Дебаты под Martini
Упомяну и Джеффри Нормана, давнего моего коллегу и приятеля, еще со времен нашей службы в «Эсквайре». Теперь он старший редактор в ИФГ. Мы с Джеффом порой устраиваем «летучки» по три-четыре раза на дню, и всякий раз я ухожу из его кабинета преображенный, обогатившись еще одной каплей мудрости и целой канистрой спокойствия. Долгие годы Джефф оказывался моей первой жертвой, именно его я изводил чтением почти всех собранных под этой обложкой опусов. Мне нечем отплатить этому великомученику за его подвижничество. Я могу лишь сказать: «Ладно, бери еще две недели отпуска и поезжай в свою Новую Зеландию».
Книгу я посвящаю маме и папе. Вообще-то я собирался посвятить им первую же свою книгу, но пока я ее писал, погиб Джон Леннон, и я, естественно, посвятил ее Джону. Вторую я тоже хотел посвятить им, но тут меня угораздило жениться, и я посвятил ее Люси. На третьей заболел мой друг Реджи Ступс, и я пообещал, что обязательно посвящу ее ему. Мало-помалу подоспела четвертая, но они как раз тогда со мной не разговаривали – в приличных семьях такое случается, даже в очень приличных. Довести ее до публикации мне тогда здорово помог мой друг Джон Тирни, и я был просто обязан посвятить ее ему. Потом мы с Джеймсом Макгиром написали пьесу об Эдмунде Кэмпионе[12], а ее взяли и напечатали. Я сразу вспомнил о своем должке, но тут в Сальвадоре отправили на тот свет семерых пастырей-иезуитов. И я, разумеется, почтил посвящением их.
На этот раз никаких «но». Книга будет посвящена родителям, в знак благодарности и любви, только им. Даже если до ее выхода кто-нибудь (не важно кто) получит пулю в лоб или заболеет раком. Да, только маме и папе. Ведь это они смеялись над моими первыми сатирическими шедеврами.
Вашингтон, Ди Си
15 мая 1996 г.
P.S. Часа через три после того, как я отправил книгу в издательство, скончался мой близкий друг, Ричард М. Кларман. Мои родители так долго дожидались моей признательности, что я ни за что не отступлю от своего решения. Если бы не этот обет, книга эта была бы посвящена Дику и его жене Ширли, которые стали мне вторыми родителями.
Аперитивы
Гостеприимный ад
С тех пор как семейка наша обретается в Вашингтоне, где летом – сплошная маета и духота, мы с женой, схватив в охапку детей и пса, уезжаем на это время поближе к прохладе, в Мэн[13]. За это бегство мы вынуждены расплачиваться: а) тем, что нас дразнят ярыми республиканцами, б) тем, что все разом вдруг решают нас навестить. В этом сезоне чудовищная жара спровоцировала бум визитеров, как старых друзей, так и новых, и я уже успел постичь одну непреложную истину: самые прекрасные слова в английском языке – «старик, ты похудел», а самые ужасные – мы сможем погостить всего недельку".
Заранее прошу прощения за неточности и корявые фразы. Доводить их до кондиции абсолютно некогда, сейчас я должен мчаться в Бангор, в аэропорт, чтобы через час подобрать новоприбывших, а по пути мне нужно заскочить в прачечную, запихнуть в автомат двадцать фунтов грязных простыней и наволочек только что отбывших. Люси, жена моя, заберет их потом, только она сейчас уже в Эллуорте, закупает не содержащие аллергенов грубые корма, которыми питаются новые гости. Какая жалость. Потому что у меня уже совсем готовы записки для справочника «Гости Северно-Восточных районов Америки, их виды и повадки».
1. Гости заморские, из неанглоязычных стран (Доместикус хроникус гельветикус[14]). Визит особей этого вида обычно совпадает с приходом циклона, когда неделями льют дожди и висят туманы, лишая их возможности активных игр на свежем воздухе и вынуждая постоянно тесниться в единственной нашей гостиной. Признаки депрессивного синдрома скуки начинают проявляться к вечеру четвертого дня, когда в разговоре все чаще мелькают фразы типа «А сколько братьев и сестер у второй жены вашего брата?», «И сколько же им лет?». Или: «Каковы основные отрасли промышленности в кантоне Аппенцель?»
