Киберклан 90.200.10. Книга 1: Сабаи

Забравшись подальше, мы ещё некоторое время приноравливались к катанию на этом полубезумном звере и единственный аспект, который не удалось охватить в тот день – это стрельба с площадки. Учебные винтовки на борту имелись и даже отдачу имитировали, но выстрела как такового не происходило. Поэтому мы просто моделировали различные ситуации как, например, спешивание на полном ходу (мордой в пыль в моём исполнении и в позе мешка с мусором – Хулуд). Немного побаловались с магнитным зацепом, когда трос костюма вытягивается во всю длину, набрасывается на площадку пролетающего мимо челнока, после чего нужно подпрыгнуть с ускорением и повиснуть в свободном полёте, плавно подтягиваясь на тросе к площадке. На словах – раз плюнуть. На деле – попробуй сделать это, когда челнок скачет как блоха. У Хулуда вышло сносно, но приземление жестковато. Я – на том же самом месте и с той же скоростью движения – дважды шваркнулся о землю, пересчитал задницей все кочки на дороге, прежде чем как следует оттолкнулся и проделал манёвр. Водные лыжи без воды. К концу занятий у меня болело всё, что ниже поясницы. Плюс руки. И зверски чесался нос всю вторую половину дня. Не хватало сантиметра, чтобы потереться им о стекло или внутреннюю сторону шлема. Он был спроектирован так, чтобы невозможно было сломать себе что-то при ударе, и контакт со стенками попросту исключался.

День пролетел незаметно. В роту вернулись перед самым отбоем. Обратная дорога на Торро уже не казалась чем-то ужасным. В половине случаев я успевал подпрыгнуть в такт, поймал волну и чувствовал себя отлично – в моральном плане, разумеется.

Пара минут в очистительной камере (вода на Кибере, как и многих других колонизированных планетах Совета – ресурс довольно редкий), вечернее построение в состоянии полусна, команда отбой и вот я уже сплю без задних ног.

А потом наступили мои первые выходные в Гвардии. После традиционных утренних сборов нам дали капельку свободного времени. Можно было заниматься всем, что душа пожелает, в рамках устава и в пределах Корпуса, занимающего три этажа станции. Целых пять минут я блаженно валялся на футоне и болтал по нейролинку с Сифри. Та жаловалась, что прошла уже неделя, а я до сих пор не запустил её удалённую точку доступа. На этом свободное время кончилось, ознаменовавшись громким взрывом в общем зале. Это открылся спортзал. По команде ротного, к креплениям дверного модуля заложили точечные микрозаряды и вынесли всё к чертям собачьим. Оказалось, что в тренажёрке тоже полно различных запчастей от челноков и несколько штабелей электроники, причём не чьей-то, а отряда Браво, кто бы мог подумать.

Нанобот с Зорким глазом мигом бросились на ликвидацию, не дав посторонним даже приблизиться к ящикам. Затем вся рота занялась возвращением на место спортивных снарядов. Последним расположение роты покинул ремонтный островок. Несколько возвращённых экзоскелетов на дистанционном управлении собственноручно унесли отбракованное оружие и другие железки в ремонтный док ангара. Лишь Кроха и сборочный верстак продолжали мозолить глаза майора Голдвинга. Он приказал нам избавиться от этой рухляди до понедельника.

Циклоп пытался возражать, напирая на то, что Кроха – часть проекта по модернизации челноков, курируемый вышестоящими инстанциями.

– Да хоть подлежащими и, блин, сказуемыми! – рявкнул Голдвинг, – Ковыряйтесь со своей бандурой хоть в открытом космосе, но не здесь. У вас два дня.

И Лоуренс объявил спешную передислокацию.

– Но сначала надо кое-что доделать, пока мы здесь.

Он с Пьером занялся оснасткой автотурели, заменив почти всё содержимое башни, а вместо крышки приладили нечто похожее на огромную слегка выпуклую линзу. Всё это время она подпирала стенку в нашем кубрике, и я думал, что это какая-нибудь увеличительная призма Зоркого глаза. Но нет. Что это и для чего конкретно нужно – Циклоп не объяснил, да времени и не было вникать: Голдвинг злобно поглядывал на нас из канцелярии и шевелил усами как недовольный жук.

– Майор – свой мужик, – сказал Нанобот. – Но лучше его не злить. Подналяжем, парни.

