Ясновидящая для миллионера

От неожиданности я вскрикнула, и он распахнул глаза. Моментально оказался у изголовья. Щёлкнул выключателем торшера. Как любящая мать прикоснулся ладонью колбу. Обеспокоенно заглянул в глаза.

– Владислав Георгиевич, что вы тут делаете? – Спросила я почему-то шёпотом.

– Вас караулю, Ульяна. – Так же шёпотом ответил он.

– А зачем? Я никуда не убегу. Я договор с вами подписала.

Он замер, удивлённо распахнув глаза. Потом упёр руки в край дивана и рассмеялся приятным рокочущим смехом. В глазах появились искорки.

– Да я не об этом беспокоился. Вы не то, что бежать, вы и лежать-то толком не могли. Бились в судорогах, как припадочная. Я уже собирался врача вызывать. Хорошо Толя успокоил. Объяснил, что вас надо согреть и дать выспаться. И чай приготовить к пробуждению. Что с вами случилось? Почему вас так скрючило?

Всё это он уже говорил, наливая мне чай из термоса. Свой я выпила полностью. Значит Барсов заварил новый. И судя по аромату именно тот, который я люблю.

– На самом деле вы видели обычный сеанс прорицания будущего. Моё замерзание и судороги – нормальный ход ясновидения.

– Как вы себя чувствуете сейчас? – Барсов помог мне усесться на диване, подоткнул плед. Сел рядом и протянул кружку с чаем. Но сразу не отдал. Удостоверился, что держу крепко.

– Спасибо. Удивительно, но вполне прилично. Жаль, конечно, что вам пришлось это наблюдать. Простите, пожалуйста. Впредь буду умнее. Закроюсь на замок и избавлю вас от этого шокирующего зрелища.

– Да не в этом дело. – Он разочаровано изогнул свои точёные губы. – Вы же прорицали в моём кабинете. Там всё прошло как-то мягче. Не говорю, что совсем безболезненно. Но терпимо. А сегодня вы потеряли сознание! Я даже не знаю, чем бы дело кончилось, если бы я не вошёл! – Барсов держал себя в руках, но было видно, что инцидент его взволновал.

– Вы не поверите. Я бы так же потеряла сознание и очнулась в кресле груше. Ходила бы сейчас с радикулитной болью и кряхтела, как старушка. В остальном всё было бы так же.

– Не увиливайте, Ульяна. В чём разница этих сеансов?

Он смотрел внимательно. Пытливо скользил взглядом по моему лицу. По рукам с чашкой чая. И не напоминал миллиардера. А я не была похожа на подчинённую. Сейчас мы смотрелись, как семейная пара перед сном. Горел торшер. По комнате разливался аромат любимого чая. Моё плечо прижималось к крепкому мужскому телу.

И всё это было для меня несбыточной мечтой. Сказкой. Я знала, что всего этого была лишена навсегда. Ни разу мне не доводилось сидеть с мужчиной на кухне. А уж уединённо на одном диване и подавно.

И я совершенно оказалась не готова к чувствам, которые вызывала эта обстановка. Нет, мне не хотелось на него наброситься с поцелуями или затащить в постель. А вот открыться, разделить груз бремени жизни прорицательницы – очень.

Это было совершенно неожиданно. Ни с кем из работодателей я не откровенничала. А Барсову хотелось рассказать всё. Совсем всё. И чтобы понял. Поддержал. И я не утерпела.

– Помните, я говорила, что я консультирую сейчас только вопросы, на которые возможен только ответ «да» или «нет»?

– Конечно. Как я понимаю, коллеги написали именно такие вопросы?

– Совершенно верно. Но они были очень личными. Переполненными эмоциями. Да и контакт с ними был тесный. Не на расстоянии вытянутой рук, а кожей к коже. И я не удержалась. Свалилась не в точечный приём информации, а в полноценное ясновиденье будущего. Это как просмотр фильма действительности, которой только предстоит наступить. Кадры могут прерываться или идти сплошным потоком. Захватывать многие годы или один эпизод. При этом я промерзаю изнутри и теряю очень много сил. Даже за одну минуту сеанса.

