Юность Розы

Доктор, не успев договорить, засмущался, поскольку брат разразился смехом.

– Возвышенная и романтическая натура пропадает зря! Алек, подай пример и поищи невесту сам! Джесси, например, недоумевает, почему ты еще не влюбился в Фиби, а Клара уверена, что ты ждешь момента, когда девушка вернется под крылышко тетушки Изобилии, чтобы, как положено, просить ее руки.

– Я?! – ужаснулся доктор. – Оставят ли меня когда-нибудь в покое эти добрые женщины?.. Ради всего святого, уйми их, Мак! Не хватало мне думать о всяких глупостях и нарушать покой бедной девочки! Фиби – чудесное создание, и я ею горжусь, однако она заслуживает лучшей доли, чем связать жизнь со стариком вроде меня, который лишь тем и хорош, что будет верен!

– Как знаешь! Я просто пошутил! – Дядя Мак с тайным облегчением закрыл тему. Благородный муж много думал о благе семьи, и домыслы дам сильно его тревожили. Помолчав минуту, он вновь принялся убеждать: – А насчет Арчи ты, Алек, не прав! Если узнаешь его поближе, сам увидишь, что сердце у парня на месте, а холодность и сдержанность лишь снаружи. Я его полюбил и очень ценю, Роза с ним будет счастлива!

– Если согласится, – уточнил доктор, посмеиваясь над тем, как брат распоряжается юными жизнями, будто заключает торговые сделки.

– Согласится, если ты скажешь! – убежденно заявил дядя Мак, потому что двадцать пять лет, проведенные в обществе крайне практичной жены, не оставили в нем ни капли романтики.

– Мы тут ничего не решаем, и я ей не указ, а лишь советчик. Если выбирать одного из наших ребят, я склоняюсь к крестнику, – серьезно произнес доктор.

– Что? Мой гадкий утенок? – удивился дядя Мак.

– Смею напомнить, из гадких утят вырастают прекрасные лебеди. Я всегда любил мальчика за искренность и самобытность. Он незрел, как зеленое яблоко, однако сердцевина у него хорошая, нужно лишь подождать, когда созреет. Уверен, из него вырастет настоящий Кэмпбелл!

– Благодарю покорно, Алек, но не бывать этому! Он неплохой мальчик, и, наверное, мне будет чем гордиться, но Розе он не пара! Ей нужен муж, который правильно распорядится имуществом, когда нас не станет, тут Арчи лучше справится!

– К черту имущество! – порывисто воскликнул доктор Алек. – Я желаю ей счастья, а если наследство камнем висит на шее – пусть завтра же потратит его целиком – мне все равно! О, я с ужасом ждал этого момента, до последнего тянул с возвращением, да и за границей дрожал, когда к нам прибивался какой-нибудь молодой человек. Была пара опасных моментов, но обошлось… А сейчас никуда не денешься, как говорит Клара, это видно по сегодняшнему «фурору». Хорошо, что у меня только одна дочь!

– Вот и выдай ее за Арчи, всем будет спокойней! Послушай дельного совета, – заявил старший из заговорщиков.

– Я подумаю, однако умоляю, Мак: ни слова дамам! Сводничаем, как старые дураки, а еще рано думать о женитьбе! Хотя когда-то придется, и мне нужно было с кем-то поделиться.

– Договорились! Даже Джейн ничего не скажу! – Дядя Мак крепко пожал брату руку и сочувственно похлопал его по плечу.

– Так-так! Что за темные дела тут замышляются? Тайное заседание масонской ложи? – раздался веселый голос.

В дверях стояла Роза, с веселым удивлением глядя, как ее дядюшки шепчутся, кивают и многозначительно пожимают руки.

Вид у них был виноватый, как у нашкодивших детей, и Роза, сжалившись, не стала выяснять причину, наивно предположив, что братья расчувствовались и обмениваются впечатлениями от праздника. Не пересекая порога, она кивнула и быстро сказала:

– Женщине тут не место, а вы, загадочные джентльмены, оба нам нужны! Тетушка Изобилия умоляет станцевать старый добрый контраданс[11], и я должна выйти первой парой с дядей Маком. Я выбрала вас, сэр, поскольку вы сама элегантность в танце! Не откажите, пожалуйста! А вас ждет Фиби, дядя Алек. Она ужасно смущается, но с вами, наверное, пойдет!

– Благодарю за честь! Спасибо! – с готовностью вскричали оба джентльмена.

