Особняк

Они ушли бы быстрее и дешевле, если бы не волшебник Шон Игл: он был потрясающим гением, превратившим Eagle Technology из идеи в чудовищных размеров международную компанию, и все это в одиночку. По крайней мере, так говорилось во всех газетах и статьях в журналах о его житии и в каждом интервью, в котором ему вылизывали задницу. Каждый раз, когда Билли считал, что крошечная сумма на его расчетном счете иссякла, что в его распоряжении больше нет и того мизерного количества акций, что он имел, и со дна иссякшего колодца больше нечего зачерпнуть, Eagle Technology производила новый выпуск, била очередной рекорд, дробила акции в отношении 3 к 1, дробила еще раз в отношении 7 к 1 и в последний год еще раз 4 к 1. Но в конце концов колодец опустел. И однажды несколько лет назад, когда он совершенно не просыхал, настал момент, когда продавать было уже просто нечего. Как бы все могло обернуться, если бы он не продал свои акции? Сейчас он имел бы восьмизначную сумму в банке – им с Эмили хватило бы, чтобы жить в роскоши до конца своих дней. Они могли бы переехать в теплые края. На какой-нибудь остров. Открыть там кофейню или небольшой ресторан. Но вместо этого он продавал акции частями при любой возможности, превращая их в холодные кубики льда, джин и дольки лайма.

Они были на самом дне. Какие-то деньги поступали, но это было все равно что пытаться потушить пожар из пульверизатора. Эмили работала в детском саду, и ей нравилось проводить время с детишками, а Билли устроился на полставки уборщиком в ночную смену в огромную сеть спортивно-оздоровительных комплексов. Он работал за минимальную плату, как и его отец. Но, в отличие от него, он не был пьяницей. Больше не был. Зарплата и работа были похожи на какую-то несмешную шутку. Он должен был сидеть за компьютером и покорять мир, и никто бы ему и слова не сказал. Забавно. Он кодил, как дышал. Шон был хорошим программистом. Очень хорошим. Но что более важно, он обладал прекрасным чутьем, понимая, как люди взаимодействуют с компьютерами и чего они хотят, пусть и сами клиенты пока этого не знали. Но настоящим волшебником был Билли: именно благодаря ему на свет появилась Eagle Logic. Лучше всего им удавалось создавать проекты, когда они работали вместе. И еще в самом начале, когда были Билли, Шон и… Потом. У них лучше всего получалось работать потом.

Им в голову пришла идея соединить новый язык программирования и саму программу, создать нечто совершенно новое. Именно Билли нашел способ разбить компьютерную логику на составляющие, благодаря чему у них появился шанс сделать куда больше. Без Билли не было бы Eagle Logic, а без Eagle Logic не было бы Eagle Technology.

Но Билли больше не было. Остался только Шон Игл. Билли оказался на свалке истории, был выставлен меркантильным ублюдком в ставшей бестселлером официальной биографии «Рожденный летать: история Шона Игла и восхождения Eagle Technology на вершину». В крошечном отрывке, посвященном Билли, его описали как паразита, весь суд представили как попытку вымогательства, а автор с трудом сдерживал свою радость от того, что Билли досталась всего пара тысяч акций, а Шона реабилитировали. Да, в истории Eagle Technology Билли практически не существовало, а там, где о нем рассказывали, его выставляли злодеем. Шон был принцем. Шон был героем. Шон заслуживал признания и похвалы, а Билли заслуживал того, что он и получил, – ничего.

И именно поэтому он хотел врезать Шону по морде.

Билли отпил еще глоток диетической колы, а затем очень неторопливо присел на один из белых кожаных диванов. Чтобы ударить Шона, ему пришлось бы встать и переместиться через всю комнату. И это было бы взвешенное решение, а не просто неконтролируемая реакция. Если бы Билли стоял там, совсем рядом с Шоном, ударить его было бы слишком легко. Так что он сел и приготовился слушать.

