Святая ведьма

Я смогу отомстить за своих родителей. Я…

Мысль прерывает звонок в дверь. Вот же как не вовремя! Кого там ещё принесло? Черт побери, наручи цепляются застежками и не хотят сниматься. Звонок дилинькает громче. Вроде бы это невозможно, но так получилось. Это означает только одно – за стеной находится один из магов, или один из верховных инквизиторов, которые заставляютзвон звучать громче.

Наручи срываются вместе с кожей. Вот это оказия! Кровь капает на пол и пара капель падает на плеть Калиматры… Косичка из узких ремней шевельнулась сонной змеей, треугольник приподнимается и «смотрит» на Людмилу… Звонок звучит оглушающе.

Плеть словно спрашивает – можно ли убить стоящего за тонкой перегородкой?

Да что же за гадость?

Ситуацию хуже и придумать нельзя. Плеть Калиматры уже готова броситься в бой, стоит только приказать ей… Если только она признала Людмилу хозяйкой. Она попробовала ведьминской крови, а вот будет ли повиноваться, когда Людмила направит её против инквизитора? То, что за дверями находится именно он, подтвердил прозвучавший голос:

– Людочка, добрый вечер. Я видел, что вы дома. Вы снова допустили ошибку в отчете, и я вынужден был приехать лично, чтобы мы вместе могли её исправить. Я думаю, что за полчаса мы управимся. У вас всё в порядке? Считаю до трех и именем Святой Инквизиции открываю дверь.

По правилам приема Павла Геннадьевича у себя дома, Людмила должна быть одетой в легкий халатик и не иметь под ним ничего. Он же должен сделать секретарю «выволочку» и потом убраться домой, к «любимой жене и милым детишкам». Как же он не вовремя…

Людмила оглядывается на книжную полку – успеет убрать все артефакты и наложить на них заклинание невидимости?

Посещение

 Не открывать нельзя – он воспользуется ключом Благочестия и вскроет квартиру. Долбанный ключ Благочестия! По сравнению с ним разрыв-трава всего лишь грубая шпилька. Всего три замка нельзя открыть этим ключом. Три замка, на которые облизываются все ведьмы и колдуны магического мира, да и другие существа гадают – что скрывается в трех больших инквизиторских хранилищах. Все остальные замки бессильно открываются, словно щель старой проститутки при извлечении на свет пачки дензнаков.

– Иду, Павел Геннадьевич! Я немного поранилась, сейчас перевяжу ранку и открою вам! – подает голос Людмила, пока убирает артефакты на место.

Плеть Калиматры никак не хочет ложиться на полку. Она уже вкусила крови и жаждет продолжения, плетиво шевелится, как просыпающийся после зимовки уж. Эх, было же предупреждение в книге Альториса, было. А Людмила не побереглась… Да что теперь себя корить? Надо думать, как исправлять ситуацию! И отсчет идет на десятые доли секунд.

– Людочка, у меня не так много времени. Отчет нужно сдавать уже завтра, – в голосе Великого инквизитора скользят недовольные нотки. Для скрытых камер Людмила всё также сидит, раздвинув ноги, перед монитором, где трое забавляются с девушкой.

Заклинание невидимости никогда не произносилось с такой скоростью. Колдовские чары скрывают сокровища ведьмы, но, даже невидимая, плеть продолжает шевелиться. Она будет шевелиться до тех пор, пока Людмила не произнесет заклинание усыпления. То-то и оно, что она не успела его выучить.

На балкон!

Точно, на балкон. Но тогда снимутся чары ложного образа. А плевать! Людмила надеется на волшебный «авось», если не пройдет, так ей есть за что умирать. С открытием балконной двери, сидящая возле монитора девушка пропадет и возникнет в другом месте. Надежда на то, что на время посещения Великого инквизитора с квартиры снимут слежку. Чтобы видеонаблюдение не просочилось в чей-либо компромат.

– Иду-иду, Павел Геннадьевич! – Людмила поет бархатным голоском.

Или думает, что поет, а на самом деле орет не слабее Иерихонской трубы. Балконная дверь не стала противиться и заедать.

– Милая, выручай хозяйку – полежи тихонечко, а потом мы с тобой ещё позабавимся, – шепчет Людмила плети Калиматры.

Ведьминское оружие словно бы понимает женщину и обвисает бессильной ленточкой. Могущественный артефакт ложится на кафель между банками соленых огурцов и коробками с зимними сапогами. Эх, знали бы инквизиторы что у Людмилы находится в банках, под видом зеленых крепышей… Не миновать тогда костра на Красной площади.

