Кто и как развалил СССР. Хроника крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века

Б. Ельцин: – Надо бы нам, россиянам, обсудить с белорусами дела по двустороннему сотрудничеству.

Горбачев не возражает.

Б. Ельцин: – Неплохо бы заодно и Кравчука прощупать. Что он, понимаешь, думает в отношении Союза, став президентом… Он согласился прилететь в Минск.

Горбачев одобряет эту идею.

Б. Ельцин: – Михаил Сергеевич, давайте согласуем тактику обсуждения этих вопросов с Кравчуком. Надо уговорить его не порывать с Союзом…

Горбачев взрывается раздраженной тирадой: – Если дело дойдет до такого вот грубого отделения от Союза, до ухода Украины, то тогда мы сможет столкнуться там с очень опасными событиями… И вообще, почему независимость надо интерпретировать как обязательный выход из Союза? Есть республики, которые раньше всех заявили о своей независимости и тем не менее участвуют в строительстве нового Союза…

А. Грачев: – Проводив Ельцина до лифта, я зашел к Горбачеву и пересказал ему ответы Ельцина журналистам, ждавшим его в кремлевском коридоре. На этой импровизированной пресс-конференции Ельцин сказал: «Я не мыслю себе нового Союза без Украины» – и далее подчеркнул: «Если не будет получаться, подумаем о других вариантах».

– Что он имел в виду, Михаил Сергеевич?

Горбачев казался вполне удовлетворенным итогами только что состоявшейся беседой:

– Мы договорились, что он постарается повлиять на Кравчука – ведь из-за украинского референдума мы отложили подписание Союзного договора. А в понедельник (имелось в виду 9 декабря – Авт.) Ельцин, Кравчук и Назарбаев соберутся у меня для окончательного разговора…

Б. Ельцин (воспоминания): – Горбачев говорил и говорил, завораживая себя собственной речью, ухватившись за возможность еще раз изложить мне всю систему аргументации. На этот раз я ему не возражал. Зачем? Я все больше убеждался, что союзный президент неадекватен сложившейся обстановке, явно утратил ощущение реальности. Союз Суверенных Государств, за который столь рьяно ратовал Михаил Сергеевич, уже давно расшифровывали как «Союз Спасения Горбачева»…

М. Горбачев(воспоминания): – В течение недели перед Минской встречей мы почти ежедневно общались с Ельциным: или говорили по телефону, или встречались у меня. Говорили о многом, но главным оставался вопрос о сохранении Союза. На мой вопрос, почему вдруг Верховный Совет РСФСР отложил обсуждение проекта Договора о Союзе Суверенных Государств, он ответил рассуждениями насчет того, что его не поддержат депутаты. Я же сослался на то, что его и мои эксперты вместе работают в комиссиях Верховного Совета в обстановке большого согласия. И откуда взято, будто депутаты против?

Ельцин стал говорить, что сейчас первоочередная задача – это обсуждение документов, связанных с реформами. И опять настойчиво ставил передо мной тот же вопрос: подпишет ли Договор Украина? Союз без Украины немыслим. Я неизменно подчеркивал, что также не мыслю Союза без Украины. А на вопрос Ельцина, что же в этом случае делать, отвечал: предпринять все, чтобы Российская Федерация первой одобрила Договор на Верховном Совете.

Я уже понимал, что Президент России хитрит, тянет время: значит, у него есть другой план. Поэтому я перед самой встречей в Минске прямо спросил его: с чем он едет? Мой подход: есть проект Договора, Украина может присоединиться ко всем его статьям или к части из них. Ельцин, аргументируя задержку с рассмотрением Договора, сказал, что может встать вопрос о Союзе славянских республик. Я заявил, что, на мой взгляд, это неприемлемо. И разговор мы должны продолжить в Москве на встрече президентов с участием руководителей Украины.

Тогда я подумал, что сепаратистская позиция руководства Украины – это «подарок» для Ельцина: в России не поддержат президента, выступающего против Союза. Недовольство россиян центром вовсе не означает отказ от Союза. Особая же позиция руководства Украины – спасательный круг для тех в Российской Федерации, кто против сохранения Союза…

Информация для печати:

«Очень непростой» назвал Борис Ельцин свою беседу с Михаилом Горбачевым, касавшуюся главным образом перспектив подписания Союзного договора, которая состоялась в Кремле, в рабочем кабинете Президента СССР.

