Анастас Микоян

Все эти инженеры очень хорошо зарабатывали, арендовали квартиры, выписывали из России семьи, жён и детей. В Баку приехали работать многие тысячи квалифицированных банковских работников, счетоводов, бухгалтеров. В Баку работали железнодорожные мастерские, торговые дома, транспортные и страховые компании. Тысячи извозчиков перевозили пассажиров на колясках, и ещё большее количество транспортных извозчиков возили грузы на тяжёлых арбах и телегах. Все эти люди оказались заложниками политической ситуации.

Баку пропахший керосином и морской солью, копчёный, мазутный, дымный, свистящий ветрами, теперь замер: будущее обещало большие, принципиальные перемены.

Тем временем нефтепромыслы работали бесперебойно и непрерывно расширялись. Тысячи цистерн с нефтью и керосином уезжали по железной дороге в Дербент. Нефть была нужна мировой экономике при любых раскладах.

5

Степан Шаумян. «Старшие» и «младшие»

Приехав в Баку, Анастас Микоян первым делом отправился на Меркурьевскую улицу, в штаб Бакинского комитета РСДРП, разыскал там Степана Шаумяна и доложил о прибытии.

Шаумян произвёл на новичка колоссальное впечатление. Микоян потом даже стричься будет «под Шаумяна», отрастит такую же аккуратную бородку. Он познакомится с женой Шаумяна, с сыновьями Левоном и Суреном. Дружба семей Микояна и Шаумяна сохраняется и по сей день – более ста лет.

Детали интереснейшей судьбы большевика Степана Шаумяна изложены в обстоятельной биографии историка Ильи Дубинского-Мухадзе, вышедшей в 1965 году в серии ЖЗЛ издательства «Молодая гвардия». Не собираясь повторять уже известного, отметим, что Шаумян, член РСДРП с 1900 года, был интеллигентнейшим человеком, выпускником философского факультета Берлинского университета. Шаумян пользовался безоговорочным доверием Ленина, от которого позже получит мандат чрезвычайного комиссара по делам Кавказа. С 1912 года Шаумян кандидат в члены ЦК РСДРП.

Получая распоряжения и инструкции от Шаумяна, молодой большевик Анастас Микоян считал, что выполняет волю Ленина. Собственно, так оно и было.

Анализируя отношения Анастаса Микояна с Шавердяном, Шаумяном, далее со Сталиным и Орджоникидзе, нельзя забывать про особенности кавказского, горского воспитания, а именно – о почитании старших по возрасту. И Шавердян, и Шаумян, и Алёша (Прокофий) Джапаридзе, и Камо (Тер-Петросян), и Джугашвили (Сталин), и Орджоникидзе относились к первому изводу кавказских революционеров, все они были на 10–15 лет старше Микояна, несли за плечами разнообразный опыт политической борьбы, они сидели в тюрьмах и отбыли ссылки. Микоян, 21-летний, относился к ним как к старшим братьям, никогда не оспаривал их авторитет, – но при этом в критических ситуациях всегда рассчитывал на их поддержку. «Старшие братья» искали, поднимали, обучали «младших», но настоящие большие дела проворачивали сами. «Младших» не допускали в круг «старших»: на Кавказе 35-летний никогда не будет учитывать мнение 20-летнего. Анастас Микоян, с первых дней пребывания в Баку буквально влюбившийся, со всем армянским жаром сердца, в Степана Шаумяна, в его интеллект и мудрость, в его семью, тем не менее не допускался к принятию главных политических решений. Бакинским советом рабочих депутатов управляли «старшие»: Шаумян, Джапаридзе и др.

«Старшие», согласно тем же общепринятым правилам, не только не создавали для «младших» особых, мягких условий, но, наоборот, бросали их в круговорот проблем, ставили на самые тяжёлые участки работы: слабые отсеивались, сильные выдерживали и далее рассчитывали на восхождение по иерархической лестнице. В полном соответствии с этой жестокой концепцией нашего героя – молодого активиста, приехавшего из Тифлиса, – не стали жалеть. Ему выдали из партийной кассы некоторую сумму, на покупку еды. Жить было негде. Рядовые бакинские большевики мыкались по углам, снимали вскладчину комнаты и там ночевали вповалку. Все были при деле с утра до ночи, питались хлебом с чаем. К счастью, фрукты в Баку стоили копейки и все были первоклассные, ибо азербайджанцы – величайшие специалисты по их выращиванию. В Баку 1917 года нельзя было умереть от голода.

