Полная версия
Во мраке, переходившем в серебро
Вдруг получаю сообщение о том, что наши встречи в обоих местах отменяются из-за какого-то новомодного коронавируса. Пришлось зайти в интернет и почитать о коронавирусе. Такое впечатление, что это уже было. Таким же был вирус SARs лет десять назад. Не знаю, к лучшему ли это, но я так безумно занята решением вопросов с мамой и детьми, что спокойно переживу отмену мероприятий.
На следующей неделе я снова общаюсь с врачами рехаба. Они считают, что у моей мамы наблюдаются улучшения. Думаю, отмена таблеток от Паркинсона помогла. Не тошнит и не шатает, и это радует.
Я собираюсь с ней на визиты к врачам и опять получаю список: в добавок к салу ей нужно подстричь ногти на ногах, так что мне нужно с собой взять пластиковый тазик и маникюрные принадлежности.
Мой план опять чудесным образом сработал. Нейролог внимательно выслушал нас и сказал, что нужно сделать специальный амбулаторный тест для диагностики гидроцефалии. Он включает в себя пункцию спинномозговой жидкости и видеозапись походки пациента до пункции и после. Когда это можно назначить, он не знает, но обещает решить вопрос.
Следующая наша остановка – это онколог, который работает в другом месте, в больнице для раковых больных. Клиника – это красивый особняк возле озера, окруженный парком и лесом. Мы приезжаем намного раньше назначенного времени. У них есть кресла-каталки в вестибюле. Я сажу маму в кресло, и мы едем на прогулку.
Мы одинаково бледные. Она не была на улице недель шесть после операции, и яркое солнце и блестящий снег ослепляют ее. Мне же непривычно катать кресло-каталку. Неровные дорожки и резкие спуски вниз дают ощущение вождения гоночного автомобиля без тормозов, когда он устремляется вниз при малейшем провокации. Не знаю, как для мамы, но для меня эта прогулка – большое физическое упражнение. Я раскраснелась и тяжело дышу. Мы дошли до обрыва к темному озеру – оно покрыто толстой коркой льда, сияющего на солнце.
Визиты к врачам – обычно мучение и для меня, и для мамы. Но сегодня, в этот солнечный день, возле озера я даже радуюсь тому, что у нас есть время побыть вдвоем и на природе. Мы возвращаемся назад в больницу. В огромном вестибюле стоит рояль. Моя мама – пианист, и деменция, благо, не добралась до разрушения мануальных навыков. Мышечная память – самая стойкая. Она садится за рояль, который для таких случаев специально не в кустах стоит. Мама с удовольствием гоняет пальцы по клавиатуре и играет веселые мелодии моего детства. Бродящие пациенты осыпают ее комплиментами, и я даже записываю маленькое видео. Есть солнце и музыка, и та параллельная реальность с болезнями и неприятностями исчезает. Как будто нет возраста, деменции, Америки и Центра для раковых больных.
Назначенное время не скоро, нам нужно еще два часа гулять. Поднимаемся к назначенному кабинету, и нам говорят, что, возможно, доктор увидит нас раньше. Это было бы здорово. Успеваем проделать манипуляции педикюра, я делаю несколько звонков, и нас вызывают к врачу. Хорошая новость в том, что раковых клеток нет. Я задаю всяческие вопросы о том, как соотносится гидроцефалия с раком. Никак. Задаю вопросы о том, как можно решить вопрос с уходом и тяжелым характером, и не нахожу ответов у онколога. Заказанный транспорт отвозит маму назад в рехаб.
После этого долгого эмоционально напряженного дня хочется отдохнуть. Но покой, как обычно, мне только снится. Мне нужно уделить внимание Васе. Лего-роботику перенесли на неделю – уже легче. Он участвует, правда, без особого энтузиазма, в организации бойскаутов. В субботу у них запланировано мероприятие – строить шалаш в лесу и даже в нем переночевать. Спать в лесу в холод я категорически не хочу. По идее, организация должна объединять пап и их сыновей, чтобы проводить время вместе, по крайней мере, я так понимаю. А папы более морозоустойчивые, чем нежные мамы. Но пап в этой компании недостаточно, и мероприятие зависит от моего голоса: если я не соглашусь спать в субботу ночью на улице, оно отменится. Здравый смысл побеждает, я объявляю, что согласна только на постройку шалаша.