Не подозревая о тайном заговоре, Роза с огромным удовольствием протанцевала виргинский рил[12], а дядя Мак превзошел себя в элегантности и провел ее сквозь хитросплетения танца без единой ошибки, блистательно исполнив партию в центре. Оказавшись наконец в конце линии, Роза отошла в сторонку, чтобы дать партнеру перевести дыхание – тучный дядюшка Мак в честь торжественного случая решил идти до конца и танцевал бы до последнего вздоха, пожелай она продолжить.

Тем временем по обыкновению лохматый Мак-младший со скучающим видом подпирал стенку, с некоторым уважением наблюдая, как упражняется в прыжках его родитель.

– Замени меня, сынок! Розе еще плясать и плясать, а мне, старику, не угнаться, поэтому встань-ка вместо меня! – сказал отец, утирая пот с пунцового лица.

– Нет, спасибо, сэр! Терпеть не могу танцы! Кузина, если желаете, я побегаю с вами наперегонки вокруг дома, но бальная зала не для меня – слишком жарко! – невежливо ответил Мак, пятясь к открытому окну и радуясь, что нашел отговорку.

– Бедненький! Не страдай ради меня, прошу! Я, пожалуй, не оставлю гостей ради ночной пробежки, да и не рискну бегать по холоду в тонком платье! – ответила Роза, обмахиваясь веером – отказ Мака ничуть ее не задел, его прямота была ей знакома и забавляла.

– Лучше пробежка, чем жара, шум, газовые рожки и пыль! Кстати, ты ведь знаешь, как устроены легкие? – спросил Мак, готовый тотчас же дать подробное объяснение.

– Раньше знала, а сейчас забыла. Была занята другими вещами и забросила увлечения пятилетней давности, – ответила Роза со смехом.

– Хорошее было время! А это увлечение надолго? – спросил Мак, неодобрительно поглядывая на танцующих.

– Месяца на три, наверное.

– Тогда до Нового года! – С этими словами Мак спрятался за штору.

– Роза, дорогая, возьмись за его воспитание, пока он не одичал окончательно! После твоего отъезда мальчик зарылся в книги и не вылезал, а мы его не трогали, разве что мать причитала по поводу дурных манер. Воспитай его немного, давно пора оставить детские выходки и проявить достоинства! – взмолился дядя Мак, возмущенный сыновьей бестактностью.

– Он словно каштан – я хорошо его знаю и не боюсь колючек, а посторонние люди – нет. Хорошо, я возьмусь за него – вы будете гордиться! – с готовностью согласилась Роза.

– А в качестве примера возьми Арчи. Таких, как он, – один из тысячи, уверяю тебя, повезет же какой-нибудь девушке!

Дядя Мак продолжил сводничать и был доволен, что так ловко замолвил слово о своем протеже.

Последняя карета отъехала в половине второго.

– Боже, как я устала! – воскликнула Роза, рухнув в кресло.

– Что скажет мисс Кэмпбелл? – спросил доктор, он никогда не называл так племянницу, но в тот вечер это обращение не сходило с уст.

– Мисс Кэмпбелл пока продолжит в том же духе и будет веселиться, потому что ей очень-очень понравилось! – улыбнулась Роза, впервые познавшая радости «света».

Глава четвертая

Шипы и розы

Какое-то время все шло гладко, и Роза была счастлива. Мир казался прекрасным и дружелюбным, а исполнение самых смелых мечтаний – возможным. Разумеется, безоблачный период был краток, а разочарование неизбежно: юность всегда ищет рай, а найдя серый мир, полный забот и невзгод, плачет, пока не научится нести в него радость и волшебство с помощью добрых мыслей и праведного образа жизни.

Любящие родственники с тревогой ждали, когда и Роза утратит иллюзии, что обязательно должно было произойти, как бы они ее ни берегли: ведь до сих пор девочка прилежно училась, путешествовала и занималась хозяйством, не сталкиваясь с испытаниями и искушениями светской жизни. А обладая состоянием и громким именем, от них не спрячешься. Доктор Алек, считая, что опыт – лучший учитель, предоставил Розе пройти далеко не последний жизненный урок самостоятельно, искренне надеясь, что он будет не слишком суровым.

Октябрь и ноябрь пролетели незаметно, приближалось Рождество с веселыми затеями, походами в гости и добрыми пожеланиями.

Роза сидела в маленьком кабинете, примыкающем к гостиной, и готовила подарки для близких друзей, число которых с приближением Рождества с каждым днем росло. Выдвинув все ящики комода, она извлекала изящные безделушки и перевязывала их яркими лентами.

