Локальная метрика

Когда в салонном зеркале я увидел крокодилью пасть на черной морде, то, мягко говоря, удивился. Когда эта тварь успела запрыгнуть в выбитое заднее окно? А главное – как пролезла-то? Теперь целеустремленно пытается сократить дистанцию и буквально сопит мне в ухо. Спасает только то, что здоровенная, как теленок, псина никак не может втиснуться между потолком и спинкой заднего сиденья – подголовники мешают. Рвёт когтистыми лапами обивку, клацает зубами в неприятной близости от моей шеи. И пугающе близка к успеху. Я резко, в пол, затормозил. Инерция торможения ей помогла – туша преодолела-таки задний ряд, рухнув носом на пол между сиденьями и теперь, злобно рыча, пытается вывернуться из нелепой позы «хвостом кверху». От сиденья только клочья летят.

– Ах ты, сука! – с чувством сказал я, хотя это, кажется, был кобель. – Ну, вот что ты ко мне привязался?

– Рррр-гав! Рррр! – пёс упорно выворачивался из тесноты между сидениями. Вот же здоровая тварь какая!

– Ну, ты конкретно напросился, – констатировал я, без надежды на понимание. Тезис «ты сам виноват в своих проблемах» и до людей-то плохо доходит.

Врубил заднюю и, въехав на тротуар, резко, до удара, прижал машину кормой к стене дома. Выскочил, закрыл дверь и заблокировал замки с ключа. Всё, теперь из неё не вылезти, не нажав кнопку разблокировки на двери. А это вам не под сенсор прыгнуть.

– Пока-пока!

Собака яростно бесновалась внутри, от злости раздирая зубами пахнувший мной подголовник водительского сиденья, билась об двери так, что тяжёлая машина раскачивалась, оставляла слюнявые следы на стекле – но выбраться не могла. А я остался с тем же, с чего начинал – без машины, кофе и сигарет. Минус укушенная нога, которая болела всё сильнее. Когда отпустил адреналин, я понял, что наступать на неё очень больно, и я теперь не то, что бегать – ходить могу с трудом. Поэтому следующим пунктом моего увлекательного путешествия стала аптека – на своё счастье круглосуточная, что сберегло ей замок на двери. Я был с ней деликатен – брал только то, что стояло в витринах, без лишнего варварства открыв их ключами, лежавшими рядом с кассой. Снял заскорузлые от крови штаны и ботинки – открывшаяся картина не радовала. Икра опухла и покраснела, зубы покусавшая меня шавка явно не чистила. Хорошо хоть прокусила неглубоко. Промыл перекисью, обработал края раны йодом, наложил повязку, пропитанную мазью с антибиотиком и обезболивающим. Надеюсь, этого хватит, поскольку мои познания в медицине закончились. Нога теперь тянула и дергала, как больной зуб, но терпеть можно. Насыпал в карман куртки антибиотиков и анальгетиков, какие знал, а больше ничего не придумал. Если собака была бешеная – мне конец. Вакцину от бешенства в аптеках не держат, где её искать – без понятия. Я достал телефон и ещё раз убедился, что интернет не работает. Зверски хотелось курить и кофе. И выпить.

Сберегая ногу, присвоил в аптеке трость. Совершенно неизящную, отнюдь не придающую мне романтического шарма – но удобную, как раз для таких полуинвалидов. Так и поковылял, пытаясь поменьше наступать на ногу и посильнее опираться на палку. Жалкое и совсем не героическое зрелище. Всего полдня апокалипсиса, а меня уже собаки погрызли. А дальше что будет? Вороны заклюют?