– Прошло так много времени, – сказал Шон. – Мы так долго были порознь. А помнишь, как все было раньше? Помнишь ту нелепую хижину в лесу? Зимой ветер дул сквозь щели в досках, и звук был такой, как будто мимо проезжает товарняк. Он словно ревел, и его стоны и завывания проникали в хижину. Как ты это называл? Экспресс-заморозка яиц? И каждый раз, когда мы растапливали печь пожарче, чтобы согреться, шарниры раскалялись, становились красными, как «бомба с вишнями»[5], и нам приходилось перепроверять огнетушитель дважды, чтобы удостовериться, что он наготове. А помнишь, как мы, хоть нам и было страшно, попытались пробраться в особняк Игл, думая, что сможем разжечь огонь в одном из этих роскошных каминов и хорошенько согреться? Мы испортили целый комплект стульев из столовой, а когда нам наконец удалось развести огонь, из трубы вылетела чертова туча летучих мышей, и мы бросились врассыпную, вопя, как дети малые. Черт побери, чувак, наверное, мы могли бы просто отвезти эти столы и комплект стульев в Кортаку, продать их торговцу антиквариатом и полгода жить на эти деньги. О, не могу поверить, что я об этом забыл, – рассмеялся он. – Помнишь, в наше первое лето отрубилось электричество и мы установили самодельные солнечные панели, чтобы заряжать ноутбуки?

Билли улыбнулся. Нехотя, но все же улыбнулся. Он не хотел этого признавать, но тогда он действительно был счастлив, несмотря ни на что.

– А потом дождь лил целую неделю, и мы не могли подзарядиться. Пришлось разбираться с кодом, просто записывая его на стене.

– Это было все равно что жить в самом ужасном, убогом и нескладном общежитии во вселенной. Но хуже всего было то, что над нами нависал особняк Игл: он словно издевался над нами, говоря: «Эй, я был шикарным местом, пока не обрушился и во мне не завелись привидения, а вы, парни, застряли в хижине, в которой раньше наверняка жили слуги».

– Да, – ответил Билли, – но могло быть хуже. Мы могли застрять в сгоревшем домике сторожа, в котором ты вырос. У меня мурашки по телу шли от этого местечка.

На его губах появилась слабая улыбка.

– Ага, – а теперь он уже улыбался по-настоящему. – И… черт побери. Помнишь первый День благодарения? Мы забыли об этом празднике и проехали всю дорогу от хижины до Кортаки. Удивительно, но Saigon Kitchen[6] оказался открыт: правда, они не принимали кредитные карты, а ни один из нас не взял банковскую карту, поэтому нам пришлось выгребать мелочь из машины. Нам едва хватило денег всего на одну порцию куриных крылышек шрирача[7] навынос, так что мы выложили ее на тарелку вместо индейки, – Шон рассмеялся, и на миг Билли вспомнил, как все было.

Это действительно было здорово. Они были так молоды и по-настоящему кипели жизнью. Оба все еще пребывали в возрасте, когда полностью не осознаешь, что такое старость.

Они работали по тридцать дней кряду без выходных, кодили до двух-трех часов ночи, просыпались в восемь или девять утра и завтракали сладкими хлопьями: если им везло и электричество работало, заставляя крошечный холодильник гудеть, у них было свежее молоко. Если не везло – они ели их в сухом виде. Билли и Шон покупали лапшу и мясо, у которого вот-вот закончится срок годности, в продуктовом магазине в Уиски Ран, который торговал товарами без торговой марки. Раз в месяц, когда тетушка Шона Беверли присылала по почте чек с до смешного маленькой суммой, они проезжали дополнительные тридцать миль[8] до Кортаки, где покупали буррито[9] и затаривались дешевым пивом. Они брали выходной, болтались по лесу, набираясь сил и перезаряжаясь перед следующим рывком, пытаясь воплотить идею Eagle Logic в реальность. Хижина состояла всего из одной комнаты и находилась в двух шагах от того, что осталось от величественного особняка Игл, – курорта времен сухого закона[10], который некогда любили посещать богатые и знаменитые.

Особняк. Одна только мысль о нем заставила Билли передернуться. Особняк словно сошел с экрана какого-нибудь ужастика: крыша провалилась внутрь, а местами вообще отсутствовала, виноградные лозы обвивали выбитые окна и проникали внутрь здания, стены местами крошились, а все здание целиком словно нависало над ними. Они были уверены в том, что там водились привидения. Несколько раз Билли просыпался посреди ночи, и ему казалось, что в особняке мерцает свет. Шон был уверен, что однажды ночью, в первую зиму там, он видел, как черноволосая женщина скользит по крыше. В этом здании оживали мертвецы. Там обитало нечто мрачное. Они были молоды, глупы и были мужчинами, поэтому не могли полностью держаться в стороне от особняка Игл. Но большую часть времени Билли с опаской поглядывал на старую громадину. Они бы ни за что не стали жить там, если бы это не было бесплатно.

