Покорять, а не быть покорённой

Он улыбнулся.

– А как насчёт "Poison"?

– Что это такое? – спросила я.

– А ты не знаешь… – с издёвкой сказал он. – Это такой бар, "на богом забытой улице". – он улыбнулся ещё сильнее. – Не твои слова случайно?

– А ты докажи.

– А если я скажу, что там был в этот момент.

Тут я сделала паузу, и прищурилась. Теперь надо отвечать аккуратнее. И желательно проснуться.

– Ложь, ибо меня там не было, и ты не мог меня там видеть, значит тебя там тоже не было. – теперь улыбнулась я.

– От тебя пахнет алкоголем.

– Исключено, бутылки с нашего бара я не открывала.

– Я был дома всё это время и только час назад уехал. Тебя…

– Ну значит тебе как всегда было не до меня и ты даже не заметил моего присутствия. – я знала ,что он блефует, чтобы вывести меня на чистую воду.

– А если я скажу, что у меня есть видео-доказательство?

– Ну так покажи.

Папа подошёл и поднёс телефон к моему лицу. На экране на самом деле было видео с этого бара. И был именно этот момент, где я сказала про "богом забытую улицу". Кто-то снимал видео исподтишка, этот кто-то был слева от нас. Я задумалась.

– Можешь не думать, о том: кто это. Не догадаешься.

Я пристально смотрела в телефон и пыталась что-то придумать. Мне совсем не хотелось так легко сдаваться.

– А на видео не я. – смело сказала я и подняла глаза на папу.

Он громко засмеялся смехом, больше похожим на шипение змеи, поставил руки в боки, отвернулся, прижал ладонь ко рту, опустил её и, повернувшись, вцепился в меня своим взглядом.

– Ты хоть понимаешь, что ты натворила? – начал он. – Во-первых, ты сбежала с дома, во-вторых, ты таким тоном заговорила с очень важными людьми на той встрече, и в-третьих, ты чуть не убила человека.

– С какими людьми? Те брат и сестра? Да разве ты бы позволил кому-то так к себе относиться? – воскликнула я и встала с кровати, оказавшись напротив него.

– Это дети важных партнёров, которые нужны нам для очень хорошей сделки. Ты хоть знаешь сколько в это вложено сил и денег? Ты хоть догадываешься?

– Ты не ответил на вопрос.

– Да плевать я хотел на эту гордыню и чувство самолюбия, когда речь идёт о таких масштабах. Ты вообще не должна была уходить из дома, тем более туда, тем более… – он затряс руками в воздухе и выпустил большое количество воздуха.

– Ой, начал интересоваться моей жизнью? – с такой же издёвкой спросила я. – Ну удачи, только вот хочу предупредить, что ты опоздал. Теперь ни во внимании, ни в заботе я не нуждаюсь. Я теперь живу своей жизнью! И будь добр, не лезть в неё! – крикнула я, смотря ему прямо в глаза.

С полминуты мы стояли и смотрели друг на друга в полной тишине. От брови до скулы, по лицу его потекла капелька пота.

– Ты на домашнем аресте. – сухо сказал он и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Я быстро подбежала к ней, открыла и крикнула ему в след:

– Это мы ещё посмотрим!

. . .

Люди, машины, собаки, вот смех слышен с конца улицы, жаркое позднее осеннее солнце. Я сидела на подоконнике свесив ноги вниз, к кустам. Хоть это и был второй этаж, всё же очень высоко. Я пристально наблюдала за тем, как папа садится в машину и отъезжает от ворот. Когда его машина исчезла из виду, зубы недовольно проскрипели.

Я посмотрела вперед. Почти голое дерево, в метре от меня, отдавало прохладой и цепляло мои волосы где только можно было. Персиковое или абрикосовое, я не помню… Хотя это было не важно, важно было сейчас – не отвлечься. Я полезла верх, обхватывая ладонью удобную ветку. Я уже знала наизусть куда ставить стопу и на какую ногу переносить вес. К тому времени, как я поднялась на самую верхушку этого невысокого дерева, я поняла, что мой идеально собранный хвостик уже не хвостик, а какая-то швабра для мытья полов.