Мы прибрались в кубрике. Пьер решился избавиться от части своего приданого. Разумеется от самой малой. Что-то перекочевало в небольшие ящики под верстаком, что-то в подпространственную тумбочку. Некоторые детали он выменял у чуваков из других отрядов на точно такое же барахло. И только самое бесполезное и непригодное мы отгрузили в цех переработки, на несколько уровней ниже ангара. Вскоре челнок красовался с призматической линзой вместо крышки на турели. Башня больше не вращалась, пушку демонтировали. Челнок стал напоминать подводную лодку с пробоиной в носовой части. Лоуренс ушёл договариваться насчёт гравитележек и пропал на полдня. Тем временем полевая кухня свернулась и переехала в общую солдатскую столовую. Восполнение численности личного состава не сулило никакими переменами в меню, но на приём пищи теперь нужно было ходить через весь фланг, мимо трёх рот. На обеде я имел возможность поглядеть на имперлеонцев. Они действительно были все как на подбор. Говорили, что для службы в Гвардии их специально такими растят, а рядовое население клана – вполне себе обычные люди. Не то чтобы эти были какими-то особенными. Но сильно друг от друга не отличались. У всех тёмные глаза и чёрные как смоль волосы. Вариативность вносили лишь незначительные отличия в чертах лица и бирки на униформе.

– Их выращивают на фермах, – заявил Хулуд.

– Откуда ты знаешь?

– Сам видел. Наш клан тесно сотрудничает с Имперлеоне. Торговые связи, все дела.

– Чем торгуете? – с интересом спросил Пьер.

– Ниддлом. И рабами.

– Да врёшь ты всё, – отмахнулся Нанобот.

– С чего бы? У нас монополия на ниддл. Да и безвольных навалом.

– Я про фермы.

– А, это да. Но ты погляди на них! Как будто все из одного помёта.

Заметив, что мы смотрим, некоторые бойцы тоже нами заинтересовались, и стали что-то обсуждать, с презрительными ухмылочками.

В воскресенье на станцию прибыли хвалёные Домоклы от Вор-Тека и новые челноки, которые так ненавидел Пьер. Чисто из любопытства я наблюдал за саморазгрузкой мехов со смотровой площадки. Домоклы действительно оказались довольно крупными и весьма брутальными. Главный дизайнер либо тешил своё эго, либо комплексовал из-за размеров известно чего: за спиной каждого меха крепился до неприличия огромный двуручный меч с широченным лезвием, постоянно раскалённым добела. Даже с высоты смотровой площадки мехи выглядели грозно и, как ни крути, солидно, это вынужден был признать даже я. А ещё их было много. Ну, очень. Они выстроились огромным квадратом перед ангарами, а удлинённые челноки – чуть поодаль. Затем всё это великолепие разгоняли по ангарам. Челноки, перелетая через строй, заныривали в сектора Альфа, Бета, Вега и Гамма, остальные полетели к другой части станции. Затем боевые мехи, как несокрушимая колонна, зашагали вдоль периметра и вскоре скрылись из виду.

Я так и не воспылал желанием «оседлать эту крошку», как выразился Бритс. За что был беззлобно обозван деревенщиной. Джонни тоже следил за домоклами, прильнув к стеклу лицом.

Вечером в гвардейском кинотеатре показывали «Челюсти-19». Бессмертная классика о том, как низкополигональная голограмма акулы терроризирует солнечные пляжи курортного планетоида для богачей. Явка на сеанс была добровольно-принудительная, поэтому там была вся рота. Мы с товарищами уселись подальше, спрятали глаза за допотопными стерео очками, и беззаботно уснули на все четыре часа. Зоркий глаз просмотрел картину от начала до конца, хотя очки на его объективы не налезли.

Вопрос с устранением Крохи из казармы остался в подвешенном состоянии. Буквально. Циклопу удалось раздобыть лебёдку, но свободных платформ для транспортировки не наблюдалось. Голдвинг и рад был избавиться от челнока, но он оказался в той же ситуации, что и мы. Лебёдка отказывалась двигаться с места с подвешенным грузом, ссылаясь на превышение лимита. К тому же, она не прошла бы в двери роты. Кроха остался висеть в проходе между кроватями на неизвестное время.

В понедельник мы были максимально замотивированы и единым фронтом выдвинулись в ангар с твёрдой целью: урвать себе нормальный челнок. Сильнее прочих был замотивирован Хулуд, который на всякий случай, ничего не ел с воскресенья, вспоминая о заезде на Торро. Несколько других отрядов, очевидно, задались той же целью, что и мы: у подъёмника царила толкотня и столпотворение. Бывалые солдаты ломились вперёд, оттесняя новичков. Новобранцы жаловались, что им не хватит новых челноков.