Бойскауты отдаленно напоминают мне пионеров в советском детстве, но упор делается на навыки жизни на природе и их тренировке. Мне сложно принять военизированную часть, построение, линейку и флаги, наверное, она хороша для мальчиков. И верить этому не могу, напоминает советский фарс. Вася тоже не любит военизированной части и, когда нужно говорить клятву в начале занятия, он молчит. Обсудили с ним этот вопрос. В этом мы похожи. Объединение с другими безумными мальчиками помогает увидеть своего мальчика в перспективе и в среде. Он гиперактивный, но не гиперактивных я вообще не видела, по крайней мере, в этой группе. Мальчики остаются для меня загадкой. Для бойскаутов участие родителей и встречи каждую неделю обязательны. Я вызвалась провести облагораживающее художественное мероприятие – сделать открытки. Я так для себя представляла, что к Восьмому марта, для посещения дома престарелых. Принесла цветную бумагу, ножницы, фломастеры и свои идеи. Сама с удовольствием наваяла с десяток карточек. К моему удивлению, броуновское движение гиперативных мальчиков приостановилось. Они вдохновились и тоже произвели на свет очаровательно-корявые открыточки с цветочками. Кстати о Восьмом марта. Оно этом году – в воскресенье, и в музее будут показывать балет «Жизель» Мариинского театра. Я себе этот подарок сделаю, хотя я в который раз пойду на балет одна.
Я всегда приглашаю детей с собой в музей и на балет, и они всегда отказываются. В них не входит столько культуры, сколько я им предлагаю. Мне манна небесная, им – очередное мамино занудное мероприятие. Вспомнила, как я возила их в Бостон на балет «Лебединое озеро», который я так нежно люблю. Возраст у них был тоже нежный, Васе было лет шесть или семь. Всё было сложно организовано, так как до Бостона ехать три часа, и нас принимали друзья. Мы благополучно добрались, зашли и сели на места и даже посмотрели первый акт. В антракт вышли погулять по роскошному отреставрированному театру. Как только занавес открылся на второй акт и сцену заполнил туман над озером, на которое стали «выплывать» лебеди в трепещущих белых пачках, мой нос почуял неладное. Едкий и пронизывающий запах пополз по ряду. О, если б это была дохлая мышь! Но это была не она. Вася снял сапоги, и вонь шла от промокших сапог и упревших ног. От этого запаха можно было выпасть из бархатного кресла. Дальше Вася заговорщицким шепотом на весь зал заявил: «Мама, мне надо какать!»
И крыть нечем. Лора сидела за Васей, и я ей не смогла ничего сказать. Мы с ним поднялись и, спотыкаясь, вышли из зала. Самая прекрасная и лирическая часть балета прошла у меня рядом с мужским туалетом, а по выходу Васика мы смотрели действо на экране телевизора, так как в зал не пустили. За это время Лора успела впасть в панические атаку, несмотря на старания Чайковского и балета труппы. Вместо того чтобы с замиранием сердца следить за Одеттой, она прочесывала взглядом темноту зала и подозревала, что ее подставили и бросили умирать голодной и холодной смертью в центре Бостона. У Чайковского не было шанса впечатлить моих детей. Сейчас это вспоминается как забавная история, а на тот момент вышла драма шекспировского масштаба. С тех пор поход на балет одной – за счастье.
История в «Жизель» замечательная. Два параллельных мира – живых и привидений. Проблемы XIX века так хорошо отвлекают от настоящих проблем! Любовь и предательство, невинность и коррупция, живые люди и привидения, раскаяние и прощение – и бешеная пляска смерти. Как же красиво! Как гармонично соединяются в себе музыка и движение, артистизм, красота, костюмы, полет. Я бы хотела в этом мире оставаться навсегда, поэтому меня всё время так тянет в мой музей. Это храм искусства, а оно превозмогает все настоящие проблемы и переносит душу выше высокого на ангельскую высоту.
В понедельник с Васей снова идем к доктору Тамини. После многих недель «Прозака» я не вижу улучшений. Становятся регулярными ночные кошмары, и мне кажется, что пора менять это лекарство. У Лоры – та же история. У нее появился тремор в руках и снятся страшные сны, от которых она прибегает ко мне в комнату среди ночи и трясется, как мышь, от страха. Мы обсуждаем эти симптомы, и доктор Тамини решает поменять лекарство на новое – «Циталопрам».