Активист Микоян поселился в помещении Баксовета. Приходил поздно вечером, раскладывал на столе газеты, пачку тех же газет подкладывал под голову и спал, не раздеваясь. Рано утром прибирался и уходил работать.

Грохочущий, продутый ветрами Баку никак не походил на уютный спокойный Тифлис. Ясно было одно: главные политические события ближайших лет будут происходить именно здесь.

Политическая жизнь бурлила, но практически вся была поделена по национальному признаку. Армяне объединялись вокруг партии Дашнакцутюн, персы (иранцы) – вокруг партии «Адалет» («Справедливость»), азербайджанцы вокруг партий «Гуммет» («Энергия») и «Мусават» («Равенство»). И только РСДРП предлагала альтернативу, партию для всех, без учёта национальных и религиозных принадлежностей.

Каждая партия привлекала новых и новых рядовых членов, они голосованием выдвигали своих представителей в Бакинский совет.

Ежедневно до обеда Микоян работал в редакции газеты, во второй половине дня садился на поезд и отправлялся в Балаханы на нефтепромыслы и там проводил митинги и собрания в армянских бараках: по два, по три в день. С собой обязательно приносил пачку газет («Бакинский рабочий» – на русском, «Социал-демократ» – на армянском), но толку от газет было немного: никто не умел читать.

Зато послушать образованного агитатора собирались охотно. Агитатор в обязательном порядке рассказывал последние новости, а затем переходил к «разъяснению текущего момента». Не доверять агитатору было нельзя: очень образованный человек, окончил духовную семинарию, учился в Эчмиадзине, вдобавок воевал, проливал кровь, то есть – не просто болтун, а настоящий последовательный боец. Наконец, главное: агитатор – такой же бедняк, как и слушатели, худой, дочерна загорелый, измученный жарой, одежда заношена и выгорела на солнце.

Агитация в политической деятельности значила многое, если не всё. Нельзя было стать революционером, не имея навыков публичного выступления и публичной дискуссии. Сейчас слово «сагитировать» практически вышло из оборота, а что такое распропагандировать – молодые люди и вовсе не знают. А в 1917 году один умелый оратор мог за час распропагандировать тысячную толпу. Анастас Микоян быстро овладел набором полемических навыков: потом он за жизнь произнесёт, наверное, несколько тысяч всевозможных речей. Говорил он хорошо, образно, точно, кратко, остроумно.

Неизвестно, сколько рабочих ему удалось привлечь на сторону социал-демократов, но буквально спустя несколько месяцев, в сентябре 1917 года, на нефтепромыслах грянула масштабная забастовка (организаторы – большевики, впоследствии бакинские комиссары Прокопий Джапаридзе и Григорий Корганов), в её успехе был немалый вклад рядового агитатора Микояна. Однако его самого в сентябре в Баку уже не было. Бродячая полуголодная жизнь, мягко говоря, не укрепила его здоровье. К концу июля его уже шатало от истощения. По прямому указанию Степана Шаумяна Анастас прервал работу и уехал в отпуск, домой, поправляться.

Дома, в Санаине, он пробыл весь август 1917 года. Пришлось признаться родителям: учёбу забросил, нигде не работает, профессионально занимается революционной деятельностью. Отец и мать критически смотрели на изголодавшегося революционера. Отец, которому уже минуло 60 лет, никогда в социализм не верил и даже попытался отчитать сына. Но ссоры не вышло. Повторимся, в семье все друг друга любили.