Вообще-то девушка за подобным занятием должна выглядеть счастливой, но Роза была грустна и иногда небрежно швыряла очередной запакованный сверток обратно в ящик, словно не испытывая теплых чувств к адресатам. Вошедший доктор Алек удивился и встревожился: он подмечал любую перемену и, стоило племяннице нахмуриться, тоже мрачнел.

– Ты не отвлечешься на минутку от этой красоты? У меня перчатка прохудилась… – начал он, подходя к столу, заваленному лентами, тесьмой и оберточной бумагой.

– Да, дядя, конечно!

Повеселев, Роза протянула обе руки к изношенной перчатке с готовностью и радостью, которые делают самую маленькую услугу неоценимой.

– Вижу, госпожа Щедрость вся в трудах! Тебе нужна помощь? – спросил дядя, оглядывая разбросанные вещи.

– Нет, спасибо! Разве что верните мне удовольствие, а то все надоело… Что за радость дарить подарки чужим людям? – голос Розы слегка дрогнул.

– Я не дарю тем, кто мне не дорог. Не могу себя заставить, особенно в Рождество, когда любое действие должно идти от сердца. Если вся эта красота для близких друзей, то у тебя, кажется, их очень много.

– Я считала их друзьями, но во многих ошиблась, сэр.

– Отложи работу и расскажи мне все, дорогая! – попросил дядя, усаживаясь рядом.

Однако Роза лишь крепче ухватилась за старую перчатку, пылко произнеся:

– Нет-нет! Я с радостью зашью! – Затем, опустив взгляд на шитье, добавила: – Я вряд ли смогу поведать, какая я стала плохая и подозрительная, глядя вам в глаза!

– Хорошо, я готов к самым страшным признаниям, ведь ты последнее время грустишь и о чем-то волнуешься – я заметил это по твоим глазам и по голосу! Неужели на дне чаши, столь сладостной поначалу, оказалась горечь?

– Да, дядя, горечь есть. Признаюсь, хоть и стыдно… Вдруг вы, как в детстве, убедите меня, что микстура не такая уж горькая и к тому же полезна!

Она замолчала на минуту, проворно штопая, а затем все девичьи беды вылились сплошным потоком.

– Дядя, половина из всех, кто со мной добр, любят не меня, а то, что я могу дать, и я ужасно несчастна, хотя раньше радовалась и гордилась тем, что нравлюсь людям. Вот бы у меня совсем не было денег – тогда я поняла бы, кто настоящий друг!

«Бедная девочка! Осознала, что не все то золото, что блестит, и иллюзии начинают рушиться», – подумал доктор, а вслух произнес с сочувственной улыбкой:

– Теперь и подарки не в радость, и Рождество испорчено?

– Нет, есть люди, в которых я ни капли не сомневаюсь! Поздравлять их приятней, чем когда-либо, потому что в каждый стежок я вкладываю душу и чувствую, что вы, тетушка Изобилия, тетушка Джесси, Фиби и мальчики будете рады любой мелочи.

Она открыла ящик, где лежали красивые аккуратные свертки, в которых были упакованы сделанные своими руками подарки. Нежно перебирая их, поправила бант из голубой ленты на увесистой коробке, и при мысли о тех, кому предназначались дары, на лице появилась улыбка.

– А эти… – Роза открыла другой ящик, небрежно и грустно вороша пестрые пакеты, – эти я подарю лишь потому, что их от меня ждут. Этим людям нужна дорогая вещь и нет дела до меня, еще и злословить за глаза будут, если дар окажется недостаточно щедрым! Чему тут радоваться, дядя?

– Действительно, нечему… Однако, возможно, ты к кому-то несправедлива, дорогая. Не позволяй зависти и эгоизму некоторых подорвать веру во всех людей. Неужели никто из подруг тебя не любит? – спросил он, читая имена на свертках.

– Боюсь, что нет… Вчера вечером у Анабеллы они меня обсуждали. Я услышала лишь несколько слов, но было очень обидно! Все гадали, что я подарю, и надеялись получить нечто стоящее. Одна сказала: «Богачка должна быть щедрой!» Вторая заявила: «Я несколько недель с ней любезничала, надеюсь, она этого не забудет!» Третья добавила: «Роза будет жадиной, если не подарит мне пару перчаток, когда у самой – горы! Я даже нарочно примерила одну, надеюсь, она поймет намек». Я поняла! – Роза открыла красивую коробочку, где лежало несколько пар ее лучших перчаток со множеством блестящих пуговок – отрадой любой модницы.