С Лорой к доктору Тамини пойдем отдельно, за один визит можно обсудить только одного ребенка. Она ей назначит тот же «Циталопрам».
В среду – встреча в школе по поводу спортивных секций на весну. Лорочка решается снова начинать бегать, и хоть я и не очень уверена, что зажили ее связки, сейчас рада тому, что она готова выходить из дома.
Приходят уведомления об оплате моего путешествия в Турцию в конце мая. Я решаю оплатить его даже при том, что коронавирус продолжает быть звездой новостей. Как с моим ежедневником, оплатила – значит запланировала. Если придется отменить – отменю. Но хочется верить в лучшее. Еще решаю оплатить обучение Инвизилайну. Сразу же после оплаты приходят уведомления о лекциях и тренингах на эту тему.
Неделя пролетела в суете и телефонных звонках. От маминого рехаба снова идут жалобы от физиотерапевтов о том, что она не всегда хочет их понимать и делать то, что ее просят.
Мое скромное мнение – что у мамы мания величия. Ей кажется, что она всё знает лучше других и что всё, что ей предлагают, – это глупости. Я рада, что не я бодаюсь с ней, а другие люди. Так легче. Но и этому удовольствию пришел конец. Страховка решает, что мама восстановилась и рехаб готов выдать ее мне на руки в среду.
У меня нет кресла-каталки, а ходить она может минуты две. Обещают присылать медсестер и физиотерапевтов. Я мысленно зажмуриваюсь от предстоящих испытаний и перевожу мысли на музей.
В конце недели, в пятницу, в музее будет открытое рисование. Я люблю все мероприятия, но это – мое самое дорогое. В специальную комнату, рядом с хранилищем работ на бумаге, то есть тех рисунков, которые слишком чувствительные для того, чтобы демонстрировать их публике постоянно, на короткое время выносят рисунки, и можно взаимодействовать с ними очень близко. Как бы индивидуальное менторство от Великих мастеров прошлого. Такое взаимодействие для меня – очень интимный процесс. Однако часа наедине с великими мне обычно не хватает, только разгоняет аппетит.
Я прохожу по комнате, смотрю на каждый рисунок и ощущаю внутри себя зов художников. Кто зовет меня громче, к тому я и иду рисовать. Этот час пролетает, как мгновение. Поражаюсь мастерству не только изобразительному, но и духовному, той душевной гармонии людей, которые жили сто, двести, триста, а может, пятьсот лет назад. Каждый во всем рисует себя. Гармония возникает из хаоса. Жизнь людей в прошлом была гораздо тяжелее, чем наша современная. Удивительно, что люди без средств современности могли быть такими глубокими, близкими к Богу в нерелигиозным смысле, несмотря на их жизненные обстоятельства.
Вот за этим я и хожу общаться с Мастерами. В конце сессии было объявление, что последующие сессии отменяются на неопределенное время. Обещают сообщать по электронной почте по поводу действий музея в пандемию. Пока была на работе, слышала от пациентов и знакомых, что закрываются школы и учреждения. Сегодня пятница, 13 марта и последний день той жизни, которая была до пандемии.
Лора приходит из школы с новостями, что школа закрывается, по крайней мере, на две недели, но пока с открытой датой. Ждите ответов.
Глава 7
Школьники ликуют. Мечта любого ребенка об отмене школы вдруг становится реальностью. И это отмена с открытой датой.
Лора вдохновляется предстоящей перспективой и решает пригласить свою подругу Бьянку покулинарить у нас дома. Лорочка обожает печь сладости, и у них в плане – испечь малиновый пирог. Бьянка – девочка необычайно одаренная, тихая и загруженная. Ее родители к ней суровы, и она – единственный ребенок. Так что для нее редкое удовольствие провести время с подругой, а не за учебниками. Она много лет не спит ночами, и я возмущаюсь, когда она по ночам беседует с Лорой. Ее ночной дефолт – решать задачки по высшей математике и физике. Она уже давно закончила и школьную программу, и даже программу колледжа. Моя доча от такой дружбы сходит с ума. Она сравнивает себя с талантами Бьянки в отрицательную сторону.
Так как впереди неизвестность и все школьные мероприятия отменены, мама Бьянки разрешает ей пойти к нам в гости. Девочки хихикают и бегают вверх-вниз по дому все такие оживленно-возбужденные.
Кстати, про лебедя, рака и щуку: планировка моего дома тоже, похоже, разделяет нас по уровням.