Встретившись с журналистами после этой беседы, оба президента подчеркнули, что будущий Союз они не мыслят без Украины… Борис Ельцин сказал, что надеется найти взаимопонимание на встрече с руководством Украины в Минске, куда в субботу он вылетает для подписания двустороннего соглашения между Россией и Беларусью…

Президент СССР особо отметил, что не видит альтернативы Союзному договору. «Уверен, что дальше мы можем успешно двигаться вперед лишь вместе – в Союзе Суверенных Государств», – подчеркнул он. «Мы нашли взаимопонимание с Борисом Николаевичем», – отметил Президент СССР.

(«Российская газета», 7 декабря 1991 г.)

Несмотря на успокаивающие слова о «взаимопонимании», «компромиссе» и «сохранении Союза ССР», фактическая ликвидация Союза к тому времени уже шла полным ходом:

Постановлением Правительства РСФСР от 15 ноября № 8 ликвидировано министерство финансов СССР, его предприятия и организации, включая Гохран СССР, переведены в подчинение министерства экономики и финансов РСФСР…

Этим же постановлением прекращено финансирование большинства союзных министерств и ведомств, их имущество зачислено в резерв Правительства РСФСР…

Постановлением Верховного Совета РСФСР от 22 ноября ликвидирована сеть учреждений Госбанка СССР на территории РСФСР. Его предприятия, учреждения, материально-техническая база и ресурсы переданы в ведение Центрального банка РСФСР…

28 ноября Б. Ельцин подписал указ «О реорганизации центральных органов государственного управления РСФСР», которым более семидесяти союзных министерств и ведомств были переведены в российскую юрисдикцию…

Информация для печати:

«Я не хотел бы предвосхищать визит Президента России в нашу республику каким бы то ни было комментарием», – сказал председатель постоянной комиссии Верховного Совета Беларуси по международным делам и внешнеэкономическим связям Петр Садовский.

Как стало известно корреспонденту РИА, программа пребывания Бориса Ельцина в Беларуси предусматривает утром 7 декабря встречу с представителями парламента, правительства и хозяйственного актива Беларуси, а днем – подписание экономического соглашения между двумя республиками.

Предполагается, что в субботу к лидерам России и Беларуси присоединится Президент Украины Леонид Кравчук. О программе этой встречи ничего официально не сообщается, но по неофициальной информации речь может идти о создании некоего трехстороннего объединения. Пока известно, что журналисты на эти переговоры допущены не будут…

(Сообщение РИА, 7 декабря 1991 г.)

Беловежская пуща, 8 декабря 1991 года

В Беловежье зима, сосны упираются в хмурое низкое небо. Длинная асфальтированная дорога ведет к воротам правительственной резиденции «Вискули». Вот здесь, за этими воротами, все тогда и случилось…

С. Шушкевич: – Идея встретиться здесь возникла у меня. Сначала я пригласил в Беловежскую Пущу только Ельцина.

В первый раз еще в Ново-Огареве: «Да, в Ново-Огареве природа прекрасная. Но и у нас в Белоруссии есть замечательные места, где можно встретиться, поохотиться, поговорить». Ельцин согласился приехать. Ближе к декабрю мы созвонились, и я повторил приглашение. Я в шутку спросил у Бориса Николаевича, не позвать ли Горбачева. Ельцин ответил, что если будет Горбачев, тогда он не поедет.

7 декабря Ельцин прилетел в Минск. Мы встретились с ним в кабинете Председателя Совета Министров Белоруссии Вячеслава Францевича Кебича (мой кабинет как Председателя Верховного Совета был существенно скромнее). Я предложил принять трехстороннее коммюнике. На уровне совета Горбачеву, что нужно делать. Примерно так: «Горбачев, ты не правишь, опасность очень большая, хватит говорить о Союзном договоре…» То, что мы изначально предлагали, было значительно мягче подписанного в итоге в Вискулях соглашения. Так что формулировка о том, что Советский Союз как геополитическая реальность прекращает свое существование, родилась прямо в Беловежской Пуще.