– Это самоубийство.

– Да. Поэтому я перестала консультировать личные ситуации и прорицать по развёрнутым вопросам. Ушла в бизнес. Проценты, ярды, коэффициенты, можно узнавать в режиме да-нет. Личные вопросы наваливались на меня всей тяжестью жизни клиента.

– Простите, я не знал, что есть разница. Даже в голову не пришло спросить об этом. – Барсов успокаивающе погладил меня по руке.

– Ничего. Я теперь лучше это переношу. Вот лет 10 назад могла проплакать после консультации целую неделю.

– Сколько вам тогда было?

– Около 17.

– А с какого возраста вы консультируете?

– За деньги или вообще?

– Оба варианта.

– Начала лет с 10, наверное. Но тогда это было вообще ужасно. Потому что задавали вопросы близкие люди. А как жить, зная, что сестра заболеет или умрёт дедушка? – Я несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы успокоиться. – Мама запретила мне отвечать на вопросы. Но я не всегда могла предотвратить проваливание в Вечную мерзлоту.

– Вечную мерзлоту?

– Я так называю нечеловеческий холод и темноту, в которые погружаюсь во время прорицания.

– Понял. А за деньги когда начали консультировать?

– Вот в 17 и начала. Умерла мама, а на бабушкину пенсию было тяжело прожить.

– Папа не помогал?

– Он умер ещё раньше. Я написала объявления и стала принимать клиентов на бабушкиной кухне. Но мне это очень тяжело давалось. Поэтому придумала блицы в режиме да-нет. Это было проще.

– А как стали консультировать бизнес?

– Да так же. Пришёл предприниматель. Я ему ответила на несколько вопросов. Он вернулся на следующий день и спросил, сколько будет стоить моя неделя? Неделя превратилась в месяц, а тот в квартал.

– А почему перестали с ним сотрудничать?

А хороший вопрос. Прямо в суть происходящего. В основу моей жизни. Стоит ли откровенничать? Не обернётся ли это крахом надежд или потерей высокооплачиваемой работы? Об этом совершенно не хотелось думать.

От плеча Барсова было тепло. Я пила чай, но чувствовала себя так, словно после бокала шампанского: легко и радостно. А ещё безопасно. Как будто он мог меня защитить. Но… Из отработанной годами осторожности озвучила только одну причину. Её бизнесмены воспринимали вполне адекватно.

– Я увидела, что предприниматель может потерять бизнес, если продолжит опираться на меня.

– Почему?

– Остальные сотрудники теряли квалификацию. Зачем напрягаться, если я дам ответ? И постепенно мощный коллектив стал сборищем лентяев. Поэтому я стала сразу оговаривать конечность своей помощи. Перестала консультировать сотрудников и переключилась на документы. Вот вы сразу знаете, что я здесь временно. Поэтому будете дорожить своими подчинёнными, сохранять коллектив.

– Я и так буду сохранять. У нас подобралась отличная команда. Я выпал на полгода из бизнеса. Вернулся, а всё в порядке. Моя тройка вывезла с прекрасными показателями и без моего всевидящего ока.

Мы помолчали. Каждый о своём. Но очень личном. В полумраке кабинета было ощущение, что мы сидим дома. И не чужие друг другу люди. Друзья? Может даже пара.

И у каждого было в этом разговоре что-то важное, тёплое. Без чего незачем жить. И я почувствовала настоящий соблазн. Почти наркотическую тягу к любви.

Но я проживу без неё. Потому что всё это для меня невозможная роскошь. За которую я заплачу слишком высокую цену. А значит, надо забыть, и жить дальше.

