Полная версия
Фаталити. Цена его успеха
– Так вот какая она – стоимость твоих водительских прав, – язвительно усмехнулась я, но в глубине души, под слоем недовольства, была благодарна ему за оказанную помощь.
Он не обращал внимание на мои колкие слова. Делал вид, будто меня вовсе не существует. Весь день пробыл у нас, аккуратно сложил все дрова во дворе и пообещал бабушке, что в ближайшее время соорудит ей поленницу.
И не соврал. Он приезжал каждый день и вместе с соседскими парня работал во дворе. Помимо постройки для дров, он переделал всю мужскую работу, которая накопилась в доме после смерти дедушки. Бабушка была счастлива и безгранично благодарна ему.
Позже, через полгода, он признался мне, что моя бабушка напомнила ему о детстве, когда ещё были живы его дедушка с бабушкой. Их не стало, когда он был подростком. И их смерть он пережил тяжело, так как всё детство провёл рядом с ними. И когда он встретил мою бабушку, познакомился с ней поближе, то сам того не понимая, начал воспринимать её, как родную.
Но тогда я ещё ничего не знала и искала подвох в его поступках. Не могла поверить, что всё делается от чистого сердца, поэтому всегда с подозрением следила за ним.
Однажды, мои занятия по танцам перенесли на поздний вечер. В тот день Ираклий был у нас и вызвался отвезти меня в город, чтобы бабушка не переживала. Я злилась и противилась этому решению, которое они приняли без меня.
– Плохая затея доверять любимую внучку тому, который ещё недавно сбил человека, – вновь съязвила я, скрестив руки на груди.
– Думаю, ты единственная внучка, – прорезался голос Ираклия. – Иначе бы точно не была любимой.
Это впервые, когда он ответил мне в тон. Я хотела вступить с ним в конфликт, но вмешалась бабушка и попросила впредь не препираться друг с другом перед ней.
В итоге, она уговорила меня поехать с Ираклием для её спокойствия. И настояла на том, чтобы после занятий я поехала домой к маме и не возвращалась ночью одна в деревню. Я не стала ей перечить, спокойно собрала вещи, попрощалась с ней, и вместе с парнем вышла из дома.
– Какую музыку любишь? – поинтересовался он, когда мы выехали из двора.
– Разную. Зависит от настроения.
– Оно у тебя бывает разным? Даже хорошим? – с улыбкой спросил он.
– Знаешь, сейчас бы я с радостью послушала тишину, – высокомерно бросила ему. – Организуешь?
– Как скажешь, мисс каприз, – он сделал музыку тише и всю оставшуюся дорогу не проронил ни слова.
Мы молча доехали до студии, где проходили занятия, и я начала собираться, чтобы выйти.
– Твоего тренера зовут Алексей? – вдруг спросил Ираклий.
– Да. Вы знакомы? – удивилась я.
– Да, мы соседи. Передавай ему привет.
– Встретишь его на улице, тогда и поздороваешься, – натянуто улыбнулась я. – Незачем ему знать, что мы с тобой знакомы.
– Стыдишься знакомства со мной? – рассмеялся он, видимо не ожидая такого ответа.
– Оставлю тебя без ответа, – улыбнулась еще шире и вышла из машины. – Спасибо, что довёз.
Мы попрощались с ним, и я быстро скрылась из виду. Занятия проходили несколько часов, после чего тренер развёз нас по домам.
Мне очень не хотелось встречаться с мамой, и я надеялась тихо войти в дом и пройти в комнату. Но мы столкнулись с ней в коридоре. Она с кем-то очень эмоционально говорила по телефону, кричала и была в ярости. Я испугалась и хотела выйти на улицу, не желая попасть под горячую руку. Но было поздно, её взгляд зацепился за меня, и она сбросила вызов.
– Вернулась?! – спросила она с отвращением, схватила со стула почтовый пакет и швырнула в меня. – Тебе тут посылка пришла! Дрянь малолетняя, за моей спиной общаешься с ним, да?
