на звёзды смотреть. Не забудьте предупредить родителей. Всех жду в восемь вечера во дворе школы.

«Чего на эти звёзды смотреть? Что я звёзды ни разу не видела?» – я шла к своей парте и думала о том, что вместо всех этих уроков, было бы здорово оказаться на кухне рядом с маманей, где в большой русской печке стоят хлеба. Но до каникул ещё далеко, да и хлеба пекли не каждый день, а раз в неделю. У мамани был свой особенный рецепт – как бы долго не лежал хлеб, он всегда оставался мягким и вкусным. Во время войны она пекла хлеба для фронта, почти каждый день. Не просто это было опару поставить, вымесить тесто, истопить печь, и не проморгать, когда хлеб будет готов. Затем, маманя хлеба складывала в холщовые мешки, и грузовик увозил их. С фронта приходили письма солдат с благодарностью.

Прозвенел звонок, я схватила свой портфель, коричневый, с блестящими защелками, но уже потертый бесконечными драками с мальчишками из соседнего района и от катания с горки зимой, но родители сказали, что новый купят только через год. А я и не расстроилась – почти у всех были такие же потертые портфели, мы же все вместе ходили домой и в школу, и драки у нас общие, и мимо горок не пройдёшь просто так.

– Людка, чего копаешься? Бежим скорее! Мне ещё огород поливать сегодня! – и мы побежали, на ходу раздавая подзатыльники зазевавшимся мальчишкам и получая в ответ резкое дерганье за косы.

Мама уехала с помидорой на рынок, приедет только завтра. Папаня, как всегда, на работе. Придёт поздно, уставший – непросто это разгружать трубы для нефтепродуктов и складировать их так, чтобы и место оставалось и не рассыпалось ничего. Заводская площадка работала круглосуточно, и нередко за отцом приезжал директор на машине, чтобы просить помочь организовать работу грамотно. А отец не отказывался, ехал, помогал, потом возвращался ещё больше уставший, а утром вставал и шёл на свою смену.

Мама его ругала, что отказать не может, что не бережёт себя. А он только отвечал ей:

– Надюшка, ну что ты ругаешься? Людям же помочь надо. Смотри, сам Михалыч приехал, значит, совсем у них там плохо. Не переживай, я недолго.

Мама только качала головой, вздыхала, закрывая дверь за папаней, а потом долго ещё сидела на кухне, разбирая крупу, пересыпая ее в тканевые мешочки, вздыхала тяжело, а потом тихонько начинала петь:

«Ой калина, ох малина.

В речке тихая вода

Ты скажи, скажи, калина,

Как попала ты сюда?»

Нас трое у мамы с папаней. Я старшая. Мне всегда больше всех и достается. А чего достаётся то? Заданий от мамы да отца. А ещё и поиграть хочется, и на речку, и мальчишки вон с соседнего района кого-то из наших обидели, как на разборки не пойти? Вот и мчалась я после уроков домой, чтобы и огород полить успеть, и младших покормить, и отцу помочь, если попросит, а тут ещё эти звёзды! Чего на них смотреть?! Как будто они особенные какие-то.

– Папань, ну, я побежала, а то учитель географии ругаться будет. У нас сегодня урок во дворе школы, будем звёзды изучать.