Прилетел Кравчук, я встретил его в аэропорту, и он сразу же сказал: ради коммюнике можно было бы и не приезжать. Мол, надо идти дальше. И мы полетели в Вискули.

Л. Кравчук: – Ельцин привез с собой горбачевский текст о создании Союза. Горбачев делал нам предложение: Украина вправе внести любое изменение, пересмотреть целые параграфы, даже составить новую редакцию при единственном условии – она должна подписать этот договор. Ельцин положил текст на стол и передал вопрос Горбачева: «Подпишете ли Вы этот документ, будь то с изменениями или без них?» Сам он сказал, что подпишет только после меня. Таким образом, судьба договора зависела целиком от Украины. Я ответил: «Нет.» Тут же встал вопрос о подготовке нового договора. Специалисты работали над ним всю ночь. Подписали документ быстро, без каких-либо обсуждений и согласований. Оказывается, можно все решать оперативно, если на дороге нет бревна, которое называется центром…

В. Кебич: – В то время Кравчук и Ельцин не дружили. Поэтому в Вискули летели на разных самолетах. Я сопровождал Ельцина, а Шушкевич – Кравчука. Прежде всего их надо было помирить.

Когда прибыли, Кравчук с премьером Фокиным пошли на охоту, потом провели ужин, ужин затянулся…

С. Шушкевич: – Почему была выбрана именно резиденция в Вискулях? Она строилась специально для высокопоставленных лиц. Оборудована средствами спецсвязи, рядом – военно-воздушная база. Я сам впервые был в этой резиденции. Надо отдать должное нашему правительству – оно все сделало по самому высшему разряду. Мне оставалось делать вид, что я здесь хозяин и всех приглашаю…

Подозрений, что Горбачев предпримет «штурм», у нас не было, хотя такой вопрос обсуждался. Но вспомните, что это было за время. Новоогаревский процесс зашел в тупик, в стране безвластие. Кто решится силой пресечь нашу попытку хоть как-то решить проблему? КГБ? После отстранения Крючкова этой силы можно было не бояться. Армия? Шапошников – интеллигентный, деликатный человек, он никогда бы на это не пошел…

Л. Кравчук: – Горбачев к силовым методам не обратится, это исключено. Как руководитель СССР он завоевал мировой авторитет тем, что начал демократические преобразования. Я не думаю, что он может прибегнуть в конце к действиям, которые похоронят демократию и личность, с которой связана перестройка. Это серьезно для истории.

Тем не менее во время встречи были предприняты все необходимые меры безопасности. Резиденцию «Вискули» охраняло спецподразделение. Офицеры из службы безопасности Ельцина и Кравчука постоянно переговаривались с Москвой, Киевом, Минском (у Шушкевича своей службы безопасности не было). На случай внезапного нападения был установлен контакт с ближайшими воинскими частями, пограничниками, службами ПВО.

Выбор резиденции был связан, вероятно, с тем, что буквально рядом – белорусско-польская граница. «На всякий случай» на авиабазе держали в постоянной готовности «горячие» вертолеты. На низкой высоте перелететь границу – без проблем…

С. Шушкевич: – Вечером в резиденции мы сели работать втроем: Ельцин, Кравчук и я. Но втроем мы договорились фактически только о том, что дальше будем работать вшестером. Вскоре к нам присоединились премьер-министр Украины Фокин, Председатель Совета Министров Белоруссии Кебич и госсекретарь Бурбулис. И до самого завершения встречи мы работали уже в этом составе.

Фокин и Кебич, главы исполнительных властей государств, опытные люди, не раз корректировали наши формулировки, четко объясняя, какие сложности они могут породить на практике. Что касается Бориса Николаевича, то он пригласил не главу правительства, а госсекретаря. Честно говоря, пост, занимаемый тогда Бурбулисом, был для нас не очень понятен. Но Бурбулис был вторым лицом в государстве – раз так счел Президент России, мы и воспринимали его как второе лицо. Бурбулис был политически инициативен. Я помню, что именно он поставил перед нами вопрос: а вы согласитесь подписать, что СССР как геополитическая реальность (я помню, что «геополитическая реальность» – его слова) распался или прекратил свое существование?