В несколько движений сбрасываются трусики, и женщина подбегает к двери.

Великий инквизитор выглядит так, словно сошел с обложки журнала «Богатые и знаменитые». Волосок к волоску, костюм куплен не в магазине готового белья. Вот только губы недовольно кривятся. Понятно – он не привык ждать, а «мерзкая ведьма» заставляет терять драгоценные минуты жизни. Ведьма заслуживает наказание…

– Людочка, очень долго. И к тому же – у тебя продолжает течь кровь, – указывает он на запястье. – Ты так и не смогла остановить кровь, или у тебя лейкемия?

Вот это прокол! Нужно срочно выкручиваться. Мозг работает не на десять процентов, а на все сто пятьдесят.

– Я думала, что у меня есть пластырь, но увы… Омыла, а кровь продолжает идти.

– Да? Протяни руку, – инквизитор входит в квартиру. – Не хватало, чтобы ты мой костюм запачкала.

Людмила выставляет руку, он проводит пальцами над ранкой, и возникает голубоватое сияние, которое заживляет и лечит. Святая магия, или магия молитв. Сейчас он произносит про себя молитву излечения, и она оказывает лечебный эффект. С помощью этой молитвы еретики особенно долго мучаются, когда их режут и лечат, их кромсают и снова излечивают.

Когда на щеку Людмилы наносили раскаленное тавро с буквой «В», то никаких молитв не было. Людмила кричала, Людмила вырывалась… но что может сделать пятилетний ребенок против двух дюжих святош? Память о боли так крепко въелась в память, что её не выбить никакими лекарствами и отварами. Когда инквизитор, вот как сейчас, смотрит на эту букву (в готическом стиле, с завитушками), то щека горит, будто её прислоняют к раскаленной конфорке электрической плиты.

– Как теперь, не больно? – он отпускает руку, на которой не осталось и следа от ранки. Даже шрамика нет.

– Нет, Павел Геннадьевич. Всё хорошо, спасибо, – Людмила опускает глаза.

Людмила должна изображать покорность. Людмила всего лишь ведьма. Но она не допускала ошибок в отчетах, так что инквизитор зашел специально, чтобы «сбросить напряжение». Сейчас он придумает какую-нибудь причину, чтобы зайти в спальню и там…

– Павел Геннадьевич, о какой ошибке вы говорили?

– Мы так и будем разговаривать на пороге, или позволишь пройти? – инквизитор протягивает треугольник для поцелуя.

Людмила чмокает холодный символ инквизиторской власти. Попробуй не поцелуй это изделие, которое по стоимости превышает квартиру в несколько раз. Отказ сразу приравнивается к одному из тяжких грехов, и отступник карается на месте. Буквально восьмой смертельный грех – отказ от поцелуя святого треугольника. Мало того, этот треугольник является индикатором на инакомыслие и защитником инквизитора. Если заподозришь что-то плохое против владельца, то тебя отшвырнет на пару метров, да ещё и шарахнет так, будто лизнула оголенный провод под напряжением.

– Конечно же проходите, будете… чай?

Игру нужно поддерживать. Мужчины – охотники, им нравится ломать сопротивление и рассеивать недопонимание. Инквизитор как раз из охотников.

– Ого, какие фильмы смотришь, – инквизитор кивает на монитор, где три мускулистых парня уже насытились ведьмой.

– Одобрено святой комиссией. Наглядное пособие, – Людмила мысленно таскает себя за волосы. Вот надо же было забыть выключить это «наглядное пособие». Теперь не отвертишься от «выволочки».

– Людочка, у меня крайне мало времени. Поэтому перейдем сразу к цели моего визита, – Павел Геннадьевич берет женщину за отворот халатика и мягко тянет в сторону спальни.

Смазка «Шалость» делает свое дело, а уж притворяться за свою недолгую жизнь Людмила научилась неплохо. На этот раз всё обходится очень быстро. Павел Геннадьевич даже не раздевается полностью, лишь спускает штаны и накидывается на женщину, как пустынный путешественник на родник в оазисе. Но если путешественник будет пить долго и жадно, то инквизитор извергается всего лишь за десяток-другой фрикций.