– Да, дружбой тут и не пахнет, верно? – Доктор Алек невольно улыбнулся, видя, с каким презрением Роза оттолкнула коробку.

– Совершенно верно! И так с большинством подарков! Пусть берут, что хотят, но доверие и уважение они потеряли! А ведь были так добры и внимательны… Неужели все это притворство? Я никогда так не поступаю с людьми!

– Уверен, что нет! Не отчаивайся, дорогая, попытайся распознать среди сорняков полезные растения, ведь их немало. Это все, что тебя тревожит?

– Нет, сэр, это еще ерунда… Насчет девочек я больше не обольщаюсь и не буду долго грустить, однако, обманувшись в них, я начала сомневаться в других – вот что ужасно! Что ж, если никому нельзя доверять, буду держаться от людей подальше и искать счастья в одиночестве! Ненавижу, когда хитрят и плетут интриги!

Грусть сменилась раздражением, а на последних словах Роза так рассердилась, что порвала шелковую нить.

– Тебя еще что-то беспокоит, верно? Давай вытащим занозу, я поцелую ранку, и все заживет, как в детстве! – сказал доктор, торопясь облегчить страдания любимой пациентки.

Роза рассмеялась и, слегка покраснев, ответила с милой смесью девичьей застенчивости и природной прямоты:

– Тетя Клара меня расстраивает: говорит, половине молодых людей, которые меня окружают, нужны лишь мои деньги! Я стараюсь ее не слушать, но временами закрадываются сомнения… ведь я вовсе не красавица – никогда себя таковой не считала, отчего они ко мне так внимательны? Пусть это глупо, мне хочется быть для кого-то больше, чем просто богатой наследницей…

Голос Розы сорвался, а доктор Алек коротко вздохнул, глядя на удрученное лицо племянницы, которая с детской наивностью удивлялась людскому вероломству. То, что стало неожиданностью для Розы, он давно предвидел и ожидал. Наследница состояния всегда привлекает внимание. Даже вполне порядочные и образованные молодые люди все как один уверены, что девушки мечтают заполучить мужа, предлагая взамен красоту и богатство. Поэтому Роза вскоре оказалась окружена толпой претендентов и, обладая и красотой, и богатством в достатке, могла выбрать наиболее подходящий вариант.

Она была неприятно удивлена, обнаружив, что ее основное достоинство в глазах поклонников – деньги, и, воспитанная дядей Алеком, не считала замужество главной и единственной целью.

Даже не обладая достаточным опытом, она чувствовала фальшь: во взгляде, в жесте, в неосторожном слове и тому подобных мелочах и, заподозрив корысть, не раз прерывала едва начавшуюся дружбу. В понимании Розы любовь была священным чувством, которое следует трепетно и молча ждать, благодарно принимать и бережно хранить до конца дней. Неудивительно, что ей претило, когда о любви рассуждали без всякой почтительности и относились к браку, как к сделке, совершенно не задумываясь о высоком предназначении, огромной ответственности и нежных радостях. Многое ее озадачивало, и, усомнившись во всем, во что верила, Роза словно оказалась в открытом море без компаса – новый мир разительно отличался от привычного с детства, временами очаровывал, но часто вызывал недоумение.

Доктор Алек понял чувства племянницы и постарался предостеречь, не слишком огорчая суровой житейской правдой.

– Для тех, кто знает и любит тебя, ты больше, чем наследница состояния, поэтому не унывай, девочка моя, и не теряй веры! Просто слушай себя и избегай людей неискренних и фальшивых. Проверяй всех: и мужчин, и женщин, которые встречаются на пути; я уверен – совесть, чутье и опыт уберегут тебя от губительной ошибки! – сказал опекун.

После минутной паузы Роза продолжила, лукаво улыбнувшись и прикрыв дядиной перчаткой предательски вспыхнувшие щеки:

– О, дядя, я ожидала, что ухаживания будут более изысканными… Некоторые мужчины ведут себя просто смешно, а ожидают любви и уважения, полагая, что осчастливили предложением руки! Сердце они даже не предлагают.

– Ах, вот в чем дело! Нас занимают дела сердечные, верно? – обрадовался доктор Алек, поскольку, как ранее признался брату, обладал романтичной натурой.

