Анна Каренина. Вариант ХХІ века

Те же самые мальчишки через некоторое время помогли ему вкусить и запретного плода, свели его с девчонкой из соседнего двора. Она была постарше Степана, но уже многое знала и умела в отличие от него. Он же так волновался, словно от успеха предприятия зависела вся его дальнейшая судьба. Хотя в каком-то смысле может, так оно и было.

Но все прошло достаточно благополучно, Стива получил бесценный опыт, хотя какого-то невиданного наслаждения, о котором так много писалось в прочитанной им литературе, не ощутил. Впрочем, подсознательно юноша догадался, что это только начало, а впереди его ждет еще много хорошего. И вскоре его надежды оправдались, он вступил в связь со взрослой и опытной женщиной, которая и провела его по всем запутанным лабиринтам интимных отношений. После нее он уже, во-первых, почувствовал себя уверенно, настоящим мужчиной, во-вторых, окончательно понял, в чем смысл предстоящей его жизни: в получении бесконечной череды удовольствий. Без них все остальное не имело значения.

Хотя в университете ему было в целом не до учебы, но благодаря способностям он закончил его довольно неплохо. Но вот что делать дальше? Этот вопрос мучил его сильно. Родители Стивы к этому времени уже отправились в мир иной, оставив ему хорошую квартиру и некоторую сумму денег. Но долго прожить на них было невозможно, нужно было делать то, чего он желал менее всего, – искать работу. К тому же на его шее оказалась младшая сестра, которая только поступила на первый курс института. Это была обуза, но такая обуза, от которой невозможно было избавиться. Да и Облонский любил ее хотя бы потому, что не любить ее было невозможно; это было прелестное создание: красивое, жизнерадостное, с живым, подвижным умом, активно отвлекающимся на все новое. Поклонников у нее было море, но она не спешила выказать никому предпочтения. Она словно бы чего-то ждала и не спешила сделать окончательный выбор.

Стиве пришлось запрячь себя, как коня в повозку, в работу на маленьких, слабо оплачиваемых должностях. Найти более престижное место выпускнику университета без протекции не удавалось. Он искал выход, так как после студенческой разгульной вольницы жизнь превратилась в серую и унылую тягомотину. На развлечение денег просто не было, а без них только и остается сидеть дома да смотреть телевизор, который он никогда не любил.

Стива стал лихорадочно искать выход и, как ему показалось, нашел в женитьбе. Еще с тех времен, когда живы были родители, их семья дружила с семейством Щербацких. Его глава был известным когда-то послом а Великобритании, а после завершения дипломатической картеры обрел не менее престижный статус ученого, академика. Достаточно было посетить их дом, чтобы понять, что они не бедствовали. Да и их старшая дочь Дарья, или как называли ее в семье на английский манер Долли, ему нравилась. Приятная, спокойная, неглупая, домашняя, чем не жена. Да и он произвел на нее благоприятное впечатление. Об его веселой студенческой жизни она ничего не ведала, а он благоразумно ей не рассказывал.

Но женитьба далеко не полностью оправдала его надежды, они стали жить лучше, но не настолько, как хотел он. А вскоре родился ребенок – и Стива совсем затосковал. Конечно же, он ей изменял, но его возможности были ограничены; женщины хотели подарков, веселого препровождения, а это требовало денег и еще раз денег.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Их тетушка, которая занимала довольно высокий пост в администрации города, но которая и пальцем не ударила, дабы трудоустроить племянника, вдруг решила проявить инициативу. Но касалась она не его, а Анны. Из Москвы к ним прислали вице-губернатором Алексея Каренина, мужчину не молодого, но холостого. Она решила свести его со своей племянницей. В мэрии был новогодний бал, она привела с собой на него девушку и как бы невзначай познакомила ее с высокопоставленным чиновником. Анна произвела на него сильное впечатление – и дело закрутилось.

Они быстро поженились, а вскоре Каренин пошел на повышение, его перевели в Министерство культуры на должность заместителя министра. Шурина он не забыл, с его подачи Стиву назначили на должность руководителя юридического департамента мэрии. Правда, зарплата оказалась не столь уж и высокой, но все-таки это был шаг в правильном направлении. А вскоре Облонский обнаружил, что в новой должности не так уж и много надо работать, значительную часть дел можно переложить на подчиненных. А самому чувствовать относительную свободу.