Отъевшись и окрепнув, в конце лета Анастас уехал в Тифлис, намереваясь, во-первых, повидать свою возлюбленную – Ашхен Туманян, во-вторых, встретиться с Шавердяном. Очевидно, далее Анастас хотел снова выехать в Баку, но остался в Тифлисе, скорее всего, по распоряжению руководства. В сентябре он стал секретарём Тифлисского комитета РСДРП, в октябре участвовал в Общекавказском съезде партии. Агитацию теперь вёл в солдатских массах Тифлисского гарнизона.

В Тифлисе Анастас встретил октябрь 1917 года.

Формально Закавказьем тогда управлял Особый Закавказский комитет (ОЗАКОМ), подчинявшийся Временному правительству. 15 ноября 1917 года ОЗАКОМ был низложен. Представители националистических партий и правые эсеры создали новый орган власти – Закавказский комиссариат. Эсеры, следует повторить, имели на той территории очень большое влияние, на их стороне были офицеры полумиллионной Кавказской армии: десятки тысяч профессиональных военных специалистов, немалая сила. Неожиданно на сторону Комиссариата перешли и тифлисские социал-демократы – меньшевики.

Девятнадцатого ноября главнокомандующий Кавказским фронтом генерал от инфантерии Михаил Пржевальский официально признал Закавказский комиссариат законным органом власти. На следующий день, 20 ноября, вооружённые группы меньшевиков захватили Тифлисский арсенал.

Тем временем в Баку, наоборот, верх одержали большевики, 2 ноября установившие власть Совета рабочих и солдатских депутатов. 22 ноября из Баку в Тифлис срочно прибыл Шаумян. Он несколько раз выступил на собраниях Закавказского комиссариата, но без успеха. Шаумяна, разумеется, арестовали бы в Тифлисе, но его охраняли вооружённые люди, в том числе сам Камо – а с ним шутки были плохи.

Националисты, эсеры и меньшевики теперь действовали единым фронтом, их поддерживали армейские соединения, лояльные командованию. На большевиков объявили охоту, задерживали и помещали под арест в Метехский замок (Тифлисскую тюрьму). Редакции большевистских газет разгромили. Шаумян попытался отправить телеграмму в Петроград, Ленину, но её перехватили. Тогда Шаумян попросил своего старого друга Камо лично поехать к Ленину и попросить помощи. Далее Шаумян призвал тифлисских большевиков перебираться в Баку. Тифлис был проигран.

В ноябре Анастас сидел в доме у Туманянов и, видимо, не предпринимал никаких активных действий: каждый день ожидал ареста. Он сумел встретиться с Шаумяном, и тот повторил рекомендацию, общую для всех: революционную борьбу в Тифлисе временно прекратить, уходить в Баку.

В биографической книге «Степан Шаумян» Дубинского-Мухадзе есть редкая фотография Анастаса Микояна тех лет: молодой мужчина с усами и богатыми армянскими бровями, взгляд весьма печальный. Он оказался в тяжёлой ситуации. Ему вот-вот исполнится 22. Тифлисский дом Туманянов давно стал для него родным. Отношения с Ашхен перешли стадию дружеских: они полюбили друг друга. Анастас мог остаться в доме Туманянов, пересидеть тяжёлые времена. Его бы прятали. Что ожидало его в Баку? Опять голод и ночёвки на столах, с пачкой газет под головой?

Но он выбрал Баку. Он хотел драться. В последних числах ноября он попрощался с Ашхен – как выяснилось, надолго – сел на поезд и уехал.

Он выбрался из Тифлиса чудом: уже в декабре начались перебои в железнодорожном сообщении, а в январе поезда вообще перестали ходить.

Глава 3

Бакинская коммуна

1

Оружие

В декабре 1917-го Анастас Микоян – снова в Баку. У него ничего нет, никакого имущества, кроме одежды, смены белья и револьвера «Кольт».

Одевается он в военную форму без знаков отличия, гимнастёрку и штаны, и фуражку. Обувь – сапоги или ботинки.

В те годы, когда грохотала огромная война, мужчины повсеместно носили военную форму, не только на Кавказе, повсюду в стране появились десятки тысяч демобилизованных. К 1917 г. многие военные склады были разграблены, имущество растащено или распродано. Гражданские теперь тоже носили шинели, галифе и гимнастёрки, – это была самая дешёвая доступная одежда, и вдобавок прочная. Военная форма без знаков отличия потом станет фирменным брендом любой диктатуры – начиная со Сталина, основавшего эту моду, видимо, навсегда. В сознании современного человека диктатор – это мужчина в военном френче, застёгнутом под горло.