Людмила старается тоже изобразить бурный оргазм, сжимает его в объятиях, обхватывает ногами талию. Стонам может позавидовать опытная порноактриса… А в голове другое – если могла бы, то задушила прямо сейчас, пока он пускает слюни мне на шею. Как хорошо, что он успел снять свой треугольник и её не бьет святой защитой.

– Как хорошо, – вырывается у Людмилы.

Инквизитор принимает её слова на свой счет. Улыбается.

Мужчины, как же легко вам польстить, когда с вашего главного орудия стекают белесые капли. Вы видите всё насквозь в любое другое время, но не замечаете того, что творится перед глазами в момент оргазма. Словно эти самые белесые капли становятся мутным матовым стеклом. А уж когда партнерша берет вас за опавшее копье и омывает его теплой водой, ласково прикасаясь, то вы ощущаете себя на вершине мира. Цари природы…

– Людочка, похоже, что я ошибся в своих расчетах, – говорит Павел Геннадьевич, когда надевает штаны и прячет своё хозяйство за дорогой тканью. – На самом деле всё в порядке и я даже думаю выдать вам премию.

Людмила улыбается в ответ и с губ почти срываются слова благодарности, но в этот момент на балконе дзинькает. Плеть не смогла удержаться без движения! Людмила чуть прикусывает нижнюю губу – как же не вовремя. Сегодня всё не вовремя, и инквизитор, и ранка, и ожившая плеть. Павел Геннадьевич замирает и кидает быстрый взгляд в сторону балконной двери, так хороший сеттер делает стойку при обнаружении добычи.

– У тебя кто-то есть? – прищуривается инквизитор.

– Нет-нет, у меня никого нет, – Людмила знает этот прищур, он не сулит ничего хорошего. Нужно как можно быстрее оправдаться. – Может, это мыши?

– Мыши? У ведьмы водятся мыши?

– Павел Геннадьевич, вы же знаете, что я не колдую. И мышам всё равно – кто я. Это люди замечают, – женские пальцы касаются щеки. Клейма.

– Ну ладно, будет тебе прибедняться! – обрывает инквизитор. – Открывай дверь!

Людмила замечает, как из мужского рукава выскальзывает длинный кинжал. Оружие инквизитора – тонкий, как спица, но прочный, как алмаз. Острее скальпеля, с легкостью бензопилы режет кости. Людмила уже много раз представляла, как подобный кинжал втыкается под левую грудь. Она готова к смерти, и ей нечего бояться. Может, поэтому Людмила с улыбкой подходит к двери и спокойно открывает её?

В ноздри бьет резкий запах рассола. Осколки трехлитровой банки блестят острыми краями, коснись – порежешься. «Соленые огурцы» не потеряли своей формы, Людмила ещё раз поблагодарила темные силы за такое хорошее заклинание. Среди рассола и огурцов виднеется слабое трепыхание, будто невидимый домовой проводит пальчиком по лужице. Вот только всех домовых давно вывели, как языческий элемент противный истинному Богу. Много кого вывели, но кроме людей ещё остались иные разумные существа. Хотя и в небольшом количестве.

 «Успокойся, прошу тебя! Успокойся!» – мысленно кричит Людмила, пока инквизитор подходит к дверям, мягко перекатываясь с пятки на носок.

– Павел Геннадьевич, это у меня закрутка не выдержала. Видимо, банка попалась с дефектом, – Людмила отодвигается в сторону. Старается, чтобы голос звучал убедительно.

– Эх, Людочка, вы всё ещё пользуетесь консервацией на зиму? Вы меня удивляете. Или вы мало зарабатываете, чтобы позволить себе свежие овощи и фрукты? – инквизитор оглядывает застекленный балкон с рядами банок.

– Ничего не могу с собой поделать. Хобби у меня такое. Одни вяжут, другие вышивают треугольником, а я делаю соленья на зиму. Сама не съедаю, и больше половины раздаю соседям, – Людмила сама чувствует фальшивость улыбки, но Плеть замирает, словно услышала её мысленные мольбы.

– Мда, надо проверить ваших соседей, – хмыкает инквизитор. – Если они живые и нормальные, то я у вас тоже поклянчу баночку.

– Нормальные-нормальные, даже спасибо говорят. Я как раз скоро ещё одну партию огурчиков солить собираюсь, так что могу принести свеженьких.

Вряд ли инквизитор обрадуется, когда захочет укусить хрустящий огурец, но обнаружит вместо него синий палец самоубийцы. Ими Людмилу снабжает патологоанатом Сергей Валяев, помесь сатира с человеком. За это женщина хранит его тайну и предупреждает о грядущих проверках. Да, у секретаря верховного инквизитора есть небольшой допуск к информации о планах других подразделений.