Я не понимала, о чём и о ком она говорит. Подняла пакет с пола и увидела, что посылку отправил папа. Мне стало дурно. Я понимала, что это всё выльется в ужасный скандал и хотела поскорее объясниться перед ней. Но не успела и рта открыть, как она набросилась на меня с криками и начала бить. Я старалась защититься, прикрывая лицо руками и пытаясь донести, что не общаюсь с ним. Но она не слышала. Как обезумевшая верещала. Называла мразью, предательницей и сукой. Слов было больше. Когда дело касалось оскорблений, моей маме не было равных. Она осыпала ими с особым красноречием, не щадя ничьи уши и сердца.
Последней точкой моего терпения стала лампа, которую она бросила в меня. Она разбилась и рассекла мне ногу. Я с диким ужасом выбежала из дома в ночи и ещё минуты три бежала без оглядки. Я плакала и не могла успокоиться. Я не знала, куда идти, где спрятаться и переночевать. Мне было страшно и очень больно. Физически и ещё больнее – морально.
Я не хотела ехать к бабушке и расстраивать её. А тренеру и другим знакомым мне было стыдно звонить. Я думала постучаться к соседям, но на часах была полночь.
Нога кровоточила и болела всё сильнее. Я сняла с себя лёгкий кардиган и завязала им ногу. Ещё минут тридцать я выжидала у нас на улице, что в каком-нибудь из соседских домов загорится свет. Но ничего не менялось. И я боялась, что скоро мама выйдет меня искать, и мне ещё достанется за то, что убежала. Поэтому, я взяла телефон в руки и набрала единственному человеку, кто мог бы сейчас что-то сделать – Ираклию. Я не испытывала перед ним никакого стыда, наоборот, мне уже тогда казалось, что он всё правильно поймёт.
– Алло, – удивлённо принял вызов он.
– Я не отвлекаю? – спросила я, когда услышала на заднем фоне шум.
– Нет, говори, – он вышел из помещения и стало тише.
– Я могу кое о чём попросить? – с трудом сдерживалась я, чтобы вновь не расплакаться.
– О чём?
– Ты мог бы приехать и забрать меня? Мне некуда идти и некому позвонить.
Как бы я не старалась, но отчаяние в моём голосе было невозможно скрыть. Ираклий потом признался, что очень испугался тогда за меня, ведь ещё несколькими часами ранее я даже говорить с ним не хотела, а тут позвонила с просьбой о помощи.
– Ты где? Что случилось?
– Я недалеко от своего дома. Поругалась с мамой. Не хочу заходить обратно.
– Илиана, не веди себя, как ребёнок. Что значит не хочешь заходить домой? Куда ты поедешь в это время суток?
– Можно я переночую у тебя в машине?
– Ты с ума сошла? – возмутился он. – Иди домой. Не капризничай. Ты о маме подумай, что с ней будет, когда она поймёт, что ты сбежала?
Я не сдержалась после его слов. Разрыдалась, понимая, что моя мама была бы счастлива, если бы ей сообщили, что я исчезла или ещё лучше – умерла. От этого осознания мне стало так больно, что я не смогла сдержать эмоций.
– Ладно. Извини, что побеспокоила, – с трудом выговорила я и, не дав ему ответить, сбросила вызов.
Я была раздавлена и озлоблена. Хотела кричать на весь мир от обиды и боли, но стиснув зубы, лишь крепко обняла саму себя, сидя на соседской лавочке. Решила, что переночую именно на ней, так как более безопасного места я не нашла бы.
Я подняла ноги на лавочку, прижала их к груди и зарылась головой в них. Меня разрывало на части от боли. Я не понимала за что заслужила такое отношение. Пока папа жил с нами, меня никогда не били родители. Да даже голоса не повышали. А теперь для мамы ударить меня было обыденным делом. Сказать мне колкое слово, было вместо доброго утра и спокойной ночи. Мне хотелось назад, в прошлое, когда папа был рядом. Я была так зла на него. Ведь он ушёл, оставив меня один на один со зверем, который своими зубами в клочья раздирал мою душу. Он ушёл, и я осиротела, лишившись не только его, но и мамы.
Не знаю, сколько прошло времени, когда меня ослепил свет от фонарей машины, и из неё вышел Ираклий. Увидев меня в потрёпанном виде, он испугался и тут же велел залезать к нему в машину.