Истоки этой моды, привычки одеваться в военную форму, лежат как раз в 1917 году, когда армия перестала воевать и начала деградировать. Военная форма считалась одеждой бедняков.

Началась зима, впереди – новый 1918 год.

Анастас – молодой парень, ему всего 22, но он уже много повидал. Окончил семинарию, воевал, учился в духовной академии, вёл революционную работу. Прочитал многие сотни книг на разных языках. Лично знает многих лидеров революционного движения на Кавказе. У него нет дома, нет собственности. Деньги на пропитание он получает из кассы партии. Он всегда голодный. Он не один – вокруг него сотни таких же, как он сам. Его разум воспалён: революция совершилась, мечты сбываются. Что будет дальше – знает только Ленин и руководство партии.

Партия между тем переживает серьёзный раскол: ушли меньшевики, соглашатели; остались радикалы, самые решительные.

Анастас снова ночует где придётся, в основном у товарищей по партии. Теперь ему поставлена другая задача. Власть большевиков, власть Советов нужно защищать. Царской армии более не существует: солдаты массово расходятся по домам. Но государство всегда опирается на штыки. Началось создание новой, Красной армии. Сам Микоян пишет, что основные усилия по созданию боеспособных подразделений большевистской Красной армии в Баку пришлись на февраль–март 1918 года. Приводит и точные данные: в строй поставили около 13 тысяч красноармейцев, объединённых в четыре бригады. Железные дороги контролировали три красных бронепоезда. Красная армия состояла из интернациональных частей, а армянские и азербайджанские националисты формировали собственные боевые подразделения.

На руинах Российской империи разгоралась братоубийственная Гражданская война.

Теперь Анастас Микоян уже не агитатор, не пропагандист, теперь он – боевая единица, у него есть револьвер, и он всегда готов стрелять. У него был шестизарядный американский «Кольт», 45-го калибра.

Восьмого марта он отправил письмо Ашхен, в Тифлис, текст заканчивается фразой: «Очень благодарен, что ты взяла мои туфли у сапожника, я-то думал, что они уже пропали». Это к вопросу о том, насколько велика была в то время ценность одежды и обуви для бедняков.

* * *

Начало весны 1918 года в Баку омрачилось кровавым националистическим мятежом.

Сам Микоян точно указывает дату начала: вечер 19 марта 1918 года, в субботу. Его описание событий достаточно обширное. Он неоднократно настаивает, что бои носили классовый характер. Но современные историки склонны считать, что имел место межнациональный конфликт азербайджанцев и армян, в котором армяне взяли верх.

По всей видимости, истина лежит посередине: 19 марта в Баку произошёл политический мятеж, перешедший в стадию межнациональной резни; мятеж провалился, и большевики на несколько месяцев утвердились во власти.

Работавший в Баку британский вице-консул Рональд Макдонелл в 1938 году в лондонском издательстве Constable & Co Ltd выпустил книгу мемуаров «…And Nothing Long» («…И ничего не довёл до конца»). Биограф Шаумяна Дубинский-Мухадзе приводит обширные отрывки из этой книги, вот один из них: «То, что мы ждали, наконец, пришло. Взорвался бакинский котёл. Резня была невероятная. В течение трёх дней не было известно, кто возьмёт верх. В конечном счёте татар и “дикую дивизию” разбили. Теперь мы были при ортодоксальном большевистском правительстве со Степаном Шаумяном во главе. Дашнаки и Армянский национальный комитет оказались безвольными против популярности большевизма. Без славы вернулась на свою позицию и Каспийская флотилия».

А вот фрагменты описания самого Микояна (опять из письма Ашхен Туманян): «В одной руке держали шашку, в другой винтовку, кричали “вперед!”. Руководил бойцами я. ‹…› Мы просто целились в головы и стреляли, как и наши противники. В результате, до подхода подкрепления нам из нас 4-х двое были убиты выстрелами в лоб. Я был легко ранен в ногу, и еще какая-то шальная пуля попала мне в бок».

