Как за каменной стеной

– Здесь кто-то зарыт? – почти шепотом спросил Аза.

Одногодка кивнул.

– Люди?

Одногодка ткнул пальцем в маленький холмик земли с покосившимся крестом. Аза подумал, что один из родителей умер раньше, и его хоронили вдвоем, а второго ребенок закапывал в одиночку и крест ставил тоже один. Аза положил руку Одногодке на плечо и почувствовал, как сильно тот дрожит. Что может чувствовать ребенок, переживший не просто смерть своих родителей, а и их погребение собственными руками? Огромное всеобъемлющее горе, великую горькую скорбь, которая стоит комом в горле, не дает вздохнуть, стоит лишь только вспомнить родное лицо.

– Подожди. – Аза убежал и вернулся с парой рей, выбрал попрочнее, и крепко скрепил их проводом, которого в кармане хранилось в достатке. Выдернув старый ненадежный крест из могилы, воткнул в землю новый, присыпал землей и уплотнил ногой. Надел венок на новый крест и снова встал рядом с Одногодкой. Мальчик безмолвно ронял слезы, изредка всхлипывая, Аза смотрел на заросшие земляные холмики и также молча думал о незнакомых людях, которые бессовестно уши в другой мир, оставив малявку в полном одиночестве.

Несмотря на утренний холод, Аза стянул с себя майку, обернул вздрагивающие плечи мальчика, сел на землю. Одногодка услышал тяжелый вздох, как должно быть умирающий бык делает свой последний выдох, он обернулся на Азу и вздрогнул – всегда рассудительный и сдержанный, Аза не успевал утирать льющиеся по щекам соленые потоки, на фоне бледного утреннего солнца его длинные белые колыхающиеся волосинки стали похожи на нити золотой паутины, опаленная кожа на плечах, испещренная мелкими трещинами, в лучах света теперь выглядела, словно потрескавшееся дно пересохшей реки. Голубые-голубые глаза Одногодки смотрели на Азу с пониманием: в погибающем мире у всех была одна и та же печаль.

Руслан пристыжено отводил глаза, делая вид, что увлечен чтением, Аза молчал, натачивая клинки о камень для завтрашней охоты, Одногодка ковырялся перочинным ножиком в тростниковой трубке, которую срезал на обратном пути из деревни до их лагеря. В тишине редкими хлопками лопались угли костра, в щели задувал северный ветер, еле слышно, напевая гудящую песню, с улицы доносились шепот листвы и хруст веток. А в редкие моменты, когда все стихало, издали долетал механическое жужжание роботов.

Аза принялся расчесывать длинные белые волосы у огня, напевая мелодию, которая по-прежнему таила тайну своего происхождения. Глаза Руслана слипались, голова тяжелела, и сопротивляться сну уже не хватало сил, как вдруг напевы Азы приняли совершенно иной облик – музыка полилась не ровно, но мелодично, и немного пискляво, и Руслан уже подумал, что сам ветер подхватил выученные ноты напевов Азы. Когда Руслан поднял тяжелую голову, увидел Одногодку – мальчик стоял в свете догорающего костра, прижав тростниковую трубочку к губам, выдувал из нее восхитительные звуки, медленно двигал пальчиками. Музыка прервалась, Одногодка вопросительно посмотрел большими серьезными глазами на светловолосого, Аза одобрительно кивнул.

2 глава

Ремень прижимал к животу два заточенных изогнутых ножа, в оттопыренном кармане штанов лежали дротики, вырезанные вчера из тонкого алюминиевого листа, иглы Аза привязал лентой ткани к своему предплечью, голень под штаниной холодил стальной клинок без рукоятки. Аза накинул через плечо лук, в колчан добавил стрел, что говорило обо всей серьезности дела, поднял с пола приготовленный мешок с накопленным за последнее время добром. Когда он вышел на крыльцо, Руслан и Одногодка выпрямились, и Руслан отчеканил:

– Отряд прибыл и готов к службе! Какие будут распоряжения?

– Первое – я сам не знаю, когда вернусь, хозяйство оставляю на вас и поэтому надеюсь, что большая часть дома останется целой. Еще одно, все запасы в пакете на дне колодца, их хватит на ближайшие дня четыре, если конечно вы не устроите праздник по случаю моего отбытия и не съедите все до полуночи! – Аза заглянул в черные глаза Руслана. – Теперь о главном, несколько дней назад я вдел в лесу человека. Не исключено, что за нами следят. Ты знаешь, где найти все необходимое, Руслан. И еще я заметил, что собаки перестали показываться в наши края, это странно.

