Святая ведьма

В оформлении обложки использована фотография автора Menelwena «IRONIKA» с http://menelwena.tumblr.com/post/134589181558

Я есть суд

Большой половой орган постукивает женщину по лицу. Красный, перевитый венами. А сам обладатель этого сокровища мирно беседует со своими подчиненными, которые видят его по видеосвязи. Видят только сверху, то есть деловой костюм, безупречный галстук и обязательный треугольник с крупными рубинами. А то, что гладко выбритый мешочек болтается возле женского носа… это зрелище доступно исключительно женщине-секретарю. Агрегат продолжает шлепать. Так может постукивать человек, который взял в руки карандаш и мерно отмеряет время.

– Я рад, что мы закончили с обсуждением миртового похода. Так же рад, что двести пятьдесят скрывающихся ведьм и колдунов нашли свой конец. Но из результатов похода вытекает следующий вопрос. Как вы знаете, в последнее время у нас было очень много расходов на магическую силу, что не очень хорошо сказывается на заложенном бюджете. Пора бы рассмотреть вопрос о максимальном сокращении издержек. И я хочу, чтобы каждый из вас подготовил мне отчет о возможных вариантах уменьшения расходов в разрезе ваших отделов. Я знаю, что экономить в принципе-то не на чем, но пояса требуют большей утяжки.

Его орудие также методично продолжает шлепаться на лоб. Женщина невольно каждый раз закрывает глаза. Уже имеет печальный опыт, когда сперма попала в глаз и потом замучилась отмывать и закапывать «Визин». «Шарики» продолжают колыхаться, словно бубенчики на свадебной тройке. Только что не позвякивают…

– Павел Геннадьевич, храмники и так ворчат, что идет урезание средств. Говорят, что скоро в туалетах будут пальцем вытираться, так как бумаги не хватает.

О! Это Григорий Ильич, командир элитных бойцов. Хороший мужчина, по крайней мере к секретарше всегда обращается вежливо и ни разу не было, чтобы не отпустил комплимент. Он тоже из Святой инквизиции, но не такой, как остальные. Гораздо добрее… Женщина лизнула гладко выбритую кожу. Мясистый агрегат шлепает чуть сильнее – понятно, нельзя отвлекать. Секретарь терпеливо ждет окончания совещания.

И кто ждет? Двадцатипятилетняя женщина модельной внешности с красным дипломом финансовой академии. Что она делает под столом? Глупый вопрос – получает членом по лбу. Наказание такое. За неправильно сделанный отчет. Такова участь ведьм в этом мерзком мире и не дай Бог родиться с колдовскими способностями и иметь глупость показать их кому-либо. Секретарь имела такую глупость и теперь носит клеймо на щеке.

Большая буква «В». Ведьма…

 Однако, она слышит усталые нотки в голосе начальника, а это означает только одно – скоро совещание закончится и придет её очередь. Надо опустить пальчики вниз и приласкать себя, чтобы быть готовой к завершению совещания. Чуть-чуть из тюбика-лубриканта на палец.

Шлеп, шлеп, шлеп…

– Григорий, я понимаю тяжелое положение людей, которые не могут обойтись без туалетной бумаги. Как выход, можно нарезать из использованной А4 листочки и сложить в лоток. А что? В деревнях так до сих пор делают. Ладно, шутки шутками, но попроси их потерпеть. Властительный Иорданий обещал в скором времени выдать хорошую премию за найденных.

– Попросить-то я могу, но вот согласятся ли. Среди них и так ходят разговоры о смене работы.

– Пусть ходят. Мы мониторим рынок труда и пока что у нас наиболее подходящие условия. Все храмники в других владениях получают гораздо меньше, а уж об отношении к ним вообще молчу, – раздается сверху и мясная дубинка сильнее бьет по коже, словно ставит точку.

Женщина морщится и чуть отшатывается, сдерживает рвотные позывы.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – слышатся один за другим голоса.

– Вот и хорошо. Сейчас трудное время, и нам важно удержаться наплаву. Так что объясните всем, а не только храмникам, что можно походить с грязной жопой, но с деньгами в кошельке, чем с чистой задницей, но с пустыми карманами.

Мурашки бегают по коже. Палец с безукоризненным маникюром скользит по влажным половым губам. Великий инквизитор продолжает похлопывать по точке над переносицей. Ещё немного и у на лбу выскочит шишка. То есть не та шишка, которая шлепает сейчас, а другая, гематомой которую называют.