Сообщать такое своей возлюбленной – это, конечно, надо иметь характер. Но между Анастасом и Ашхен изначально установились отношения максимально доверительные и откровенные. На многие десятилетия, вплоть до ухода Ашхен Лазаревны из жизни в 1962 году, её супруг будет рассказывать ей всё, ничего не скрывая, не отмалчиваясь.

В теории театральной и кинематографической драматургии есть классическое понятие «конфидент»: ближайший друг главного героя; человек, которому главный герой поверяет все свои сомнения, потаённые мысли. Ашхен стала для Анастаса таким конфидентом.

Итак, мятеж удалось подавить, резню остановить. В том числе потому, что в разгар боёв националистические партии армян и азербайджанцев объявили о своём нейтралитете. Ничего более благоразумного придумать было нельзя. Политические организации создаются не для того, чтобы враждовать, а для того, чтобы договариваться.

Когда дым рассеялся, стало очевидно, что бакинские большевики сильно укрепили свои позиции, и в апреле 1918 года они образовали Бакинский совет народных комиссаров, в котором составили большинство. Председателем выбрали Шаумяна.

Далее Бакинский совнарком приступил к решительным действиям: передаче земли крестьянам, национализации банков и нефтедобывающей промышленности. Был создан Бакинский совет народного хозяйства, под председательством большевика, комиссара Ивана Фиолетова, ранее возглавлявшего Союз нефтепромышленных рабочих. Добыча нефти не прекращалась ни на один день, но теперь вся она направлялась в Советскую Россию, главным образом морем в Астрахань. Там власть Советов была установлена в январе 1918 года после кровопролитных боёв. Морской транспортный маршрут Баку – Астрахань станет для Бакинской коммуны важнейшим, а в некоторые периоды и единственным.

Микоян, по его собственным словам, принимал участие в национализации местного отделения Русского для внешней торговли банка, но (опять же по его признанию) абсолютно ничего не понимая в банковской деятельности, ограничился тем, что наклеил бумажные пломбы на все банковские сейфы, а печать банка изъял и отнёс в помещение Баксовета.

Далее события стали развиваться по наихудшему сценарию. Российская Кавказская армия, три года назад вошедшая в Трапезунд и занявшая обширные территории Турции, прекратила существование и сдала без боя все отвоёванные рубежи. Командование турецких вооружённых сил обнаружило, что противник исчез. Путь на Баку был открыт.

Уже 25 мая 1918 года турецкие войска заняли Елисаветполь (Гянджу) и стали готовиться к наступлению на Баку. По тем временам – это примерно две недели марша, через Шемаху и Геокчай.

Бакинские армяне – а их было до ста тысяч – оказались заложниками ситуации. Турецкий марш к берегам Каспия обещал новую резню, реки крови. Интересы армянских националистов и большевиков снова полностью совпали, но договориться не удалось. Дашнаки создали свои отряды, большевики – свои, Красную армию. Бежать бакинским армянам было некуда – за спиной море, край земли. Законы стратегии велели выдвигаться навстречу неприятелю, навязывая ему бои на дальних подступах. Так в конце весны 1918 года армянские боевые дружины выступили из Баку в сторону Елисаветполя, чтобы сойтись с врагом на горной дороге в районе городка Геокчай.

Микоян настоял на том, чтобы его направили в действующие части, и был назначен комиссаром 3-й бригады (добровольческой дружины) под командованием дашнака Амазаспа Срванцтяна. В другие бригады были направлены большевики Иван Габишев и Авраам Гулоян.

Амазасп, как следует из признаний самого Микояна, не проявил к нему большого уважения. Между большевиками и дашнаками был возможен лишь временный и шаткий союз, и только на платформе совместного противодействия азербайджанским националистам и турецким войскам. Формально отряд Амазаспа, весьма мощный (более 3 тысяч штыков), входил в состав Красной армии, на деле же действовал самостоятельно.