Все остальное поместье пришло в упадок и тоже было пронизано злом. Деревья стали еще более густыми и темными. Живые изгороди буйно разрослись. Некогда великолепная лужайка оказалась усеяна колючими кустарниками. Можно было с легкостью затеряться в окружающих дебрях. Лес словно хотел проглотить тебя живьем, и по ночам казалось, что он подступает ближе к хижине.

И все же внутри было получше. Казалось, там обитало меньше… бесов? Бесы. «Это удачное слово», – подумал Билли. В хижине было холодно и сыро, но это было всего лишь здание. Особняк Игл и разбросанные по округе хозяйственные постройки – включая домик сторожа, который сгорел вместе с родителями Шона, когда ему было двенадцать, – определенно переполняли бесы. Когда они только туда переехали, то закинулись кислотой[11] и решили осмотреться. Еле стоя на ногах, Билли забрел в особняк Игл. Стены как будто пульсировали и дышали, и ему казалось, что ковры пропитались кровью.

Нет уж, в хижине хотя бы было безопасно. Позаимствовав доски и кровлю с других зданий, им удалось сделать это место пригодным для жизни. Едва ли пригодным, но все же. Тетушка Беверли платила налоги за поместье, какими бы непомерными они ни были, и настаивала на том, чтобы Шон оставил землю себе, ведь она принадлежала его семье уже много поколений.

– Если захочешь продать ее после моей смерти, тогда пожалуйста, – сказала она в один из тех случаев, когда приезжала навестить их. Билли отлично это помнил. Ему нравилась эта старушка, хотя тогда она, наверное, была не такой уж и старой, примерно пятидесяти – пятидесяти пяти лет. Она всегда привозила продукты и зачастую другие необходимые вещи, например сковородки, одеяла и все, что было им нужно и на что она якобы «случайно» наткнулась в подвале собственного дома. И это при том, что все вещи лежали в новенькой упаковке из Target[12]. – А пока пусть будет. Это всего каких-то двадцать акров, а учитывая, что старый особняк совершенно обветшал и стоит у черта на куличках, налоги на него совсем мизерные. Поверь мне, ты практически ничего не выручишь, если продашь его, да еще и будешь всю жизнь жалеть об этом. Это история твоей семьи, и от нее невозможно убежать, какой бы мрачной она ни была.

Билли и Шону оставалось только платить за электричество, что им почти удавалось, и стараться не замерзнуть насмерть, от чего они порой были на волоске. Хижина была так себе, и Билли не мог представить места хуже для того, чтобы воплотить в жизнь нечто столь прекрасное, что они пытались написать. И все же в течение двадцати трех месяцев она была их домом, их штаб-квартирой. Они спали в подержанных спальных мешках, под одеялами, которые купили в Goodwill[13] или которые им привезла тетушка Шона. Они готовили на печи и срали в лесу, в уличном сортире без двери: они сняли ее и использовали вместо рабочего стола.

– Черт возьми, – любил говорить Билли, – у нас сортирная дверь вместо стола!

Шон покачал головой.

– Не думаю, что когда-то был более счастлив, чем в те дни, – сказал он, – когда мы вдвоем работали вместе в той хижине.

– Втроем, – сказал Билли.

Слово само сорвалось с его губ: он не хотел этого говорить.

– Что?

– Мы работали втроем.

Имени он не назвал.

Таката.

Их было трое: Шон, Билли и Таката. Он хотел бы об этом забыть. А может, он и правда забыл. Это имя звучало как едва различимое эхо. Таката. Как ему удалось зарыть его так глубоко в памяти?

Их было трое, пока однажды не осталось всего двое. И с того момента все пошло не так: когда Билли и Шон выходили по ночам, казалось, что особняк вдыхает и выдыхает, с ненавистью глядя на них сверху вниз. Их деяние как будто переключило какой-то рычажок. Особняк и земля, на котором он стоял, перестали быть просто страшными и превратились в нечто бесовское, словно кровь взывала к крови. И все же они не говорили о Такате. То, что произошло с ним, случилось задолго до того, как они встретили Эмили; задолго до того, как пути Билли и Шона разошлись; задолго до того, как Билли, уезжая с Эмили, услышал слова Шона: «Что ж, зато тебе досталась девушка».