– Может передохли все? – пожал плечами Руслан.

– Было бы печально, будь оно так. Все же погладывай по сторонам. – ответил Аза. – Я постараюсь не задерживаться. Одногодка, сиди дома, следи за Русланом.

– Что!? – перекосило Руслана.

– Чего ты ждал, пень? – Аза потрепал нечесаные клочки волос мальчишки, подмигнул ему весело. Было что-то в этом малыше тайное, неуловимое, что заставляло испытывать к нему подобие братских чувств, хотя родственников у Азы никогда не было, и как конкретно ощущается братская привязанность, он мог только представлять. – Постригитесь, а то вшей не хватало. Посушите на солнце подушки и кресла. Если затеете стирку, никто с вас за это взыскивать не станет. Руслан, следи за водой, кажется там течь. Я пошел.

– Давай не долго! – буркнул Руслан.

Аза двинул на запад к заросшему полю. Здесь не было ни троп, ни старых дорог, только одно сплошное поле до самого горизонта, где трава достигала двух метров. Аза со своей высоты мог видеть верхушки соснового леса слева, на него и ориентировался, а если бы Одногодка зашел сюда, то обратно его вывести смогла бы только слепая удача.

Солнце продолжало свой путь к зениту, Руслан глянул вверх и решил, что до самого пекла, когда на песок невозможно будет ступить голой ногой, еще примерно пара часов. Для чего ему это, он и сам не понимал, но от отсчета времени ему становилось легче, и словно сама жизнь сдвигалась с мертвой точки. Всегда и всюду, когда они с Азой делали вылазки на мертвые пустоши разрушенных городов, Руслан мечтал найти часы, неважно будут ли они наручными или напольными. Конечно он находил их, но они были либо полностью разбиты, так, что высыпались детали при первом прикосновении, или же не рабочие.

Одногодка сел на крыльцо, достал из-под лесенки старые изношенные протертые штаны, ловко двигая ножиком, снял с провода резиновую оболочку, растрепал тоненькие рыжие проводки, натренированным движением руки чиркнул наждачной лентой по кончику одного медного шнура, и занялся починкой одежды. Руслан сел рядом, он не знал, чем можно было заняться, без Азы он терял направление, держа всегда его за ориентир. Руслан понимал нужды их спокойной жизни, но сейчас он будто потерялся, поначалу он пристально наблюдал, как Одногодка вдевал и вынимал тонкую медную нить, аккуратно приглаживая заплату, но это рутинное занятие нагоняло тоску, и Руслан заклевал носом уже через пару минут.

Одногодка закончил с брюками, бережно их свернул и положил в отдельный вещевой мешок. Руслан уже было обрадовался, что сейчас они займутся делами поинтересней, но Одногодка потянулся под лестницу, и выдернул еще партию тряпья.

Руслан закатил глаза.

– Не может быть! У тебя там что, хламохранилище? Я думал, мы погулять рванем! Хочешь, поохотиться на крыс?! – с восторгом вскрикнул Руслан. Одногодка помотал головой, не разделяя энтузиазм крысолова.

– Хочешь, сходим в твою деревню? – уже без особой надежды спросил Руслан. Мальчик задумался на мгновение и снова мотнул головой. – Ладно, портниха, занимайся своим делом. А я… я…

Руслан зашел в дом, изнутри раздался грохот и визг, потом показался счастливый Руслан, держа в руках лопату с помятым штыком. Ее короткий черенок больше подошел бы совку, ее смастерил Аза, когда утеплял пол – снизу фюзеляж давно проржавел – не представляя никакой пользы, ржавое дно и часть стены со стороны леса, покрытое дырами, хозяева засыпали землей и завалили ветками, а со стороны поляны просто сделали земляную насыпь.

Одногодка поджал губы, и что это означает, Руслан не понял. В его планах на день высветился первый пункт: сделать землянку для хранения продуктов! Воодушевившись своей гениальной мыслью, он принялся делать подкоп под развороченным носом самолета. Одногодка поглядывал на него, следил, как растет куча вырытой земли, как Руслана снаружи остается все меньше, яма углублялась, а пыл только нарастал. Вскоре Руслан выкопал целое подполье. Где и уснул.