Амазасп, по всей видимости, просто попытался проигнорировать молодого комиссара.

Бригада заняла город Геокчай, где сходились дороги на Елисаветполь (Гянджу), Мингечевир и Кюрдамир, здесь столкнулась с передовыми частями наступающих турецких войск и заняла оборону. Все важные решения Амазасп принимал самостоятельно, либо в узком кругу старших командиров. Комиссар Микоян не был допущен в этот круг, и по собственной инициативе занялся тыловым обеспечением, подвозом хлеба на передовые позиции. В тех условиях – самое разумное решение.

Однако до масштабного боевого столкновения дело не дошло. Турецкие войска многократно превосходили отряд в численности и стали обходить город с флангов. Под угрозой окружения Амазасп решил отступать в Шемаху.

Микоян описал геокчайский эпизод своей военной биографии достаточно подробно. Это была его вторая война, боевой опыт пригодился. Но, к сожалению, комиссар Микоян не имел опыта штабных интриг. О запланированном отступлении ему никто не сообщил. Когда Микоян в очередной раз приехал в расположение отряда, он увидел колонны солдат, уходящие в тыл, на восток. Комиссар Микоян попытался остановить колонну с оружием в руках. Солдаты вернулись, но на следующий день отступление продолжилось. Попытка поговорить с Амазаспом ни к чему не привела – тот отмахнулся от упрёков молодого комиссара. Обдумав происходящее, Микоян решил, что имеет дело с предательством, верхом добрался до ближайшего телеграфа и отправил сообщение Шаумяну, потребовал привлечь Амазаспа к суду.

Далее произошёл неприятный инцидент, дорого обошедшийся Микояну. Его телеграмма попала в руки секретаря Шаумяна Ольги Шатуновской, молодой девушки, и она, по неопытности, передала текст в редакцию газеты «Бакинский рабочий». 22 июля телеграмма была опубликована. Амазаспу доложили, что комиссар Микоян публично обвинил его в измене. Это было тяжкое оскорбление. Охрана Амазаспа попыталась избить Микояна, чудом дело не дошло до стрельбы. Микоян уехал из отряда и больше туда не возвращался. 25 июля он вернулся в Баку.

Ольга Шатуновская впоследствии оставила воспоминания, записанные публицистом и философом Григорием Померанцем, «Следствие ведёт каторжанка». Она утверждает, что дашнак Амазасп несколько раз подсылал к Микояну убийц; в юного комиссара стреляли из-за угла, он чудом остался жив.

Судьба Амазаспа сложилась трагически. После полного установления советской власти в Закавказье он был арестован и в 1921 году умер в тюрьме в Эривани.

Оказавшись в Баку, Микоян увидел, что политическая и военная ситуация развернулась. Бакинский совет рабочих и солдатских депутатов большинством голосов высказался за то, чтобы пригласить в город английские войска. 4 августа 1918 года на пирс Бакинского порта сошли первые подразделения Британского экспедиционного корпуса. Прибыли они из Персии, и это было не вторжение: их пригласила законная на тот момент власть. Формальности были соблюдены.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Монастырь Санаин армяне строили 300 лет, с Х по ХIII век. Монахи монастыря перевели здесь на армянский сочинения Платона и Аристотеля. В селе Санаин родился в 1712 году Саят-Нова (Арутюн Саядян), поэт и просветитель, владевший всеми наречиями Закавказья. В школе санаинского монастыря учил детей грамоте ещё один просветитель – Хачатур Абовян. Но, согласно свидетельствам самого Микояна, в начале ХХ века санаинский монастырь отнюдь не процветал.

2

Даниэл Шавердян (Шахвердян) – 32-летний дворянин – к тому времени принадлежал, как Сталин и Камо, к первому поколению закавказских социалистов. Образованный человек, учившийся в Петербурге, забросивший карьеру юриста ради политической деятельности, свидетель событий Кровавого воскресенья, участник революции 1905 года, автор многих статей в пролетарских газетах, с 1902 года член Союза армянских социал-демократов; в отличие от Камо и Кобы – любителей силовых акций – он тяготел в интеллектуальной, организационной работе.