– На этом я предлагаю наше совещание закончить. Со своей стороны, я обещаю подумать, как сократить расходы и выжать хотя бы самую маленькую копеечку, чтобы было чем «Бентли» заправлять. Надеюсь, что и вы за неделю сможете составить предложения и вынести их на следующем собрании. Всего доброго. До свидания.

Сверху слышится нестройный хор прощающихся мужчин, среди них прозвучали голоса двух женщин – главного бухгалтера и начальницы отдела безопасности. Двух грымз, на которых без слез не взглянешь. Мужикобабы – так их называют за глаза. Они не носят клейм, но женщина под столом уверена, что они тоже ведьмы. Но они наверху, а секретарь… А секретарь уже готова к дальнейшей «выволочке» за нечаянную погрешность в Екселе.

– Людочка, вы успели записать наш разговор? – под стол заглядывает верховный инквизитор, Павел Геннадьевич.

Моложавое лицо сорокалетнего мужчины благодушно улыбается. Безукоризненный пробор черных волос, сквозь которые видны седые нити, мягко качается над двумя продольными морщинами. Лицо гладко выбрито и уже готово влезть на обложку для журнала «Форбс». Самец, который управляет огромным концерном. Самец, по малейшему мановению пальца которого сгорают колдуны и ведьмы.

– Нет, Павел Геннадьевич, я была занята другим делом, – женщина показывает пальцы, как они блестят от клейковатой влаги.

– Эх, Людочка-Людочка, вам хоть кол на голове чеши, а вы всё обо одном думаете. Вылезайте, – он протягивает руку, и секретарь, словно нечаянно, мажет по ладони влажными пальцами.

Верховный инквизитор не отдергивает руку, смотрит на блестящий след и улыбается.

– Спасибо, Павел Геннадьевич. Я могу идти? – Люда как можно невиннее спрашивает у мужчины, который тоже поднимается и теперь встает рядом. Напрягшийся агрегат указательной стрелкой показывает на выход.

– Нет, Людочка, мне ещё нужно подписать необходимые документы. Помогите, пожалуйста. На столе мне писать несподручно, поэтому будьте любезны, наклонитесь немного.

Крепкие руки поворачивают её на сто восемьдесят градусов и давят на плечи. Женщина нависает над гладкой поверхностью стола, чуть прогибается в спине, когда чувствует, как жадные руки рвут вниз кружевные трусики. Вот-вот должна произойти «выволочка». Возможно, именно поэтому и совершила невинную ошибку. Исправить её дело пяти минут, но тогда пропадает вся прелесть от «выволочки».

А женщине нужно, чтобы инквизитор как можно больше к ней привык…

По коже бегут мурашки, когда юбка поднимается и оказывается закинутой на спину. Люда чувствует жар от большого предмета, который неторопливо покачивается в нескольких сантиметров от горячего влажного углубления. На спину шлепается стопка бумаги.

Он и в самом деле собирается их подписывать?

– Людочка, приблизьтесь чуть-чуть. Вот, ещё немного.

– Павел Геннадьевич, может, не надо? – с придыханием спрашивает женщина.

Именно этот вопрос заводит его больше всего. Мужчине надо иногда дать понять, что он не просто берет податливое тело, а завоевывает его, побеждает женское сопротивление. Мужчина должен ощутить победу на вкус, тогда и оргазм будет слаще…

– Ну как же не надо? Надо, Люда. Надо! – с последним словом он резким толчком входит в женщину.

Руки, обхватившие за таз, помогают толчку, и кажется, что он заполняет горячее лоно полностью. Люда вздрогнула, как вздрагивает бабочка, когда опытный энтомолог пришпиливает её огромной иглой к картонке. Лишь огромным усилием удается удержаться на подгибающихся руках. Боль от проникновения инородного тела тут же сменяется едва уловимым удовольствием.

Нельзя! Нельзя получать удовольствие! Ногти впиваются в ладонь, а зубы прикусывают верхнюю губу.

Верховный инквизитор замирает и… подписывает на женской спине бумагу.

– Вот, это нужно будет передать в бухгалтерию. Эх, если бы бухгалтерша не была такой страшной, я бы её тоже… – начальник несколько раз двигает тазом, показывая, чтобы он сделал с Маргаритой Ивановной.

