Ребелиум. Цена свободы

Хотя…

Блэк не раз задумывалась, что возможно… возможно, этот поджог далеко не случайность. Вот только по заключению ничего необычного не было зафиксировано, а за неимением доказательств…

В любом случае с тех пор конвертов больше не появлялось. И теперь, увидев его снова, её ладони предательски вспотели.

ПОРА ПОКИНУТЬ АРМИЮ.

ХОЧЕШЬ ВЫЖИТЬ, УХОДИ НА ЮГО-ВОСТОК.

НАЙДИ МЕСТО, ЧТОБЫ УКРЫТЬСЯ.

ЖДИ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ

Потрясающе. Невероятно. С ума сойти.

Некий некто приказывает ей, что… дезертировать? Он, в смысле этот некто, хоть понимает, чем это чревато? Если она сбежит – это же чистая измена. Её поймают и посадят. Не говоря уж о том, что, если она это сделает, всё её будущее полетит в тартарары.

Кто она без своих заслуг? Она положила на них столько сил, и что же… Взять и послать всё пинком под зад только потому, что так велит какая-то бумажка? Ну уж нет, пошли они. Нет, нет и нет!

Бросать всё Робин не собиралась, даже якобы под угрозой жизни. Никуда она не сбежит. Она же не больная, чтобы собственноручно ставить крест на карьере? У неё контракт ещё несколько лет действителен, а вот после можно и подумать, продолжать службу или уйти на покой.

День тишины. Два. Три.

На четвёртый Блэк начала немного успокаиваться.

На пятый расслабилась и перестала оглядываться.

На шестой окончательно вытряхнула глупые страхи, только вот на седьмое утро её ждало очередное послание. И на этот раз в сложенной с вечера форме. Спросонья Блэк даже не успела испугаться, а когда поняла…

Как это вообще возможно? С вечера ведь его точно там не было! Значит, кто-то пришёл к ней ночью и подложил его. Ночью! Когда она спала.

Дерьмо.

Как на что-то отвратительное и жуткое, Робин пялилась на невинный с виду конверт, напрочь забыв, что ей пора идти будить отделение. Но всё же взяв себя в руки и нацепив на лицо невозмутимость, будто неизвестный адресат мог её видеть, вскрыла послание.

ТЕБЕ ЖИТЬ НАДОЕЛО?

БЕГИ ПОКА НЕ ПОЗДНО!

– Если от кого и нужно бежать, так это от тебя, – вслух процедила Робин. – Не смей заявляться ко мне без разрешения, слышишь? Или морду набью!

Вряд ли угрозу кто-то слышал, однако её успокоил звук собственного голоса. Выработанная благодаря учениям отца способность включать хладнокровие по требованию уже быстро складывала в голове дальнейший план.

Проигнорировать снова? Дождаться нового письма и надрать задницу тому, кто появится на пороге? А если он больше не придёт? Это письмо очень даже похоже на самое что ни на есть последнее предостережение. Вдруг ей на самом деле грозит опасность, и она…

Её мысли перебила минутная стрелка, с шумом сместившаяся на цифру двенадцать. От неожиданно громкого звука Блэк встрепенулась.

Дерьмо, она опаздывает!

Небрежно запихнув конверт под матрас, Робин наскоро оделась и, уже на бегу застёгивая пуговицы, дала себе слово выждать до вечера. Чтобы принять решение: пан или пропал.

Пропал.

Нет, точно пропал.

Весь день прошёл как на иголках. Кому верить, она не знала, и верить ли вообще, поэтому решила прислушаться к интуиции – особе нестабильной и вздорной. И в данном случае та истошно голосила, что надо делать ноги. Откуда и куда – опять же непонятно, но так или иначе Блэк свой выбор сделала.

Вечером, когда на посту остались лишь дежурные, она собрала свои скромные пожитки в рюкзак, повесила на бедро любимый тесак в ножнах и свалила из того места, что до недавнего времени считала домом.

Будь что будет. К чёрту.

Глава третья. «Котельная дыра»

Бондс, Юго-Западный округ Ребелиума

Алекс Хантер имел один главный недостаток (хотя бывшие подружки, помнится, собирали на него целые списки) – он в совершенстве умел закапывать самого себя. А в последние месяцы пристрастился ещё и к азартным играм, спустив в карты буквально всё до цента. Ещё и остался должен.