2. Гость(я), склонный(ая) к травмам (Доместикус хроникус ломакос-и-синякос). Этот вид чаще всего попадается среди любителей спорта. Один такой «ломакос», прикативший к нашим приятелям только на выходные, ухитрился сломать лодыжку, вяло перебрасываясь с кем-то детской «летающей тарелкой». Визит растянулся на восемь дней, что потребовало некоторых жертв. Во-первых, хозяйская спальня (на втором этаже) была переоборудована в больничную палату, во-вторых, пострадавший круглосуточно что-то требовал.
Особенности ухода за типичным «ломакос»:
Раз уж вам придется трижды в день кормить пострадавшего, и скорее всего прямо в кровати, не упустите шанс ввести в рацион кое-какие добавки. Таблетка хальциона (другое его название – «триазолам» или «такие голубенькие овальные»), тщательно растолченная и подмешанная в пишу, наверняка снизит чрезмерную живость лежащего, но советуем все же предварительно проконсультироваться с врачом – на предмет индивидуальной переносимости транквилизаторов.
3. Гость-безналичник (Доместикус хроникус британникус-журналистикус). Его легко распознать по характерному восклицанию: «Черт, я, наверное, оставил свой кошелек в конторе». В летний сезон «британникуса» чаще всего можно встретить на восточном побережье, но он способен появляться где угодно и когда угодно, как правило практически без предупреждения. Второй характерный возглас: «Вы не могли бы обналичить мой чек?» Тут надо быть очень осторожным, так как предложенные «чеки» часто оказываются родом из весьма экзотических и никому не известных банков. Ну, например: «Второй банк острова Аран», или: «Union de Crfldito Agncola de Uruguay».
4. Гость-телефономан (Доместикус хроникус оптиковолоконникус-заезжатус). Ближайший родственник «британникуса», опознать его можно по типичному вопросу, задаваемому прямо с порога – «Я позвоню, хорошо?», и по бодрой ухмылке, которую сопровождает фраза: «Буквально две секунды», – по мнению хозяев, абсолютно бесстыдная. Кроме маниакальной привязанности к телефону, «заезжатусу» свойственна еще одна неприятная повадка. Мне рассказывали, что некий хозяин дома едва не слег с сердечным приступом – после того, как гость так заорал в трубку, словно напрямую хотел докричаться до заокеанской телефонистки: «Владимир? Да-да. Жду-жду, высылай». В другой раз этот бедолага случайно услышал: «Кисуля, не переживай, мы болтаем всего часа полтора».
5. Гость-компьютероман {Доместикус хроникус файлус-стиракус). Набор ключевых фраз для идентификации: «Неохота мне никуда тащиться, черт с ней, с природой», и тут же: «Сколько в вашем компьютере мегабайт? Мне все пригодятся». (Внимание! По рассказам очевидцев, проведя час за компьютером, «файлус-стиракус» часто подходит к хозяину и с недоумением говорит: «Не понимаю. По-моему, у него в памяти вообще ничего нет».)
Вообще-то гостей мы любим. Они славные ребята. Если кому-то из них попадется на глаза этот рассказик, пусть не принимает его на свой счет. Да, дорогие гости, это все не про вас. Это про тех, кто приезжал через неделю после вас.
Дебаты под мартини
Они вдвоем пришли ко мне домой. Мы приготовили им по порции мартини. И они быстро нашли общий язык.
Том Брокоу, интервью в "Нью-Йорк таймс ", в котором он предложил оригинальный вариант предвыборных дебатов Брокоу: Господин президент[15], губернатор[16]… благодарю за оказанную мне честь. Жаль, что мистер Перо[17] отказался, но он у нас известный трезвенник… Какой будем пить мартини?