Хорошо, наверное, найти свою пару. Прожить с любимым человеком всю жизнь. Родить и вырастить с ним детей. Ходить осенью за грибами. Или ездить летом на море, а зимой кататься на лыжах. Хотя, какая из меня лыжница? Скорее саночница. А лучше смотрельщица на горнолыжный склон из окна.

Да и не буду я менять свой талант, свои уникальные способности, на призрачную возможность выйти замуж. Это для таких, как Миронова платье, цветы, марш Мендельсона.

А для меня работа и одинокая, но очень комфортная жизнь. Поездки на курорты, красивая одежда. Очень уютная квартира в центре Москвы. Походы на любые театральные постановки, в любые рестораны.

И всё это при обязательном условии жить в одиночестве. Ни с кем не встречаться. Ни к кому не привязываться. Не целоваться и не ложиться в постель. Никогда. Ни одного раза.

А значит, надо вовремя проводить профилактику. И сейчас – переставать мечтать и жаться к плечу работодателя. Помог – спасибо. Дальше я сама. Одна. Без ансамбля. И это надо делать быстро и без колебаний.

Словно услышав мои мысли Барсов поправил плед на моих плечах. Но непослушная ткань снова соскользнула вниз. Тогда он придержал угол пледа положив мне руку на плечо. А вот это уже слишком!

Я решительно отстранилась от крепкого плеча Барсова. Искренне поблагодарила за помощь. И попросила разрешить переночевать в кабинете.

Его моя внезапная отстранённость удивила. Он хмурился пока я лепетала слова благодарности. Сдвинул нижнюю челюсть вбок, словно сомневаясь в моей адекватности. Но вслух свои мысли не высказывал.

Просто смотрел, как я торопливо выбиралась из пледа. Металась по кабинету. То искала обувь, то бежала поставить кружку на стол, чтобы натягивать эту самую обувь двумя руками.

Против ночёвки в офисе возражать не стал. Объяснил, что на этаже с фитнес залом есть прекрасные душевые с чистыми полотенцами и гигиеническими одноразовыми наборами. Фены тоже есть. И расчёски. И вообще всё, что нужно – в специальных шкафчиках.

Потом не спеша встал с дивана. Ещё раз спросил, не нужна ли мне какая-то помощь. А получив отрицательный ответ сообщил, что будет ночевать в своём кабинете. Вход туда через одну дверь налево. Если понадобится помощь, я могу позвонить или постучать.

А ещё, что я здесь в полной безопасности, и могу не переживать. Получить всю необходимую помощь, что бы меня ни напугало.

– Да я ничего не боюсь, Владислав Георгиевич.

– Называйте просто Владислав. И могу с вами поспорить. Вы сейчас чего-то испугались и торопитесь меня отсюда выставить.

– Вовсе нет.

Барсов спорить не стал. Просто кивнул головой в сторону моих ног. Я проследила за его взглядом и рассмеялась. Мои мокасины на ногах были перепутаны местами. Да уж. Не торопилась девчонка. Обувалась в полной уверенности и спокойствии.

Он тоже улыбнулся. Придержал меня за руку, чтобы я не упала переобуваясь. А когда выпрямилась, ещё раз критично осмотрел мой внешний вид. Не найдя к чему придраться, пожелал спокойной ночи и ушёл к себе.

А я заперла кабинет, переставила утренний будильник и снова юркнула на диван. Укрылась пледом и уснула до утра.

Утреннее пробуждение на работе

До утра смотрела романтические сны в исполнении нового начальника. В общем, не выспалась. И в душ плелась безо всякого оптимизма. Но вода сделала своё дело, и к новому рабочему дню я смогла прийти в себя.

Луиза выдала мне пачку конвертов размера А4 разной толщины. На каждом был написан вопрос. А ещё коробку с китайской лапшой. Барсов узнал у Москвитина мои пристрастия и обеспечил завтрак. После сегодняшней ночи меня это больше смутило, чем обрадовало.