Лорочка живет на втором этаже, а это утепленный чердак с покатыми стенопотолками. У нее огромная комната и огромная кладовка, к тому же своя ванная с туалетом. Она – наша принцесса и живет в башне. И в этой башне роскошный обзор из окна. Поскольку в деревне нет высоких домов, из ее окон можно созерцать фейерверки на 4 июля. Основная часть дома расположена на первом этаже и включает в себя микроприхожую на два шага, через две ступеньки – большую кухню, столовую и огромную, как для танцев, залу с фортепиано. Когда дети были маленькие, я украшала гостиную цветными огоньками, выключала свет и мы устраивали танцы. Кружились поодиночке и вместе до приятного искажения реальности, когда всё плывет вокруг тебя и огоньки сливаются в один нерегулярный узор калейдоскопа.
Моя спальня находится на первом этаже, и там же рядом спальня Васи. Теперь она стала комнатой мамы, так как она не может ходить по ступенькам. Но даже при этом ей надо преодолевать пару ступеней прихожей и пару на крыльце. А если таки нужно будет инвалидное кресло? Не буду пока думать об этом.
Вася из-за пертурбации с бабушкиным переселением живет в подвале. Подвал – это самая роскошная жилплощадь в нашем доме, недавно отремонтированная и оборудованная под спальню. Там большая кладовка, большая ванная и всё новенькое. Это же и подземное царство: Васик может заходить в подвал через гараж, минуя дом и меня, и так же выходить.
Когда дети прячутся по своим норкам, мне нужно бегать по лестнице вверх в Белую башню и вниз – в подвал. Легче всего мне, конечно, не бегать, а ждать, что они сами придут. Если не надо идти в школу, то так и делаю.
Мама любит сидеть в гостиной в кресле, наблюдать всё происходящее и комментировать или давать непрошеные советы. Или громко разговаривать с подругами по телефону – она плохо слышит. Либо смотреть фильмы на полную громкость, и тогда никто никого не слышит. Дверей на первом уровне нет, кроме спален, и отгородиться от нее невозможно. Мама объясняет свое участие во всём тем, что ей скучно, а мы для нее работаем развлечением. Ну, по крайней мере, откровенно.
Сегодня после прибытия из рехаба мама отходит от полученных травм и ведет себя тихо. Она похудела на семь килограмм за время пребывания в рехабе. Физиотерапевт и медсестра созваниваются со мной, и мы назначаем их визиты.
Выглядит мама плохо. Она очень бледная, у нее всё время кружится голова. Ходит она заметно хуже, чем раньше.
Девочки на три с половиной часа занимают кухню, после чего всё было обмазано красно-кровавыми малиновыми разводами и стало липким.
Результат их усилий – малиновый пирожок в алюминиевой формочке. Подойдя к вопросу креативно, помимо кулинарной задачи, они решили увековечить мистическое существо, которое придумали. Его зовут Снип, это комбинация овечки «sheep» и змеи «snake». Снип был вылеплен из теста и выпечен отдельно, прилагался как аппликация сверху на пирог. Есть его им стало жалко, и после недолгой дискуссии девочки завернули его в фольгу и решили заморозить до конца карантина. Мама Бьянки заехала за ней, и веселье подходит к концу. Если бы мы знали, что это был последний раз, когда Бьянка приходила к нам домой…
Так как я работаю Вермонте, наш офис еще не закрыли. Штат поменьше Массачусетса и на периферии. Но это ожидается. В понедельник объявляют, что надо закрываться. Я приняла пациентов, которых нельзя было отменить или перенести, и во вторник рабочий механизм всё-таки останавливается. Мы расходимся по домам и собираемся прислушиваться к новостям.
Карантин незваным гостем заходит в нашу жизнь. В новостях рассказывают об ужасах шествия ковида по миру, по стране и по нашему штату. Царствуют армагеддонские смятение и ужас. Благоразумные родители закрывают двери своих домов, и общение моих детей резко обрывается. Лору кошмарит страх одиночества, который уже становится реальностью, так как родственники не считаются материалом для общения. Ее пожирает неуверенность в себе. И от нового лекарства пока толку нет.