Долги росли со страшной скоростью, вот только перекрывать их было нечем, ведь с работой у него тоже не клеилось. С последнего места, вот, его выгнали за драку, но кто виноват, что тот олух другого языка не понимал?

И ничего, что олухом оказался не кто иной, как директор фабрики по производству кож-мех-зам-чего-то-там изделий. Хантер устроился туда от безысходности, однако продержался меньше двух недель.

Главзаведующий-тире-директор-тире-бухгалтер-тире-бог-этой-фабрики был сердитым усатым дядькой с головой, похожей на луковицу, и отличался единственной выдающейся чертой – ненавидел, когда бездельничают работники. Хотя честнее сказать, что он любил: тотальный контроль и полное подчинение.

Обед ровно тридцать минут. Перекур раз в три часа. Выйти в туалет – не чаще трёх раз за смену. Опоздание на пять минут – штраф. Домой ровно в десять, и ни минутой раньше, иначе лишишься премиальных. При этом всё записывалось, отмечалось и считывалось датчиками с пропусков. Ну и камеры были развешены далеко не для красоты.

Однако даже с такими требованиями сроки всё равно горели, необходимый объём выработок не попадал под норму, и вообще, все у него были лодыри, идиоты и отморозки. Один лишь директор, святой человек, ломал голову и никак не мог понять, что ему делать и как ещё подхлестнуть лентяев.

Все эти рабские условия перекрывала лишь внушительная заработная плата. В разы больше, чем на любом другом заводе в Бондсе, потому-то все и соглашались. Именно поэтому, собственно, и Хантер пошёл туда, но, как уже было сказано выше, продержался недолго, сорвавшись после выходных, выпавших из памяти от количества спиртного. Слово за слово, ну и понеслась…

Да, Бондс был таким – легкомысленным, непостоянным и шальным. В других районах Ребелиума о соседе давно уже сформировалось нелестное мнение. Впрочем, как и о его обитателях, к которым святые праведники вроде жителей Регулума относились со снисходительным пренебрежением.

А сколько слухов крутилось об их городе! Не сосчитать.

Воры, насильники, бродяги – вот кто, по их мнению, здесь обитал. Правда, при этом забывали, что именно эти самые «воры» от рассвета до заката трудились на шахтах, фабриках и заводах, что поставляли для остальных районов столь необходимые им товары, благодаря которым те жили в своё удовольствие и ни в чём не нуждались.

Впрочем, чего греха таить, Бондс и в самом деле был не самым благоустроенным. Над центром, разумеется, потрудились, однако стоило пройти чуть глубже, и вся шелуха быстро начинала облезать, выставляя напоказ истину. Не зря же их давным-давно окрестили «Котельной дырой».

В сплошных территориях бетонных заводов с неустанно работающими генераторами и клубящимся из труб дымом, оседающим на стенах и дорогах чёрной копотью, действительно было мало привлекательного. Как и в мрачных спальных районах с зарешечёнными окнами на первых этажах.

А уж сколько тут насчитывалось злачных подпольных заведений! По большей части незаконных, конечно, но взятки легко решали эту проблему. И во многих из них Алекс стал частым гостем. Собственно, именно там и нахватал долгов.

Причём задолжал не абы кому, а местному бандиту по имени Спиро – дилеру с большими связями, что всегда ходил с трёмя вооружёнными бугаями в качестве телохранителей. Будто этого жирного борова с золотой цепью на волосатой груди и тяжёлыми печатками на пальцах кто-то рискнул бы тронуть. Его-то нет, а вот он…

Как водится, у подобных личностей работали особые правила и методы. То, что им было нужно, они получали любыми способами: легальными и нелегальными. И Хантеру с его тягой к приключениям, разумеется, невозможно было пройти мимо. Мало ему условки за взлом и проникновение.

В его оправдание стоит заметить: дело-то было давнее и больше лиричное, нежели противозаконное. Кто ж знал, что родители его уже давно бывшей девушки окажутся дома и не обрадуются влезшему в окно гостю? В участке тогда тоже посмеялись, однако дело всё равно завели. Как-никак речь шла о дочери губернатора.