Похоже, он думает, что секретарь не очень хорошо это поняла, выходит полностью и снова загоняет огромный агрегат в её влажную полость. Раз, два, три… Замирает…

Раздается чирканье зажигалки и ноздрей женщины касается легкий запах ладана. На спине, чуть пониже ложбинок возникает тепло, затем оно усиливается нажатием, и бумага с сургучовой печатью ложится на стол.

Первая бумага, а на спине их стопка.

Монолог, подпись, толчки, печать… Именно так, и не иначе. Он наслаждается своей властью надо женщиной. Люда старается расслабиться и помнить – зачем она здесь. Старается приспособиться к темпу, но темпа не было.

Монолог, подпись, толчки, печать…

Я здесь не просто так.

Монолог, подпись, толчки, печать…

Я здесь ради мести.

Монолог, подпись, толчки, печать…

Перед глазами встают горящие родители. Их крики режут уши, а взгляд матери устремлен на меня…

Монолог, подпись, толчки, печать…

Яркие языки пламени жадно пожирают их одежду. Гул костра напоминает тракторный рев. Запах горелой кожи мешается с дымом и вызывает слезы…

Монолог, подпись, толчки, печать…

Люде тогда было три годика, и почти каждую ночь ей снится этот эпизод. Она боится ложиться спать, но образы встают перед глазами. Родители взывают к ней и требуют отмщенья.

– Ох, как представлю всех жен рабочих, к которым они приходят после работы и вываливают монеты на стол…

Опять подпись, толчки, печать…

– Со мной вы представляете других? – с придыханием говорит Людмила.

Вот тут нужно издать стон. Показать, что мне приятно.

– Людочка, ну что ты, с тобой я представляю весь мир. Весь огромный мир Каурина.

Запах сургуча заполнил кабинет также, как и запах пота. Влажные шлепки убыстряются. Толчков становится больше, а времени на подписание бумаг меньше.

Людмила снова издает стон и ловит себя на мысли, что такой же стон издала мама, когда мягкосердечный солдат проткнул её сердце копьем. Этого солдата потом жестоко наказали, но это было потом. Вряд ли мама стонала от наслаждения, но от облегчения мук – точно.

Толчки усиливаются. Ещё немного, ещё пара листов и будет знакомый возглас. Его инквизиторская фишка. Возглас вырвется вместе с фонтаном белесой влаги. Её не хватило бы, чтобы затушить те костры, но Людмиле опять покажется, что в неё влили целую бутыль простокваши.

Людмила не видит лица Павла Геннадьевича, но может поклясться темной владычицей Комесой, что на нем возникает тоже самое выражение удовольствия, какое возникло на лице восемнадцатилетнего мальчишки-инквизитора при первом сожжении ведьминого семейства.

Меня пощадили. Он пощадил. Для себя.

Раздается возглас, и горячая влага влетает в разгоряченное лоно:

– Я! ЕСТЬ! СУД!

Плеть Калиматры

Ступая на мягких лапах, в комнату крадется ночь. Это время ведьм. Время, когда Людмила Огнева может остаться наедине с собой и попрактиковаться в заклинаниях. Самое первое заклинание, которое она освоила – наведение ложного образа на скрытые камеры. А вы что думаете? Если она работает на одного из Высших инквизиторов, то её проверять не будут? Три раза ха! Вот так вот: «ХА-ХА-ХА!»

 В этом мире даже в туалет сходить нельзя, чтобы регулирующие органы не записали весь цикл и не проверили на благонадежность процесса. Да-да, если у вас запор, и вы поносите церковь и Бога, в надежде на то, что это облегчит страдание, то не извольте сомневаться – в ближайшее время к вам может постучаться вежливый инквизитор.

А уж если вы секретарь верховного инквизитора, который заведует огромным штатом боевых единиц, то быстро привыкнете, что каждый сантиметр двухкомнатной квартиры будет содержать три камеры и пять микрофонов. Конечно же скрытых и задрапированных, незаметных для обычного глаза. Но не для ведьмы.

Когда Павел Геннадьевич насытился, то спокойно подождал, пока женщина омоет его «жезл всевластия». Затем вернулся к делам, а Людмила отправилась разносить бумаги с печатью. Интимные бумаги. Каждая напоминала о недавнем соитии в кабинете. Между ног болело, всё-таки в следующих раз надо будет использовать больше смазки. Людмила подумала, что вскоре стане смазочной наркоманкой, если будет в таких дозах потреблять прозрачный крем «Шалость».