Больше всего меня бесила полная непонятность происходящего. Как опытный теоретик пиздецомы я был возмущён непрозрачностью жанра. Что за апокалипсис такой дурацкий? Был бы это, к примеру, зомби-трэш, по улицам бродили бы живые покойники, а грудастая блондинка в заляпанной кровью майке на тонких бретельках отпиливала бы мне бензопилой укушенную ногу. Быстро и решительно, пока зараза не дошла до мозга. К счастью, у типичного читателя пиздецом мозга нет, и он не знает о скорости кровообращения и бессмысленности таких ампутаций. Если бы это была вирусно-пандемическая пиздецома, то покойники вокруг бы не бродили, а лежали, тихо пованивая. При этом город был бы окружён карантинными кордонами, сжигающими из огнемётов всех выживших, а я тащил бы на себе блондинку – нулевого пациента, чтобы из её крови сделать вакцину. Если бы это была военно-полевая пиздецома, то город бы лежал в радиоактивных руинах, а я бы воевал с мародёрами за последний склад противогазов, необходимых мне, чтобы вместе с блондинкой-лейтенантом спецвойск добраться через заполненное мутантами метро до тайного бункера с кодами от последних ракет. Совершенно целый, но при этом абсолютно пустой город ни в один сценарий не вписывается. И где, чёрт побери, положенная мне как главному герою блондинка?

Блондинку я нашел. Метров через двести. Проковылял эти метры вяло, с палочкой, но, увидев следы крови на асфальте, как-то сразу взбодрился. Блондинка оказалась за углом, в кустах возле автозаправки – видимо, бежала туда в поисках спасения. Собаки оставили от неё не очень много, но волосы были светлые и длинные. Выглядело это ужасно, пахло ещё хуже и недавние пирожки с капустой стремительно меня покинули. Тело вяло догрызали несколько мелких кабысдохов, при виде меня они оскалились и зарычали, но от еды не оторвались. На моё «пошли прочь, твари» не отреагировали, а гонять их алюминиевой тростью для хромых я поостерегся. Но именно в этот момент до меня, как до жирафа, наконец, дошло – всё действительно очень плохо.

До сих пор я был в каком-то рассеянном полуосознании, и происходящее не было для меня вполне реальным. Как будто я интерактивное кино смотрю. Даже укушенная нога воспринималась как досадная, но мелкая неприятность. Казалось, вот сейчас я уеду домой, и всё прекратится, мир вернётся на свое законное место… Но, глядя на обглоданный труп неизвестной женщины, я вдруг с пронзительной отчетливостью понял – не вернется. В нём что-то необратимо сломалось.

Глава 4. Иван

Я не знаю, почему мир сломался. Но знаю точно – когда. Это произошло в ночь на первое ноября, в понедельник, в пять часов сорок две минуты. Когда на втором этаже запищал бесперебойник, сообщая об отключившемся электричестве, я проснулся и посмотрел на светящиеся стрелки «штурманских» часов. Подождал пару минут, ожидая, что электричество включится обратно, но устройство продолжало противно пищать, и я поднялся наверх, чтобы его выключить. Выглянув в окно кабинета, я увидел, что света нет во всём посёлке, и даже фонари освещения трассы за лесом не светятся. Значит – авария большая и исправить её должны быстро. Это если на местном поселковом трансформаторе фазу выбило, то ремонтников можно и сутки прождать, а когда рубанулась линия в райцентре, то они бегают, как наскипидаренные. Поэтому я не стал запускать генератор и пошёл обратно спать, уверенный, что к утру электричество будет.

Однако когда я снова проснулся, по старой привычке в семь, не было не только электричества, но и утра. С совершенно чёрного неба крупными хлопьями падал снег.

Мы приехали в загородный дом с намерением провести тут осенние каникулы. В очередной раз обрезать деревья в старом саду, закрыть растения и клумбы, сгрести листья в компостный ящик – в общем, подготовить к зиме. Когда-нибудь дети вырастут, и мы переедем сюда жить совсем, но до тех пор школа и садик привязывали нас к городской квартире. Там уютно, но тесновато, и каникулам мы радовались чуть ли не больше детей. Младшему жизнь за городом пока в радость, Старшая уже начинала морщить нос. Провести неделю наедине с родителями – не лучшая с её точки зрения форма досуга. Альтернативы пока нет – слишком мала, чтобы оставлять её одну в городе. То есть, конечно, она так не считает, но ещё не набралась достаточно подростковой козлиности, чтобы упереться рогом до скандала. Очень скоро мы, если доживём, будем жрать полной ложкой все прелести пубертатного подросткового бунта (ох, я в своё время ураганил!) – но ещё не сегодня. Погода была прекрасная, последние солнечные деньки осени, плюс десять, ни облачка. В последний день гуляли по берегу реки, любовались прозрачной холодной водой, наслаждались тишиной – сезонные дачники разъехались, посёлок пуст. Поужинали, мы с женой выпили вина и легли спать. А утро следующего дня не настало.