Я поблагодарила секретаря и попросила переслать Слонову и Мироновой мой ответ «Да». А ещё поблагодарить руководителя за завтрак. Сама писать не решилась. Но это было не самым сложным. Со вчерашнего дня у меня на душе тяжким грузом лежало видение будущего семьи Чернова. Он оставил мне свой личный телефон для связи. Но, по понятным причинам, я не хотела звонить.

Да и как сообщить человеку по телефону, что его жена умрёт? Или может в смс? Всё это было очень тягостно и неотвратимо. Поэтому я написала сообщение: «Здравствуйте, Пётр. У меня есть для вас информация. Если это возможно, сообщу лично. Если достаточно короткого ответа, напишу смс. Как вам удобно?».

Я не успела положить телефон на столешницу, как он ожил входящим сообщением: «Буду у вас через минуту. Уже на этаже». Вот и всё. Надо сказать ему в лицо ужасную правду. А к этому подготовиться невозможно ни за минуту, ни за месяц.

В кабинете небольшой выбор мебели. Кресла отпали сразу. Почему-то сесть напротив было неловко. Поэтому я кивнула вошедшему Чернову на диван, устроилась рядом полубоком.

– У меня есть ответ на ваш вопрос, Пётр, и несколько фрагментов будущего. Что вам рассказать?

– Сначала коротко.

– В сеансе получен чёткий отрицательный ответ. – Он молча сильно сжал челюсти. Не шелохнулся. – Стойкой ремиссии, к сожалению, вашей жене достичь не удастся.

– Я вас услышал. Расскажите, пожалуйста, что вы увидели ещё. Вы же ещё что-то увидели, правильно?

– Да. Вы к этому готовы?

– Готов.

– Тогда по порядку. Сначала я увидела вас с невысокой худенькой девушкой на улице. В парке или в лесу. Она была одета в пятнистый спортивный костюм. Розово-фиолетово-малиновый. На голове у неё была лиловая шапочка с ушками и острым хвостом, как у колпака, только он лежал на плече. Вы вели её под локоть и смахивали с плеча осенние листья. Мелкие и зубчатые. Похожие на рябину, наверное. Мне их не удалось рассмотреть детально.

Я внимательно вглядывалась в Чернова. Чтобы вовремя прекратить неприятный разговор. Не мучить ни одной лишней секунды. А он, к моему удивлению, улыбнулся. Хотя в глазах стало влажно.

– Я понял, где вы увидели нас с Лизой. Это недалеко от нашего дома. Там дальше по дорожке прудик с утками. Лиза любит их подкармливать. Продолжайте, Ульяна, не беспокойтесь.

– Хорошо. Следующее видение было в помещении. Светлые стены. Почти в углу картина крупными мазками. Абстрактная. Под ней какая-то бугристая мебель под кремовым покрывалом. Может быть из блоков, я такую не знаю.

– Это кровать-трансформер. Её можно выгибать как угодно.

– Наверное. Потому что ваша супруга на ней сидит в позе эмбриона и ноги упираются в возвышающийся из горизонтальной поверхности выступ.

– Точно, ей в этой позе не так больно сидеть. – Чернов кивал головой с улыбкой. Странно это всё. Неестественно как-то.

– Ещё я видела, что вы читали ей книжку и смеялись.

Чернов продолжал улыбаться. Это теперь уже даже пугало. Я была готова успокаивать. Всё-таки жена умирает. А вот к радости готова не была. Может он не понимает? Может это шок?

– Пётр, я ещё раз повторю. Ремиссия достигнута не будет. Это приведёт к смерти вашей супруги. Вы меня понимаете?

– Да-да, конечно, понимаю. А вы можете описать книгу, которую я держу в руках?

– Попробую. Но я не очень хорошо её рассмотрела. Квадратной формы. Достаточно большая. Может быть сантиметров 30. Толщиной около сантиметра. Со вшитой закладкой. На конце что-то плоское и блестящее. Но толще фольги. С фотографиями и текстом вперемешку.