Трусики так и остались у верховного инквизитора. Он убрал их в нижний ящик, к запретным документам. Говорит, что с помощью трусиков из микрофибры он лечит извечный насморк. Грязный фетишист! Конечно, не оставит же он их на столе, где стоит фотография жены, которую обнимают два розовощеких карапуза. Людмила знает, что инквизитор давно с ней не спит, но дань традиции и выставление напоказ основ семьи принята у высших чинов. Точно такой же деловой аспект, как дежурная улыбка и пожатие руки.

В этот день больше ничего не произошло, если не считать обычного домогательства шофера Павла Геннадьевича. Сашок, мужчина в возрасте, попытался снова напроситься в гости, но Людмила отказала. Максимум, что ему обломилось – пощупать коленку и скользнуть по бедру вниз. Он очень удивился, когда не обнаружил привычную кружевную ткань. Людмила тут же отбросила его руку прочь.

– Опачки, а ты уже приготовилась. Давай-ка перелезем на заднее сиденье, и я тебя как следует оттарабаню.

Это его мечта с тех пор, как он начал отвозить Людмилу домой по приказанию начальника. Пусть так мечтой и останется.

– Сашенька, у меня месячные начались, видишь, даже без белья еду, чтобы ещё сильнее не испачкать.

– Да ты и в ротелло можешь взять. Я не гордый.

Людмила улыбнулась ему через силу и снова отбросила настырную руку.

Никогда больше не сяду на переднее сиденье. Лучше уж на метро и автобусе…

Хотя, вряд ли лучше – там ездят тысячи таких «Сашков» и каждый не откажется пощупать красивую девушку с большой буквой «В» на щеке.

Но всё это забывается, когда Людмила оказывается дома. Одна. Камеры видят, что она у монитора компьютера смотрит порнушку и мастурбирует. На экране инквизиторы наказывают молоденькую девушку с буквой на щеке. Стараются излиться именно на эту букву. Тематика в этом мире такая. Ведьмы и колдуны – низшее сословие.

Наблюдающие пусть думают, что Людмила смотрит порно – у неё есть полтора часа на изучение нового заклинания.

– Гримадас! Ультарун! Поладор! – выкрикивает заклинание секретарь верховного инквизитора, стоя в центре восьмиугольной пентаграммы.

Микрофоны записывают стоны. Стоны Людмилы и стоны с компьютерных колонок. Пламя трех свечей на верхушках восьмиугольной пентаграммы покачивается. Камеры видят девушку возле монитора, она же стоит в центре комнаты. Линии зеленого мела начинают светиться. Огонек четвертой свечи изгибается вправо. Людмила уже протягивает руки, чтобы на них упало ведьминское оружие, но магия пропадает. Линии гаснут и пламя свечей выравнивается.

Неудача.

Девушку в порнофильме привязывают к кресту в виде буквы «Х» и кладут на каменный алтарь. Двое мускулистых инквизиторов похлопывают по тощему телу мясными копьями, которыми их одарила щедрая природа. На мышцах груди покачиваются небольшие треугольники. Мелкие сошки, тупые исполнители, но даже они по иерархии гораздо выше самой могущественной ведьмы. Третий инквизитор привязывает ноги девушки к концам перепялин. Привязывает так, чтобы открылось сокровенное место, откуда появляется человеческая жизнь. Девушка пока делает вид, что ей приятно, она не догадывается, что будет дальше…

А дальше Людмила делает голос чуть тоньше и тянет гласные так, будто кричит знакомым на другой берег горной речки:

– Гримадас! Ультарун! Поладор!

На этот раз качается пламя шести свечей. В воздухе возникает сияние, оно такое же зеленое, как свечение линий на полу. Людмила протягивает руки, но снова сияние пропадает. Девушка едва не чертыхнулась, но вовремя спохватилась, что не нужно призывать посторонние силы, которые могут умыкнуть оружие. Опять неудача. Девушка смотрит на часы – ещё есть время на последнюю попытку.

Двое инквизиторов на экране пытаются запихнуть свои копья в маленький ротик девушки. Первые капельки слез появляются на глазах «актрисы». Третий мужчина устраивается между стройных ног, и камера делает наезд, чтобы показать, как он погружается, выныривает полностью и снова погружается. Скоро там побывают все.

– Гримадас! Ультарун! Поладор! – кричит Людмила фальцетом.