Вечером мы для начала договорились концептуально: осознаем опасность неконтролируемого развала СССР, вправе констатировать, что СССР распался, должны сделать все, чтобы сохранить военную связку. Мы осознали, что распадается ядерная держава и каждое из государств, принимающих участие во встрече, имеет на своей территории ядерное оружие… Мы сошлись на том, что это нужно оформить официальным документом, и дали поручение рабочей группе, в которую входили представители от каждой стороны. И было сказано: за ночь – сделать.

А наша шестерка, дав задание рабочей группе, отправилась в баню. В бане нас было больше, чем шестеро. С Борисом Николаевичем, например, были люди из его охраны. Но разговоры мы вели «банной шестеркой». Хотя наутро нам нужно было решать судьбу страны, чувства величественности события ни у кого не было. Кроме, пожалуй, Бурбулиса…

Б. Ельцин: – Беловежская встреча проходила в обстановке секретности, резиденцию даже охраняло особое спецподразделение. Из-за этой сверхсекретности порой возникали неожиданные ситуации. Например, вдруг выяснилось, что в резиденции нет ксерокса. Для того, чтобы получить копию документа, его каждый раз приходилось пропускать через два телефакса, стоявшие рядом.

Мне показалось, что Шушкевич представлял себе эту встречу несколько иначе, более раздумчивой, спокойной. Он предлагал поохотиться, походить по лесу. Но было не до прогулок. Мы работали как заведенные, в эмоциональном, приподнятом настроении.

С нашей стороны над документами работали Бурбулис, Шахрай, Гайдар, Козырев, Илюшин. Была проделана гигантская работа над концепцией, формулами нового, Беловежского договора, и было ясно, что все эти соглашения надо подписывать здесь же, не откладывая.

Глядя на внешне спокойные, но все-таки очень напряженные, даже возбужденные лица Кравчука и Шушкевича, я не мог не понимать, что мы всерьез и, пожалуй, навсегда «отпускаем» Украину с Белоруссией…

С. Шушкевич: – День 8 декабря глубоко врезался мне в память. С утра Фокин с Кравчуком ушли на охоту. Ельцин от охоты отказался. Фокин завалил кабана, которым мы потом вечером закусывали.

К работе над документами приступили после завтрака. Я понимал, что документ нужно сделать аккуратно и мы вычитывали каждое слово.

Сначала мы писали само Соглашение. Получали от рабочей группы вариант преамбулы: это нравится, это не нравится… Давайте попытаемся оттенить вот такой элемент, такой… Согласны. И преамбула уходит назад, в рабочую группу. И так с каждым пунктом Соглашения. Он принимался только тогда, когда вся шестерка была согласна…

Кравчук был таким сдерживающим. Он все время фильтровал пункты Соглашения с позиции прошедшего на Украине референдума. Мы могли туда включить любые фразы по интеграции и по взаимодействию. Но особая позиция Кравчука отметала любое «братское единение» Украины в рамках бывшего СССР.

Белоруссии было нужно, чтобы Соглашение не противоречило нашей Декларации о независимости: мы заявили в ней о стремлении к нейтральности и безядерности.

Там не было наивных. Было ясно, что Борису Николаевичу больше всего мешает Горбачев. Украине нужно было для нормального становления признание ее независимости Россией – не как наследником бывшего СССР, а как главным правопреемником. Честно говоря, нам нужно было то же самое. Я ведь понимал, что если мы приняли Декларацию о независимости, в признании нашей независимости нет проблем ни с одним государством, кроме России.

Мы оставили едиными фактически только военную структуру, стратегические вооруженные силы.

Когда Соглашение было готово, решили, что Заявление мы подпишем тройкой – массовок устраивать не нужно.

Из рабочей группы мне запомнился Шахрай. Когда мы с очередным пунктом заходили в «тупичок», Шахрай уходил на пять-десять минут и возвращался с приемлемой формулировкой. Он не был безропотным исполнителем, выяснял все до мелочи. И я вдруг увидел такого… игрока. И юриста очень высокого ранга. Это было неожиданностью.

Что касается спиртного, то во время работы над Соглашением я был как за рулем и все остальные вели себя почти так же. Только когда с трудом удавалось найти приемлемую для всех формулировку, мы позволяли по чуть-чуть хорошего коньяку.

Я разрешил себе расслабиться только глубоким вечером, после подписания перед телекамерами – когда почувствовал, что «все, что мог, я уже совершил».