– Да забирайте их себе, дурачьё! – кричали в ответ старожилы, – Мы за старыми спешим.

Никто из ветеранов не горел желанием объезжать новинку первыми. В итоге мы кое-как залезли на подъёмник, набившись двумя взводами. В ангар уже каким-то образом умудрились просочиться другие. У нас было преимущество в виде Хулуда. Он снял шлем и, оскалившись, пёр вперёд. Холод Н’гхаку был нипочём, а глаза он на всякий случай зажмурил. У него стремительно опухало лицо, зубы начали странно выпирать наружу.

Жуткое зрелище возымело должный эффект.

Команды спорили, кто на каком челноке поедет сегодня, переругивались, оттаскивали друг друга от «козырных» машин. И тут появились мы, громкими возгласами предупреждая, что с нами буйный. Хулуд грозно фыркал и натужно ревел, размахивая руками. Прикрываясь им, как живым щитом, мы проложили путь к ближайшему исправному челноку и успешно его зафрахтовали.

Выступление чуть не сорвалось, когда из толпы вдруг выбежал ещё один ниддлеанец. Он тоже сбросил шлем, ощерился и наставил на Хулуда обломанный рог. Загавкал что-то на непереводимом диалекте, Хулуд не остался в долгу и осыпал его потоком кашляюще-каркающих звуков, с которыми мой переводчик не справился. Контекст подразумевал бранное описание соития с праматерью хулудова оппонента. Пару минут они общались как два председателя клуба анонимных туберкулёзников из преисподней, и неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы не Натан, под шумок заведший двигатели. Хулуд показал земляку язык, раздувшийся как сарделька, вскочил на подножку и мы унеслись по идеально прямой траектории. Камикадзе наконец-то показал нам класс.

– Что ж, пожалуй, можно сказать, что слаживание проходит успешно, – сказал Циклоп.

Хулуд промямлил что-то воинственное из скафандра.

Во второй половине дня мы проходили групповой инструктаж по оказанию первой помощи с тренировками на киборгах-статистах. Мы делали перевязки, накладывали шины, сращивали рваные раны в экстремальных условиях, а так же инсценировали переноску раненого на носилках в условиях невесомости и тому подобные вещи.

После врачевания была короткая лекция об анатомическом строении колоссов, где выяснилось, что, во-первых, научное название колоссов: неуглеродная, негуманоидная, альтернативно-развитая форма жизни, объект HEIS-T/90.200.8. К названию ещё добавлялось: особь класса такого-то (от 1 до 5). Разумеется, так их никто не называл. Даже лектор. Колосс – звучит хоть и избито, но куда как лаконичнее.

Во-вторых, никто не знал, как они там у себя устроены. За 180 с лишним лет противостояния учёным удалось проанализировать лишь строение внешней брони и изучить ткани вытягивающегося отростка. Межпланетный консилиум пришёл к выводу, что этот орган отвечает за манипуляцию и питание, но при этом может быть использован и для выделения. Даже полимерная смола, которой колоссы залили несколько казарм и ангары, выполняла весьма загадочную роль и с некоторой натяжкой могла быть классифицирована как продукт жизнедеятельности. Учёному сообществу остро не хватало образцов для исследования, и они уповали на мощь домоклов и режущие свойства их мечей.

Прочие сухие факты, поданные максимально заумно и нудно, не стали надолго задерживаться у меня в голове. Во время тестирования на наличие космического синдрома и других психологических отклонений, которые обычно возникают в первую неделю, они окончательно выветрились. Потом были очередные стрельбы на открытом полигоне, и в том числе – в движении. Обойма из десяти патронов на каждого стрелка. В сущности, промахнуться с места нет никакой возможности, с целенаведением-то. А вот стрельба в движении бросает вызов. Я промахнулся лишь раз, стреляя с мчащегося на полном ходу челнока, за что получил оценку «хорошо» и на первое время удовлетворился. Хулуд схлопотал трояк, суммарно попав пять раз из десяти и один раз навернувшись с челнока.