Пламя свечей взлетает до уровня плеч, зеленое сияние от пентаграммы стремится ослепить, но Людмила прищуривается и видит, как среди яркого света появляется рукоять. Быстрее дернуть! Старинное оружие ведьм шлепается на ладони. Из света за плетью высовывается сиреневое щупальце, но Людмила настороже! Со всей силы втыкает обсидиановый кинжал в вязкую массу и…

И с экрана стонет девушка с буквой «В» на щеке. В неё тоже втыкают. Трое. Одновременно, с оттяжкой и задержкой.

Раздается рев, и щупальце отдергивается. Сияние пропадает. Плеть Калиматры оказывается в руках ведьмы. Есть! Это древний артефакт, тот самый, которым хлестали первую ведьму у позорного столба. И Плеть у Людмилы. Необходимо навести заклинание невидимости и положить на книжную полочку! Даже после падения чар, артефакты не будут видны для камер. А Людмиле завтра предстоит научиться ею владеть.

Опять придется ставить этот фильм, где девушку, обляпанную белыми потеками, привязывают к столбу. Она кричит, она уже всё поняла. Для камер оргазм настигает Людмилу именно в момент поднесения факела к подножию треугольника. Три инквизитора, с опавшими копьями, возносят хвалу небесам и просят исправить душу заблудшей овцы с буквой «В» на румянце щеки.

– Твари, я вам всем покажу! – вырывается у Людмилы, когда девушка без сознания повисает на медной проволоке.

Камеры видят, как Людмила обмякает на кресле, после встает и идет в ванную комнату. Потом молитва и сон. Сон, где её ждут глаза родителей.

Они взывают к отмщению…

Взывают, как взывали двадцать два года. Ночь – это время ведьм? Враки! Ночь, это время мучений для Людмилы. Время, когда творятся страшные дела, которые потом приходят во снах и не дают покоя. И сейчас снова приходят воспоминания…

– Милая, вот это разрыв-трава, она может разбить любой замок. Сперва высуши её, пропитай лунным светом, вынеси на перекрестье четырех дорог и подставь под луч Утренней звезды. Разрыв-трава разобьет любые замки, любые оковы и наручи. С помощью этой травы убийцы и воры могут проникать в самые защищенные крепости и вскрывать самые сложные замки. Поэтому и ценится эта трава, которая прошла обработку истинной ведьмы. У остального же люда она называется осокой, – рассказывала мама, пока они шли по болотистому берегу лесного озерца.

– Мама, а «Филатики»? Их можно куда-нибудь использовать? – показывала маленькая Людочка на пушистые верхушки камышей.

– Да, но это временная мера для поддержки колдовства. Отрываешь колкую макушку, надеваешь резиновый плащ и… Ладно, поговорим об этом позже, когда чуть подрастешь. Однако помни, дочка, что без мужского семени ведьминская сила пропадет. У меня есть папа, а у тебя тоже будет любимый мужчина, – улыбалась мама.

Людочка попыталась что-то ответить, но в этот миг прозвенел звонок будильника. «Пора на работу!» – кричал смартфон. – «Пора идти за очередной дозой унижения!»

Сегодня не приснилось сожжение, что не могло не радовать. Людмила может считать себя даже выспавшейся, и на работу собирается гораздо легче. Греет мысль о том, что после трудового дня она сможет потренироваться с Плетью Калиматры. Собрать вещи великих ведьм и выступить с ними против существующего строя – вот самая главная её мечта. Она рождена стать самой могущественной из ведьм из предсказания. То предсказание передается из уст в уста под покровом ночи и в самом глухом месте.

«Однажды родится та, которая соберет волшебные артефакты и растопчет тысячелетнее угнетение. Тогда воцарится над Каурином эпоха расцвета, где колдуны и ведьмы не будут прятаться по закоулкам или влачить рабское существование. Человечество встанет рядом с магическим людом и начнется Золотая Эра».

Это предсказание выкрикнула отрубленная голова последней из властительниц ведьм, когда её представили перед глазами верховного трибунала. Все верховные инквизиторы в тот день сошли с ума и закончили свои дни в глухих стенах Триустона – дома для умалишенных. Голова же ведьмы разлетелась в пепел и свежий ветерок вынес серую тучку вон.

Людмила однажды проснулась с мыслью, что сможет отомстить за свои страдания и века страданий ведьм и колдуний. Даже не с мыслью, а с твердой уверенностью. Это была великая мечта. И ради неё Людмила готова терпеть унижения.