У Васика – противоположные проблемы. Он боится ковида и людей, но набрасывается на мальчиков на улице с безумством голодного. Он свое общение возьмет, не будет, как Лора, его оплакивать. А на улице только и остались, что его такие же неуправляемые друзья. Таблеток он больше не пьет, конец школе и таблеткам. Они его держат как бы под стеклянным куполом, стесняют. Вася соглашался на таблетки только как на компромисс для школы, чтобы ее не разнести. А теперь даже если с таблетками бегать по дому за ним – не выпьет, убежит.
В нашем кукольно-живописном городке есть и трущобы. На единственной улице, где живут самые бедные люди городка, Вася и ищет себе друзей. Ему нужна взаимная безалаберность.
Эти несколько первых дней проходят для обоих детей в эйфории. Они так откровенно ненавидят школу и всё, что с ней связано, что с садистским удовольствием наблюдают, как школа дергается в конвульсиях и не может произвести никаких членораздельных указаний.
С больницами – та же история. Везде переполнено больными ковидом, и отвечать на запросы об амбулаторных процедурах некому и некогда. Вопрос о диагнозе завис.
На удивление, приходящие на дом медработники на высоте. К маме приходила физиотерапевт, несмотря на все ужасы, в маске и перчатках и всё равно делала свою работу. Но моя мама – неблагодарный пациент. Она раздражается и устает от требований, упражнения делает наперекосяк. Эти приходящие медсестры немного разряжают обстановку. Причиной всех несчастий мама считает меня, и мне об этом целыми днями выносит мозг. В ее угасающем теле пылает рвение к действиям, как у Наполеона. Люди ее развлекают и отвлекают от грустных мыслей, которым она тоже, похоже, не находит места.
Я обсуждаю наш диагноз с физиотерапевтом, и она знает примеры, когда люди практически восстали из мертвых после лечения гидроцефалии. Эти примеры вдохновляют меня, но не маму. Ее упрямству нет предела. Она не хочет слышать и понимать, что очень быстро превращается в обездвиженное тело. В ее мыслях она живет в Лондоне и туда стремится всей душой, а я ей мешаю и выдумываю диагнозы. Кстати, то же думает обо мне и мой бывший муж. Я выдумываю диагнозы детям, так как я ненормальная, а они в порядке. Тут недолго потерять рассудок, если учесть, что с мамой я знакома всю жизнь, а с бывшим мужем – уже лет семнадцать.
Я провожу многие часы на телефоне с Масс Хелсом – медстраховкой, где необходимо изменить мамин статус. Проблемой становится ее место жительства, этот чертов Лондон. На банковских счетах должно быть минимальное количество фондов, а сейчас, наоборот, в ее отсутствие пенсия аккумулируется. Неприступные лондонские банки не позволяют никому, кроме владельца этих счетов, заходить на них. Я в отчаянии. Не представляю, что буду делать, когда она сляжет. Переделываю маме билет на июль. Надеюсь, что до этого закончатся все неприятности с ковидом и жизнь наладится. Или не закончатся. Или не наладится. Но принятое решение и сделанное действие разгружают кипящую голову.
Теперь и о себе можно попсиховать.
Общее настроение паники меня не миновало. Сказать, что мне нехорошо, – это ничего не сказать. Трепещу перед неизвестностью, бессильна что-либо изменить. Я становлюсь круглосуточный рабой своих домочадцев. Утром никто не встает, вечером никто не ложится. Едят все в разное время и разное. Одинаково только спорят и оставляют грязную посуду. Стирка, уборка, готовка, магазин. Маме нужно помогать менять подгузники, обслуживать, вести переговоры с врачами и службами, администрацией, страховкой, английскими банками. Это отнимает массу душевных сил и может легко трудоустроить пару человек.
Я очень тревожусь насчет своего бизнеса. Как платить ипотеку за дом? В мирное время я с напряжением иду в отпуск, знаю, сколько стоят отгулы на работе для меня как частного предпринимателя. Как остаться без дохода с таким количеством зависимых домочадцев? Не могу об этом думать. Надеюсь, что пандемия эта – краткосрочная, и решаю пока не думать в сторону бо́льших неприятностей.
Моя ассистентка на третий день после закрытия офиса сообщает, что упала и сломала бедро. Даже если бы мы могли сейчас выйти на работу, ей нужно по крайней мере шесть недель для того, чтобы зажить, и не факт, что заживет и будет хорошо ходить. Я оплачиваю медицинскую страховку для всех своих работников. Долго ли я смогу себе позволить такие расходы? Договариваюсь с банком насчет отсрочки месячной оплаты ипотеки, но собирающийся долг – тоже стресс. То же самое я делаю с ссудами на работе.