– Отлично! Не думайте, что я сошёл с ума. Просто расскажите до конца что видели. Пожалуйста. Я потом объясню свою радость.

Он и правда был доволен. И каждое моё слово только добавляла ему оптимизма.

– Третья картинка, скорее всего, похороны. Вы стоите в чёрном костюме возле огромного портрета супруги. Поправляете цветы возле него. Напротив – низкая металлическая конструкция. На такие, наверное, устанавливают гроб, но его я не видела. Вбегают две девочки в чёрной одежде. По возрасту младшая школа, наверное. Они плачут и бросаются к вам. Вы их обнимаете. Всё.

– Ульяна, скажите, пожалуйста, а какое это время года?

– Не знаю даже. Картинка не на улице, поэтому я не вижу растений. Но это точно холодный период. Девочки в тёплых платьях. На вас шерстяной плотный костюм. Но по нашей погоде это может быть и зима, и октябрь, и апрель. Поэтому я не могу ответить точно. А в следующем фрагменте я видела могилу, припорошенную снегом. Но один ли это день или разные месяцы, у меня ответа нет.

Чернов задумчиво опустил голову. Постучал пальцами по колену, а потом резко поднял взгляд на меня.

– А какая причёска у старшей девочки?

– Причёска? В смысле волос на голове? Я не разбираюсь в них.

– Длина какая?

– Короткая. Стрижка похожа на каре или боб. Точнее не скажу, потому что волосы убраны чёрным ободком.

– Отлично!

Пётр аж подскочил на диване от радости. Он точно сошёл с ума. Обрадовался, узнав, что я видела могилу его жены. Это немыслимо.

Что советуют в общении с психически больными? Со всем соглашаться и держаться подальше. Я медленно встала с дивана. И улыбаясь двинулась в сторону двери. Он вскочил следом, но покидать кабинет не собирался. Крепко схватил меня за локоть не давая выйти из комнаты.

– Вы не подумайте плохого. Я очень люблю Лизу. У нас дружная семья. Но сейчас у неё значительное ухудшение состояния. Она в клинике. Ей капают новое экспериментальное лекарство, и она не встаёт с постели. Прогноз очень серьёзный даже на ближайшую неделю жизни. Но! На дворе сейчас конец апреля. Вы видели на её плече осенние листья. А это здорово по многим причинам. Лиза доживёт до осени, она увидит, как младшая дочка пойдёт в первый класс. А ещё, она будет самостоятельно передвигаться в это время, понимаете, Ульяна? На своих ногах! – Он почти подпрыгивал от восторга. Глаза сверкали, лицо горело румянцем.

Теперь радость была объяснимой в этом воспоминании. Но что хорошего в следующем?

– Ульяна, вы, наверное, думаете, что у меня поехала крыша или я плохой муж. Но те кровать и картина, которые вы увидели во втором фрагменте, тоже для меня большая радость.

– Почему?

–Лизу отпустят домой. Она будет с нами жить какое-то время. В общем доме. Для нас это очень важно. – Он вздохнул и продолжил уже грустно. – Мы скучаем. Особенно дочки. Каждый вечер они спрашивают, когда мама вернётся. Иногда жалуются, что хотят поцеловать Лизу на ночь, а её всё время нет. А что я могу сделать? Разумеется, стараюсь успокаивать, но девочкам тяжело.

Он немного помолчал. Сначала часто моргал глазами, потом резко дёрнул головой в сторону и провёл ладонью по совершенно лысой голове. Словно хотел взъерошить волосы, которых там не было. Постоял несколько секунд, а потом снова посмотрел на меня с улыбкой.

– Ульяна, книга, которую вы описали, будет выпущена к нашему юбилею, 10-летию совместной жизни. Мы оба написали интересные эпизоды. Воспоминания родственников тоже сейчас собираем. А книгу напечатаем к 30 декабря. В этот день у нас годовщина. Значит Лиза доживёт почти до нового года. Понимаете? С апреля до конца декабря!