Буш: Очень сухой, с фруктами и льдом.
Клинтон: А. мне лучше бы пива, спасибо.
Буш: Bay! Да ну его, этого вашего Миллера [18]. А я-то думал, мы пропустим сегодня стаканчик-другой мартини.
Клинтон: Я вырос в городе под названием Хоуп, там пили кукурузный ликер. Джин водился только в сельских клубах.
Буш: Лично я не стал бы начинать с сельских клубов… если бы меня так мордовали за членство в одном прорасистском клубе, «только для белых». Понимаете, на что я намекаю? Хе-хе-хе.
Клинтон: Я никогда не был его членом. Ну да, возможно, сыграл пару раз в гольф с некоторыми бизнесменами, чтобы немного их расшевелить и настропалить. Без трастовых компаний нам не справиться с инвестированием в местные инфраструктуры, сами понимаете…
Брокоу: Как вам приготовить мартини, губернатор?
Клинтон: В пивном стакане. Оливки – отдельно. У вас есть орешки или соленые крекеры?
Буш: Что за дела? Решили заодно подкрепиться?
Клинтон: Знаешь, Том, я даже под градусом руковожу лучше, чем он – трезвый. Впрочем, я еще никогда крепко не напивался.
Буш: Замнем эту щекотливую тему. Впрочем, я даже рад, что речь зашла об орешках. Думаю, каждый гражданин нашей чудесной страны хорошо помнит мистера Орешка[19] с Великих равнин, конечно, больших высот он не достиг[20], ну а что вы хотели от земляного ореха?
Брокоу: Это ваше кредо, сэр?
Буш: Безусловно. Ммм. Я бы выпил еще. Только мне поменьше вермута и побольше джина.
Клинтон: Спасибо, Том. Во-первых, мы с Альбертом Гором[21] убеждены, что для теперешней Демократической партии – партии неонового курса – пришла пора менее резких, то есть смешанных, напитков. Поэтому выпью-ка и я еще стаканчик. Во-вторых, мне очень приятно общаться со столь масштабно мыслящим коллегой, истинным знатоком географии и биологии, который так ярко и самобытно охарактеризовал одну из наших основных сельскохозяйственных культур. Ну, и в-третьих, можно мне еще оливок? Кстати, в Арканзасе мы энергично сотрудничаем с садовыми обществами – боремся с вырубками оливковых лесов.
Буш: Вот спасибо. Ммм. Так гораздо вкуснее. Можно бы и покре… то есть посуше, но и так нормально. Кстати, хотелось бы спросить у губернатора, что он обычно пил, когда был студентом Оксфорда, во время войны с Вьетнамом. Пиво «Призыв»[22] ? Отвечайте, адвокат[23], порадуйте популистов!
Клинтон: Сколько можно! Опять про Вьетнам, про повестки в армию. Сегодня у меня на повестке – никаких повесток. Можно еще стаканчик, с оливками?
Буш: Знаешь, Том, когда я на фронте служил своей Родине, япошки подбили мой самолет – факт, видимо, проскочивший мимо ушей губернатора Элвиса[24]. Так вот, я барахтался, как пес, в кишащем акулами море, да, как мокрый в стельку спаниель. И мне было совсем невесело, совсем. Знаешь, о чем я постоянно думаю? О том, о чем этот малый и некоторые другие предпочитают не упоминать, совсем – о Б-о-г-е. Как представлю, что могло быть, и сейчас берет дрожь. Поэтому срочно нужно согреться. Мне бы еще. От одной мысли о том, как я падал, тянет хряпнуть.
Клинтон: Эх, Том, как-то совестно пить даже пиво, когда в стране столько обездоленных и люди не могут купить себе джина. Немцы и японцы обошли нас – и намного – по количеству выпитого джина на душу населения. А кстати, у японцев вообще самый высокий показатель в мире по потреблению джина с вермутом.
Буш: Кажется, последний из наших Диберальных Лемократов – заглавная "Д" и заглавная "Л"[25], – тоже не любил мартини.