Заклинание наведения образа на мертвые вещи держится гораздо лучше, чем на живых, поэтому вместо пальцев самоубийц инквизитор видит огурцы…

– Хорошо, Людочка, ловлю вас на слове, – об улыбку инквизитора можно порезаться как о кинжал.

– Я постараюсь, – с придыханием говорит Людмила и склоняет голову к плечу. – А если вам не понравится, то… накажите?

Жесткие черты Павла Геннадьевича смягчаются. Даже если он язык проглотит от удовольствия, то вряд ли откажется от «наказания» любимой секретарши. Людмила замечает в его глазах блеск. Сколько ещё удастся этот блеск поддерживать? Год, два, три? Вряд ли. Скорее всего отпущен год, а после ждет участь порноактрисы в фильме «одобренном святой комиссией».

А финал у подобных фильмов одинаков. Поэтому надо поторопиться.

Фердинанд

После ухода верховного инквизитора Людмила вновь включает порнофильм, наводит чары ложного образа и кидается к книге Альториса.

Эту огромную книгу она затащила к себе полгода назад под видом телевизора. Вот только весил такой телевизор около сорока килограммов. Затащила сама, дабы не позволить водителю Александру подниматься к ней в квартиру. На обложке из человеческой кожи вытеснены старинные руны, даже один взгляд на них внушает трепет. Людмила ощутила ни с чем не сравнимое блаженство, когда открыла книгу в первый раз, разложившись на диване. Словно оргазм, который никогда не испытывала.

Страницы древнего манускрипта почти крошатся в руках. Ветхий пергамент вызывает такое неудержимое чихание, что без медицинской повязки читать невозможно. Желтые страницы таят в себе много тайн и загадок, вряд ли на Земле можно найти другой такой драгоценный артефакт. И этот артефакт был у неё…

Предыдущий владелец был очень хитер и изворотлив, но против Святой Инквизиции ни один гоблин не может устоять. Людмиле повезло побывать в гоблинском жилище за сутки до того, как его избушку подперли снаружи и сожгли вместе с обладателем несметных сокровищ и рукописей. Ведьминское искусство понесло невосполнимую утрату, когда сгорела подборка старинных книг.

Зря гоблин кричал проклятия в адрес Огневой, она его не выдавала. Он и так стоял в планах на зачистку. Да, Людмила стояла и смотрела, как в закопченном стекле мечется зеленая фигура. Стояла и смотрела… А если бы отказалась сопровождать верховного инквизитора, то в избушке метались бы уже две фигуры. Людмила конспектировала. Людмила наливалась злобой.

Зато удалось сохранить украденную книгу, благодаря которой, получается собирать утраченные артефакты. Вот только обращаться с ними надо аккуратно, иначе можно нарваться на очень и очень крупные неприятности.

«Напой плетевище кровяницей и укажь на ворога лютого. Плетевище не остатнется покуда из ворога дух не выпорхнёт. Опричь молви словеса сии: «Трасур, гибста, ушийда, мерюд!»

– Трасур, гибста, ушийда, мерюд, – шепчет Людмила над тем местом, где лежит Плеть Калиматры.

Ничего, тишина. Лишь огурцы начинают терять свой вид. Надо будет снова закатывать банки. Людмила проводит рукой по рассолу и находит твердое кнутовище. Это у богатырей был меч-кладенец, а у ведьмы появилась плеть-покладуха. Вот только можно ли пойти с плетью против святых молний, которые поражают нечестивцев на расстоянии двухсот, а то и трехсот метров?

Плеть занимает прежнее место, а Людмила с облегчением выключает монитор и отправляется в душ. Так хочется смыть этот день, начальственные прикосновения, липкие взгляды коллег. Для всех инквизиторов и обычных людей она не человек, а всего лишь три дырки, в которые можно попытаться засунуть свои отростки. А для Людмилы они похотливые создания, которые прикрываются религией и святостью, чтобы творить свои мерзкие делишки. Для Людмилы они убийцы, которые не заслуживают жалости.

Струи воды мягко массируют кожу. Обязательный крем втирается в кожу, крем словно создает броню от выстрелов. Да, это первый крем, состав которого Людмила взяла из книги Альториса, и прогресс налицо – её нельзя поранить обычной сталью. А вот с наручами она не досмотрела, магическому металлу просто наплевать на все кремы, которые Людмила втирает.