Вечером я похвастался успехами перед экипажем. Циклоп сказал «зачёт!», Нанобот отметил, что у Блейзера в первый было меньше. А Сифри покачала головой и заявила, что мы живём в каком-то сарае. Да, нам-таки удалось её подключить, подключив модуль к разъёму экрана через два переходника. Сослуживцы были весьма обрадованы, когда Сифри материализовалась в кубрике, чего не скажешь о ней самой. Она с ходу принялась командовать, сподвигая нас на уборку. Мы старались как могли, убили на это дело где-то с час. Визуально не изменилось ровным счётом ничего, но Сифри с гордостью отрапортовала, что рабочее пространство оптимизировалось на 3%, а свободное – увеличилось аж на 0,8!

– Грех не выпить за такое, – усмехнулся Нанобот. – У кого что есть?

Меня осенило:

– Блин, а ведь и правда. В холодильнике должно оставаться пиво. Импортное, с колец Тристана.

– Богато живёшь! – присвистнул Циклоп.

– Да это не моё, старший брат из поездки привозил давным-давно. Я сохранил немного для особенного случая, а там и позабыл…

– Доставай, не томи, – подал голос Натан.

– Забыл! – вдруг резко и отчётливо произнёс Зоркий глаз и встал посреди комнаты. – Заааабыыыыл!

Он медленно прошёл к выходу, не спуская с меня своих объективов. Диафрагмы сузились до двух микроскопических точек. У дверей он замер, достал что-то из кармана куртки, выставил ладонь за дверь через узкую щёлочку, шлёпнул по стене и убрал руку.

– Точно! – одобрил Циклоп. – Наружняя камера! Надо быть начеку. Застукают с бухлом и тёл… простите, с милыми дамами – отстранят от учений и влепят выговор. У меня их уже больше, чем орденов у…

– Вспомнил! – удовлетворительно сказал Зоркий глаз и чинно прошествовал на своё место.

Вот ведь фрик оптический, как он вовремя! Я же совсем запамятовал о просьбе интенданта! Он ждал меня в понедельник вечером!

Меня бросило в жар.

– Так, парни, у меня тут проблема, – я схватился за живот, – ужин что-то не прижился. Я ненадолго. Начинайте без меня. Сифри, побудь хозяйкой сегодняшнего вечера…

– Ооо да, повелевай мной, хозяйка! – засмеялся Пьер.

Я выскользнул за дверь, корчась от воображаемой боли.

Оставалось только раздобыть где-то полевой набор или что-то там. Минуту я думал: насколько странным будет вернуться в кубрик и заявить, что мне для туалетных дел просто необходим полный комплект этой штуковины. Но вовремя вспомнил, что интендант говорил про склад.

Там я с максимально спокойным выражением лица обратился к киборгу сортировщику:

– Йоу, парень! А дай-ка мне один полевой набор.

– Полевой набор… чего? – уточнил робот.

– Ну, чего-нибудь полевого… Самое полевое, что есть.

– Уточните, пожалуйста, запрос.

– Уточняю, – я вздохнул, – Дай. Мне. Полевой. Набор. Для всяких полевых дел. Одну штуку. Полный комплект.

Киборг задумался. Он не был запрограммирован на выражение эмоций и не отображал мимику, но всё было понятно по потухшему взору.

– Есть полевой ранец. Подойдёт?

– Точняк, – я вальяжно облокотился на разделительную перегородку в дверях кладовой. – Я про него и толкую.

– Цель использования?

– Ээээм. Да пёс его знает. Мне сказали взять, вот я и пришёл.

– Кто сказал?

– Кое-кто сверху, – я подмигнул.

– Сверху?

– Так точно.

– Насколько высоко?

– А это важно?

– Некоторые компоненты стандартной укладки ранца непригодны для использования на высотах, превышающих критические значения. В том числе в открытом космосе.

– Короче! – я положил на стол ключ, данный мне полковником – Или ты выдаёшь мне полевой ранец, или я буду вынужден пустить в дело эту штуку.

– Ключ от центрального лифта?

– Он самый! – кивнул я. – И лучше тебе не знать, куда я с помощью него попаду, с кем я там поговорю на твой счёт, и что с тобой за это будет!

Я и сам не знал, но поглядел на киборга с прищуром.

Через минуту он вернулся с рюкзачком среднего размера и электронным формуляром.

– Распишитесь в поручении.

Я ткнул в форму пальцем:

– Вот давно бы так. А то развёл тут бюрократию. Где, кстати, этот лифт?

Центральный лифт станции находился отнюдь не в самом её центре. Нижние уровни Кибера были самыми обширными по площади, рота Альфа прилегала к условно южному (стороны света на астероиде не имели никакого значения) её краю. А лифт располагался в нескольких минутах ходьбы по коридору, соединяющему роты, столовую и санитарный пропускник для вновь прибывших.