Облонский часа два занимался делами, отдавал распоряжения, писал заключения. Затем это занятие ему решительно надоело. Он подумал: чем бы заняться. И тут, как нельзя, кстати, секретарша доложила Стиве, что пришел посетитель. Облонский обрадовался, разговаривать с человеком совсем не то, что работать с документами.

В кабинет вошел Левин. Они были друзьями детства, росли в одном дворе, и хотя были не похожи друг на друга едва ли не по всем параметрам, сблизились. Это ничуть не уменьшило их различие, в дружбе каждый оставался сам по себе. Может, потому что никто не пытался переделать другого под себя, они пронесли это чувство и за пределы их дворовой жизни. И хотя затем судьба сильно разбросала их в разные стороны, это не остудило их отношения. При этом каждый из них по отношению к другому был немного снисходителен, каждый считал себя выше, чем его приятель. Но ни Облонский, ни Левин подобные мысли старались не афишировать. Единственное, что позволял себе Стива, так это некоторую снисходительность городского жителя к деревенскому.

Трансформация Левина из городского жителя в деревенского произошла для Облонского неожиданно. Успешный бизнесмен Левин вдруг бросил свое дело, продал прекрасную квартиру и уехал в село. Некоторое время Стива не верил в происшедшее. И лишь побывав у него в хозяйстве, убедился, что это действительно так. Он даже некоторое время размышлял, как отнестись к этому факту. Но не пришел к окончательному выводу. А потому решил, что не стоит и задумываться на эту тему, жизнь рано или поздно покажет, что это – серьезный поступок или блажь?

– Надолго ли ты к нам? – поинтересовался Стива.

– Да, пока точно не ведаю, – немного помедлил с ответом Левин. – Как обстоятельства сложатся. Мне поговорит с тобой надо.

Стива с некоторой подозрительностью взглянул на него, он чувствовал, что его друг немного темнит.

– Тогда может быть, вместе пообедаем, – предложил он. – Я знаю очень приятное местечко. Тебе непременно понравится.

– Мне нужно съездить по делам.

– Тогда говори сейчас.

– Как поживают Щербацкие? Все ли по-старому?

Стива едва заметно улыбнулся. Вот в чем дело. Он знал, что Левин влюблен в младшую сестру его жены – Кити. Когда-то он познакомил их, и с тех пор Константин думает только о ней.

– Ты, наверное, хочешь видеть Кити. Долли мне как-то говорила, что она часто посещает клуб: «Ночной досуг». Наверное, и сегодня туда пойдет. Можешь там ее увидеть.

– Спасибо, Стива, ты настоящий друг, – улыбнулся Левин. – Рад был тебя повидать. А сейчас, извини, дела.

– Иди, иди. Только не забудь перед отъездом в свою глушь повидать меня.

– Непременно.

Они пожали друг другу руки, Левин энергичными шагами покинул кабинет.

VI

Стива был прав, когда сделал предположение, что Левин хочет видеть Кити. Именно из-за нее, свояченицы Стивы, Левин приехал на сей раз в Питер. Никаких других дел у него здесь не было, да и не могло быть. С некоторых пор, делами Левин стал именовать только самые значимые события своей жизни, а все остальное, что выходило за грань этого смысла, относил к категории блажь и никак иначе. На шкале его жизненных ценностей Кити занимала очень высокое место. Как и когда эта девушка сделалась значимой женщиной его жизни, Левин и сам не помнил. Это случилось исподволь и как-то и незаметно для него самого. Надо сказать, что с того самого момента, как Стива ввел его в семью Щербацких, Левин был очарован всеми женщинами этого семейства. Каждая из трех сестер: Долли, Натали и Кити обладали необычайной привлекательностью. Каждая из них была красива по своему, с присущим только ей одной тем удивительным шармом, который кружил головы мужчинам и делал их покорными рабами в ручках этих удивительных девушек.

Как натура чрезвычайно чувствительная, Левин был сражен настолько красотой сестер, что никак не мог оценить по началу, какая же из них больше всего ему по нраву. Он наверняка отдал бы пальму первенства старшей из них – Долли. Левину по душе пришелся ее тихий и кроткий нрав, который в сочетании с ангельской внешностью был для него высшим образцом истинной женственности. Но, Долли, к великому разочарованию Левина, была на тот момент невестой Стивы. Уже назначена была их свадьба, и Левину пришлось забыть о ней.