"вот чёрт"

С конца улицы доносилась ссора молодой пары. Мне показалось, что меня кто-то зовёт. Я обернулась, крепко держась одной рукой за толстую ветку и пригляделась. По середине дороги, на улице, стояла маленькая девочка – дочка наших соседей. Она приветливо помахала мне ладошкой и наклонила в бок голову. Я сделала вид что не заметила её и отвернулась обратно к крыше, приготовившись к прыжку. Но остановилась. Закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Вкусно? – спросила я, наблюдая за малышкой, поглощающей ложками остатки моего любимого мороженного.

Мы сидели на бордюре у проезжей части, у нас на улице. Было уже прохладно. Девочка кивнула, и я слабо улыбнулась.

К сожалению, я не помнила её имени, но она знала даже мою фамилию и возраст. Когда-то наши мамы дружили, общались, ходили друг к другу в гости. Я пеленала эту девочку, катала в коляске, на санках, на велосипеде. На рождество я всегда к ним приходила и получала несколько сотен рублей, а потом к нам приходила малышка и получала несколько тысяч.

Сейчас, если я не ошибалась в расчётах, ей должно было быть семь лет. Её маленькое личико было очень милым и привлекательным, подходящим к такому возрасту. Её большие голубые мамины глазки буквально смотрели мне в самую душу, а хрупкие плечики подрагивали всегда, когда она хотела смеяться. Сейчас ей было смешно… или холодно.

Я перевела взгляд на наш дом. За крышу почти зашло осеннее солнце, окрасив своими лучами весь горизонт. Небо было ослепительно красивым. Всё казалось оранжевым. Я будто смотрела на мольберт, разрисованный всеми оттенками оранжевого, по которому в конце провели мокрой кисточкой, размыв все цвета и создав шедевр с нежными переходами, красочными линиями и пёстрыми пятнами. Массивные облака, словно вата окунутая в стаканчик с водой, цвета осенних красок, не оставили меня равнодушной, заставив восхититься красотой увиденного.

– Моя мама тебя убьёт, если узнает, что я съела столько мороженного.

Я рассмеялась.

– А ей не обязательно это знать. Верно? – я повернулась к ней и подмигнула.

Мои руки потянулись к пачке сигарет. Грехом было не закурить под такой красивый рассвет. Девочка закивала.

– Да! Я люблю хранить секреты! – воскликнула она.

– Только потише! – шикнула я, и она засмеялась. – Иначе об этом секрете будет знать вся Москва.

Я выпустила облачко дыма изо рта и закрыла глаза, вдыхая прохладный воздух носом.

– Не смотри на меня так. – проворчала я.

– Мама, говорит, что курение очень вредно… Если ты куришь, значит ты умрёшь.

– Мы все рано или поздно умрём. – не открывая глаз сказала я.

– Значит курить – неплохо? – спросила она. Я остановилась перед тем как выпустить следуйщее облачко пара и тут же закашляла.

– Нет! – возразила я, пытаясь отмахнуть дым руками от своего лица и от лица ребёнка. Пришлось выкинуть сигарету. – Это вредно. Конечно вредно… – я посмотрела на неё и улыбнулась. – Я просто вредная.

– Мама говорит, что я тоже вредная, очень сильно.

Левый глаз дёрнулся. Я пожалела, что не полезла всё таки на крышу.

– Я вредная в плохом смысле, а ты в хорошем. – сказала я и обхватила себя руками.

Солнце забрало с собой не только свет, но и тепло. Последние лучи, коснулись светлых локонов маленькой девочки, окрасив их в ярко рыжий и быстро пропали, будто растворившись в воздухе. Удивительно, но сидящая рядом кроха каким-то образом его излучала. Я придвинулась ближе к ней и закрыла глаза. Её голова нежно легла мне на плечо.

7 глава.

Прозвенел первый сигнал ненавистного будильника. Я резко встала с кровати. Открыла окно и закинула этот механический мусор в кузов с пакетами мусора, проезжающий мимо нашего дома. Помахав ему ручкой, я улыбнулась и закрыла окно.

Удивительно, но у меня было потрясающее настроение. В моей голове уже была куча планов, поэтому, быстро собравшись, я выбежала на первый этаж, натянула своё охровое пальто, завернулась в вязанный шарф, который ещё пахнул горами Дагестана, и вышла на крыльцо.

На секунду я запнулась, перед тем как закрыть дверь на ключ. Что-то меня заставило вспомнить об пистолете, но я решила, что не буду превращаться в папу, и всё тогда будет замечательно.