– Эх, Людочка, и что же ты такая красивая? – спрашивает Людмила у большого зеркала, которое отражает её в полный рост.

– Потому что ты рождена дарить красоту людям, – отвечает она за зеркало.

Мда, вот и начала сама с собой разговаривать. Ещё немного и сможет одеть немодную рубашечку с длинным рукавом и отправиться в заведение для сумасшедших. Хотя вряд ли – кто будет церемониться с сумасшедшей ведьмой? Скорее всего спишут на неё несколько жутких преступлений и казнят на главной площади. Как пример, чтобы другим неповадно было.

Сегодня ей не снятся сны. Проваливается в черноту и выныривает из неё посвежевшей и отдохнувшей. Утро начинается с обычного ритуала: каша в мультиварку, кофе в кофеварку, Людочка в душ. На всё про всё десять минут, и она уже за столом давится липкой овсянкой. Никогда не любила эту серую гадость, но она содержит медленные углеводы, которые позволят продержаться до обеда. Не успевает накраситься, как звонит телефон.

– Людочка, я жду внизу, – сообщает слащавый голос Сашка. – Сегодня я могу отвезти тебя на работу, а ты можешь пригласить меня на рюмку чая.

– Сашенька, это так здорово. Плохо то, что у меня чайник остыл, но, после работы… – щебечет Людмила, пока подкрашивает левый глаз.

– Задрала ты кормить меня завтраками. Чо, нормально дать не можешь? Небось начальнику не отказываешь.

– Саш, я тогда лучше на такси доберусь.

– Ладно, спускайся. Пользуйся моей добротой.

Людмила легкой пташкой влетает в черную мрачную машину, на капоте которой красуется большой треугольник. Кожаное сиденье отзывается скрипом. В салоне пахнет кофе и дорогим парфюмом. Людмила награждает водителя легким поцелуем в щеку, пусть хоть это будет ему наградой. Нельзя отпускать бесплатного извозчика.

– А почему ты сегодня без шефа? – спрашивает, когда машина начинает движение.

– Он поехал нового зама встречать, – бурчит Сашок и косится на голые коленки.

Приходится натянуть юбочку пониже, чтобы не отвлекать его от дороги.

– Какого нового зама? Почему я не в курсе?

– Вот ещё, будут какую-то секретаршу спрашивать. Заместитель Павла Геннадьевича послан сверху, самим Папой, – Сашок показывает на потолок автомобиля, намекая на важность присланного человека.

– Эх, Сашенька, была бы я на месте Павла Геннадьевича, то поставила бы тебя на место зама. Ты так много знаешь и так хорошо умеешь управлять, –Людмила ласково улыбается водителю.

От похвалы у него появляется на щеках румянец. Водитель даже приосанивается, будто пробует задом мягкость дорогого кресла в шикарно обставленном кабинете. Мелкие мечты мелкого человечка. Он весь как на ладони иуправлять им легче, чем велосипедом. Польстишь немного и можно вить веревки.

– Да, я бы показал, где раки свистят. Все бы у меня вот здесь были, – водитель сжимает волосатый кулак, но одергивает себя. – С разрешения Павла Геннадьевича, конечно.

Людмила изображает интерес и слушает пустую похвальбу и дурацкие «рациональные предложения» вплоть до офисного здания. Коробка из металла и стекла заглатывает Людмилу каждый будний день. Её и несколько сотен таких же работников. Среда не исключение, и Людмила скрывается за стеклянными дверьми. Людмила старается идти осторожно, иначе от щипков и похлопываний по филейной части не сможет сидеть весь день. Да, кожу не пробить, но нервные окончания ещё не атрофировались.

Толпы служащих спешат на рабочие места. Эта толпа, которая на улице зевает и почесывается, после переступания через порог металлической рамкимагическим образом преображается. Люди становятся подтянутыми и сосредоточенными, будто каждому вкачивают несколько доз новокаина и лица замерзают. Лишь холодно посверкивают фальшивые улыбки.

Рабочий день начинается с разбора почты. Это на подпись, это отправить, это может подождать, а это… Сердце делает головокружительное сальто и с размаха шлепается на место, своим кульбитом вызывая неожиданную боль.

Пояс Ларинджины!