В. Кебич: – Во время работы над Соглашением, когда получалось сформулировать особенно сильную фразу, мне давали задание: иди налей по рюмке шампанского. Крепленые и крепкие напитки, когда мы работали, вообще не употребляли. Только потом, когда уже все закончилось…

А в баню даже и не ходили. И я тоже не ходил.

Российская сторона занималась только теми параграфами, которые имели политические цели. Их не волновало, что мы напишем по экономическим вопросам. Поэтому экономическую часть создали мы с Фокиным…

Больше всего обсуждалась судьба Президента Горбачева, как быть с государствами, которые не участвуют в совещании, схема внешнеполитической деятельности и схема обороны страны.

Никогда не вставал вопрос о том, что у нас, например, разорвутся связи между заводами. Нам казалось, что это навечно, незыблемо… Соглашение было для нас больше политическим заявлением. В этом отношении мы оказались обманутыми… российской стороной. Ведь мы были возмущены поведением Горбачева и готовы были черт те знаете что подписать, лишь бы от него избавиться.

С. Шушкевич: – Существовал договор-заготовка, разработанный еще в феврале славянской «тройкой» вместе с Казахстаном. 7 декабря прилетел в Минск Ельцин, за этим столом мы проводили деловую игру: как заинтересовать Украину. Я уехал в аэропорт встречать Кравчука уже с коммюнике, он сразу согласился, хотя, откровенно, я не надеялся на такой быстрый шаг. Тогда и решили, что надо идти дальше. Что и случилось в Беловежской Пуще…

Из Соглашения об образовании СНГ:

Мы, Республика Беларусь, Российская Федерация (РСФСР), Украина как государства – учредители Союза ССР, подписавшие Союзный договор 1922 года, далее именуемые высокими договаривающимися сторонами, констатируем, что Союз ССР как субъект международного права и как геополитическая реальность прекращает свое существование…

С момента подписания настоящего Соглашения на территориях подписавших его государств не допускается применение норм третьих государств, в том числе бывшего Союза ССР…

Деятельность органов бывшего Союза ССР на территориях государств-членов Содружества прекращается…

За Республику Беларусь              За РСФСР              За Украину

С. ШУШКЕВИЧ                          Б. ЕЛЬЦИН           Л. КРАВЧУК

В. КЕБИЧ                                Г. БУРБУЛИС         В. ФОКИН

Б. Ельцин: – Когда документы были в основном готовы, мы решили связаться с Назарбаевым, чтобы пригласить его, Президента Казахстана, в учредители содружества. Как раз в этот момент Назарбаев находился в воздухе, в самолете, на пути к Москве. Это была заманчивая идея – повернуть самолет, чтобы он прямо сейчас же прилетел к нам.

Мы попытались связаться с его самолетом. Выясняется, что в нем нет такой системы связи, по которой мы могли бы соединиться. Тогда пытаемся это сделать через диспетчерскую Внукова. Это был реальный вариант, Назарбаев в кабине летчика мог бы переговорить с нами и развернуть самолет в нашу сторону. Однако руководство Министерства гражданской авиации Союза запретило диспетчерам аэропорта давать нам служебную радиосвязь. Пришлось дожидаться прилета Назарбаева, и он позвонил нам уже из Внуково.

Каждый из нас переговорил с ним по телефону. Я прочитал ему подготовленные для подписания документы. «Я поддерживаю идею создания СНГ, – сказал он. – Ждите меня, скоро к вам вылечу».

Однако Назарбаева мы в тот день так и не дождались. Когда Горбачев узнал от Назарбаева, что тот собрался к нам, он применил всю силу своего красноречия, использовал все влияние, чтобы отговорить его от поездки. Чуть позже мне позвонил кто-то из его секретариата и передал, что президент Казахстана не сможет прилететь.

Нам было важно присутствие Назарбаева хотя бы в качестве наблюдателя. Но он решил по-другому. Мы втроем закрепили своими подписями историческое беловежское соглашение…

Н. Назарбаев: – Моей подписи под документом все равно не было бы, и, окажись я там, во всяком случае пытался бы убедить участников Минской встречи все-таки провести консультации со всеми потенциальными членами Содружества Независимых Государств и только после этого принимать какое-то решение.