Тогда он обратил свой взор на следующую из сестер: Натали. Левин уже был почти влюблен в нее, но так и не успел до конца осознать своих чувств к этой девушке. Она была отдана замуж за состоятельного банкира, который увез молодую жену на постоянное место жительства в Швейцарию. Разочарованному Левину ничего не оставалось, как забыть о сестрах Щербацких. Две из них были не доступны для него, а Кити на тот момент была еще подростком. Но время шло, Кити взрослела. И однажды, в один из своих приездов в Питер, Левин столкнулся с ней, в доме своего старого друга Стивы.

Праздновали Рождество. За праздничным столом собралось все семейство Облонских. На почетном месте восседал хозяин дома Стива, немного располневший, но ничуть не утративший от этого своего прежнего блеска и мужской привлекательности. От него веяло свежестью и здоровьем, он был весел и красноречив. Глядя на него, складывалось впечатление, что Стива вполне счастлив и успешен в жизни.

Долли же, напротив, сильно подурнела и поблекла, по сравнению с теми временами, когда Левин был не на шутку увлечен ею. Она похудела и выглядела усталой. Взгляд ее печальных глаз оживлялся только тогда, когда она обращала свой взор на детей. Левин смотрел на нее, вспоминал, какая, еще совсем недавно, она была красавица, и с грустью констатировал тот факт, что женская красота очень хрупкая и недолговечная вещь, с которой надо обращаться предельно бережно и нежно.

– А что Кити, – поинтересовался Левин, – наверное, уже совсем взрослая стала?

– Да, свояченица у меня расцвела, настоящая красавица, фотомодель, – заулыбался Стива, разливая коньяк по рюмкам. – Доллинька, ты бы пригласила Кити к нам.

– Да она обещала сегодня забежать на минутку, – сообщила Долли, подкладывая очередную порцию салата оливье в тарелку Левина.

– Отчего же только на минутку? – спросил Стива. – Праздник же нынче. Вот и Костя бы с ней с удовольствием пообщался.

– Не может она больше. У нее сегодня вечером самолет. Она в Таиланд летит. – Долли поправила бант на голове у дочери. – Вот хотела зайти, всех поздравить с праздником перед отъездом.

– В Таиланд? – удивился Стива. – Так у нее же сессия.

– А она досрочно сдала сессию и решила слетать в теплые края, погреться на солнышке.

– Надо же, в Таиланд. – Стива покачал головой и повернулся к Левину. – И правильно, надо наслаждаться жизнью пока молода. А то потом пойдут семья, дети. Вот мы с Долли сидим в Питере, как привязанные.

– Ну, ты то, допустим не привязанный, – Долли метнула в мужа колючий взгляд. – А вот я, действительно привязана.

– Зато у нас такие замечательные детки. – Стива чмокнул Долли в щеку. – И у нас с тобой прекрасная семья.

В это время раздался звонок. Стива встал и пошел к двери открывать. У Левина заколотилось сердце. Он как будто почувствовал, что сейчас в его жизни произойдет что-то особенное. Из коридора послышались голоса: Стивы и звонкий, как перелив колокольчика, принадлежавший Кити.

Левин прислушивался к тому, что происходило в передней. Он слышал, как девушка снимает шубку, скидывает сапоги. И через секунду дверь распахнулась и показалась она. Кити. Левин смотрел на нее во все глаза и не узнавал ее. Стива был прав, Кити была необычайно хороша. Ее нельзя было назвать ослепительной красавицей. Но в то же время от ее глаз, от ее лица исходило такое сияние, такой внутренний свет, который заставил сердце Левина биться с удвоенной частотой. Он был сражен ею наповал. Он понял, что влюбился в нее с этой минуты сразу и на всю жизнь. Еще ни одна девушка не вызывали в нем таких эмоций, какие высвободила из глубины его души Кити только одним своим появлением. Левину казалось, что сам ангел сошел с небес в этот пречистый и пресветлый праздник рождества и коснулся своим легким крылом его зачерствевшей души.