Да, это всего лишь карандашный набросок, напоминающий боксерский пояс со множеством бляшек, но это без сомнения он! Людмила много раз рассматривала его в книге Альториса и сейчас узнает с первого взгляда. А его хотят передать Святой инквизиции! Вот это подарок…

«Завяленние. Ваше Свитейшество, хачу пиредать вам энту колдовскую хреновину. Давеча чистили с сыном выгребную яму под туалентом и чой-то блямкнуло под лопатой. Мы-то думали, шо это фигня какая-то и хотели детишкам отдать поиграться, но наш священник Микола Силантьич сходу определил, шо это колдовская вещь и отдать её моженно только Великой Инквизиции. Мы с сыном забесплатно это делаим, нам бы тока коровку каку завалящу…»

Дальше Людмила не читает. Аккуратно складывает бумагу и «нечаянно» скидывает её на пол. Никто не знает, что под столом есть потайное отделение, туда-то и ложится «Завяленние». И только Людмила задвигает скрытую панель на место, как видит, что возле стола останавливаются две пары начищенных до блеска ботинок.

– Какое прекрасное зрелище. Нет ничего лучше, чем вид кающейся грешницы. Я думаю, что со служащей, так истово приветствующей начальство, мы сработаемся.

Голос пробирает до самых пяточек, будто по внутренностям проводят меховой рукавицей. Бархатные нотки завораживают, заставляют вибрировать всё тело и в груди появляется огромный теплый ком. От неожиданности Людмила выпрямляется и прикладывается макушкой о столешницу. Дзинькают ручки в подставке, на стол падает кружка, хорошо ещё, что пустая.

Людмила, потирая ушибленное место, вылезает из-под стола и пропадает. Действительно пропадает без оглядки, растворяется в зеленых глазах самого красивого мужчины на свете. То, что рядом стоит её начальник, она даже не замечаю. Людмила отдаленным краешком сознания чувствует, что уголки губ начинают ползти к ушам.

– З-здравствуйте…

Мужчина превосходит мужской красотой всех прекрасных актеров, которые играют в мелодрамах. Свежесть майской зелени плещется в глазах, о скулы порезаться можно, нос прямой, как перекладина оконного переплета. Черные волосы зачесаны назад и каждый волосок занимает положенное ему место. На полголовы вышестоящего рядом мужчины. Ой, рядом же стоит Павел Геннадьевич. Щеки Людмилы заливаются багрянцем.

– Людочка, похоже, что вы хотели сделать мне сюрприз и спрятались под столом? Экая вы шалунья, – улыбка начальника напоминает скальпельное лезвие. Похоже, что он заметил, как Людмила посмотрела на мужчину (мужчину? Ангела во плоти!) который стоит рядом. – Позвольте познакомить вас с Фердинандом Сергеевичем Смельцовым. Он будет моим заместителем на проекте «Цитронус».

– А как же Григорий Валентинович?

– Его перевели в другое предприятие. Скорее всего, он там нужнее, – глаза Павла Геннадьевича напоминают две льдинки в стакане виски.

Людмила задает слишком много вопросов! Понятно и так, что если человека сдернули с хорошего места без лишних слов, то это означает одно – он стал неугоден. «Потерял доверие» – с такой формулировкой отличные начальники и управленцы отправляются на крайний север доносить Слово Божье до белых медведей.

– Это мой личный секретарь, Людмила Игорева Огнева. Да, у меня на службе ведьма, – говорит Павел Геннадьевич своему заму. – Но это особенная ведьма, я знаю её с малых лет и она всегда служит мне верой и правдой.

Фердинанд Сергеевич стоит рядом с начальником и улыбается. На его груди мерцает инквизиторский треугольник чуть меньшего размера, чем и у Павла Геннадьевича. Улыбка нежная, беззащитная, такой могут улыбаться дети, когда понимают, что натворили что-то не то и теперь ждут реакции взрослых.

Почему же ноги Людмилы становятся ватными?

– Извините, – лепечет Людмила и опускает глаза на бумаги.

– Принесите нам два кофе. Мне как обычно, а Фердинанду Сергеевичу…

– Мне, пожалуйста, каплю сливок и два кусочка сахара, – своим бархатным баритоном говорит заместитель начальника, и Людмила едва ощутимо вздрагивает, когда мурашки толпами начинают носиться по коже. – Люблю сладкое, понимаете ли.

«Сладкоежка», – проносится у Людмилы в голове ласковая мысль и тут же одергивает себя. – «Люда, возьми себя в руки! Он может пить сладкий кофе и наслаждаться видом горящих людей!»