Клинтон: Это вы любитель всякой дряни. Ладно, еще по одному. И сунь туда оливок, зафигачь побольше, Томми.
Буш: Просто потряси бутылку с вермутом над стаканом. А пробку лучше вообще не вытаскивать. Рецепт от дядюшки Герби[26], фирменный. Так на чем мы остановились? Что-то я потерял нить, вошел в штопор.
Клинтон: Исайя Берлин[27] говаривал, что Элвис Пресли похож на барсука, а Хэнк Уильям[28] на лисака… мм… то есть на лиса.
Буш: Берлин – великий город. Стена. Ее снесли к чертовой матери. Но там я не видал никаких лис. А барсуков и подавно. Да. Вот спасибо, Том. Вот это я понимаю, мартини. Горбачеву нравился именно такой. Думаешь, как я его убедил завязать с коммунизмом? Верно, дал ему выпить мартини по этому рецепту. Горби от Герби. И хорошо сработало.
Клинтон: По части ликвидации стен немцы нас здорово обогнали. Потому что этот слабак Куэйл[29] четыре года… Пора домой, не знаю, кто сядет сейчас за руль, лично я точно не сяду. Но я договорился с Элом Гором, он будет моим шофером. Я человек предусмотрительный.
Буш: А знаешь, кто лиса-то? Твоя Хиллари, настоящая лисичка. С обручем на голове, очень мило. Типпер[30] – та скорее барсучка, но все равно хорошая баба.
Клинтон: Алло, а нам разве не полагается присутствие телевизионщиков?
Буш: Не переживай, рог favor[31]. Тут все было устроено как надо, по последнему слову техники. Так что не плачь обо мне, Босния-Герцеговина[32]. Знаешь Том, должен сказать, это отличная идея. Под мартини. Теперь я знаю, как сделать дебаты наиболее конструктивными.
Образование без сантиментов
Школа Св. Эвтаназиуса, Председателю приемной комиссии
Пишу вам от имени моего крестника Лоутона, желающего поступить в ясельное отделение, на нулевую ступень. В свои два с половиной года он успел достичь потрясающей интеллектуальной зрелости и продемонстрировать горячий интерес к геологии. Не далее как вчера я имел удовольствие наблюдать, с каким терпением и азартом он исследует содержимое песочницы. Я спросил, что он делает, и этот удивительный малыш протянул мне кулачок, полный песка, и очень уверенно произнес: «Песёк!».
КУРСОР НАЗАД – СТЕРЕТЬ
Я знаю Лоутона практически всю его жизнь. При первой же нашей встрече – а произошла она в тот день, когда его привезли из роддома, – я был потрясен его невероятным умом… В самом деле умница, ни разу на меня не срыгнул…
КУРСОР НАЗАД – СТЕРЕТЬ
Лоутону всего два с половиной года, но он успел понять в этой жизни больше, чем любой трехлетний. Совсем недавно, летом, он ездил на недельку в Ричмонд – к бабушке и дедушке. Когда я спросил его, как ему понравился Ричмонд, он ответил… «Литьмонд! Бяка!»…гм, что он с гораздо большим удовольствием побывал бы там до войны[33].
КУРСОР НАЗАД – СТЕРЕТЬ
Чем-чем, а крестниками меня судьба не обидела. Но никто из них не был в два с половиной года таким хватким, как Лоутон, я бы даже сказал – цепким. Никто так дерзко и настойчиво не осваивал окружающую среду. Приведу типичный пример. Как-то дал я ему деревянную резную шкатулочку – поиграть, и что вы думаете? Этот пострел мгновенно сообразил, что крышка захлопывается… сунул внутрь пальцы и шарахнул по ним крышкой, – теперь я совсем не уверен, что из него выйдет хороший пианист…
КУРСОР НАЗАД – СТЕРЕТЬ
Лоутону только два с половиной годика, а он уже регулярно радует близких незаурядными талантами, в том числе и хорошим музыкальным слухом. Почитав любимую книжку… точнее, пожевав ее… он с удовольствием усаживается на колени к няне, по-видимому успевшей научить его азам разговорного литовского, что лишь подтверждает редкие лингвистические способности ее питомца. Держа этого маленького гения на коленях, она садится за пианино, и он самозабвенно наигрывает свои любимые песенки… так колотит по клавишам кулаками, что собака от ужаса льет прямо на ковер… мелодии их очень просты, но сколько экспрессии! Редкое качество, учитывая возраст исполнителя.