Шон тяжелым взглядом уставился на Билли, и он вспомнил то, что однажды прочел в интервью. Шона спросили о сделке, которую Eagle Technology заключила с поставщиком из Индонезии. Эта сделка была столь выгодной для Eagle Technology, что поставщику пришлось уйти из бизнеса уже через несколько месяцев.

– Невозможно построить такую компанию, как Eagle Technology, будучи хорошим мальчиком, – сказал Шон женщине, которая брала у него интервью.

И когда Билли читал это, то подумал, что это всего лишь одна из тех красноречивых фразочек, которым научился Шон: они были частью безупречного образа мистера До-Ужаса-Сексуального исполнительного директора. По версии журнала People, он входил в список тех мужчин, которым кто угодно готов сделать минет в лифте в любой день недели. Но прямо сейчас, когда Шон так на него посмотрел, Билли показалось, что у него внутри все похолодело. Он чувствовал себя так же, как в те зимние утра в хижине в лесу за пределами Уиски Ран: в те дни снег так сильно заметал хижину, что она скрипела от каждого порыва ветра, а металлическая печка издавала такие звуки, словно душу вырывают из тела, впервые за сутки превращая газеты и хворост в огонь и обещая, что сегодня будет лучше. В те зимние утра он просыпался от холода. На ночь Билли надевал на себя столько штанов, рубашек и носков, что с трудом мог двигаться и походил на пятидолларовую сосиску в упаковке за пятьдесят центов. И тем не менее, когда он просыпался, у него стучали зубы, а его жидкая юношеская бородка покрывалась инеем, и ему казалось, что он, наверное, уже никогда не согреется. Вот так Билли чувствовал себя сейчас, когда Шон смотрел на него.

– Ты правда хочешь поговорить об этом? – спросил Шон. – Ты правда хочешь поговорить о… – он сжал зубы так сильно, будто от этого зависела его жизнь: казалось, что это имя не хотело вырываться наружу и он не произносил его уже многие-многие годы, – …Такате?

Билли показалось, что он услышал какой-то звук за спиной: призрачное эхо шагов в коридоре, шорох ткани, будто сзади подкралось привидение. Он оглянулся, ожидая, что в кабинет войдет Венди с еще одной банкой диетической колы для него или чашкой эспрессо для Шона, шурша юбкой при движении. Но там никого не было. Позади было пусто. Кабинет Шона мог бы с легкостью вместить сотню людей, но в нем находились только они двое. Только он и Шон. Только они. И пустота.

– Не думал, что ты захочешь поговорить об этом, – сказал Шон. Он пересек толстый ковер и сел на другой диван, стоящий под углом от того места, где находился Билли. Кофейный столик был сделан из металла. Билли догадался, что это был обогащенный золотом титан. Eagle Titanium. Боже. Такое чувство, что Шон построил не кабинет, а храм для поклонения самому себе. Шон закинул ноги на кофейный столик, а руки сцепил за головой. – К тому же я позвал тебя не за этим.

Внезапно Билли понял, как он устал от всего этого. Он больше не испытывал злости – только усталость.

– Так зачем я здесь, Шон? Давай уже со всем разделаемся, чтобы я мог вернуться домой, к своей дерьмовой работе и своей дерьмовой жизни в своей дерьмовой квартире.

– И к Эмили? Чтобы ты мог вернуться домой к Эмили?

Билли замешкался. Эмили. Он не знал, какое место она занимает во всей этой схеме. Раньше знал, теперь – нет. Он не понимал, какую строчку в бухгалтерском отчете занимают их с Эмили отношения и насколько превышен лимит. Их брак смахивал на кредитку: он потратил больше, чем когда-либо сможет заплатить. Билли все еще безумно любит Эмили. Он не хотел признаваться в этом даже самому себе, но он бы ни за что не завязал с выпивкой, если бы не она, и больше всего Билли боялся потерять ее. Снова. Потерять ее снова. На этот раз навсегда. Но Шону он этого говорить не собирался. Билли твердо посмотрел на Шона и с уверенностью, которой не чувствовал, произнес:

– И к Эмили, разумеется. Не веди себя как сволочь.

– Сразу скажу: я ничего не забыл. Я все еще зол на тебя из-за Эмили.

– Тебе досталась Eagle Logic. Для тебя все получилось как нельзя лучше. И нет смысла жаловаться на то, что Эмили выбрала меня.

Шон уставился на него. Наверное, молчание длилось всего пару секунд, но казалось, что прошло куда больше времени.