Она чистый ангел небесный, а я земной и грубый. Разве я достоин такой девушки, как она? изводил Левин себя сомнениями. В тот день он так и не смог поговорить с Кити. Она поздравила всех с праздником, раздала детям подарки и убежала. Умчалась в неведомые дали, туда, где много света и солнца. Именно там, в этом благодатном крае ее место, думал Левин, страдая от своего несоответствия Кити.

В самом мрачном расположении духа он удалился к себе в деревню и загрузил себя работой по самое горло, чтобы не думать и не изводить себя напрасными мечтами о Кити. Он дал себе зарок, что забудет ее. Такие девушки не для него. Ему надо что-то попроще и поближе к грешной земле. Но мыслям Левина не суждено было сбыться. Кити сама разыскала его в социальных сетях и предложила дружбу. Они стали переписываться. Постепенно они сближались, Кити раскрывала пред ним свой внутренний мир, она как будто что-то почувствовала в тот памятный рождественский день и старалась немного уменьшить свое сияние в общении с ним, представая перед ним вполне земным человеком. И не без результата, со временем Левину она стала казаться не такой уж и небожительницей. И, наконец, настал тот день, когда он вполне ощутил себя достойным такой девушки, как Кити. Не долго думая, пока он не растерял этого ощущения, Левин сорвался с места и приехал в Питер. Намерения у него были самые серьезные. Он решил сделать Кити предложение.

VII

Обычно, посещая северную столицу, Левин останавливался у своего старшего брата по матери Сергея Ивановича Кознышева. Их отношения складывались не просто. И не только потому, что между ними была немалая разница в возрасте, но судьба то разлучала их, то сближала снова. После того, как мать Левина вышла замуж во второй раз, благодаря чему и появился он на свет, ее первый сын предпочел переехать к отцу. И почти не навещал эту для него наполовину чужую семью. Да и Левин мало интересовался им, хотя слышал о нем немало. А дело заключалось в том, что Кознышев с самых ранних лет подавал большие надежды, он не просто хорошо учился, а был всегда первым и блестящим учеником.

В их семье никто не сомневался, что Кознышева ждет большое будущее. И он быстро стал доказывать, что это именно так. У него оказался недюжий литературный дар. Первый же роман принес ему известность, его стали прочить в большие писатели. Левин к тому времени уже превратился в юношу, он прочел произведение брата, но оно не произвело на него впечатления. К тому времени он прочитал уже много книг, и не нашел в этом творении родственника ничего выдающегося. Правда, с этим мнением он не стал ни с кем делиться, а решил, что может быть, в самом деле, чего-то не понял. Но и следующие книги автора не показались ему по-настоящему талантливыми, по его мнению, они были чересчур литературными, в них не хватало искренней живой жизни, его замещали эрудиция и начитанность. Левину же хотелось от текста получить другое ощущение, хотелось подлинных чувств и эмоций, глубоких, поражающих ум мыслей, неожиданных аналогий и метафор. Но ничего такого из этого набора он не находил.

Впрочем, это не мешало ему уважать и ценить брата, в конце концов, на вкус и цвет товарищей нет. Ведь его книги нравились многим, а значит, он вполне достойный писатель, профессионал своего дела.

Они стали изредка встречаться; сначала Кознышев относился к младшему брату довольно снисходительно. Но вскоре он обнаружил в нем вполне достойного полемиста. Их общение приняло насыщенный характер, они спорили на многие темы, крайне редко сходились во мнении, но это не портило их отношения. Они как бы решили, что разногласия разногласиями, а родственные связи важней. И даже иногда делились друг с другом весьма интимными переживаниями. Вот и в этот приезд Левину хотелось поговорить с ним по душам.

Но когда он появился в его квартире, то застал там весьма известного общественного деятеля. Лично Левин был с ним не знаком, но много раз видел его выступления по телевизору, читал его статьи в газетах. Левин знал, что в дом брата тот попал не случайно, так как в последнее время Кознышев активно занялся общественной деятельностью. И на этом поприще так же снискал определенную известность.

Левин пришел как раз в разгар довольно горячей полемики. Кознышев сделал ему знак, чтобы он сел. Левин так и поступил и стал слушать.