Наверное, хорошо, что отец не дожил до этого момента, погибнув в шахте при обвале, когда Алексу было пятнадцать. Тогда погибло много шахтёров, ужасная трагедия. А очень скоро, не выдержав удара, слегла и его мать, отчего забота о младшей сестре полностью легла на плечи старшего брата.

Хантеру пришлось бросить учёбу и почти год перебиваться любыми подработками, чтобы прокормить своих женщин, так как мизерного пособия по потере кормильца, что выплачивало государство, не хватало даже на оплату жилья. Те месяцы они практически голодали, а небольшая квартирка зубами была отвоевана у заявившихся на порог приставов.

На шахты принимали с шестнадцати лет, на заводы с восемнадцати. Выбор невелик. Едва ему исполнилось шестнадцать, Алекс пошёл на шахты. Работа там была непомерно тяжёлая, особенно для, считай, ещё мальчишки, но платили сносно, так что, стиснув зубы, пришлось горбатиться.

Через несколько лет так и не вставшая мать умерла, вот только к собственному омерзению Хантер почувствовал лишь облегчение. Тянуть прикованную к постели женщину и растить девочку-подростка, работая при этом по шестнадцать часов в сутки, было на грани его возможностей.

После стало легче. Сестра росла, а он возмужал и из долговязого подростка превратился в симпатичного парня. Но и Дженнис решила, что хочет большего. Ей ведь тоже пришлось рано повзрослеть, с десяти лет ухаживая за матерью и занимаясь хозяйством. Так что в свои четырнадцать она пообещала брату, что во что бы то ни стало они свалят из той дыры, в которой сейчас живут.

Алекс, махнув в своё время рукой на себя, сестре обеспечил самое приличное образование, на которое был способен. К тому же та и сама по себе была одарённой. С отличием окончила школу и поступила собственными силами в академию, с твёрдым намерением двигаться навстречу мечте.

И её мечтой был Индастрил.

Дженнис безумно хотела жить там. Документальные фильмы об этом районе, новостные хроники, фото из интернета – она как заворожённая часами смотрела на главное здание научно-технического центра и представляла, что когда-нибудь тоже будет ходить по тем стеклянным коридорам.

Хантер не ущемлял стремлений сестры, но и не поддерживал её желание подать заявление на смену района. Все те тесты, которым должен был подвергнуться испытуемый, абсолютно не внушали ему доверия. И когда та получила положительный ответ на свою, наверное, десятую заявку, был в ужасе.

Ведь если она пройдёт тесты, им придётся расстаться. Навсегда. Только Дженнис, кажется, не понимала этого. В своих розовых фантазиях она уже смогла перетащить через границу и брата. Наивная. Индастрил – это даже не Арэй, хотя и там нужно было наизнанку вывернуться, чтобы тебя перевели из шахт в армию.

Так что нет, для него существовало только одно место. Он принял это и смирился. А вот для сестры желал лучшего, поэтому в назначенный день проводил её до прибывшего из столицы вертолёта. Тогда же он видел светящееся от счастья лицо Дженнис в последний раз. Как и слышал о ней.

Прошёл месяц тишины, два, три…

Алекс начал бить тревогу и поднял всех на уши, потребовав у полиции достать сведения о местонахождении сестры. А когда те не дали ответов, заявился в центр Бондса, пытаясь пробиться на приём к губернатору. И хоть на порог его не пустили, шумихи он навёл знатной. Результатом которой стало пришедшее письмо с гербом Ребелиума.

Герб огромной страны был изящным и замысловатым: круг, от которого расходились четыре линии, разделяющие пространство на четыре части. Каждая секция – район, а в центре крошечная оттиснутая копия дворца Навеля. У каждого района имелся свой отличительный знак, схожий с древними рунами, которыми когда-то, ещё до извержения вулкана, пользовались их предки.

У Индастрила это витиеватая буква И с длинным хвостиком и маленьким кружком.

У Регулума – две волнообразные вертикальные и несимметричные линии с такими же завитушками.

У Арэя – похожий на вопросительный знак зигзаг, только отражённый наоборот.

У Бондса – непонятная загогулина со шляпкой наверху, как у буквы T, и, словно нарост, маленькая С, пересекающаяся с главной линией. Знак столь же нелепый, как и сам район. Именно он был оттиснут у Алекса на ключице, как и у миллионов других жителей Бондса. Этакий символ памяти об их роде, как заверяла власть. Брехня. Обычное клеймо.