Г. Бурбулис: – Ситуация развивалась достаточно сложно. В ноябре 1990 года без согласия и вне зависимости от Союза был подписан первый двусторонний договор между Россией и Казахстаном. Я расцениваю это событие как выдающееся, поскольку именно тогда была пробита первая брешь в системе…

Далее, в феврале 91-го возникла идея и была сделана первая проба четырехсторонней встречи: Россия, Украина, Беларусь и Казахстан. Была пройдена тропка двусторонних переговоров, и мы увидели, что в этой сборке есть стимулирующее зерно, и начали его отрабатывать.

К сожалению, тогда не было Шушкевича, был, кажется, Дементей, которому и хотелось, и было боязно одновременно. Ну и ни для кого не было секретом, что Горбачев достаточно ревниво и, я бы даже сказал, разрушительно, относился к этим попыткам. Поодиночке беседовал с участниками, убеждал их, то есть пытался всячески приостановить процесс.

Такое впечатление, что это у него получилось. Мы уже дошли практически до четырехстороннего документа, но потом это застопорилось. Кто-то засомневался, кто-то видел все это по-иному… Но проба состоялась. И сама идея содружества взамен союза в памяти нашей политической и духовной уже существовала. Надо было только найти, как ее возобновить и как реализовать. Вот тогда и выяснилось, что реализовать ее можно только ограничив круг тремя республиками…

Тут речь идет о специфике Назарбаева, о его личностном качестве. Идея была такая: надо было все это подготовить без того, чтобы его насторожить. А мы в принципе знали, что Назарбаев обязательно будет советоваться с Горбачевым…

«Высокая честь» сообщить Президенту СССР, что такой страны больше нет, выпала С. Шушкевичу.

С. Шушкевич: – Когда мы закончили, наступило облегчение – просто от того, что мы наконец завершили эту работу. И тогда мы собрались втроем в – не побоюсь этого слова – апартаментах Ельцина. Борис Николаевич сказал: «Так, теперь надо Михаилу Сергеевичу сообщить». Логичнее всего, продолжал Ельцин, поручить это Станиславу Сергеевичу – он всегда с ним много говорит. Кравчук высказался за. Ну и мировую общественность надо было информировать. Решили, что логичнее всего позвонить Бушу. Кто лучший друг Буша? Конечно, Борис Николаевич.

Я начинаю звонить Горбачеву. Входные, спецкоммутатор… В общем, соединяли меня довольно долго. А Борис Николаевич по своей спецсвязи – хлоп! – и раньше «зацепился» за Буша. Пока меня соединяли с Горбачевым, Ельцин уже вел разговор с американским президентом.

Горбачев всегда ко мне обращался на «ты», а здесь впервые он сказал мне «вы». Я в двух словах его проинформировал: «Подписали вот такое Заявление, и суть его сводится к следующему…» Горбачев: «Да вы понимаете, что вы сделали?! Вы понимаете, что мировая общественность вас осудит! Гневно!» А я уже слышу, что Ельцин разговаривает с Бушем: «Джордж, привет!» – и Козырев ему переводит. Горбачев продолжает: «Что будет, когда об этом узнает Буш?!» А я говорю: «Да Борис Николаевич уже сказал ему, нормально он воспринял». Горбачев при этом известии взорвался: «Вы разговариваете с президентом Соединенных Штатов Америки, а президент СССР ничего не знает. Это позор, стыдобища!»

Горбачев попросил к телефону Ельцина и потребовал прибыть к нему в Кремль на следующий день, как договаривались, для того чтобы объясниться: «Объясните стране, миру и мне!» Ельцин на это ответил, что от имени трех руководителей на разговор с Горбачевым прибудет он один…

Тогда же, не дожидаясь утра, мы вылетали обратно – нам предстояло ратифицировать соглашение в парламентах…

Хотя С. Шушкевич умалчивает об этом, в тот день из Беловежской Пущи звонили многим другим важным адресатам. Б. Ельцин имел разговор с министром обороны СССР маршалом Е. Шапошниковым и проинформировал его о подписанном Соглашении. Шапошников поинтересовался, предусматривает ли Соглашение сохранение единых вооруженных сил. Получив от Ельцина утвердительный ответ, заверил, что с его стороны возражений не будет.