Сразу за углом от нашей казармы пролегала тонкая прослойка административного сектора: молодые офицеры в штатском, сутулые и бледные от недостатка солнечного света, прозябали в тени допотопных терминалов, вбивая вручную (нет, ну видели?!) строчки нескончаемых данных. А чтобы не бездельничали и никуда не спрятались, их рабочие места разделили пластиковыми полустенками. В узком проходе между ячейками стоял необъятный принтер, ежесекундно выплёвывающий на конвейерную ленту стопки пластиковых бумажек. Он гудел, дышал жаром так, что чувствовалось даже в проходе, а ещё периодически матерился азбукой Морзе. Конвейерная лента змеилась между боксами, развозя документацию.

Стараясь сойти за своего, я неторопливо проследовал по коридору, приветственно кивая узникам бюрократического аппарата. На меня никто не обращал внимания. Полевой ранец я накинул на правое плечо и небрежно придерживал рукой, так чтобы нашивка с моей фамилией на кителе не была заметна.

Лифт ждал меня сразу за офисной зоной. Коридор сворачивал в сторону и на глазах преображался в гражданский: ковровая дорожка, гигантские горшки с голографическими деревьями, лёгкая музыка. За полупрозрачными дверьми вдалеке мелькали люди, кипела совсем другая жизнь.

Чем они занимались на этой огромной станции? Для исследований кибернита уж больно много уровней понастроили. За почти двести лет могли бы уже всё вдоль и поперёк изучить и свернуть лавочку. Но нет, Кибер лишь разрастался, о чём свидетельствовали толстые наклонные переборки между помещениями: наверняка они когда-то были внешними стенами станции.

Лифт не заставил себя долго ждать. Я вошёл в кабину и по скошенной стене понял, в чём секрет. Лифт был спроектирован так, чтобы двигаться не по вертикали, а в некоей диагональной плоскости. Где-то на верхушке Кибера лифт вполне мог считаться «центральным».

Панель управления кабиной была усыпана несколькими рядами каскадно расположенных кнопок. Левее располагались считыватели биометрии и узкая прорезь без маркировки. Я вставил туда пластинку полковника.

– Эй! – крикнул вдруг кто-то из коридора.

Я испуганно оглянулся, но успел увидеть только высокий силуэт в проёме закрывающихся дверей. Надеюсь, он не успел меня разглядеть.

Лифт плавно заскользил… вниз. Странно, но я почему-то думал, что кабинет интенданта станции должен обязательно располагаться на вершине цитадели. Высоко сижу, далеко гляжу. Но нет.

Табло над дверью отсчитывало уровни в обратном порядке. Остановилось на минус пятом.

В комнатке снаружи царил приятный вечерний полумрак. У огромного экрана, транслирующего огни ночного города, стоял массивный, с отделкой под дерево, стол. В том же цвете были стены кабинетика. Прямо напротив лифта возвышались величественные мраморные двери, с золотыми прожилками. За столом восседала девица, обратно пропорциональная массивности занимаемого ею места. Такая хрупкая, невесомая, она наверняка не касалась своего кресла, а парила в нескольких сантиметрах над ним.

– Добрый вечер! – елейным голоском произнесла она. – Чем могу помочь?

Я стоял перед ней, в форме, вымазанной машинным маслом и воняющий после напряжённого учебного дня, с дурацким ранцем за спиной, похожим на горб. А она смотрела на меня, как божество, широко распахнув бездонные сиреневые глаза.

– Эээуэээ, – промямлил я. И поиграл бровью. Это был единственный орган, который меня ещё слушался и с его помощью я пытался сказать: «Вы очень милы, прекрасная мадемуазель. Пожалуй, лишь вы одна – в целом свете и на этой станции – можете мне помочь, разрешив мне просто существовать у ваших ног, дышать с вами одним ионизированным воздухом, но увы, этому не бывать. Меня сюда привёл долг, и я не смею свернуть с намеченного пути, ибо у самурая нет цели. Но могу ли я, о нимфа, взлелеять надежду, что есть хоть крошечный шанс, штобы я и вы, ну эт самое, памагити пжлст…»

Бровь не выдержала объёма передаваемой информации и застыла в жутком спазме.

– Вооот, – протянул я, – мне бы… к полковнику… назначено… как бы.

И виновато протянул ей ключ.