И вот Хантер с непониманием тогда смотрел на конверт. Послание из Навеля? Да не просто Навеля, письмо было из самой резиденции президента, печать подтверждала это. С плохим предчувствием он вскрыл его, пробежал глазами по строкам, и… сердце ухнуло вниз.

В письме приносились глубочайшие соболезнования. По каким-то там причинам они не смогли отыскать его, Алекса Хантера, чтобы сообщить печальное известие. Его сестра, Дженнис Хантер, не справилась с экзаменом по переквалификации. Её отправили домой, но вертолёт потерпел крушение и разбился недалеко от границы. Её тело сильно пострадало и было забрано в столицу. Там же его кремировали. А в самом низу листа пятном маячила приписка адреса, откуда можно было забрать доставленный в Бондс прах.

Погибла.

Кремировали.

Не справилась с экзаменом.

Потерпел крушение.

Алекс сам не знал, как выдержал эту новость. Как не сорвался с места в тот же момент, чтобы отправиться в Навель и разгромить чёртов дворец. Наверное, только понимание того, что это физически невозможно, и заставило его просто сползти по стенке, с ненавистью комкая письмо.

Прошло несколько месяцев, а ему никто ничего не сообщил, пока он сам не начал докапываться! Несколько месяцев! Не могли найти! Президент не мог найти человека в собственных владениях! Чёрта с два! Ложь! От первого до последнего слова! И сплошное притворство, а не соболезнования! Они бы так ничего ему и не сказали, если бы он ничего не делал! Им плевать! Им на всех плевать!

Чёртов Навель! Чёртов Индастрил! Из-за них погибла его сестра! Последний родной человек! Та, ради кого он жил! Сравнять бы столицу с землей! Будь проклят и президент, и его тупые законы, из-за которых погибла Дженнис!

В тот день в Хантере словно что-то сломалось. Со смертью Дженнис ушёл и смысл жизни. Он бросил шахту и с головой погрузился в теневой мир, пристрастившись к картам и алкоголю. Совершал необдуманные поступки, связывался с нехорошими людьми и в прямом смысле наплевал на собственное будущее.

В этот самый период Алекс и проигрался Спиро. Да так, что пришлось продать родительскую квартиру, чтобы хотя бы частично погасить долг. Сам же он перебрался на съём в полуразвалившееся общежитие.

Прогнивший пол. Убитая лестница с частично отсутствующими ступенями. Штукатурка отслаивалась от потолка и сыпалась на голову. Грязь. Паутина. Кухня, туалет и ванная общие на весь этаж, а в соседях самое дно населения. Зато сдавали ту халупу задаром.

Место отвратительное, не о чем и говорить, поэтому, как только появилась возможность (как раз после неудачи на фабрике), Хантер устроился барменом в один из местных кабаков, в которых раньше надирался. Помог старый школьный друг, что сам там работал, и убедил начальство дать ненадёжному товарищу шанс.

Более того, Алексу даже выделили одну из подсобных комнат. Раньше та использовалась как склад, но парни разгребли там все, притащили из комиссионки довольно приличного вида диван, перевезли его вещи из общежития, и вуаля – апартаменты готовы.

Смех сквозь слёзы, но только потеряв всё, Хантер будто очнулся от своего коматозного состояния. И хоть боль утраты никуда не делась, стало очевидно, что топить себя вот так и дальше просто нельзя. Дженнис может и нет больше, но он-то есть. Он жив. И должен бороться.

И первое, что ему необходимо, – погасить остаток грёбаного долга. Ради этого приходилось выкраивать большую часть зарплаты, оставляя себе лишь гроши на пропитание, но это ничего. В бедности он уже бывал, не привыкать. И подняться со дна снова тоже сможет.

Однако раньше этого судьба подготовит Алексу очередной неожиданный финт, который изменит… всё. И случится он в тот самый момент, когда однажды на пороге того самого бара появится… девушка. Да не одна, а с целым багажом проблем.

Глава четвёртая. Когда и выбора-то нет

Индастрил, научно-технический центр,

Северо-Восточный округ Ребелиума

Эрика терпеть не могла, когда нарушался заранее распланированный ход событий. Она жила по предельно простому принципу: находишь себе нишу, занимаешь её, ставишь цель и последовательно движешься к ней. Никаких полутонов и спонтанных выходок.