КУРСОР НАЗАД – СТЕРЕТЬ
Позвольте мне рассказать об удивительном юноше по имени Лоутон.
ВЫДЕЛИТЬ СТРОКУ – СТЕРЕТЬ
Лоутон совсем не похож на нормального ребенка двух с половиной лет.
ВЫДЕЛИТЬ СТРОКУ – СТЕРЕТЬ
Ну что же рассказать вам о Лоутоне? Что в свои два с половиной года он успел ознакомиться с трудами Стивена Хокинга?[34]
СТЕРЕТЬ-СТЕРЕТЬ-СТЕРЕТЬ
Лоутон! При одном звуке этого имени душа моя наполняется уверенностью в том, что за будущее страны теперь можно не волноваться.
СТЕРЕТЬ ВСЕ
Ради Христа, чего вы от меня хотите? Лоутону два с половиной годика. Всего. Он совсем маленький, его еще возят в коляске. Он ребенок. И делает то, что делает каждый ребенок в его возрасте: крутится, вертится, плюется на ваш новый фирменный шелковый галстук, сует пальцы в розетку, дерется с другими детьми, пытается подпалить собачий хвост, глотает острые предметы, падает с лестницы, как только родители затевают званый обед, забирается в перепачканный сажей камин, а потом ползает на четвереньках по новому «ковровому покрытию». Что вы надеетесь от меня услышать? Что он – единственный ведущий телепередачи из Музея Уитни?[35] По-моему, такие заведения, как ваши, – это полный идиотизм, так и знайте.
СТЕРЕТЬ
ОТКЛЮЧИТЬ КОМПЬЮТЕР
ОТМЕНА КОМАНДЫ
С удовольствием напишу вам несколько слов о своем крестнике Лоутоне. Поскольку сейчас ему всего два с половиной года, то могу лишь сообщить, что это вполне нормальный, жизнерадостный, смышленый и ухоженный малыш. Вшей у него нет точно. По-моему, вполне подходящая кандидатура для вашей школы. Его родители
СТЕРЕТЬ
Родители Лоутона, как вы уже, вероятно, знаете из их заявления, имеют совокупный доход более четырехсот тысяч долларов в год, причем существуют весьма реальные перспективы дальнейшего роста. И это еще не считая различных прибавок, помимо, так сказать, «основных дисциплин» (ха-ха). Но из недавнего разговора с ними я понял, что «побочных» в этом году набежит тысяч сто– сто пятьдесят. И еще: будучи примерными членами епископальной Англиканской церкви, они выплачивают церковную десятину и, как я совершенно случайно выяснил, предпочитают жертвовать свои деньги на нужды образования.
СОХРАНИТЬ
ПЕЧАТЬ
Подслушаем голос королевской крови
Как настойчиво уверяют достоверные источники, в 1989 году специальные агенты МИ-5 – особого отдела службы государственной безопасности – производили записи телефонных разговоров принца Чарлза и Камиллы Паркер-Боулз. И еще намекают на то, что якобы существуют пленки, не имеющие прямого отношения к проблемам госбезопасности.
"Пипл ", 1 февраля 1993 г.
Чарлз: Глэдис?
Камилла: Фред! Дорогой, я целый день не отхожу от телефона.
Чарлз: Никак не мог вырваться. Они заставили меня… Боже, если меня еще раз погонят «инспектировать» очередной чертов молочный завод, пусть катятся к черту, пусть Уилл[36] забирает этот чертов трон.