"не хорошо игнорировать свою интуицию" – упрекнула себя я, и пошла дальше к воротам.

Я почувствовала прекрасный запах мокрого асфальта, открыв дверь. Захотелось включить классную музыку в наушниках, и провести этот день как можно лучше. Мне ужасно не хотелось возвращаться в дом. Я выскользнула на улицу, развернулась к мониторчику для установки сигнализации и замерла. В отражении мониторчика я увидела чёрную машину. Очень похожую на папину, но не его. Папину машину я узнаю, даже если она пронесётся на скорости триста км/час. Но тут была другая: другие диски, ушки, тонировка была темнее, да и форма чем-то отличалась.

Я набрала в лёгкие воздуха, пытаясь вспомнить машины каждого из pieta morte, но не смогла. И будто ни в чём не бывало – развернулась, даже не посмотрев на машину. Я сделала вид, что ищу что-то в школьной сумке и пошла вперёд. Двигатель завели, а место ожога на голове запекло. Я не смогла разглядеть водителя или водителей боковым зрением, а это очень важно. Ноги немного забились, будто после долгой пробежки, под курткой стало очень жарко.

"бежать?"

Нет, я пошла обычным шагом по тропинке, пока эта машина плелась за мной. Сердце колотилось всё быстрее, а ноги становились всё более ватными от каждого шороха позади.

До ближайшего магазинчика бежать минут пять, но до ближайшего узкого переулка метров сто. При хорошем разгоне я добегу до него за одиннадцать секунд, а там дальше паутинка из узеньких улочек, дворики и хорошая невидимость.

"главное успеть добежать"

Последний вздох перед рывком, и я побежала, побежала быстро, как могла. Ледяной воздух ударил лицо, а тяжёлый портфель и тёплый пуховик стали совсем неощутимыми. Мне казалось, что я бегу вечность, что колёса уже наезжают мне на пятки. В этот момент я очень пожалела, что не вернулась в дом за оружием. Но вот этот поворот становился всё ближе, сорок метров, двадцать, несколько шагов и я окажусь в безопасности. В последний миг передо мной оказалась эта машина. Не успев остановиться, я с размахом врезалась в неё и отлетела назад. Не удержав равновесие, я упала на асфальт, и попыталась отдышаться.

Лёгкие жадно вбирали воздух, а в глазах кружились тёмные пятна.

"мой самый короткий побег за всю жизнь"

Я потрясла головой, открыла глаза и машинально отдёрнула голову от какого-то предмета перед моим лицом. Мои глаза пробежались по ещё размывавшимся строчкам, запоминая понятные слова и округлились. Я не смогла одеть на себя маску безразличия, и с яростью выхватила это "что-то", похожее на ордер. Никакого звука протеста не послышалось. Я взглянула на водителя и глаза стали ещё шире. Тот самый папин молодой "деловой партнёр", сидевший на моём диване.

"как там его… Даня?"

– Доброе утро. – сказал он.

Я отвернулась и стала вчитываться в слова, но лишь одно стояло перед словами: "охрана…". Рядом была папина подпись, вроде настоящая, но…

"мне нужна постоянная гарантия на безопасность…", "я тебя услышал" – вспомнилось мне.

– Нет, папа не так понял, не может быть. Я ведь имела ввиду оружие… – шептала я, не веря своим глазам.

"посмотрим!" – сказала ему тогда я и поняла, что папа таким образом просто решил поставить меня на место.

Тут же я почувствовала прилив неукротимой злости, тело затряслось от ожидания взрыва, который вот-вот должен был случиться. Я не верила своим ушам и глазам, злость, непонимание и шок – всё это слилось воедино и произвело на меня какое-то странное воздействие, удар. Я ненавидела рамки. Никогда. Если меня раздражают просто шпионы на расстоянии от меня на десятки метров, то постоянная охрана, контроль моих действий, моих расследований, да и просто контроль МЕНЯ – это худшее, что мог сделать со мной папа. Все эти пол года я была для него призраком, просто вещью, ненужной вещью. И вот как он решил проявить заботу? Нанять охрану? Загнать меня в клетку.

Не поворачиваясь к машине, я стала набирать номер папы, лихорадочно трясущимися пальцами. Он ответил почти сразу же.

– Что за чёрт! – крикнула я. – Как мне это понимать!

– Поубавь тон. – серьёзно сказал он.