Через два дня пути Аза ступил на грунтовую дорогу деревни, он бывал в этом поселении и раньше; однажды зимой он забрел сюда совершенно случайно, у него тогда еще не было ни самолета, ни Руслана, отогрелся в первом попавшемся сарае, где хранилось сено для скота, кое-какой сельскохозяйственный инвентарь и пара мешков с крупами. Утром его обнаружили хозяева и чуть не закололи вилами, спутав с дикой собакой. Хозяйка, низенькая морщинистая женщина, с узкими щелками вместо глаз, накормила Азу, собрала кое-что из провизии в холщовый мешок, подарила некоторые старые одежки умершего сына и отправила. Муж ее на эти сборы смотрел с равнодушием, он лишь посоветовал Азе поговорить с кем-то очень влиятельным, кто мог позволить взять себе работников, но Аза выбрал тогда свой путь.

Первым делом в этот день он решил навестить ту женщину. Во время поисков в одном доме он нашел шкатулку с блестящими украшениями, среди которых была особенная вещичка – большущая брошь с белыми круглыми камнями, и, как только он увидел ее, в ту же секунду решил подарить хозяйке сарая в благодарность.

Когда солнце погрузилось в черный горизонт, воздух смягчился и стал словно тугим, трава приятно шелестела под ногами, в шиповнике распевалась вечерняя птица, на душе было необъяснимо легко и волнительно. Шалаши и землянки на окраине деревушки остались не неизменными, если не считать растаявшего снега, то можно сказать, что ничего не добавилось, ничего не исчезло.

Аза постучал в дверь.

Долгое время спустя открыл ее недовольный хозяин. Вид его был пугающе ужасен – грязнейшая майка свисала с худых плеч, короткие драные подштанники, подвязанные широкой сальной веревкой, не скрывали синих колен, босой и измазанный копотью, он потер заросшее лицо и прокашлялся, от него воняло сгнившими рыбьими потрохами. Хозяин выпучил отекшие глаза и улыбнулся гнилым ртом:

– А! Найденыш! Помню, помню. Чего надо? – мужик почесал ребро отросшими черными ногтями.

– Я решил вас навестить. А хозяйка… ваша дома? – сдержано спросил Аза, и лицо мужика обвисло.

– Нет. Умерла она. – Безрадостно ответил тот. – Заходи, чего стоишь в дверях? – Аза миновал пустой двор, где от ворот до крыльца вместо тропинки лежали три доски, за распахнутыми дверями стояла жуткая темнота. Пахло пылью и плесенью, Аза ударился лбом о перегородку, поддерживающую потолок, и дальше шел, согнувшись вдвое.

Мужик зажег огарок свечи в заплывшем подсвечнике, сам сел на застланную грязным одеялом скамью, Азе указал на дырявое кресло. Хозяин перекинул ногу на ногу, протер лоб беспалой ладонью и медленно заговорил:

– Осенью умерла от «грязевухи». Бились над ней старухи, травами отпаивали, только измучили ее. А она лежала и ждала, когда боль уйдет из груди, стонала ночами, бредила, иссохлася, как загнанная кляча. Однажды попросила меня, чтобы я придушил ее. – Хозяин нервно дернулся. Его обтянутые кожей ключицы от тусклого света из закопченного окна выглядели мертвецкими. – Думал она бредит… А, когда холода ударили, не стало ее. Знаешь, она вспоминала о тебе. Да, жалела, что не оставила тебя тогда здесь. Детей своих мы потеряли, да и какие могут быть дети здесь? Сейчас! А ты ей уж больно приглянулся, прикипела душой к тебе, скучала. А ты вон вырос, возмужал! Пожалуй, на полметра вытянулся, здоровый какой стал!

– Это была опухоль? – прищурился Аза.

Хозяин кивнул.

– Их много было, даже во рту, мать ее дери! Редкий случай, когда человек в наших краях от простуды умирает. Опухоль, конечно. А знаешь, она долгожителем считалась! Сейчас самому старому сорок! Это сосед мой! Тоже слег недавно. Посчитали, что месяц ему остался, шишка раздулась здоровая. Примерно с кошачью голову. Пятый десяток еще за горами, а выглядит, как пень во мху.

– Да, от этого не излечишься. – печально вздохнул Аза.

Они помолчали.

– Ты чего хотел-то? – не поднимая головы, спросил старик.

– На рынок. Обменяю кое-что и уйду. – так же не глядя, ответил Аза.

– Рынок… – неоднозначно протянул мужик. – Продукты что ли нужны? Забери у меня в кладовочке все, что найдешь… Не жили богато… Аккуратней там, на рынке.