Походы в магазин за продуктами становятся вылазками в опасные джунгли, где может напасть вирусный аэрозоль. Нужно быть с закрытым лицом и руками, в минимальный срок заходить и выходить из магазина. Ну, кроме всех других приятностей, попробуй купить туалетной бумаги, а все дома! Три туалета напряженно работают. С прилавков также исчезли любые дезинфекционные средства. Вот тут даже как-то весело и напоминает девяностые годы. Вы будете пить чай с сахаром или мыть руки с мылом?
Замечаю контрастность изменений за такой краткий срок. Очень странно не выходить из своего дома, кроме как для коротких вылазок навстречу грозному и невидимому врагу. Насыщенная структурированная жизнь разрушилась. Когда хожу на работу, я очень много успеваю. А вот когда не хожу, мне кажется, что этот ворох дел одолевает меня. Отсутствие структуры разрушительно влияет и на психику моих детей. В случае Васи, притом что отпала школа, а вместе с ней и угрозы репрессий со стороны школы, – это положительно. Он, конечно, не учится, но в школе он как-то параллельно и без касания получает знания. Не читая книг. Писать для него – тоже мучительно. Поколение Х, растущее на Тик-токе. Печально, что его терапия отложена до лучших времен. Единственный наш картонный щиток, Ник, уже не приходит и даже не отвечает на звонки. В случае Лоры контакт с терапевтом был налажен по телефону, и хоть какая-то терапия, но продолжается.
Моей дочери повезло с идеальной подработкой. Еще прошлым летом моя знакомая, такой себе ангел-хранитель в обличии Бабки-Ежки, Доннa, позвала Лору помогать ей выгуливать собак. Мои дети обожают и собак, и кошек, и любое зверье, которого от меня не допросились. А тут такая возможность поиграть и пообниматься с друзьями человека и не вести их к себе домой! У Донны – собачий детский сад, игры и прогулки. Она собирает собак от хозяев, выгуливает их и оставляет некоторых на ночь, если хозяева уезжают. Лаура летом работала с ней и теперь знает и собак, и как себя с ними вести. Знать-то она знает, но всё равно обожает французскую бульдожку Финю больше всех на свете и тискает ее постоянно, чем дразнит других собак. Моя девочка, которую на улицу невозможно было вытащить три месяца, теперь стала улыбаться пушистым нелюдям и регулярно ходить на прогулки в лес. Настроение у нее намного лучше и от прогулок, и от любви к животным. За это еще и платят! Пока мои финансы тают на глазах, кошелек моей дочери толстеет.
Физиотерапевты помогают маме выходить на улицу, ей тоже нужно гулять. Они святые люди, но ничто не вечно под Луной. Каждый визит, два раза в неделю, они записывают и отправляют в страховку. Если замечают, что улучшений нет, им дают отбой. Милая женщина физиотерапевт Диана помогала мне психологически, так как она часто работает с такими больными. Но, увы, она больше не будет к нам приходить, так как помочь в случае маминой болезни физиотерапевт не может. Диана еще раз побеседовала с мамой и объяснила ей, что если бы она сделала операцию, которая помогает при гидроцефалии, тогда можно тренировать мышцы, они будут отвечать на упражнения. Диана также принесла нам ручку для кровати. Мама не могла вставать с кровати, так как не за что ухватиться и слабые мышцы, особенно ног. С держалкой она уже может выбраться из кровати сама. И после истории с падением в ванной я заказала скамеечку, тоже с помощью Дианы, для ванной, чтобы можно было мыться под душем сидя.
Ее недержание тоже разрушительно прогрессирует. Я каждый день стираю всю ее одежду и постельное белье, притом что она в подгузниках.
Еще одна беда, что мышцы слабеют не только в руках и ногах, но и внутри пищеварительного тракта. Из-за плохого питания и голодовок, да и возраста, после рехаба у мамы желудок работает с перебоями. Поносы перемежаются с запорами, и она, привыкшая решать все вопросы радикально, пробует все возможные средства. Все таблетки, какие «на эту тему» существуют у меня в аптечке – по рецепту и без. Но и в этом вопросе нужны терпение и деликатность. Мама безвылазно проводит часы в туалете, и, бывает, не добегает. Однажды не успела добежать, и вся ванна была покрыта разжиженными зловонными человеческими экскрементами с брызгами до потолка.