В первый день мы даже не очень испугались. Удивились – это да, досадовали на долгое отключение света – тоже было. Старшая расстроилась из-за отсутствия интернета – он не появился, даже когда я запустил генератор и перезагрузил роутер. Сотовая связь пропала. Младший радовался внезапному снегу, и мы с ним, несмотря на темноту, слепили пару небольших снеговиков. Мы с женой не очень хорошо себя чувствовали, но отнесли это на счёт резкого изменения погоды. Выпили чаю с коньяком – стало легче. Я несколько раз поднимался на второй этаж и с тревогой смотрел в окна, выглядывая в снежной метели и темноте далёкие огни – но ничего не увидел. Да, было слишком темно, чтобы оправдать это погодой, такой темноты не бывает даже в полярную ночь. Но я всё равно считал, что это какое-то редкое атмосферное явление. Ну, не знаю, как двойное солнце, только наоборот. Антисолнце какое-нибудь. Ведь раньше мир никогда не ломался.

Была мысль съездить до райцентра или хотя бы до магазина на трассе, спросить у людей, что творится, но я уже выпил коньяка, да и ехать на летней резине в такой снег не хотелось. Решили – подождём до завтра, заодно и снегопад прекратится. Ну не может же он долго длиться, не зима ещё. Посмеялись насчёт глобального потепления и отметили с детьми Хэллоуин, специально тыквы завезли. В темноте без электричества праздник вышел даже романтичнее. Сидели при свечах, вставленных в тыквы, пили чай с клубничным пирогом, слушали, как на улице, шурша, падал снег. Это придавало происходящему привкус Нового Года. Я рассказывал детям про Самайн и кельтов, про сложную историю праздника, перевранного и присвоенного христианами, о традициях осенних праздников урожая и о язычестве. При свете тыкв это воспринималось особенно хорошо, даже скептичная по возрасту Старшая слушала, разинув рот. А был бы интернет – сразу уткнулась бы в телефон, пропуская всё мимо ушей. Ведь именно там происходит, по мнению подростков, настоящая жизнь.

На второй день проснулись от холода – печку на ночь не топили, только камин для уюта. В доме было плюс пятнадцать, на улице – минус пятнадцать. Снег все ещё падал, засыпав нас до середины окон, стояла кромешная тьма без единого проблеска. Ехать куда-то было уже поздно. С трудом проломившись в снегу по уши до сарая, достал лопату и с тех пор с ней не расстаюсь. Вот и сейчас расширил ей лаз на поверхность, чтобы не только голову высунуть, но и самому вылезти. Стараясь не смотреть вверх, пробежался по поверхности снега ярким лучом «тактического» фонарика – дома ближних соседей одноэтажные и над белым сверкающим покрывалом торчат только коньки крыш. Проезды можно определить по верхушкам столбов, идущим редкими параллельными пунктирами. Ага, мне примерно в ту сторону. Не удержался, поднял луч света в небо и опять моментально, до тошноты закружилась голова и навалилась тяжесть.

Пока валил снег, мы ещё рассуждали о причинах происходящего – почему темно, почему стремительно холодает, где люди, электричество, радиосигналы, в конце концов? Выдумывали извержение супервулкана, затянувшие всю Землю облака чёрного пепла, прочую ерунду – катастрофическую, но объяснимую. Но когда снег выпал весь, и мы впервые посмотрели туда, где было небо – больше не строили гипотез.

Просто мир сломался.