В неловкой паузе Аза окинул давящую темноту, старую лавку, крошечное окно и странное подобие печки – сложенные горкой поломанные кирпичи прятали остывшие угли. Старик предложил остаться на ночлег, Аза согласился. Ему определили вторую скамейку, что стояла тут же в темноте, Аза предположил, что это была лежанка покойной хозяйки, он положил под голову свой мешок, мужик задул свечу и улегся на свое место.

– Хорошо, что ты живой, парень. – вдруг захрипел хозяин. – Хорошо, что живой.

Аза ничего не ответил, он дождался храпа хозяина и закрыл глаза.

Утром он нашел хозяина, подвешенного к потолку в пристройке дома, рядом валялась опрокинутая трехногая табуретка. Аза видел такое и раньше, наверно поэтому и не испугался. Обрезал веревку, пытаясь не глядеть в лицо мертвецу, оттащил его на скамейку, стянул петлю с шеи и прикрыл одеялом. Мужчина казался спящим, будто если окликнуть его, он проснется и заговорит. В этот момент из-под одеяла выпала и повисла худая рука, вдруг колени Азы дрогнули, он схватил мешок дрожащей рукой и выбежал из барака.

На улице никого не было, на траве блестела холодная роса, с юга надвигались густые высокие белые облака. Донесся сорванный крик петуха, Аза встрепенулся и бросился бежать без оглядки. На первом перекрестке стояли две женщины, они обернулись на светловолосого юношу и замолчали.

– Здравствуйте, где сегодня рынок будет? – спросил он, женщины с подозрением оглядели Азу с ног до головы. Особенно их заинтересовал его кожаный ремень и высокие сапоги с железными резными пряжками, какие были сейчас не просто раритетом, а редкостью. – Я хочу к обменщику сходить.

Аза хмурясь, похлопал по полному мешку, женщины переглянулись.

– Ты откуда? – спросила одна, пряча в карман руки.

– Я путешествую! Сегодня здесь, завтра там. Так и живу! Так, где рынок-то будет?

– На следующем перекрестке налево сверни, там телеги в ряд стоят, увидишь. – Недовольно бросила женщина.

– Спасибо! – Аза махнул рукой и побежал дальше.

На рассвете рынок только разворачивался. На прилавках, стойках, бочках, голой земле продавцы выкладывали свой небогатый товар, у кого это была рыба, у кого мясо, у кого деревянные игрушки, различное барахло на тип мотков веревок и проводов. Встретилась Азе и невиданная техника, наверняка дожившая до этих лет с незапамятных времен, с кнопками и мониторами, она, конечно же, не работала. На лавку с одеждой он смотреть и не стал, подобного хлама и дома хватает, да таких продавцов вообще недолюбливают, считая их мародёрами и обитателями помоек, несмотря на то, что абсолютно каждый в жизни опробовал этот промысел на себе. Здесь ценилась хорошая обувь, не зависимо от сезона, часто спрашивали лекарства, даже просроченные на десяток лет, пользовалась спросом батарейки и любое топливо, и вообще любые носители энергии.

К еде покупатели относились ровно, поэтому нормальная коза без заметных аномальных признаков вызывала такой же восторг, как и поросший шерстью карп. Каждому жителю были знакомы последствия радиации, на двуглавых овец и пятиногих коров давно научились закрывать глаза – деваться людям было некуда. Аза слышал в разговорах, что мутация у животных проявлялась ярче и чаще, чем у человеческих существ, чего стоила одна бегающая на кривых лапах-плавниках рыба в местном пруду.

Разумеется, и люди все чаще рождались нездоровые, вот только таких детей не торопились выхаживать, возможно отсюда выросла иллюзия, что людей эта напасть обошла стороной. Люди в свою очередь мучились опухолями М17, ее называли «грязнухой» за коричневые пятна, которые появлялись как предвестники болезни. Неизбежное явление стареющего человечества. Никто не мог точно определить выскочит болячка или нет, как только человек преодолевал рубеж в тридцать лет, на него ссылалась кара в виде огромной гигантской шишки с кровавыми подтеками и желтыми пульсирующими сосудами, она могла выскочить на любой части тела, хотя чаще всего выбирала шею или лоб. Болеющие говорят, что наросты вызывают дикую боль, которая усиливается в жару, давит, душит и почти сводит с ума, поэтому все пораженные боялись наступления лета. Большинство заболевающих при начальной стадии, когда потемнение только появлялось на коже, начинали рыть землянки или уходили далеко на север, где по слухам находилось большое ущелье, и там прятались в холоде и темноте. Долго они не жили, и земляные канавы позже служили им могилами.