Эти же конверты были подобны эффекту разорвавшейся бомбы! И каждый рушил её эмоциональную стабильность, портя… совершенно всё!

Первый такой ультимативно требовал после работы оставить открытым доступ к базе центра, что само по себе являлось нарушением протокола и влекло последствия.

Браун, разумеется, не послушалась, и на следующее утро её ждало потрясение – ночью отдел системы безопасности взломали, камеры главной из башен отключили, а печать с кабинета заместителя главы отдела секретной информации сломали. Неясно, были ли украдены какие-то данные, но по сети хорошенько так прошлись, сильно наследив.

Не обошлось и без жертв. Трёх охранников нашли застреленными. Именно с тех пор безопасность «астрономической башни» усилили, добавив кучу дополнительных проверок на входе и выходе.

Произошедшее можно было списать на случайность, если бы не второе письмо, пришедшее Эрике спустя два месяца. В котором ей незатейливо намекнули, что если она не хочет новых жертв, то наконец сделает то, о чём её просили.

Браун была пацифистом по натуре, однако прекрасно понимала, чем ей грозила подобная халатность на работе. И снова проигнорировала послание. К счастью, последствий (как бы тавтологически это ни звучало) не последовало. На центр не произошло нового нападения, и все остались живы-здоровы.

Расслабиться Эрика, конечно, не расслабилась, но некое облегчение испытала. Хотя вопрос о непонятных сообщениях засел в её голове прочно. Для начала хотелось понять, каким образом оно вообще оказалось на столе в её лаборатории, обойдя датчики и камеры. То есть принести незаметно письмо – это они могут, а как взломать сервер без её вмешательства, так начинаются проблемы?

Странно всё это. Странно и страшно.

Ещё страшнее стало, когда спустя ещё месяц, третий конверт обнаружился в саквояже, который ВСЕГДА находился у неё перед глазами. Максимум, когда Эрика выпускала его из рук, – это оставляла в кабинете, пока сама отлучалась ненадолго в течение дня.

То есть кто-то умудрился незаметно прошмыгнуть по центру в разгар рабочего дня, снова-таки обойти всю охранную систему и остаться незамеченным? Как-то жутко было осознавать, что рядом бродят подобные «призраки». Не говоря уж о том, что у третьего послания явно заканчивалось терпение:

ШУТКИ ЗАКОНЧИЛИСЬ.

СОВЕТУЕМ ПРОДУБЛИРОВАТЬ СВОИ АРХИВЫ.

ЕСЛИ, КОНЕЧНО, ХОЧЕШЬ ИХ СОХРАНИТЬ

Ну тут уж Эрика перестраховалась. От скрытой копии на жёстком диске вреда ведь не будет. Тогда же, уже в конце дня, вся компьютерная система слетела с катушек. Экраны на мониторах превратились в кислотные квадраты с мелькающими на них цифровыми кодами. Кто-то нагло и буквально напролом влез в системное обеспечение и выкачивал данные с серверов.

Поднялся жуткий переполох, и, что самое удивительное, обратный айпи-адрес никто так и не смог отследить. Пудря всем головы, тот проходил почти через два десятка адресов, разбросанных по всей стране, а его хвост и вовсе затерялся где-то посреди Средиземного моря.

Остановить хакерство смогли, но слишком поздно. Половина хранившейся информации была зачищена и уничтожена вирусным червём, о котором Браун раньше и не слышала, хотя вот уже пару лет в свободное время занималась вполне себе безобидными вычислительными алгоритмами на поиск уязвимостей.

Не Индастрила, конечно, упаси боже!

Но разгуляться и без того было где, ведь весь Ребелиум построен на кодах и шифрах. От самых защищённых точек Навеля до простейших кассовых аппаратов. Криптография в чистом виде. Повсюду и на каждом шагу. И это понимание стало для Эрики, с её-то умом и тягой к самосовершенствованию, непреодолимым искушением.

Данное увлечение не было хакингом как таковым, однако стояло на шаткой границе между «это весьма занимательно» и «но хорошие девочки так не делают». В любом случае в ней играло лишь любопытство и непрестанное желание знать и уметь всё, чем попытка пойти против правил. М-да, бунтарка из неё выходила никакая.