Я была так рада его видеть. В ту минуту я нуждалась в любом плече, которое способно было дать мне опору, чтобы не упасть.
– Ты меня напугала, – сказал он, когда мы сели в машину. – Я звонил тебе, почему ты не отвечала?
– Не могла, – ответила честно.
Я вытирала слёзы с лица и поправляла волосы, хотя понимала, что мой вид уже ничто не спасёт.
– Мне пришлось позвонить Тамаре, чтобы узнать твой адрес, – его взгляд упал на раненную ногу. – Кто это сделал? – он потянулся к ней.
Кардиган уже был пропитан кровью от раны.
– Я не хочу об этом говорить, – сквозь дрожь в голосе ответила я и посмотрела ему в глаза.
Помню это, как сейчас. Помню, потому что тогда впервые посмотрела на него, не как на человека, сбившего бабушку, а как на красивого и обаятельного парня глазами девочки-подростка.
– Дай проверю рану. Возможно, нужно в травматологию.
Я покорно подняла ногу и позволила ему её осмотреть. Как оказалось там остались осколки стекла, и мы несколько часов провели в больнице, пока меня обследовали, снимали стекла и зашивали.
На часах уже было поздняя ночь или даже раннее утро. Ираклий заехал на заправку, купил нам еды и кофе, и мы поехали на холм, откуда открывался вид на город. В будущем это стало нашим любимым местом для уединения.
– И часто такое случается? – спросил он, не выдержав. – Бабушка знает?
– Я не говорю бабушке, что она поднимает на меня руку. Ей и так сложно принять то, во что превратилась мама после развода.
– Ты не ответила. Часто такое случается?
– Бывает иногда. Чаще она изводит меня словами.
Почему-то тогда никому даже в голову не приходило, что мою маму можно лишить родительских прав. Выход был всегда один – ребёнку нужно терпеть, пока родитель выместит на нём всю свою злость. Это потом я выросла, стала совершеннолетней и лишила её любых прав на себя. Но тогда мой персональный ад в лице мамы, казалось, будет длиться вечно.
Мы несколько часов говорили только обо мне и моей семье. Человеку, который ещё утром раздражал меня, ночью я изливала душу. Я открылась ему так, как не могла никому открыться. Мне всегда было страшно, что обо мне подумают другие. Мне казалось, что все меня либо засмеют, либо начнут жалеть, посчитав слабой. А я не хотела ощущать на себе этих чувств. Было легче создавать видимость сильного человека, за спиной которого есть защита.
Но с Ираклием всё было иначе. Слова ручьём лились из меня. Такого умиротворения и спокойствия после разговора я не ощущала очень много лет. Я плакала, смеялась, говорила. Он не жалел меня, не осуждал, не учил жизни. Он просто слушал. Так внимательно, так чутко. Понимал, что мне необходимо освободить свои чувства.
Утром он отвёз меня обратно к бабушке, и мне пришлось соврать ей и сказать, что я разбила зеркало и поранила ногу. Ираклий дал клятву, что ничего ей не расскажет. Бабушка мой единственный родной человек на белом свете, и мне хотелось уберечь её от всей грязи, происходящей вокруг.
А Ираклий начал делать всё возможное, чтобы отвлечь меня от угнетающих мыслей. Он часто приезжал в деревню, чтобы построить поленницу. Помогал с хозяйством, топил печку, а потом подолгу сидел с нами, и мы вместе слушали рассказы бабушки о её весёлой молодости с дедушкой.
И чем чаще я его видела, тем сильнее привыкала к его присутствию. Я ловила себя на мысли, что мне нравится наблюдать за тем, как он с другими соседскими парнями сооружает место для дров. Мне нравилось, когда он был в хорошем настроении, много шутил и улыбался. Нравилось сидеть с ним и бабушкой вечером в гостиной и много разговаривать.
Глава 3
За последующие полгода многое изменилось. Ираклий познакомил меня со своими друзьями. У них была большая и дружная компания девушек и парней, и они приняли меня в свой круг, как родную. Мне удалось поймать с ними одну волну. Выходные мы проводили вместе. Я любила их общество и то, что происходило, когда мы собирались все вместе. Это всегда было шумно, весело и по-доброму семейно. Рядом с этими ребятами мне удавалось забыть о личных проблемах. Я заполнила ими все дыры в душе, чтобы перестать чувствовать пустоту. И это было прекрасное время.