Аза выбрал для себя место с краю торгового ряда, уложил перед собой дощечку, чтобы выложить припасы, развязал мешок и вынул то, что лежало сверху – брошь, которую он хотел подарить женщине, имя которой даже не знал, в его немытых руках броская вещица сверкала чистыми желтыми гранями, кидая отблески на загорелое лицо Азы.

– Продаешь или меняешь? – послышался бас.

Перед ним стоял толстый бородатый мужик в шерстяном клетчатом жилете, зеленый козырек его фуражки нависал над мохнатыми бровями. За его плечом прятался худющий высокий человек в шапочке, из-под которой показывало свой край коричневое пятно на лбу. Он послушно держал большой дырявый черный зонт над головой бородача дрожащей рукой.

– Меняю. – ответил Аза.

– На что меняешь?

– На часы. Яйца и муку. Масло, соль.

– Иди к пивнушке, там спросишь Жадного, он продуктами банчит. – Словно засыпая, мямлил Бородач. – Что еще есть?

– Хорошее теплое одеяло, предлагаю керамическую посуду, ножницы и иглы, портреты, пластиковые герметичные пакеты и оружие. Ножи. Показать?

– Покажи ножи. – Мужик не проявлял должного интереса, пока Аза не вынул оружие.

Аза достал из мешка три длинных наточенных ножа, он прихватил их из покинутых домов, сделал им новые рукояти и эфесы, рисунки нанес сам. Рукоять одного украшала красивая гравировка с изображением рыбы, второй отличался массивностью и широтой лезвия, его покрывали серые переливы, третий был прост и элегантен, имел две режущие стороны, Аза нашел его в мусоре, когда охотился на птиц недалеко от самолета. Бородач заинтересовался самым большим ножом с широким лезвием, он взвесил его на ладони, рассек воздух, оценил глянцевый блеск лезвия, и после таких манипуляций многозначно хмыкнул.

– Дамасская сталь, никак? Беру его. И одеяло беру. И лук твой со стрелами тоже. – Он достал из кармана жилета несколько золотых пластин и с натянутой улыбкой, которая больше походила на оскал, протянул Азе. – Хех! Это не портреты, а церковные иконы, дурень! И откуда только такие оборвыши вылезают? Бери, на это можно корову купить.

– Корова мне не нужна, а лук не продается.

Аза заметил недовольный взгляд Бородача, зубы покупателя заскрипели, он тяжело выдохнул и отошел. За час Аза обменял почти все товары на муку, соль в коробочках, и масло в круглых флаконах, в остатках имелись маленькие иконки и нож с широким лезвием. Брошь он решил пока не продавать, спрятал ее в сапог.

Жара почти достигла своего пика, на улице пропали покупатели, а продавцы, оставив свой товар, попрятались под крыши в тень, Аза посчитал это самым удачным моментом, чтобы уйти незамеченным из деревни. И как только он упаковал свою добычу в мешок, перед ним выросли два огромных бугая, подхватили его под руки и бесцеремонно потащили по улице. Аза не стал сопротивляться, послушно поднял ноги над землей, чтобы не портить сапоги, и ждал, когда его принесут к месту.

Его отпустили в тенистом местечке, где мирно разговаривали мужики, выпивая забродивший квас. Знакомый Бородач сидел у стены, скрестив руки на груди, за его спиной стояли крепкие молодцы с дубинками наперевес. Азу бросили на пол перед Бородачом с такой силой, что Аза проскользил по доскам, от удара банки с маслом разбились.

– Руки повырываю! Ты чего добро на говно переводишь? – заревел бородач на своего здоровяка. – Год ты это масло теперь отрабатывать будешь, осел!

Бородатый откинулся на спинку стула и к Азе обратился немного спокойней:

– Если я даю золото, то от него может отказаться или дурак, или смертник. Ты кто? – он снял кепку с лысой головы, протер плешь белым платочком. – Лук и стрелы сюда! И весь мешок его!

Проворный детина подскочил к Азе, шустрый, как хорек, выполнил задание и вернулся к хозяину. Толстой рукой бородач переложил из мешка нож в свои ножны, стрелы его помощники сложили в другую сумку, лук оставили на столе, продукты унесли. С топотом по лестнице вбежала женщина, та, что он встретил на перекрестке, подбежала к бородатому, перебирая подолы у длинных юбок.

– Это он! – Заголосила она. – Борода, это он! С белыми волосами! Его же ни с кем не спутаешь! Вышел из дома бедного…!