Камилла: Ах, дорогой, это несправедливо, – заставлять тебя так перетруждаться.
Чарлз: Черт! Теперь я месяц не притронусь к этому чертовому молоку, это уж точно.
Камилла: Хочешь знать, в чем я сейчас?
Чарлз: «Инспекционные поездки»! И что я, спрашивается, должен был искать? Бациллы, завезенные из стран третьего мира? Споры сибирской язвы? Проверять, чистые ли ногти у этих чертовых молочников?
Камилла: В новых сапогах для верховой езды, на них пока ни одной складочки. Лежу любуюсь.
Чарлз: Это, конечно, гораздо приятней, чем мои развлечения. Завтра они гонят меня на эту чертову птицефабрику, вставать в черт знает какую рань – в семь пятнадцать, черт бы их всех подрал!
Камилла: А я все вспоминаю нашу последнюю встречу и то, как…
Чарлз: Что – как? Ты знаешь, как пахнет на этой чертовой куриной фабрике? О, боже, не представляю, как они могут там вообще находиться, в смысле – работники. Я потом наверняка месяц не притронусь к этой чертовой курятине, это уж точно.
Камилла: Дорогой, мне так больно слышать, что ты в таком состоянии…. Почему бы тебе сейчас же не сесть в «рэндж-ровер»? Не пройдет и часу, как я дам тебе… чаю.
Чарлз: Чаю с бабой? (Смеется.) Прости. Я хотел сказать, с ромовой. Не искушай. Они снова будут трубить о том, что я преступил эти чертовы нормы морали, развопятся, это как пить дать. Тоже мне «Армия спасения». Так что прошу тебя, не подвергай искушению мою мораль. (Фальшиво напевает мелодию псалма «Мы собрались у Реки», неумело подражая саксофону.)
Камилла: Мне сейчас так одиноко, со мной только мои сапожки.
Чарлз: Так ты дома одна? А где же твой Страж с серебряной пикой?
Камилла: Где-нибудь тут околачивается. Все-таки это замечательно – иметь большой дом, по крайней мере можно друг на друга не натыкаться. Но я имела в виду другое: мне без тебя так тоскливо, так пусто. Когда тебя нет, меня преследует ощущение пустоты…
Чарлз: Погоди! Сейчас я тебе расскажу, где настоящая пустота. Внутри ее черепа. Вчера вечером попытался растолковать ей, почему вся эта чертова современная архитектура – дрянь, архидрянь, черт знает что такое. Но с таким же успехом можно было объяснять основы фермерского хозяйства этим чертовым придуркам на острове Пасхи. «Тук-тук, есть кто дома?»
Камилла: Ах, дорогой, представляю, как ты расстроился.
Чарлз: А потом она заявила, что собирается покончить с собой.
Камилла: Как? Опять? Ножиком для чистки лимона?
Чарлз: Нет, половником. Для супа. И на этот раз она настроена решительно.
Камилла: Нет, я никогда не понимала, в чем прелесть таких фантазий.
Чарлз: Замечательно, ну и хватит об этом.
Камилла: Кстати о половнике… угадай что стоит у меня на столике? «Мармайт»[37] – большая банка.
Чарлз: Ммм. (Слышно, как он причмокивает и облизывает губы).
Камилла: Прекрати, ты же знаешь, как это на меня действует.
Чарлз: Сколько сейчас времени? Я, пожалуй, пошлю эту свою придворную
«Армию спасения» куда подальше… (Щелчок, слышно, как набирают номер.) Где ты?
Камилла: Ау-у. Я ту-ут, у телефона.
Мужской голос: О, простите, миленькие мои.
Камилла: Эндрю, я же сказала, что я у этого чертова телефона.
Эндрю Паркер-Боулз: Ясно, можешь не оправдываться. Это Чарлз?
Высокий, чуть гундосый голос: Нне-ет. Это… «Уилтшир телеком».
Эндрю: Кто-кто?