Но я проигнорировала его замечание и продолжила кричать.

– Сначала за мной плетётся незнакомая мне тачка, а потом… – я услышала тихий смешок, похожий на чих. Обернувшись, я увидела, вымораживающую улыбку на лице гада, который теперь должен был меня охранять. – …а потом это оказывается – мой телохранитель! Как это понимать? Ты же сказал, что это твой партнёр по…

– Я тебе сказал, что за тобой присмотрят, и сказал, что уеду, это всё, что надо было тебе знать. – грубо перебил меня он.

– Ты… почему ты не сказал, что уезжаешь именно сегодня? Это мне тоже не надо было знать? Вообще зачем мне телохранитель? Мог бы на день нанять охрану…

– Тебе нужен телохранитель, Саша, тебя нужно держать на привязи, – это слово звонко отозвалось у меня в голове. – я знаю, что ты помогаешь Дэни… – он сделал паузу. – Никаких больше расследований.

Папа оборвал связь и я злобно бросила этот "ордер" прямо в машину. К сожалению, он попал прямо в открытое окно водителя и пронёсся в сантиметре от его лица. Я не повела даже мускулом. Обходя машину, я со всей силы пнула ее, и, отбив себе пальцы на ногах – пошла дальше.

"помогаю Дэни? Но в чём? Какое расследование?"

Ноги до сих пор казались ватными, а глаза смотрели куда-то в никуда. Я пыталась придумать хоть что-то, что можно было бы сказать папе, чтобы он убрал охрану. Но с папой мне вообще не хотелось разговаривать, а в мои слова по типу: "если ты его не уберёшь, то его уберу я" – уже проигрышный вариант. Выхода казалось не было, но я знала, что когда нам кажется, что выхода нет, это значит, что он есть, просто он нам не нравится. Я догадывалась. Выход был – поговорить с Даней. Надо было припугнуть его как-нибудь, а может просто сделать его жизнь адом?

Так я шла до перекрёстка. А машина до сих пор маячила сзади.

"ладно, не хочешь по хорошему? Будет по плохому"

Я встала у пешеходного перехода, и завернула себя в шарф так, чтобы были видны только глаза. Горел зелёный свет, люди перебегали дорогу, чтобы успеть на противоположную сторону, метались, суетились, задевали друг друга. А я стояла, смотрела на светофор и отсчитывала секунды. Мельком взглянув на машину Дани, я хитро улыбнулась. Он понял мою затею. Телохранитель пытался найти выход из положения, найти щель между машинами, чтобы выехать из железной ловушки, но было поздно.

Загорелся красный и я пошла по пешеходному как ни в чём не бывало. С разных сторон послышались сигнальные звуки и яростные возгласы водителей. Конечно они будут злиться, ведь всем надо на работу…

Я проходила уже вторую колонну машин, делая вид будто не слышу ничего и даже не вижу светофора. Третей колонны не было видно, и я слышала, как по этой линии несётся машина. Всё шло по плану. Напоследок я посмотрела на едва заметную чёрную машину Дани и стала заходить на эту третью полосу. По ней неслась тачка. Едва водитель меня заметил, резко затормозил и стал разворачивать руль.

В последний момент у меня появились сомнения, в том что водитель отбитый лихач, но на моё счастье: его колесо замерло в одном положении, и тачку стало заносить прямо на колонну стоящих машин. Я резко отпрянула назад и стала наблюдать за происходящим. Серая Toyota вылетела на перекрёсток, заворачиваясь в улитку и подрезая мимо проезжающих машин. Машины так же потеряли управление и задели другие машины. Я оказалась в центре полукруга из машин: с одной стороны – разъярённые водители, а с другой – невинные жертвы моего трюка.

Пока все наблюдали за происходящей аварией, я наигранно поджала губы и скрылась среди машин. Один водитель успел схватить меня за руку, и мне пришлось свернуть ему кисть. Заскочив в ближайший двор, я вызвала такси и поехала прямо в школу.

"всё прошло идеально" – похвалила себя я и закрыла глаза. – "пусть поймёт, с кем связался"

. . .

На уроках я не могла избавиться от этих постоянных рассуждений на тему моей свободы. Папа мог бы просто нанять Дэниела: у нас была бы с ним тачка, куча привилегий и уйма совместного времяпровождения, он бы был постоянно рядом. Дэни уже немаленький ребёнок, он взрослый парень, хоть и не по возрасту, но по разуму точно. А этому одноклеточному не дашь и восемнадцати лет, так он же ещё сам ребёнок!