– Не кричи! Кто ты? Как зовут? Откуда появился? – Бородач встал. – Подумайте, иконы портретами назвал. Ха! Как вам? Выходит, что он иконок отродясь не видал. Тебя волки в чаще выкормили?

Аза попытался встать, а Борода поставил ему на голову большущую ногу, и плотно прижал к полу.

– Я путешествую от города к городу, что найду – меняю, что обменяю – пригодиться. Хожу по дорогам, ночую в лесах, охочусь на дичь, так и живу! А золото мне ни к чему, потому что его не разменивают нигде. И в лесу оно не приг…

– Хорошо выучил! – Рявкнула на него женщина. – А брошь, что видели у тебя – откуда она? Украл! Краев мертвый у себя дома лежит, час назад нашли его, а ты из его дома сегодня вышел! Уж я-то видела!

– Вы же не поверите, если правду скажу. – усмехнулся Аза.

Толстяк велел говорить.

– Здесь, в деревне, жила семья одна. В прошлом году, когда я мимо проходил, приютила меня хозяйка на ночевку. А вчера пришел я навестить добрую женщину, а муж ее говорит, что умерла она. Так хозяин передал мне от нее эту вещицу на память, а утром и сам концы отдал! Лег спать и не проснулся!

С губ Азы потекла кровь.

Бородач убрал ногу:

– Синие узоры от крепкого сна на шее не появляются. Запереть парня до вечера!

Огромные лапы схватили Азу за косу, руки заломили за спину, связали веревками и оставили в душном сарае вместе со скотиной. Аза лежал на спине, приходя в себя, и ждал, когда стихнут голоса.

От досады и боли у Азы выступили слезы.

За стеной шуршало сено, и тихий голос тонул в его хрусте.

– Эй, ты, путешественник! Говорят, что ты нашего убил!

Когда глаза привыкли к темноте, Аза огляделся. В стойлах стояли три белых овцы, в стороне мирно жевала сено коротконогая гнедая кобыла.

– Эй, путешественник! Ты живой?

– Кто ты? Что тебе нужно? – отозвался Аза.

– Если я помогу тебе сбежать, ты возьмешь меня с собой? – Кто-то стоял на улице у сарая, по шепоту невозможно было понять мужчина это, женщина или ребенок.

– Отвали! Если скучно – заведи собаку! – Аза дрыгал ногами, пытаясь сбросить путы с щиколоток.

– Глупо отказываться от помощи, положение твое бедственное! Возьми меня с собой! – Умолял голос.

– Нет. Отстань! – отрезал Аза.

– Я выпущу тебя, если ты пообещаешь взять меня с собой!

– Это не забава! Ты думаешь я в замке у моря живу? На меня каждый день нападают звери, зимой холодно, а летом я сгораю в пекле! Каждый день рискую жизнью, и пытаюсь выжить. Тебя спалит солнце в первую же неделю, а во вторую ты будешь просить отвести тебя обратно! Слушай, что тебе говорят… А вот доброе дело совершить, у тебя еще есть время! Выпусти меня.

– У меня нет родителей! Меня нашли в поле, и я не помню, как попал сюда. Здесь я помогаю хозяйке убирать зал, за это она меня кормит и позволяет жить в ее подвале. Иногда бьет и ругает…

– Тебе достанется, если будешь сидеть здесь. – Аза испугался, что человек за стеной останется его караулить и не даст ему сбежать.

– Вообще люди местные не жалуют меня…

– Это я понял! Что со мной сделают? – Аза освободил ноги, встал на колени и посмотрел в щель между досками, солнце садилось, красноватый свет чертил решетку на соломенном полу конюшни. Время истекало.

– Было такое недавно. Мужичка одного казнили, горло перерезали. Он ножи продавал, так его его же ножами и кончили! А ты что продавал? – голос звучал все громче.

– Всякую ерунду, много всего. – Обреченно крякнул Аза и изо всех сил потянул за провода на запястьях, но они не поддавались. Аза прогнулся так, чтобы его коса достала до связанных ладоней – там он прятал короткий размером с палец тонкий нож, завязав его лентой к волосам, но ничего там не оказалось.

– Борода у нас с фантазией! Не исключено, что тебя одеялом удушат! – голос прозвучал так, словно от этой новости Аза мог вздохнуть с облегчением. – Бежим?

– Почему один не убежишь?

– Если бы я знал, откуда я, где мой дом, я бы сбежал. Только идти некуда! Возьми меня с собой! Будем вдвоем бродить по лесам, и стрелять по белкам! Я тебе пригожусь.