Смотреть в текучее чёрное ничто, которое нависло над нами, невозможно. Мы привыкли видеть над собой облака или тучи, луну или солнце, звезды или полярное сияние. Там, над головой, должно что-то быть. Когда там нет ничего, это не просто страшно, это непереносимо физиологически. Вестибулярный аппарат отказывается работать.

Пришлось спуститься обратно в тоннель и закрыть лаз листом утеплителя. Впрочем, я успел понять то, что хотел – снег наверху рыхлый, и я в нём проваливаюсь. Нужны снегоступы. Кроме того, надо что-то придумывать для дыхания. По житейскому опыту кажется, что, если при минус сорок у тебя уже звенят в штанах яйца, то при минус восемьдесят ты просто сразу треснешь, как стеклянный стакан. Однако это не так – в мороз опасна не сама температура, а влажность и ветер. Сейчас наверху воздух совершенно сух и неподвижен, ни ветерка, а значит, теплопроводность его мала. Да, если попробовать справить там малую нужду, скорее всего, станешь статуей писающего мальчика, но в хорошем тёплом обмундировании мгновенного переохлаждения не происходит. Организм вырабатывает тепло быстрее, чем оно уходит через одежду. Тут, скорее, важно не вспотеть – влага приводит к потере теплоизоляции. Я одет в комплект термобелья, поверх него шерстяные штаны и флисовая кофта, потом зимний рабочий комбинезон на синтепоне, а сверху полярная куртка-канадка с капюшоном, из толстой овчины мехом внутрь. На ногах термоноски, шерстяные носки и унты с дополнительным тепловым вкладышем. На голове, кроме капюшона – шапка-маска из толстого флиса и дополнительно намотан шарф, плюс горнолыжные очки на носу. Встретишь такое в темноте – испугаешься, но встретить некому. Слабое место – дыхание, такой холодный воздух буквально обжигает носоглотку. Некоторое время спасают шарф и маска, но они быстро обмерзают, превращаясь в кусок льда. Требуется техническое решение. Тут бы автономную систему с подогревом, как в космическом скафандре, или хотя бы изолирующий противогаз типа КИП-5… Но чего нет, того негде взять. Хотя идея насчёт противогаза требует осмысления.

Неожиданная проблема – статическое электричество. Вот уж чего не ожидал. Однако очень сухой воздух снаружи и несколько слоёв шерсти и синтетики на теле приводят к тому, что с улицы заходишь в дом, заряженный, как лейденская банка. Лучше ни с кем за руку не здороваться и к компьютеру не подходить. Теперь у меня входной ритуал – зажимаю в руке большую отвёртку и касаюсь ей водопроводного крана. Если держать её плотно, то разряд проскакивает между отвёрткой и краном, а не между рукой и отвёрткой. Иначе – ощутимо и неприятно дёргает.

Ещё одна новая традиция – обход помещений и приборный контроль. В каждой комнате есть термометр, надо следить, чтобы температура не опускалась ниже минимально допустимой. Самое холодное место – котельная-генераторная, мой здешний БЧ-5. Здесь стоит электрический трёхфазный котёл. Он двухконтурный, даёт заодно и горячую воду для водопровода. То есть, давал бы, если бы было электричество. Здесь же шестикиловаттный бензиновый генератор, прикрученный к полу через демпфирующие подушки. Ради него и держим плюс пять, приоткрывая периодически дверь в дом и впуская тёплый воздух. Относительно тёплый мотор расходует меньше бензина на прогрев при запуске. Здесь блок автономки – два больших аккумулятора и промышленный бесперебойник на пять киловатт, обеспечивающий сеть 220 вольт при местных блэкаутах. Котёл от него не запитаешь, но он и не для этого. Пока мир не сломался, его функцией было поддерживать освещение, водоподачу и работу холодильника во время кратковременных отключений. Сейчас мы его используем, чтобы запустить иногда насос, если воды в системе не хватило до следующего включения генератора. Здесь же собранная на скорую руку низковольтная станция – аккумулятор с машины и зарядник к нему. От него запитано только двенадцативольтовое аварийное освещение в доме. Светодиодные светильники потребляют немного, а аккумулятор подзаряжается при работе генератора. Здесь и мой зимний верстак для всяких мелких работ, на котором я собрался делать снегоступы. Для этого нужен электроинструмент, поэтому внеплановый пуск генератора.