В один из дней, после очередного инцидента с мамой, когда она подняла руку, Ираклий заставил меня переехать к бабушке. Он пообещал, что сам будет возить меня после танцев обратно в деревню.
– Дадиани, ты сошёл с ума? – спросила я тогда, не веря своим ушам. – Я учусь и занимаюсь пять раз в неделю, у тебя своих дел мало?
– Я не могу позволить себе, чтобы ты продолжала жить с этой женщиной. Что она с тобой делает, посмотри, – он взял мою руку и коснулся синяка на ней. – У тебя скоро соревнования, а ты изувечена!
– Не впервой. Осталось ещё два года, и я уеду отсюда.
– Ты хочешь уехать? Куда?
– Куда-нибудь подальше отсюда. В столицу, например, – поделилась с ним заветной мечтой.
Он улыбнулся краем губ.
– Пусть у тебя все получится, – он поднял мою руку к своим губам и поцеловал тыльную сторону ладони. – Ну, а пока, ты переезжаешь жить к бабушке, и я сделаю всё возможное, чтобы помочь тебе.
По телу пустили электрический ток. Я стояла, с трудом держа равновесие, и смотрела на него, стараясь найти в себе силы не сдаться во власть своих чувств.
Самым большим моим страхом было застрять в этом городе. Поэтому все свои силы, эмоции и мысли я посвящала образованию и танцам. Я не интересовалась мальчиками так, как это делали мои ровесницы. Видя, как они теряют голову и пускают свою жизнь на самотёк ради одноразовых отношений и чувств, я понимала, что это всё не стоит моего будущего и свободы. Убеждала себя, что ещё совсем юна для таких сильных чувств, как любовь, а значит незачем растрачивать себя понапрасну.
Но чем больше я общалась с Ираклием, тем меньше могла контролировать свои эмоции. Он ни разу не нарушил своего обещания. Мне приходилось просыпаться на несколько часов раньше, чтобы поехать в школу. Но это было лучше, чем жизнь с мамой. После уроков я оставалась в школе, выполняла домашнюю работу, и оттуда ехала на танцы. А после них, вечером, меня забирал Ираклий и отвозил в деревню.
Бабушка была счастлива моему переезду, ей было спокойнее, когда я была рядом.
– Скоро Эльза придёт в себя. Поймет, как плохо ей без тебя и начнёт исправляться, – говорила она мне о маме.
И я хотела в это верить. Продолжала надеяться.
Бабушка была рада видеть, как мы близки с Ираклием. Когда он привозил меня, она откармливала его, клала с ним в дорогу выпечку и только потом отпускала. А он и рад был такой заботе с её стороны. Они воспринимали себя бабушкой и внуком. И за этим было приятно наблюдать.
Наступили майские каникулы. Из-за отсутствия школьных уроков, общим решением, занятия по танцам перенесли на утреннее время. Я всё так же жила в деревне, просыпалась в полпятого утра, чтобы к восьми быть на уроках. Занималась по несколько часов, потом возвращалась в деревню и наслаждалась свободой. Я уходила в поле, расстилала плед и много читала. Я проглатывала книгу за пару дней, потом записывала в тетрадь свои мысли после прочтения. Я любила такой вид отдыха. Мне нравилось уходить с головой в другие миры и жизни, чтобы быть подальше от своей реальности. Для меня это было своего рода медитацией.
Ираклия на майских не было в городе. Он с семьёй улетел в путешествие, и я очень по нему скучала. Мало того, что я не могла его увидеть, так ещё и не было возможности с ним поговорить. У их семьи была традиция – раз в год они собирались все вместе, улетали заграницу и отключали связь с реальным миром, посвящая себя родным людям.
Мне было непривычно без нашего общения, но я была счастлива за него. Счастлива, что он живёт в полноценной, благополучной семье. И это казалось удивительным, ведь обычно, я завидовала таким людям – не понимала, почему у меня не так. Но, видимо, уже тогда счастье Ираклия было для меня превыше собственных чувств.