– Вот вы все время говорите, дорогой Сергей Иванович, что нам нужна великая страна, что без этого Россия не может быть Россией, – говорил общественный деятель. – Я вовсе не возражаю против величия, я полностью за него. Но меня всегда волнует вопрос: а какой ценой? Если цена чрезмерна, то я отказываюсь от величия. Вспомните историю, да мы были великой державой, но всякий раз это достигалась пролитием обильных рек крови. Такой вариант мне не подходит. Если величие настояно на крови, для меня это не величие, а что-то прямо противоположное.

– А вот тут я с вами решительно не согласен, – возразил Кознышев. – Мне кровь нравится не больше вашего, но уж если она пролита, то надо извлечь из этого максимум. Да, вся наша великая культура во многом оказалась возможной благодаря тому, что кто-то был вынужден жертвовать собой, даже если и не по собственной воле. Но ведь какой результат! И он оправдывает многое. Историю не перепишешь, что было, то было, но ведь это же давало всякий раз импульс для толчка вперед. Разве было бы лучше, если бы мы остановились в развитии?

– Но разве развиваться можно только с помощью крови. Лучшее развитие то, когда она не проливается. Разве не так?

Кознышев улыбнулся и покачал головой.

– Я вовсе не людоед, и ненавижу кровь, как и вы. Но я говорю о том, что история сложилась так, как сложилась. Не будем же мы переписывать ее в угоду нашим представлениям. И я предлагаю ценить в ней достижения, а не ужасы. Про них не стоит забывать, но отдавать предпочтение тому, что двигало нас вперед. Вы и ваши единомышленники постоянно нас упрекают в идеализации прошлого, что мы не желаем знать то плохое, что было в нем. Уверяю вас, я хорошо знаю историю, только отношусь к ней по-другому. От того, что мы постоянно посыпаем голову пеплом, становимся только слабей. А чтобы идти вперед, нам требуется много сил.

– Это опасная позиция, Сергей Иванович, прошлое учит осторожности, а ведь мы снова идем по людским головам. Конечно, нынешнее время с предыдущими эпохами не сравнить, но ведь еще неизвестно, что дальше будет. Если многие будут рассуждать так же, как и вы, что главное цель и результат, а не средство их достижения, мы можем зайти далеко. Желающих проливать кровь и сегодня достаточно. Когда я читаю некоторые высказывания, она стынет у меня в жилах.

– Мало ли кто что пишет сгоряча, человек существо эмоциональное, и зачастую не сдерживает себя. Но это не означает, что он готов быть столь же нетерпимым и в жизни.

– А откуда нам знать, готов он быть нетерпимым или нет? Многие и сами не имеют о том представления. Не зря же сказано в одной книге: сначала было слово. А что будет после того, как оно сказано, предсказать невозможно. Нет, Сергей Иванович, все начинается именно с того, что мы говорим и как думаем. Если оправдываем кровь в прошлом, сумеем оправдать и в настоящем. Вот почему я пришел к вам, ваша статья наделала много шума, немало людей ее одобрили. Вы прекрасно владеете пером, к вам прислушиваются. А если такой человек распространяет публично подобные идеи, это не может не вызывать опасений.

– Я ценю ваш визит, но мне кажется, ваши опасения преувеличены. Я лишь предлагал вспомнить былое величие, чтобы оно нас вдохновляло на новые свершения. И призывал не позволять смешивать наше прошлое с грязью. Желающих отдать его на поругание, увы, предостаточно. И, на мой взгляд, они сильно нам вредят, внушают, особенно молодежи презрение к отечеству.

Общественный деятель печально вздохнул.

– Вижу, нам с вами согласия не достичь. Мы уже спорим целый час, а каждый так и остался на своих позициях. С вашего разрешения я удалюсь, тем более у вас гость, – посмотрел он на Левина.

Левин почувствовал радость, что общественный деятель собирается уходить. Сначала он с интересом слушал обе стороны, но в какой-то момент ему стало скучно. Опять сплошная отвлеченность, они спорят о каких-то вещах, которые не имеют отношение к действительности. Хотя им кажется обратное. А вот поработали бы денек вилами да лопатой в грязи и навозе, по-другому бы заговорили. А ведь так и проговорят страну. Им кажется, что они заняты чем-то необычайно важным, решают судьбу народа, а на самом деле, все это от безделья.

VIII

Левин и Кознышев остались одни.