Заведя двигатель, подождал, пока он прогреется и вернулся в дом, подключать всё, что требует высоковольтной сети – насосную станцию, вытяжную вентиляцию и, конечно, компьютер для дочки. Время игр!

– Пап, мы же умрём, да? – спросила Василиса неожиданно, пока компьютер загружался.

– Когда-нибудь все умрут, – ответил я как можно спокойнее.

– Я не об этом, – покачала головой дочь и посмотрела на меня пристально. Глаза у неё зеленые, яркие, как у жены. Невозможно соврать, глядя в такие глаза.

– Не знаю, солнце, – ответил я, подумав. – Но вот что я тебе скажу. Когда на нашей лодке была авария, то некоторые сказали: «Дифферент слишком большой, мы не сможем продуть балласт. Мы ниже расчётной глубины, прочный корпус повреждён, воду давит через переборки. Спастись невозможно. Мы всё равно умрём, зачем дёргаться?» Они лежали на койках, смотрели в по́дволок и ждали смерти. Двое даже покончили с собой, чтобы не дожидаться. Но остальные моряки не думали о том, что спастись невозможно, а делали то, что могли. Шаг за шагом, узел за узлом, трубопровод за трубопроводом восстанавливали сломанное. А потом, собрав все запасы сжатого воздуха, частично продули балласт, дифферент уменьшился, лодка подвсплыла, появился шанс, мы его использовали на полную и спаслись. Хотя те, первые, были с технической точки зрения совершенно правы.

– Ты думаешь, у нас есть этот шанс?

– Это неважно. Я буду делать, что могу, шаг за шагом. И тогда, если шанс появится, я буду к этому готов.

– Я тебя люблю, пап, – сказала Василиса очень серьёзно. Кажется, впервые с тех пор, как перестала быть маленькой девочкой, раздававшей своё «люблю» направо и налево.

– И я тебя, – так же серьёзно ответил я. И ушёл. Потому что, кажется, в глаза что-то попало… Да и компьютер уже загрузился.

Работающий генератор поднял температуру в помещении до плюс десяти, можно даже не надевать куртку. Лист ОСБ-плиты, электролобзик, дрель и ремни от старой сумки – и готовы снегоступы. Обрезки я экономно отнёс к печке. В принципе, генератор можно было глушить, но я решил дать дочке ещё поиграть. Да и жена, воспользовавшись возможностью включить нормальный свет, затеяла готовку.

– У тебя есть полчаса, – сказал я ей, подойдя сзади и поцеловав в шею. – Потом заглушу, топлива осталось немного.

– Хорошо, милый, – ответила она.

– Да, ещё… – добавил я, – тебе сверху ничего не надо? Собираюсь подняться на второй этаж ненадолго.

Жена задумалась, потом покачала головой:

– Нет. Вроде бы ничего.