Он реально был счастлив. Если бы мог, наверное, кружил бы меня по комнате. Или даже подбросил к потолку от избытка чувств. Но он только развернул меня к себе лицом. Держал теперь за оба локтя.

– И самое важное – последняя картинка. Старшая дочка очень против отращивания волос. Мы уже уговаривали, показывали длинноволосых красавиц. Стали фанатами Рапунцель и Василисы-красы длинной косы. Но Аня без остановки требовала обрезать волосы. Мы пообещали, что сводим её к парикмахеру на день рожденья 28 февраля. В вашем видении, или как там это правильно называется, Аня с короткой стрижкой. Вы понимаете, что это значит?

– Что ваша супруга доживёт до 28 февраля.

– Это ещё целых 10 месяцев, представляете, Ульяна! Это просто здорово!

Он схватил меня в охапку, с силой прижал к себе. Оторвал от пола и закружил. А потом поставил на пол и обняв своими мощными ручищами звонко поцеловал в щёку.

Я была настолько потрясена внезапным напором, что не могла вымолвить ни слова. А когда он меня поставил на пол, больше переживала от головокружения, чем от поцелуя.

– Что всё это значит? Чернов! Смирнова! Что вы устроили на рабочем месте, я вас спрашиваю?

Барсов не кричал. Но его рокот пробирал до мозга костей. Почему-то мне стало ещё хуже. Головокружение усилилось и колени подогнулись. Я начала соскальзывать на пол.

Чернов вовремя меня подхватил. Сильнее прижал к себе. Это замедлило падение. Но в его руках оставалось худи, а я продолжала скользить вниз, бесстыдно оголяя живот.

– Ты что? За новенькой решил приударить? С ума сошёл? Не ожидал от тебя!

– Да она на ногах не держится!

– Перестань её тискать!

– Она падает! Отпущу – хлопнется на пол!

Моё тело теперь в буквальном смысле тянули в разные стороны. Но в какой-то момент Барсов понял, что на ногах я действительно не стою. Замер и тут же рыкнул. – Быстро на диван!

Меня уложили горизонтально. Натянули худи чуть ли не до колен. Подняли ноги на стену. А потом Барсов набрал в рот холодной воды из чайника и с силой фыркнул мне в лицо.

Бабушка в детстве так мочила бельё. Теперь и я промокла основательно. Лицо, волосы, ворот худи. Но головокружение волшебным образом прекратилось, и я широко распахнула глаза.

– О! Оживела, колдунья? Производственника моего окрутила в два счёта. Оставить нельзя ни на минуту! – Барсов смотрел настороженно, с вполне читаемой обидой. Уселся на диван рядом не просто чтобы сидеть. А чтобы отсечь от меня Чернова.

Но тот не растерялся. Обошёл с другой стороны и встал рядом с моей головой.

– Владислав, вы неправильно нас поняли.

– Уже нас? Быстро вы.

– Меня. Ульяна говорит, что Лиза ещё поживёт. Анин день рожденья в феврале мы отметим всей семьёй!

Барсов замер. Кашлянул. Встал в полный рост и обнял Чернова.

– Прости. Я бы её тоже расцеловал. – И снова кашлянул. – Отличные новости! Рад за вашу семью. За всех нас рад.

Он хлопнул Чернова по плечу. Мужчины снова коротко обнялись. Чернов торопливо попрощался и вышел из кабинета. Я тоже постаралась встать. Но Барсов мне даже ноги со стены опустить не дал.

– Лежите и не дёргайтесь. Что же с вами так сложно-то?

Он закусил губу и взъерошил волосы. Снова уселся на диван. Прижал своим плечом мои ноги, чтобы я не опустила их вниз.

– Со мной просто. Дайте мне встать, и я пойду работать.

– Доработались уже. Лежите и не дёргайтесь. Что вообще происходит? Только я отвернусь, с вами уже беда. Вчера в обморок упали, сегодня с моим заместителем целовались.