– Видишь, какие у нас теперь ведутся жаркие дискуссии, – улыбаясь, произнес Кознышев. – Градус общественного настроения быстро идет вверх. Впрочем, в твоей деревне это не чувствуется.

– Да, у нас другие заботы.

Кознышев снова улыбнулся, на этот раз снисходительно.

– У каждого своя жизнь, главное, чтобы не ощущать в ней себя ущербным.

– Пока не ощущаю.

– Вот и прекрасно. А зачем ты в наших краях? По делам или так?

Когда Левин ехал к брату, ему хотелось поведать Сергею о своем намерении жениться, но сейчас почему-то такое желание пропало. После столь глубокомысленного разговора, которому он стал только что свидетелем, говорить на столь прозаичные темы Левину показалось неудобно. Как-нибудь потом.

– Разные возникли нужды. Да и захотелось немного развеяться, – неопределенно ответил Левин.

Кознышев рассеянно кивнул головой, его мысли были заняты явно другим.

– Должен сообщить тебе нечто важное, вчера я получил по электронной почте послание от Николая.

– От Николая? – изумился Левин. – После стольких лет молчания.

– Именно так.

Николай был их средний брат, как и все из их породы подавал большие надежды. У него рано обнаружились математические способности. И все были уверенны, что он пойдет по этой стезе. Поначалу так и было, но где-то к концу учебы что-то вдруг с ним случилось. Он связался с плохой компанией, а потом неожиданно его арестовали. Оказалось, что у него нашли наркотики.

Благодаря связям дело с трудом, но удалось замять. Но вместо благодарности Николай затаил злобу, которую срывал то на родителей, то на братьев, то на учителях. Конец был закономерным, вместо красного диплома, его выгнали с последнего курса. Для Николая это стало поводом для дальнейшего озлобления. А вскоре он заявил, что порывает с семьей и просит его никогда не искать.

Для Левина это был сильный удар, так как в детстве они были дружны. С тех пор он видел его всего пару раз, и эти встречи не принесли никому радости.

– Что же он написал тебе? – спросил Левин.

– Написал, что не хочет нас видеть и просил оставить его в покое.

– Но мы и так его не тревожим. Странно, что он решил напомнить о себе. А не кажется ли тебе, что он это сделал, потому что желает прямо противоположного.

Кознышев кивнул головой.

– Возможно, ты и прав. Почему мне не пришла такая простая мысль?

– Надо бы его повидать, – решительно проговорил Левин.

– Если хочешь, то, конечно. А я, пожалуй, воздержусь. Не могу забыть, как он кричал на нас. Мне кажется, ему уже не поможешь.

– Даже если и так, все равно он наш ближайший родственник.

– В наше время родственные связи имеют мало значения, – пожал плечами Кознышев.

– Мне так не кажется. Впрочем, каждый решает это сам. Кстати, в письме он ненароком указал гостинцу, где остановился. Я не придал этому значению, а теперь понимаю, что ты прав. – Кознышев задумался. – Да, жалко его.

IX

Левин на такси подъехал к клубу, в котором он ожидал увидеть Кити. Еще по дороге он ощутил заметное волнение перед встречей с ней. Кажется, произошло то, чего он боялся больше всего. Он потерял ощущение уверенности, что Кити ответит ему взаимностью. К нему вновь вернулось та робость и чувство своего несоответствия такой девушке, как Кити, которое он почувствовал в доме Облонских, увидев ее в праздник Рождества. Как легко было ему общаться с нею в сети, какой естественной и непринужденной она ему казалась, когда их разделяли тысячи километров. И как все сложно стало вдруг, когда все преграды, отделяющие их друг от друга пали и только дверь клуба, перед которой он сейчас стоял и никак не решался открыть ее, еще мешала приблизиться к ней. Часто в своих мечтах, Левин предавался фантазиям, какой может быть их встреча. То он рисовал себя брутальным мачо, уверенно идущим к своей цели, то нежным и трепетным возлюбленным, заваливающим свою любимую цветами и поцелуями. Но никогда, ни в одной из своих фантазий он и мысли не мог допустить, что будет стоять, вот так, как сейчас, как последний трус и будет бояться сделать последний шаг. Левину захотелось вдруг, чтобы он вошел, а Кити там не оказалось, тогда он может взять отсрочку, тайм аут, чтобы собраться с мыслями, прежде, чем предстать перед ней.