Великий инквизитор был занят более важными делами – приближался месячный отчет. Наместнику Бога на Земле сдавались результаты работы, и Павел Геннадьевич старался выдавить улучшения из всех структур, которые ему подчинялись. Корреспонденция в десять и четыре часа. Кофе в одиннадцать и в три. Людмила скользит неслышимой тенью, легким силуэтом. Силуэтом, который можно трахнуть… Но скоро это закончится.

День прошел на удивление спокойно, даже Сашок почти не приставал. Возможно, он злился на вчерашний отказ. Но черт с ним, Людмила этому лишь рада. Больше времени для тренировок, меньше раздражения и потери нервов.

Сумерки вновь касаются занавесок, и Людмила произносит заклинание наведения образа. Пора! Сегодня она испытает плеть, которая испила кровь первой ведьмы. Сегодня Плеть Калиматры должна ей подчиниться!

 Фильм начинает своё развитие, а Людмила снимает с Плети чары невидимости и подносит её к глазам. По черной рукояти струятся вырезанные иероглифы. Они непонятны, непохожи ни на один из языков, которые раньше встречались. Рукоять удобно ложится в ладонь, а черное переплетение ремней шевелится, как живое. Оно словно дышит, отклоняясь от висящей оси, оно трепещет, когда касается девичей кожи, оно жаждет крови.

– Ххха! – плеть описывает над головой черный круг и сносит голову фарфоровому слонику, который стоит на телевизоре.

Срез получается настолько чистый, что Людмила даже посмотрела на конец плетеных ремней – нет ли там лезвия. Нет. Лезвия нет. Всего лишь треугольник. Небольшой, ржавый треугольник, с вечной коркой запекшейся крови.

Великолепно, а дотянется ли плеть до конца комнаты? Людмила примеряется к высокой драцене…Хлесь! Отросток с пышной пальмовой кроной слетает вниз. Словно срезано лазером. Плетеная косичка с треугольником на конце приобретает привычный вид. Хм, чудесно. Ещё бы её испытать на природе, вот тогда бы Людмила развернулась.

Что там на экране? Ведьму только начали привязывать? Тогда есть ещё время. Ведьма снимает чары невидимости с артефактов и начинает примерять на себя.

Наручи Зифильды, датской ведьмы, которая отравила семнадцатого Папу римского, приходятся девушке впору. Садятся, как влитые. Красивые, кованая медная окантовка напоминает переплетенных змей. Они придают силу. Шикарная вещь. Да уж, шикарная. За них Людмиле пришлось переспать с демоном Кричинских предгорий, до сих пор побаливает пятая точка. Гребаный извращенец. Вот ни капельки не жалко было натравить на него святых очистителей, спецотряд по борьбе с нечистью. Зато наручи Зифильды пропали из поля зрения инквизиторов. Демон сгорел, а вместе с ним сгорела тайна новой владелицы.

Сапоги старого Круатоса. Великий убийца инквизиторов, на его счету сотни святых душ. Он быстро подлетал, проводил мечом по горлу и тут же исчезал. На вид неказистые и замызганные, но с их помощью гонцы обегали полмира всего за сутки. Надо будет поставить новые стельки, а то гвоздики впиваются в подошву. Пришлось отдать полпинты крови вампиру Лиарусу. Она всё равно не помогла ему, когда солнце ворвалось в раскопанную гробницу. Ну да, раскопали нехорошие инквизиторы, а Людмила снова чиста.

Обсидиановый кинжал Харунта. Знаменитый колдун делал им надрезы на яремных венах девственниц и подвешивал девушек за ноги, набирая кровь в большие баки. В этой подогретой крови он купался по вечерам, думал, что это его обессмертит. В одном из баков его и сварили… Кинжал даровал острый слух и невообразимое обоняние – с ним Людмила могла узнать, что готовится в ресторане для инквизиторов за пять кварталов от её дома. Заодно могла и подслушать разговоры поваров… И не только поваров. Красивый кинжал, украшенный изумрудами, достался мне от лесных эльфов, которых должны были сжечь на рассвете. Они думали, что Людмила поможет им сбежать. Наивные.

По старинной книге Альториса, которая была первой в череде колдовских находок, Людмиле нужен ещё пояс Ларинджины, кольчуга Сауруса и щит Мантиры. Если посчастливится найти утраченный обруч Затора, то могущественное обмундирование будет в сборе. Людмила станет если не бессмертной, то почти неуязвимой.