– Я не целовалась.

– А кто? Я что ли? – Глаза Барсова метали молнии.

– Это он меня поцеловал от радости. – Я пыталась опустить ноги и встать. Но Барсов вцепился в них руками и удерживал меня лёжа. Сильный чертяка.

– Никакой разницы.

– Разница существенная, Владислав. Представьте себе, что Чернов поцеловал вас. А я бы сказала, что ВЫ целовались. Представили? Теперь понимаете разницу?

Барсов нахмурился, качнул головой. А потом сморщился и рассмеялся. Сначала сдержанно. А потом искренне, заливисто. Наверное, живо представил их поцелуи.

– Я понял, Ульяна. Простите за претензии.

– Если недоразумение решено, отпустите меня, пожалуйста. Я приступлю к работе, за которую вы мне, между прочим, платите.

– Вот и позвольте мне самому решать, как использовать свои трудовые ресурсы. Сейчас полежите, придёте в себя. Через час напишите мне смс как себя чувствуете. Только не геройствуйте. Отдохните. Присылайте мне каждые 15 минут фотографии ног, поднятых на стену. Так я буду точно знать, что вы пока отдыхаете.

Наииииивненький. Он что, думает я не училась в детстве обманывать взрослых? Убери вещи, пойдёшь гулять. Всё комом в шкаф и бегом на улицу. Поешь суп, получишь сникерс. Тут надо было действовать хитрее. Выливать суп в унитаз с осторожностью. Перед этим добавить к нему моющее средство, чтобы не пачкал сантехнику.

И вас, уважаемый найду чем успокоить. Сейчас сделаю 10 фотографий с запасом и встану. На любую просьбу буду отсылать одну из них.

– Даже не вздумайте, Ульяна. – Взгляд его стал угрожающим.

– Чего не вздумайте?

– Обманывать меня.

– И вы не вздумайте меня ограничивать. Я сама решу, что и когда буду делать.

Попыталась вырваться из капкана его рук. Но Барсов держал мёртвой хваткой. Приняла попытку отползти от него подальше. Но это категорически не выходило.

Тогда я решилась на отчаянный шаг. Собрав все свои силы, оттолкнула Барсова обеими ногами. Он охнул и ослабил хватку. Но ещё до того, как мне удалось вырваться, Барсов сделал то, что я потом прокручивала в голове миллион раз.

Он резко наклонился ко мне и впился поцелуем в губы. Сначала я растерялась. Никогда не была в такой ситуации. Школьные годы с приставанием одноклассников закончились. Остальных я умела удерживать ещё на подлёте к непристойным действиям.

Меня поразили незнакомые ощущения. Его пухлые, чётко очерченные губы оказались мягкими. По вкусу они напоминали что-то терпкое и острое одновременно. Запах мужского парфюма кружил голову. Он пропитывал моё тело насквозь. Пробуждал в нём незнакомые ощущения. Рождал новые желания.

Его взгляд потемнел. Он словно звал к себе, тянул сильнейшим магнитом. Зрачки стали огромными. Они искушали обо всём забыть и нырнуть в их манящую, загадочную глубину.

Это было так соблазнительно, чувственно и смертельно опасно! Это могло разрушить в один миг с таким трудом выстроенную жизнь! Не оставить от моего уютного замка камня на камне. Стоп!

Не успев проанализировать ситуацию в голове, я разорвала поцелуй. Залепила по красивому мужскому лицу звонкую пощёчину. И рванулась всеми силами с дивана.

На этот раз Барсов не препятствовал. На ногах мы оказались почти одновременно. Шумно дышали и сверлили друг друга взглядами.

– Никогда! Вы слышите меня, никогда так не делайте! Я не ваша собственность! Не смейте меня хватать! А если это, – я показала пальцем в сторону дивана, – повторится ещё раз, я разорву наш договор. Мо-мен-таль-но!