Я подкинул в печку дров, чтобы компенсировать неизбежную потерю тепла и, надев куртку, шапку и перчатки, откинул люк, сделанный в плите, закрывшей лестничный проём. Тёплый воздух снизу ворвался наверх клубами пара, тут же оседая инеем на промерзших стенах. На удивление, не так уж и холодно – минус тридцать семь, если верить термометру. Всё-таки, несмотря на дополнительное утепление пола, тепло снизу просачивается. У меня тут несложная задача – подключить лампочку, которая венчает антенную мачту снаружи. Мачта была нужна для получения мобильного интернета, она торчит выше конька крыши на пару метров, и на ней смонтирован серый прямоугольник 4G-антенны. А на самом её кончике я закрепил красную светодиодную лампочку, габаритный огонь от грузовика. Не знаю зачем, просто так – была лампочка, была мачта, они подходили друг другу. Может быть, чтобы было похоже на ходовой огонь. Лампочка запитывалась от роутера и сейчас, разумеется, выключена, а надо включить – в полной темноте сломавшегося мира она станет моим маяком. Для этого я перекинул питание с роутера на низковольтную линию аварийного освещения, провозившись дольше, чем рассчитывал – сращивать тонкие провода в перчатках очень неудобно, а без перчаток пальцы примерзают к кусачкам. Изоленту пришлось два раза отогревать подмышкой – холодная она дубеет и не липнет. В конце концов, справился. Теперь за наполовину засыпанным окном кабинета была не абсолютная тьма, а тьма и красный огонёк сверху. Слабенькая лампочка освещает только себя и краешек антенны, но всё равно радует. Пока я разглядывал этот жизнеутверждающий огонёк, заметил странное – с обратной стороны толстого тройного стеклопакета лёд на окне был процарапан до стекла, как будто кто-то пытался заглянуть в дом. Казалось даже, что и само стекло глубоко поцарапано, но это, конечно, казалось – не могла же принесённая ветром ветка – или что это там было? – повредить стекло? Хотя, с другой стороны, откуда там ветер? Воздух давно уже полностью неподвижен… Странно всё это.

Спустившись и закрыв проём между этажами, остался с ощущением какой-то тревожности. Вроде ерунда, – понятно, что там снаружи никого нет, при такой температуре никто не выживет, – а не отпускает. Надо будет посмотреть снаружи, как выберусь на поверхность. Решено – пробный выход сделаю в виде прогулки вокруг дома до того окна. Испытаю технологию выживания.

Пока генератор не заглушён, вернулся в котельную, чтобы попробовать воплотить возникшую идею. Основная проблема на поверхности не холод, а дыхание. Мне нужно как-то подогревать воздух, иначе я просто поморожу себе слизистые в носу. У меня со службы… ну, скажем, случайно завалялся изолирующий дыхательный аппарат. Баллоны, разумеется, пусты, регенеративный патрон тоже за давностью лет вызывал сомнения в свой пригодности, но мне это и не нужно. Шланги – вот на что я рассчитывал. Если удлинить трубку вдоха и намотать её под одеждой, то она будет работать теплообменником, подогревая воздух до приемлемой температуры. А трубку выдоха вывести наружу, чтобы влага от дыхания не оседала под одеждой и не нарушала теплоизоляции. Шланг от старого пылесоса, немного армированного скотча и бечёвки, чтобы закрепить это всё под одеждой. Натянув флисовую маску поверх резинового рыла аппарата, я стал окончательно похож на какое-то чудище из кошмаров. Оставалось проверить, как это будет работать.

– Внимание, машине стоп! – крикнул я в коридор.

Дождавшись от дочки подтверждения, что она сохранилась и погасила компьютер, выключил зажигание и перекрыл топливный кран. Навалилась тишина. Вообще я люблю тишину, но в последнее время её стало как-то многовато…

Выкинув на поверхность снегоступы, я неловко вылез из своего импровизированного люка, опираясь на них руками и коленями. Снег продавливался, но держал. Первая выявленная ошибка – ремни креплений надо делать длиннее, затянуть короткие хвостики в рукавицах поверх перчаток очень сложно несмотря на то, что рукавицы армейские, с отдельным указательным пальцем. Но кое-как затянулись всё же. Ходить на снегоступах с непривычки очень неудобно, надо высоко поднимать ногу и ставить её перпендикулярно поверхности, шаги при этом получаются неловкие, напрягаются не те мышцы, что обычно, из-за этого быстро устаёшь. Но мне и не надо пока далеко идти, всего-то прогуляться вокруг дома. Совсем небольшой поход, просто размяться и убедиться, что дыхательная система работает. На первый взгляд, идея себя оправдывала – воздух холодный, но не обжигает носоглотку. Правда, и тепло из-под одежды вытягивается быстрее, всё-таки я подогреваю дыхательную систему собственным телом, да в носу начало свербеть из-за сухости. Но это можно перетерпеть, это всё ерунда. Зато я шел по поверхности, испытывая при этом гордость, как первый человек на Луне. Хотя вполне возможно, что я как раз наоборот – последний человек на Земле.