Роза отняла от лица перчатку и с веселым негодованием пожаловалась:

– Дядя, это совершенно возмутительно! Даже рассказывать стыдно… Вдруг вы подумаете, что я хвастаюсь, как некоторые девочки, и потом – это не предложения, а полная ерунда, вам и знать не обязательно… – Затем она кротко добавила: – Хотя если вы решите, что какое-то из них следует принять, тогда придется послушаться…

– Обязательно расскажи! Разве я не храню тайны и не даю советы, как образцовый опекун? В сердечных делах нужно иметь доверенное лицо! Где ты найдешь кандидатуру лучше этой? – дядя гордо стукнул себя в грудь.

– Нигде, поэтому расскажу, лишь имена называть не буду. И вообще буду осторожна, а то вы порой свирепеете, когда меня обижают, – ответила Роза, предвкушая откровенный разговор с дядей, которые редко случались последнее время, потому что тот предпочитал оставаться в тени. – Мы придерживаемся старомодных взглядов, и я не ожидала, что можно сделать предложение где попало и без малейшего основания, только после пары улыбок и ласковых слов! Я думала, будет интересно и волнительно, пока же признания вызывают лишь смех. Я сержусь вместо того, чтобы радоваться, и сразу о них забываю. Представляете, дядя, один чудак пожелал жениться после пяти встреч! Впрочем, он в чудовищных долгах, возможно, это объясняет торопливость… – Роза отерла пальцы, будто испачкалась.

– Знаю, о ком ты, и не удивлен, – заметил доктор, пожав плечами.

– Вы все видите и понимаете, наверное, нет смысла продолжать?

– Продолжай, пожалуйста! Кто еще? У меня больше нет догадок.

– Еще один рухнул на колени прямо в оранжерее миссис Ван и вещал о великой страсти, стоя на колючем кактусе! Китти случайно зашла, а я не удержалась от смеха… Он на меня с тех пор дуется.

К радости Розы, у доктора тоже невольно вырвалось веселое «Ха!», ведь ситуации, нелепость которых не оправданна искренними чувствами, невозможно воспринимать серьезно.

– Другой без устали слал стихи, совсем как Байрон. Я все сожгла и новых, думаю, не увижу, а поэт утешился в обществе Эммы. А один – это самое ужасное! – решил делать предложение во время танца – при всех! Я обычно танцую вальсы только с нашими мальчиками, а в тот вечер согласилась, потому что девочки надо мной смеялись, называя скромницей. Так мне и надо – нечего было их слушать!

– Это все претенденты? – спросил дядя.

Как Роза и опасалась, вид у него стал свирепым при мысли, что его любимице пришлось выслушивать признание, кружась в объятиях партнера.

– Есть еще один, но про него я не расскажу, потому что он искренен и правда страдает, хоть я и старалась его не обидеть. Я пока ничего не понимаю в любви, но этот молодой человек вызывает уважение и сочувствие.

Голос Розы снизился почти до шепота, а доктор Алек понимающе склонил голову, потому что когда-то тоже пережил отказ. Затем пытливо заглянул в лицо племянницы.

– Ты хочешь продлить срок еще на три месяца?

– Я сообщу в канун Нового года, дядя!

– Хорошо. Не сбивайтесь с курса, маленький капитан, а если попадете в шторм, зовите первого помощника!

– Есть, сэр! Так и сделаю!

Глава пятая

Прекрасный принц

Роза погрузилась в раздумья, выронив старую перчатку, когда в коридоре зазвучали шаги и послышался мелодичный голос:

«Узрел он вдруг прелестный лик.Прекрасна и стройна,На парня дева в этот мигГлядела из окна».

Услышав знакомый мотив, Роза присоединилась к пению:

«Взбежал он вверх – и у окна,В стекло заколотил,И уж впустить его онаСпешила, что есть сил».

В дверь постучали.

– Доброе утро, Розамунда, письма доставлены, верный слуга ждет дальнейших указаний! – объявил Чарли, входя, как обычно, красивый, веселый и доброжелательный.

– Указаний не будет, благодарю! Вольно, Принц! Если только отправить ответы… – Роза принялась распечатывать записки.

– О, ужас! Что я вижу? – вдруг воскликнул Чарли, театрально содрогнувшись и указывая на перчатку: как и многие начинающие актеры, он любил превращать повседневные встречи и разговоры в небольшие представления.

– Это дядина.

– Ну ладно! Я уж подумал, тут был соперник! – Чарли поднял перчатку, шутки ради нацепил ее на голову стоящей на каминной полке маленькой Психее[13], напевая третий куплет:

«И тотчас Дженни обнял он,В свой горский килт одет…Тот смел, кто истинно влюблен,Преград для страсти нет»[14].