– Я хочу предложить тебе работу, – сказал Шон. Он заерзал и взмахнул рукой. – Не буду делать вид, что на самом деле все обстоит не так, как выглядит. Хочу сразу оговориться, что это неофициально. Но если все получится, это принесет огромную прибыль.

– Мы оба знаем, что ты не можешь взять меня на работу в Eagle Technology, даже если тебе захочется. Даже если мне захочется. Я бомба замедленного действия, Шон. Не будем притворяться, будто нам обоим это неизвестно.

Это было так, и тому было множество причин. Его обвиняли в сексуальном домогательстве, и хоть обвинение не имело под собой никаких оснований, бороться с этим у Билли не было сил. Дважды его обвинили в побоях: признаться честно, это было заслуженно, и в обоих случаях он чудом избежал тюрьмы. На последней работе программистом Билли проявил вопиющую некомпетентность. Тогда он частенько выпивал и нюхал кокаин, но это было неважно. Это лишь краткий пересказ событий. На самом деле все обстояло куда хуже, плюс была эта судебная тяжба, которая повсюду его преследовала. Нельзя же вечно давать второй шанс: Билли использовал все возможности, которые у него были.

– Не надо недооценивать мои возможности, Билли. Я и есть Eagle Technology, – сказал Шон, и на секунду Билли представил, как он вскакивает с дивана, бьет Шона по морде, а затем вцепляется ублюдку в глотку и давит, пока не услышит треск хряща, свидетельствующий о том, что Шон никогда больше не сможет снова дышать. Возможно, Шон тоже этого побоялся, потому что тут же продолжил: – Но это неважно. У меня есть огромная свобода действий, и ты не будешь работать в главном корпусе. Еще раз повторяю, это неофициальный проект. Нет, мы, конечно, подпишем контракт и все такое. Это будет настоящая работа на выгодных для тебя условиях и с щедрой компенсацией. Но тебе придется работать лично на меня как на частное лицо. На Eagle Technology ты работать не будешь, и совет директоров ничего об этом не узнает.

– Я буду работать на тебя? Как на частное лицо?

Шон кивнул.

– Знаю. Я все понимаю. Как в старые времена, когда мы работали вместе в той хижине, уже не будет. Мы не сможем снова стать партнерами. Слишком много воды утекло, это ясно. Но просто выслушай меня: я хочу все исправить.

– Ты хочешь все исправить? – Билли слышал, как звучит его голос, когда он, как попугай, повторил слова Шона. Его голос сорвался, и в этот момент что-то надломилось внутри: Билли снова вернулся к мысли о том, что прямо сейчас больше всего на свете ему хочется дать Шону в морду.

Шон снова встал, и на секунду Билли показалось, что бывший напарник увидел что-то в его взгляде и испугался. Но нет, Шон поднялся лишь затем, чтобы подойти к тележке с баром и налить себе водки.

– На этот раз я хочу все сделать правильно. Я хочу нанять тебя и Эмили на работу в Уиски Ран. Точнее, вы будете находиться за пределами Уиски Ран: там, где все начиналось. Я отремонтировал старый особняк, – сказал Шон, – и хочу, чтобы вы вернулись туда, где все начиналось.

Глава 2. В которой эмили уиггинс дремлет

Обычно Эмили не спала днем, и как только дети в ее группе детского сада «Яркое яблочко» укладывались в свои кроватки, а они с напарником Энди заканчивали приводить в порядок классную комнату, она с удовольствием читала какой-нибудь журнал. Но Энди настоял на том, чтобы Эмили тоже прилегла отдохнуть. Так что сегодня она сделала исключение из правил.

Наверное, Эмили выглядела усталой. Билли уехал вчера днем и провел ночь в отеле Балтимора, собираясь сегодня встретиться с Шоном. Она посмотрела на часы: наверное, они общаются в эту самую минуту. Эмили стало плохо от одной только мысли об этом: она умоляла Билли не ездить. Дела, конечно, шли худо, но все было не настолько плачевно. Все годы в браке Эмили помогала Билли прийти в себя: сперва после того, что случилось между ним и Шоном и их компанией (обычно он отказывался говорить об этом), а потом после многих лет его алкоголизма. Да, Билли еще имел проблемы с кокаином, но больше всего он страдал от алкоголя. Было время, когда она возненавидела его и подумывала о том, чтобы уйти. Было даже такое, что она действительно ушла на несколько месяцев. Однако последние два года, с тех пор как он взял себя в руки, дела в основном шли хорошо. Эмили была в ужасе от мысли о том, что Шон может нарушить привычный порядок вещей.