– А, поняла, – прощебетала она ласково. – Оставьте пропуск, вам же ещё возвращаться. Одну минуточку, я уточню насчёт вас…

Секретарша приложила миниатюрный пальчик к краю стола. На лакированной поверхности проступил голографичекий интерфейс.

– Господин Закиро, к вам посетитель. Господин..?

– Сабаи, – подсказал я и тут же усомнился.

Это точно моя фамилия? Хм. Да, вроде она. Дурацкая такая…

В динамике что-то зашуршало. Резкий голос интенданта звучал довольно нервно.

– Ааа?

– Господин Сабаи с визитом, – произнесла девушка, наклонившись к столу.

– Хорошо! Ладно! Только отстань! – выкрикнул интендант.

– П-похоже, он не в духе, а? – сказал я. Голос предательски дрогнул.

Девица замялась:

– Но ответил он утвердительно, так что… Заходите.

– Может лучше вы? – предложил я.

– Нет, моё рабочее место здесь. Прослежу, чтобы вам никто не мешал…

Я сглотнул. Был ли у меня выбор? Я же уже пришёл, с чёртовым рюкзаком. И наверняка нарушил кучу административных границ и каких-нибудь уставных норм, ведь по уставу солдаты могли перемещаться в пределах рот своего крыла, а так же залов для брифинга, ангаров, и мастерских. В лазарет – и то по предварительной записи через сервер.

– Прошу вас, – секретарша указала на врата кинцуги.

– А, была не была. Пусть за мной не занимают, – я нервно улыбнулся и толкнул дверь.

В кабинете был необычайно толстый ковёр. Ворс густой и длинный – ноги утопали, я даже сам не услышал, как вошёл. Дверь закрылась с тихим всхлипом, в глубине кабинета что-то шелохнулось, я не разглядел. Тускло горят бра по обе стороны двери, но света толком не дают, их назначение – подсвечивать две старинные картины в массивных рамах. Какие-то абстрактные пятна и тому подобная мазня. Слева из-под двери пробивался холодный белый луч. На его пути что-то лежало, сливаясь с ковром.

Я кашлянул. В ответ что-то прошелестело.

– Господин полковник? – тихонько окликнул я. – Мистер Закиро? Сэр?

Тишина. Я сделал шаг вперёд, но вдруг услышал:

– Стой! Назад! – это был интендант, – Где?!

– Что – где?

– Где он?!

Я огляделся. О чём вообще речь? А… Может, он про ранец?

Я снял рюкзак с плеча и поставил перед собой. Дурацкое ощущение – стоять в пятне тусклого света в неизвестном месте и тщетно вглядываться в темноту. Интендант – а может и не только он – при этом меня хорошо видел. Это что, какое-то испытание?

– Здесь, – я демонстративно указал на ранец.

– З-зачем ты с ним разговариваешь?!

– С кем?

– С рюкзаком!

– Э…

Шиза какая-то. Похоже, интендант пьян.

– Так я не с ним, а вами, господин полковник.

– Я не полковник! – громко, с непонятной обидой в голосе и нотками истерики ответил интендант.

– Вас повысили? Извините, не знал…

– Нет! Да нет же, тупица! Я не он. Яяяяааааа…. – Закиро простонал и умолк, в темноте что-то звякнуло и перекатилось.

Точно, шиза. Закиро накидался и утратил связь с реальностью. Бывает. Мне это очень хорошо знакомо. Сам я до такого никогда не докатывался, хотя всякие интересные побочные эффекты испытал на себе в бурные годы студенчества. А вот Тэд – как-то после капитальной попойки очнулся и решил, что он – киборг. Мол, кто-то сделал ему операцию и пересадил мозг в тело андроида, полностью неотличимое от его настоящего. Поводом для подозрений стал пластиковый привкус во рту и онемение конечностей. А оказалось – палёная текила. Онемело тогда у всех, кто её пил. А один чувак на трое суток ослеп.

– Знаете, я, наверное, пойду, господин полк… интендант. Ранец я принёс, так что…

– Никакая я не интендант! АаааАААааа! – раздался жалобный вскрик из другого угла комнаты. – Прекрати! Прекратииии, убирайся! Омагад, да что ж такое!!!

– Понял, ухожу!

Ну, на хрен, пусть проспится! Я сваливаю.

Но не тут то было. Дверь оказалась заперта. Я тянул, толкал, тряс и вертел ручки. Какой-то хитрый механизм захлопнул двери на замок.