Роза принялась читать письма, однако мысли ее возвращались к разговору с дядей, а также к новому гостю с его песенкой.

Все три месяца после возвращения Роза видела Чарли чаще других кузенов. Он единственный располагал свободным временем, чтобы «поиграть с Розой», как они говорили в детстве. Остальные вечно были заняты, даже маленький Джейми мужественно сражался с латынью, которая будто злой рок омрачала мальчишескую жизнь. У доктора Алека накопились дела за время отсутствия; Фиби музицировала; тетушка Изобилия неустанно хозяйничала. А Чарли то и дело забегал: занести письмо, передать привет, поделиться новостью или куда-нибудь пригласить, и это вошло в привычку. Чарли помогал Розе с рисунками, катался верхом, пел, а также, как само собой разумеющееся, сопровождал на балы и в гости вместе с тетушкой Кларой, которая, будучи охочей до выездов, взяла на себя обязанности дуэньи.

Поначалу Роза была довольна, однако вскоре начала желать, чтобы кузен нашел другое занятие и перестал ходить за ней по пятам, словно у него нет других дел. В семье уже привыкли к праздности Чарли, а мальчики до сих пор наивно считали, что Принц – украшение клана, достоин лучшего и обязательно прославит Кэмпбеллов. Каким образом прославит – никто точно не знал: Чарли, хоть и был талантлив во всем, не проявлял интереса или склонности ни к чему в отдельности. Старшие родственники уже покачивали головами, видя, что амбициозные планы и выдающиеся способности ни к чему не приводят.

Роза наблюдала все это, и ей хотелось сподвигнуть гениального кузена на некое благородное дело, чтобы окружающие не только любили, но и уважали его. Задача, впрочем, оказалась не из легких: Чарли ее добродушно выслушивал, с готовностью признавал недостатки, а затем придумывал аргумент или отговорку, и через пять минут Роза уже сомневалась в собственной правоте и оставляла спор.

Постепенно Розе стало казаться, будто Чарли считает себя вправе единолично распоряжаться ее мыслями и временем, остро реагируя на появление других претендентов. Это раздражало Розу, она опасалась, что Чарли неверно расценил ее дружеские намерения, а тетушка Клара и вовсе обернула ситуацию в свою пользу, объясняя частые встречи тем, что Роза «должна повлиять на дорогого мальчика», – как бы не так! «Дорогого мальчика» она обожала и никому не позволила бы воспитывать. Роза с досадой думала, что угодила в ловушку: хоть Чарли и был самым привлекательным из кузенов, она не хотела, чтобы он так просто ее присвоил, учитывая, что более достойный мужчина искал ее внимания менее бесцеремонно.

Эти мысли постоянно возвращались в ее голову, пока она читала письма, и оказали некоторое влияние на развитие последующего разговора.

– Столько приглашений, если буду на все отвечать, никогда не закончу с подарками! – пожаловалась она.

– Позволь, я помогу, побуду твоим секретарем, – предложил Чарли, который чувствовал себя в маленьком кабинете как дома и охотно брался за любое дело.

– Можешь ответить на записки, если хочешь. Нужно написать вежливый отказ почти на все, кроме двух или трех. Зачитывай имена, я скажу – каких именно.

– Слушаю и повинуюсь! Кто теперь посмеет назвать меня бездельником?

Чарли с радостью уселся за письменный стол, ибо часы, проведенные в кабинете Розы, были самыми приятными и счастливыми за день.

– «Порядок – первый закон небес!» Чудесный вид, однако я не вижу писчей бумаги! – сказал он, открывая крышку и с интересом оглядывая содержимое.

– В правом ящике! Сиреневая с монограммой для записок, обычная – для деловых писем. С ними я сама разберусь! – ответила Роза, размышляя, кому подарить кружевной платок. Анабелле или Эмме?

– Доверчивое создание! А если бы я открыл не тот ящик и наткнулся на сердечные тайны? – продолжил новоявленный секретарь, перерывая аккуратно сложенные стопки.

– У меня нет тайн, – скромно ответила Роза.

– Неужели? Ни одной трогательной записки, бережно хранимого миниатюрного портрета или засохшего букетика? Я вам не верю, кузина! – Чарли с сомнением покачал головой.

– Вам я бы точно ничего не показала, нахальный юноша! Есть несколько сувениров, но ничего особенно сентиментального и интересного.