Откровенно говоря, она не могла сказать, что оправдывает Билли. Эмили не могла все списать на алкоголизм, но, откровенно говоря, она его понимала. Что случилось бы с ней, если бы именно она работала над таким проектом, как Eagle Logic и ей пришлось бы смотреть издалека, как он становится настоящим феноменом? Что ж, Эмили не была уверена, что смогла бы махнуть на это рукой. Она просила Билли смириться и забыть об этой штуке, несмотря на то что он создавал ее вместе с парнем, который в прошлом был его лучшим другом. Да и сама программа стоила сотни миллиардов долларов, из которых он не получил… буквально ни копейки. И отчасти поэтому Эмили, хоть и умоляла Билли не ехать, не стала ничего ему запрещать. Отчасти она все еще тешила себя надеждой, что Шон наконец-то поступит правильно и предложит им реальные деньги.

Однако Эмили не стала ждать этого, затаив дыхание.

Однажды она прочла, что у невинно осужденных есть только два варианта: сдаться или достичь того состояния разума, в котором они смогут бороться за справедливость, не испытывая при этом горечи. Ей такой подход казался глупым, но, может быть, в этом был смысл. Эмили все еще злилась на Шона из-за того, что он не сдержал обещания, данного Билли, но злоба не снедала ее так сильно, как мужа.

Она моргнула и посмотрела на маленькое миленькое личико девчушки, спавшей на соседней койке. Ее звали Кира, и она была милым ребенком. Эмили позволила глазам закрыться. Она действительно устала. Они каждый день всю неделю засиживались допоздна, споря, стоит Билли ехать или нет, а вчера, уже после того как он уехал, она обнаружила, что не может уснуть. Ее мучили дурные сны, вернее – кошмары.

Так мило со стороны Энди предложить ей прилечь. Кроватка была слишком маленькой для нее, но вполне удобной. Эмили все равно не будет долго спать: подремлет где-то полчасика, и этого ей хватит.

Она уснула как раз тогда, когда Билли сказал…

Глава 3. Предложение

Ты что, спятил?

Когда Билли задал этот вопрос, Шон задумался – и, надо сказать, не в первый раз – о том, правильно ли поступил, когда решил отреставрировать особняк Игл. Если ему нужна была недвижимость в северной части Нью-Йорка, почему было не продать землю и не избавиться и от особняка Игл, и от домика сторожа, раз и навсегда зарыв воспоминания? Может, вообще закатать всю территорию бульдозером, и пусть природа возьмет свое? Зачем пытаться все восстановить? Зачем строить на этой земле? Почему бы не затеять строительство в Кортаке? Шон влюбился в Кортаку с первого взгляда, несмотря на то что она была недалеко от Уиски Ран. А может, она ему понравилась, наоборот, благодаря этому. Шон отказался поступать в Колумбийский университет, Стэнфорд и в Массачусетский технологический, а в последующие годы щедро финансировал Университет Кортаки. Шон мог бы купить землю в пригороде. Обошлось бы дороже, чем в Уиски Ран, но деньги не были для него проблемой. Купить землю в Кортаке оказалось бы проще всего. Он мог бы начать все сначала в городе, который он любил, в городе, с которым у него связаны только хорошие воспоминания о студенческих годах, на безопасном расстоянии от старого поместья и особняка.

Но его странным образом тянуло к особняку Игл.

В подростковые годы Шон изо всех сил старался не думать об этом особняке и о том, что случилось с отцом, но старые здания и семейная история все равно преследовали его. Этот дом темной лошадкой появлялся в его кошмарах. Как минимум раз в месяц Шон просыпался у тети, скрючившись от боли на пропитанных потом простынях, с криком, обрывающимся в глотке: в таким моменты он был уверен, что находится в домике сторожа, а особняк Игл темной фигурой возвышается в небе. Во сне Шон слышал скрип половиц, а в обрывочных сновидениях видел расплывчатые тени в окнах особняка. Однажды, когда ему было семнадцать или восемнадцать лет, перед отъездом в колледж тетя спросила его, не хочет ли он отправиться в особняк. В ответ Шон просто молча уставился на нее. Нет, он не бывал там с того пожара, с тех пор, как ему исполнилось двенадцать. Лишь за пару недель до выпуска из университета Шон задумался о том, что они с Билли могут бесплатно жить и работать в этой хижине.