Сколько себя помню: я всегда получала беспричинно много контроля. Родители слишком пеклись не только о моём воспитании и образовании, но и о безопасности. Если папе достаточно было знать, что мне ничего не угрожает, то маме этого было мало. Она контролировала и отслеживала каждый мой шаг вне дома, иногда звонила директрисе с просьбами меня найти, если я не отвечала на звонки. Я их понимаю, ведь я непростой ребёнок, такой же непростой как и его родители. Мы – Borgata – преступная семья, хоть мне и не нравится слово "преступная". Элитнее звучит: криминальная.

Чем больше меня контролировали, тем больше свободы я требовала. Но это было бессмысленно: меня никто не слышал, а мама переставала слушать меня уже на полуслове. Я поняла тогда, что нужно действовать скрытнее. Единственное место где я была ПОЛНОСТЬЮ свободна – это дом. Там я уделяла много времени СЕБЕ. На территории дома моё личное пространство уважали и не трогали. Поэтому я стала сбегать. Изучала планирование, схемы, придумывала множество оправданий на всякий случай, улучшала свои навыки в психологии и искусстве лжи. Но немного времени я наслаждалась таким недоступным сладким вкусом свободы, ведь контролировать меня стало некому.

Я не знала, что за такое короткое время к свободе можно так легко привыкнуть. И отдавать я её не собиралась, не в коем случае.

"это он лишился свободы, а не я"– сказала я себе мысленно и стиснула зубы.

В кабинет зашла директриса, и я встрепенулась. Она посмотрела на меня и приподняла уголок губ в ухмылке. Я в ответ выпрямилась и наградила её серьёзным взглядом. Улыбаться не хотелось. Она зашла узнать: кто будет участвовать в конкурсе танцев.

Я лениво подняла руку и заметила ещё несколько рук.

"ну ну"

Когда директриса вышла, я услышала:

– Тебе ещё не надоело? – услышала я женский голос.

По молчанию в классе я поняла что вопрос адресован именно мне. Я подняла голову в поиске этой мазахистки.

– Прости, что? – спросила я, заметив пухленькое личико и большие глазки, которые смотрели прямо в мои.

– Я спросила: тебе ещё не надоело? – повторила девушка, моя ровесница. Её жирные, ярко-оранжевые волосы облепляли круглое лицо, тонущее в пяти подбородках. Яркие стрелки, доходившие до бровей, так же приподнялись в вопросе.

– Что именно?

– Участвовать в конкурсе… постоянно.

– В смысле выигрывать постоянно? – поправила её я.

– Все знают: как ты выигрываешь эти конкурсы. Не надоело? – она дернула головой в сторону, чтобы убрать с лица волосы, которых в принципе там и не было. – Может дашь возможность, поучаствовать другим?

– Кому? Тебе что ли? – улыбнулась я и со сторон послышались очень тихие смешки.

– Ты умеешь отвечать на вопросы нормально?

– Хорошо. – улыбнулась я. – Ты – мне, я – тебе. Отвечаю на вопрос: нет не надоело. А тебе?

– Что?

– Надоедать людям?

– Я не…

– Вонять на весь класс своим вонючим потом?

– Каким потом?

– Говорить всем, что ты худеешь, а потом объедаться в ближайшей пиццерии, Винни? – назвала её я по прозвищу. – Или смотреть на себя в зеркало, зная, что ничего не изменится ни в твоей жизни, ни в цифрах на весах.

– Не старайся, – с улыбкой произнесла одноклассница. – я научилась любить себя, несмотря на комплексы.

Эта наигранная самоуверенность вызвала у меня смешок.

– Если ты про целые "комплексы" жира, то я бы не советовала не обращать на них внимания.

– Мне не нужны твои…

– А вот когда тебя на самом деле полюбят, тогда и поговорим.

Она сидела неподвижно, уставившись мне в глаза. Я уже подумала, что ей на самом деле наплевать, но она вдруг встала и побежала к выходу, вытирая на ходу подступающие слёзы. По воздуху пронёсся мерзкий запах.