Тот же гундосый голос: Телефоннная компаннния. Нам сообщили, что нне-лады на линннии. Поломммка.
Эндрю: Неужели? Как странно.
Камилла: Эндрю, ты повесишь наконец трубку? (Звук швыряемой трубки.)
Чарлз: О, боже, чуть не влипли.
Камилла: Дорогой, тебя спасло само небо, разбудив вдохновение.
Чарлз: Да я, собственно… ты думаешь?
Камилла: Ты был великолепен. Он даже ничего не заподозрил.
Чарлз: Отличный малый. Мама права по сути – он вечно в миноре.
Камилла: Алло-алло? Считает его сутенером?
Чарлз: В миноре он, переживает. Нам действительно пора купить этот чертов мобильник с этим… как ты говорила? … С вибратором, то есть с вибро-чер-товым звонком. Так на чем мы остановились?
Камилла: На том, что ты мечтаешь намазать меня «Мармайтом» – всю-всю! – и (щелчок в трубке) – Эндрю! Я еще не закончила разговор! Алло-алло! Не пойму, что это было.
Чарлз: Чертовы загородные телефонные линии.
Мода как краеугольный камень истории
1 000 000 лет до н.э. В крохотной набедренной повязке на экране появляется Рэкел Уэлч[40], вызывая всеобщий подъем. Так возник Homo erectus[41].
3500-3001 до н.э. На Среднем Востоке ткут полотно.
1000-901 до н.э. В Израиле появляется долгополый халат-кафтан.
800-701 до н.э. Ассирийцам надоело ходить в своих слишком узких рубахах, они напали на израильтян и отобрали у них кафтаны. Ассирийские женщины стали одеваться так же, как ассирийские мужчины.
700-601 до н.э.: Ассирийские мужи, устав от насмешек вавилонян над тем, что они носят то же платье, что и жены, разрушили Вавилон и, дабы окончательно утвердить свое превосходство, изменили русло Евфрата и затопили город.
600-501 до н.э.: Изобретены пра-праджин-сы (501) – в местечке, где теперь расположен Сан-Франциско. Афинский тиран Писистрат узурпирует демократические завоевания Греции и возвращает права женщинам. Гречанки начинают носить короткие мужские хитоны, но от длинных моделей не отказываются, дабы в нужный момент придать своему облику дразнящую сексуальность. Эта женская уловка сохранилась до наших дней.
501 до н.э.-500 н.э. Эра балахонов, напоминающих старые мешки для зерна. Существует множество теорий относительно того, что же точно означало выражение «Римский мешок» в далеком 476 году. По одной из них, тут зашифрован захват Рима всеядным «готом» Одоакром[42], когда все награбленное рассовали по мешкам. Но, судя по новым данным, «Римским мешком» могли называть неуклюжую и безнадежно отставшую от моды жену Ромула Августула: это ехидное прозвище придумал один лихой преторианский гвардеец.
540-553. Половина населения Европы гибнет от чумы. Византийская императрица Феодора пытается поднять дух своих подданных, введя моду на белые платья, пурпурные мантии, золотое шитье, диадемы и остроносые туфли, – предвосхищая эру миссис Рейган. Византийский историк и собиратель сплетен Прокопий в своей сенсационной «Тайной истории» недвусмысленно намекает на то, что Феодора до свадьбы с императором Юстинианом Первым была актеркой и гетерой. Поистине она стала достойным примером для подражания многих будущих поколений хозяек светских салонов.
554-1000. Черный цвет снова в почете! Подолы стянуты на уровне щиколоток – дамы заранее готовятся к возможному завоеванию Европы мавританцами.
1000. Подолы предусмотрительно распущены и спущены до самого пола – на случай обещанного Конца Света и Судного дня.
1250. Гвоздем сезона становятся шляпы. За пленного Людовика IX[43] сарацины потребовали восемьсот тысяч золотых монет либо (!) фургон французских шляп на ту же сумму.
1253. В Англии начали производить полотно, спустя всего-то 4753 года после появления его на Среднем Востоке.