После такой зачистки в научном центре уцелело, слава богу, достаточно, а закрытую информацию на удалённом сервере так и вовсе не смогли тронуть, но всех больше волновал другой вопрос: у кого теперь наработки «башни» и их схемы? В чьи руки они попали? И чем это грозит? Разумеется, в Навель сразу был предоставлен отчёт о столь топорно проведённой электронной краже, но что именно там писалось, Браун, конечно, не знала.

Благодаря пришедшему ей посланию свои наработки она смогла сохранить в полном объёме. Только удовольствия от этого не получила и никак не могла взять в толк, с какой это чести её предупредили? Чтобы помочь? Нет, спасибо, конечно. Если бы полетел её многомесячный труд о рассредоточении электроэнергии, как слетели работы у других, она бы взвыла от отчаяния и грызла бы сейчас зубами бетонную стену. Но…

Четвёртый конверт не заставил себя ждать, но никакого очередного поручения в нём не было. И недовольства не было. И… и вообще, это было самое странное из того, что ей приходило:

ГРЯДУТ ПЕРЕМЕНЫ. БУДЬ ГОТОВА

Э-э… спасибо. И как это расценивать?

Могли бы тогда хоть намекнуть, что за перемены и каким образом они коснутся непосредственно Эрики. В любом случае это письмо ей понравилось не больше, чем остальные. К любым модификациям она относилась так же недоверчиво, как и к спонтанным поступкам.

И вот снова началось – спустя четыре тихих и таких спокойных месяца очередной изумрудный конверт. Бегать по комнате и ломать голову, как тот сюда попал, ей хватило ума не делать. Если уж «неизвестные» спокойно шастают по техническому центру, то чего уж говорить о её толком не защищённой квартире?

Так, ладно. Разберёмся по порядку:

«Завтра тебе дадут задание. Отказаться нельзя»

Тут она даже не сомневалась. Сказали, дадут – значит, дадут.

«Ты выполнишь его, но на иных условиях»

А вот это интересней. Снова от неё требуют поставить карьеру под угрозу. Видимо, то, что она уже дважды игнорировала подобные приказы, их мало волнует.

«Помоги ему, обмани показания прибора»

Кому ему? Какого прибора? Бр-р… чего?

«Они не должны ничего узнать»

Разумеется, не должны. Если хоть кому-то станет известно, что она в принципе скрывает подобные письма, не миновать беды. Добропорядочный житель Индастрила давно бы отдал их руководству и продолжил жить как ни в чём не бывало, со спокойной совестью. Только вот Эрика никому ничего не рассказала. Почему-то.

«От этого зависит твоя жизнь»

Приплыли. И как расценивать подобное? Как угрозу? Или как дружеское пожелание? Браун всегда предпочитала думать, что только она вершит свою судьбу, а тут…

Не стоит и говорить, что, когда на следующий день её вызвали в кабинет генерального директора, она почти этому не удивилась. И вот Эрика уже стояла перед дверью с занесённой рукой, но постучаться побаивалась. У неё и раньше присутствовал подобострастный страх перед начальством, как у любого примерного сотрудника, а после вчерашнего письма и вовсе поджилки тряслись.

И всё же Браун легонько коснулась двери костяшками. Откликнулись мгновенно, и, одёрнув блузку, она вошла в кабинет. Главное – не показывать, что нервничаешь. Нет, нет и нет! «Эрика, соберись. Ты ничего плохого пока не сделала», – успокаивала она себя. «Пока, верно подмечено», – ехидно ответил ей внутренний голос.

Кабинет просторный и светлый, под стать центру. С панорамными окнами, открывающими невероятный вид на город. Генеральный директор сидел за металлическим столом: худощавый, высокий, с серебристо-седыми волосами. И в одежде, которая почему-то всегда была ему не по размеру. То пиджак висел в плечах, то рубашка топорщилась.

Её начальник был не один. На небольшом кожаном диване сидело двое мужчин лет за сорок: один полноватый и темноволосый, другой – крепкого телосложения блондин.

Эрика по привитым ей с детства манерам поприветствовала сначала незнакомцев, после чего обратилась уже непосредственно к боссу.

– Вы вызывали меня, сэр?

Вроде голос звучит твёрдо. Хорошо.