Видеть дом в виде половинки второго этажа, торчащей над снегом, непривычно и дико. В свете фонарика поднимающийся из печной трубы дым строго вертикален, воздух неподвижен идеально. На антенной мачте светится красный огонёк, которому предстояло в будущем стать маяком моих потенциальных странствий. Воспользовавшись случаем, постарался укрепить импровизированную выхлопную трубу генератора, утоптав вокруг неё снег. Непонятно, насколько это поможет, но я не мог не попробовать. Пока обходил дом, выявил ещё один недостаток дыхательной системы – неудачное расположение трубки выдоха. Прикреплённый к капюшону гофрированный шланг остыл, и влага выдыхаемого воздуха сконденсировалась на его стенках внутри. Я это заметил, только когда трубка забилась инеем, и выдох стал затруднённым. При попытке продуть её стало только хуже – влажный воздух попал изнутри на стекла маски, и они начали затягиваться изморозью. Пошевелив трубку, я обтряс иней и задышал свободнее, но теперь плохо видел. А пока дошёл до задней стороны дома, ещё и фонарик начал быстро скисать – батарея замёрзла. В общем, так ничего толком и не разглядел, хотя что-то похожее на следы там, вроде, было. Как будто кто-то ходил вдоль стены – хотя эта линейка невнятных ямок, которую я еле видел сквозь изморозь на стёклах в свете гаснущего фонарика, могла быть чем угодно. Правда, представить себе, какое «чтоугодно» могло оставить ямки в снегу, я тоже не сумел. Но мне уже было не до того – фонарик сдох, стекла обмёрзли, и я тащился обратно на ощупь вдоль дома, заодно затоптав все возможные следы, если они там и были. Под конец еле нашёл лаз, буквально сверзившись в него снегоступами кверху. На мне столько одежды, что я почти не ушибся, но, в целом, выход трудно назвать удачным. Я и пятидесяти метров не прошёл, а уже чуть не погиб – стоило промахнуться мимо люка, и я бы блуждал вокруг вслепую, пока не замёрз бы. Поход за дровами в этом свете представлялся всё более сложной экспедицией. Но я не собираюсь отступать – шаг за шагом, задача за задачей. Сделанные ошибки учту, завтра попробую снова.

Условным вечером, когда, отправив Младшего спать, сели втроём, обнявшись, на кровати смотреть старый сериал «Твин Пикс» – мы с женой после долгого перерыва, Василиса впервые, – я подумал, что миру пришлось сломаться, чтобы мы вот так собрались вместе. Нас почти постигла судьба многих современных семей – когда все друг друга любят, но не общаются. Работа съедает время, усталость от неё – отношения. Только здесь и сейчас я научился разговаривать о серьёзном с неожиданно выросшей дочерью, рассказывать, как устроен мир сыну, говорить с женой о том, на что не находилось времени раньше. Парадоксально, но даже при маячащих впереди нерадостных перспективах, я в чём-то был счастлив. В несломанном мире я бы уже, упахавшись на работе, засыпал за книжкой, жена уткнулась бы в ноутбук, а дочка заперлась в своей комнате, заткнув уши наушниками и переписываясь в социалках. И не было бы этих длинных разговоров за чаем, в которых я узнал о своей жене больше, чем за всю предыдущую совместную жизнь. Не было бы азартных настольных игр с шуточными препирательствами о правилах и жалобами на то, что «Папа всегда выигрывает, так нечестно!». Никто не объяснил бы Младшему, что из конструкторов можно собирать не только то, что нарисовано на коробке, и это гораздо интереснее. Если мир когда-нибудь всё же починится, надо бы не потерять это ощущение слияния. А если нет – ну что же, мы, по крайней мере, сделаем всё возможное.