"мерзость"

В классе повисла тишина, нарушаемая только этим раздражающим бесконечным перешёптыванием. Я взглянула на соседний стул, на котором красовалась моя сумка. Когда-то тут сидел человек, со мной, за одной партой. Когда-то со мной разговаривали, ходили под ручку, рассказывали сплетни, а теперь все стараются тщательно обходить мою парту. И не дай бог они её заденут.

– Горденко, – презрительно взглянула на меня из под очков преподавательница истории. – сколько лет длилась Северная война?

Услышав свою фамилию, я сначала растерялась, думая, что мне послышалось, ведь учителя вообще никогда ко мне не обращались.

– 21 год. – ещё не веря своим ушам ответила я.

– Цель?

– Выход к Балтийскому морю.

– И каков результат? – ещё более прищурилась она.

– Всё закончилось вполне успешно.

Учительница отвернулась обратно к доске и стала записывать тему. Я всё ещё смотрела ей в спину, догадываясь о том, что все учителя уже знают о нашем споре с Ниной Викторовной.

Истеричка вернулась в класс спустя урок. Она была заплаканная и растрёпанная, будто её головой помыли полы. Все сразу же принялись её жалеть.

"интересно: сколько раз мне уже пожелали сдохнуть?"

Точно не менее ста.

На самом деле я прекрасно знала все школьные предметы. Меня ещё в четырнадцать лет оставили все репетиторы со словами: "Забирайте, она, пожалуй, знает больше чем мы". Но в школу я обязана ходить, ведь эта традиция нашей семьи: все девушки наших семей оканчивали 11 классов.

О дааа, родители сильно постарались сделать из меня лучшую: лучший стрелок, лучший спортсмен, лучший дипломат, повар, танцор, наследник. На чердаке стоят три ящика со всеми моими дипломами, наградами, медалями и кубками. И всё это за шестнадцать лет. Вот только показывать мои умения – желания нет. Перед кем? Кто меня поймёт, или постарается понять, если в их словаре есть только слово – коррупция. Мои способности нужны мне, моей семье, там всё это ценят. Поэтому тут: я вечно-спящая троечница, на грани исключения; а в мире мафии я – неповторимый идеал леди-мафии, имеющей все привилегии своего высокого авторитета.

Прозвенел последний на этот день, для меня, звонок. Домой я решила идти другим путём, чтобы Даня ещё раз убедился, что быть моим телохранителем – полный идиотизм.

. . .

– Пусть этот индюк слюной подавится! – пробубнила себе под нос я и резко повела Дэниела на соседнюю улицу.

Его старомодная стрижка потерпела недавно чс, при попытке самостоятельно подровнять волосы, поэтому Дэни натянул до бровей шапку с улыбающимся лицом шрека и стыдливо подтягивал её вниз по бокам, каждый раз, когда мимо проходили люди. Его широкая, спортивная ветровка неплохо справлялась с сильным потоком ледяного ветра, но короткие джинсы не закрывали ноги полностью, поэтому практически голые голени брали на себя весь удар.

Дэни безумно любит осень, хотя часто болеет в это время. В принципе, болеет он всем, что ему кажется старым, винтажным, тем, что уже давно вышло из моды, или осталось только среди элитного общества. Этот парень безумно любит искусство и архитектуру, историю и всяких склизких мелких млекопитающих, от которых у меня вечно сводит лопатки. Невероятно необычный, гениальный и уютный человек, которому я могу доверить абсолютно всё, и не пожалеть ни капельки потом об этом.

– Ты о чём? – уставился на меня он.

– Не поверишь! – приподняла брови я и покачала головой.

– Да говори.

– Это полный ужас. – продолжала издеваться над ним я. – Не описать словами…

– Вот ты умеешь заинтриговать. Говори! – пытался заставить меня друг.

– Ох, Дэни, – я сделала очень медленный выдох, сама не веря тем словам, которые сейчас хотела сказать. – у меня теперь есть телохранитель.

Его лицо приняло какое-то удивлённое и одновременно отстранённое выражение.

– Телохранитель? – переспросил он.

– Да, Боже, как же меня это убило. Ты понимаешь что это…

– И как его зовут? – перебил меня он.

– Ммм… Даня. – я скривилась. – Фу, от одного этого имени меня тошнит.

– Данечка. – улыбнулся друг.

– Фу, перестань.

– Даааанечка. – он буквально подплыл по воздуху к моему уху и протянул ещё раз.

– Дэниел! – накричала на него я.

Он засмеялся, я дала ему подзатыльник.