Помню, как в один из майских дней, я вышла после занятий на улицу и увидела перед воротами припаркованную знакомую машину. Ираклий стоял, облокотившись на неё и что-то изучал в телефоне. При виде него, я расплылась в улыбке. Он заметил меня за секунду до того, как я бросилась в его объятия.
– Я скучал, – прошептал он на ухо, крепко прижав к себе.
Отпустив его, я сделала шаг назад и начала жадно разглядывать его. Не могла насладиться его присутствием рядом.
– Ты стал негром, – заключила я весело. – Жил всё это время на улице?
– Достаточно было побыть на пляже час. Солнце было беспощадное.
– Бедный, так жалко тебя, – с сарказмом бросила я, продолжая улыбаться. – Надо было остаться здесь. Нет моря – нет проблем.
– Смейся, смейся, – он взял с мои рук спортивную сумку и закинул её на заднее сиденье. – Ты домой?
– Да. Хочешь подвезти? – довольно спросила я, заранее зная ответ.
– Конечно. Соскучился по Тамаре.
Мы сели в машину и поехали в сторону деревни.
– Ты давно в городе?
– Вчера ночью вернулся. Хорошо, что позвонил бабушке и узнал, где ты. А то бы приехал в деревню, а тебя нет.
– Ба уже знает, что ты приедешь?
– Да. Обрадовалась и уже стоит у печи, – рассмеялся он.
– Она тоже по тебе скучала.
– А ты? – вдруг неожиданно спросил он, бросив на меня короткий, но пронзительный взгляд.
Я смутилась и растерялась. А он, заметив это, улыбнулся.
– Не отвечай, я просто пошутил, – сказал он, коснувшись моей руки.
Его ладонь касалась моей, наверное, с полминуты, но мой мир замер и казалось, что это длиться бесконечно. Я не могла дышать, вместе со временем замерло всё внутри меня, и воздух застрял в лёгких.
– Скучала, – вдруг вырвалось из моих уст, и я испугалась собственного голоса.
Я с ужасом посмотрела на него, глупо надеясь, что он не услышал. Но его улыбка, появившаяся на лице, говорила об обратном.
Я отвернулась к окну и спрятала руки между своих колен. Было неловко и странно. В воздухе витали странные эмоции. И я не могла их распознать.
Тем вечером мне позвонил тренер и сказал, что одна из девочек вывихнула лодыжку, а у них с партнером завтра выступление на дне города. Он попросил меня заменить её и приехать, чтобы отрепетировать танец. Я, естественно, согласилась, и Ираклий отвёз меня обратно в город.
Мой тренер со своей партнёршей беспощадны, когда дело касается работы. Поэтому, одно неверное движение, один неверный взгляд, и танец начинался с самого начала. Мы репетировали-репетировали-репетировали, и я уже перестала следить за временем, понимая, что сегодня проведу ночь в этом зале.
После полуночи мне позвонил Ираклий, чтобы узнать, когда я закончу.
– Я ещё на тренировках, – сообщила я.
– И сколько ты ещё там будешь?
– Скорее всего, я останусь здесь с ночёвкой. Ложись спать, – прошептала, чтобы никто не слышал.
– Как скажете, миледи, – со смешком ответил он.
Мы попрощались, и я вернулась на паркет, чтобы продолжить тренировку. Погрузившись в танец, я вновь перестала замечать кого-то вокруг. Есть только я, мой партнёр и история, которую мы должны рассказать зрителю через наш танец. Мы отрабатывали технику, эмоции и актерскую игру. Мы танцевали, ошибались и снова начинали заново. Но это нисколько не сбивало настрой. И только, когда сил совсем не осталось, и мы были насквозь мокрые, Алексей объявил перерыв на перекус.
– Наш гость принёс вам угощения, – улыбнулся тренер, бросив на меня неоднозначный взгляд.
Нахмурив брови, я посмотрела ему за спину, чтобы увидеть гостя. И готова была провалиться сквозь землю, когда увидела перед собой Ираклия. Я смутилась его появлению. Чувствовала себя обнажённой перед ним. Несмотря на то, что я делилась с ним всеми своими переживаниями, танец оставался для меня сокровенным. В нём я раскрывала другую часть себя. Ту, которую не хотела, чтобы он видел.
Алексей представил нам своего друга, хотя, очевидно, уже тогда понял, что мы с ним знакомы. Я взяла себя в руки, подошла к ним и поздоровалась с Ираклием, посмотрев на него неодобрительно. А он, сделав вид, будто ничего и не заметил, протянул мне бутылку воды и картонный ланч-бокс с салатом.
– Спасибо, – сухо поблагодарила я, приняв с его рук еду и воду.
Гоша представился Ираклию, пожал ему руку и искренне поблагодарил за то, что нашёл время привезти нам еду.
На самом деле, мы были очень голодны, но в то время не было сервисов для доставки еды, поэтому мы могли поесть только после занятий.
Я молчала, пока ребята разговаривали. Старалась успокоить себя и перестать нагнетать ситуацию. И как только, мне удалось остаться наедине с Ираклием, я заговорила.
– Что ты тут делаешь вообще? – спросила я бесцеремонно.
– Приехал накормить тебя и посмотреть, как ты танцуешь, – как ни в чём не бывало ответил он и улыбнулся.
– Пришёл бы завтра на выступление.
– Не столько интересен результат, сколько дорога к нему.
Я фыркнула и отвернулась от него. Взяла в руки ланч-бокс и принялась есть салат.
– Не хочу, чтобы тренер думал, что между нами что-то есть, – сказала я тише, чтобы услышал только он.
– Не переживай об этом.
Я хотела поговорить с ним ещё, но вернулся Алексей и сказал нам с Гошей возвращаться на паркет. Я отложила в сторону салат, бросила мимолётный взгляд на Ираклия и вышла в середину зала. Меня трясло от волнения. Все мысли были о том, что подумает Дадиани, когда увидит меня в танце. Но как только заиграла музыка, всё снова перестало иметь значение, и я погрузилась в другое измерение вместе с партнером.
С каждым разом наш танец становился всё лучше, а замечаний от тренеров – всё меньше. И, наконец, ещё через полтора часа мы завершили наши тренировки.
Уставшая и вымотанная, я подошла к Ираклию, который расслабленно сидел на полу рядом с моими вещами.
– Что ты на меня так смотришь? – спросила я у него, смутившись его пронзительному взгляду и легкой ухмылке на губах.
– Да так, – ответил загадочно и протянул мне бутылку воды.
Приняв её, я поблагодарила его и сделала несколько жадных глотков, стараясь утолить жажду и сухость во рту. Он встал, подошёл ближе ко мне и, убедившись, что рядом никого нет тихо спросил:
– Тебе есть где переночевать?
– Попрошу Алексея остаться здесь, какие у меня ещё могут варианты? – пожала плечами, чувствуя, как боль от обиды на маму снова растекается по венам.
– Могу предложить аж три варианта.
– Я внимательно слушаю.
– Поедем ко мне домой. Заодно, познакомишься с моей семьей, – расплылся в улыбке он.
– Не при каких обстоятельствах, Ираклий, – я посмотрела на него, как на безумного.
– И ещё два варианта – отель или заднее сиденье моей машины. Но я бы выбрал отель.
Я бы тоже выбрала его. Но у меня в кармане денег было только на обратную дорогу к бабушке, поэтому данный вариант я тут же отсекла.
– А я выберу твою машину, – сказала я с лёгкой улыбкой на губах.
– Всё же лучше отель. Перед концертом тебе лучше отдохнуть и расслабиться в горячей ванной, – он коснулся моего плеча и что-то с него аккуратно стряхнул. – Я всё оплачу.
– Это лишнее. Но спасибо за заботу.
Я смотрела ему в глаза и единственное, чего хотела в тот миг – это обнять и крепко прижать к груди. Я была безгранично благодарна ему за заботу.
– Всё же, это не подлежит обсуждению. Собирайся и поедем. Я пока попрощаюсь с Алексеем.
Он нашёл взглядом тренера, сделал шаг вперёд, чтобы уйти. Но как только поравнялся со мной, я коснулась его руки и остановила. Я удивилась собственному поступку не меньше Ираклия. Он смотрел на меня в ожидании объяснений.
– Тебе понравился танец? – спросила я, смутившись собственным словам и поступку.