Клён и братья Гнева

Встречающий развернулся на месте и почти поскакал, резво перебирая суставчатыми ногами, по направлению к невысокому особняку. Раздираемая любопытством, я отправилась следом за пауком. Мы миновали небольшую аллейку из небрежно подстриженных кустарников и вошли в Дом Крозе. Его парадный вход не кричал никакими излишествами. Несколько светлых колонн, поддерживающих навес, вот и все.

Паук сказал, что Вира ждет в мастерской, и я думала, что меня проведут в какую-нибудь гостиную с парой-тройкой показательных механизмов – птичка там, поющая, когда заведешь, или чертенок, выскакивающий из табакерки на пружинке. Тео рассказывал, что в некоторых Домах отдают таким образом дань еще Догневной эпохе. Показывают свою лояльность и подчеркнутое равенство с механиками.

Но все оказалось совсем не так. Мы миновали холл и свернули в узкий коридор. Меня завели в какой-то закуток, совершенно не подходящий для показа гостям, заваленный тряпьем и старыми швабрами, и подтолкнули к лестнице, уходящей вниз. В темноту неизвестности.

– Вира попросила вас подождать ее в сердце Крозе.

Если внизу находилось сердце Крозе, то оно явно принадлежало очень пожилому и больному человеку. Паук на удивление ловко зажег долгоиграющий фонарь и протянул мне. Я схватила гладкую перемычку чисто машинально и с недоумением уставилась на сопровождающего:

– А ты…

Он покачал головой:

– Нельзя. Заходить в мастерскую.

Я сделала несколько осторожных шагов по лестнице, которая оказалась противно-скрипучей. Невероятно скрипучей, отдающей в зубовное нытье. Фонарь понадобился только на время моего спуска: неожиданно из глубины подземелья прорезался яркий свет.

Пахло машинным маслом, пылью, ржавчиной и рабочей концентрацией. Большой зал казался меньше сам себя из-за захламленности всякими странными вещами. Раскуроченные механизмы подрагивали шестеренками внутренностей, провода, как гнездовые змеи клубились под ногами, что-то тикало и шипело в глубине всего этого бардака. Мастерская показалась мне живым существом, она дышала и пульсировала, проявляя свою сущность странным для меня, но точно разумным образом.

На полках, вытянувшись вдоль и в высь по всему помещению, громоздились пыльные склянки среди беспорядочно втиснутых и брошенных между ними книг. Мне тут же захотелось рассмотреть поближе символы, выбитые на их корешках. Эти полки с потрепанными, солидными фолиантами в старой, благородной коже так и звали к себе. Уже протянула руку к одному из вкусно пахнущих стариной корешков, когда услышала, как кто-то шумно дышит у меня за спиной. Больше того, я почувствовала горячий сквозняк чуть выше правого уха.

Почему я не вскрикнула от неожиданности? Еще одна загадка. Просто вся сжалась и медленно, словно боясь спугнуть дикого зверька, повернулась всем телом.

На меня смотрели в упор. Очень близко. Опасно близко.

Высокий и красивый. Был бы… если бы не выражение на лице. Блуждающие глаза, мутный взгляд, который не мог внятно сфокусироваться ни на одном из окружающих предметов, неестественно вздернутые уголки губ, на которых блестело… Что это?! Свежая густая слюна?

– Гы, – сказал юноша. То ли угрожающе, то ли приветливо.

Я сделала шаг назад.

– Гы, – он протянул руку, почти касаясь моих волос.

В его взгляде я прочитала восхищение. То самое, которое однажды увидела у Роса и Юля, когда они совсем еще малышами с неистовой любовью сжимали в кулаках пойманных цыплят. Одного цыпленка мне удалось спасти, второго Рос наотрез отказался отдавать. Разжать ладонь младшего близнеца мне удалось, только когда жизнь покинула предмет его пылкой любви навсегда и безвозвратно.

– Гы, – повторил идиот. На этот раз уже с нетерпением. И я почувствовала признаки Гнева. Слабого, правда, но… Показалось?

– Эрик!

Вира… Как вовремя… Юноша обернулся с обиженным видом. Плечи его опустились, он излучал недовольство.

– Тебе нравится Клен? – Вира подтрунивала, как если бы пыталась раздразнить близкого друга.

– Нравится, – вдруг совершенно членораздельно произнес идиот. И… Он свернул признаки гнева. Сам собой, без какой-либо помощи извне. Вот так просто – скрыл, и все!

– Тогда не пугай ее, – кивнула Вира и подошла. Вклинилась, отсекая нас друг от друга.

Я вздохнула с облегчением.

– Это мой брат, Эрик Крозе, – сказала Вира. И потрепала его по плечу. Он был настолько высок, что ни до щек, ни до макушки, Вира достать не могла. И жест получился больше дружеский, чем покровительственный.

– Он…

– Да, – моя новая знакомая нисколько не смутилась. – Именно поэтому мне пришлось взять на себя функцию Хозяйки Дома. Хотя у меня совсем нет Гнева.

Она виновато развела руками, но скорее притворялась огорченной, чем была ей на самом деле.

– Не бойся, Клен. Он добрый малый, хотя и немного… Рассеянный.

Эрик Крозе смотрел на меня огромными синими глазами, напрасно пронзая сердце густыми и черными стрелами ресниц. Вся эта красота пропадала совершенно зря. Как жаль. И себя жаль, и Эрика, и Виру, и вообще весь Дом Крозе, так нелепо лишившегося перспективного Хозяина.

А Эрик… я же только что ощутила приглушенные всплески Гнева. Он точно был Хозяином, самым настоящим, прирожденным. Но что случилось? Я не могла напрямую спросить Виру о его способностях. Хотя бы потому, что он их тщательно прятал. В конце концов, это чужой Дом, и мое вмешательство может ненароком потрясти его основы. А сотрясать основы Виры Крозе мне совсем не хотелось. Она была мне очень симпатична. И самое главное: Вира Крозе казалась потенциальной подругой.

– Это из-за Вторжения? – только и спросила я.

Вира покачала головой:

– Он таким родился.

– С Гневом?

– Конечно, нет, – вздохнула Вира. – Что с тобой, Клен? Разве «не такие» мальчики могут выжить после первого же приступа? Милосерднее задушить слабого Хозяина во младенчестве, чем наблюдать, как Гнев убивает его, причиняя невыносимые муки.

«Она не знает», – поняла я. – «Она не знает, что у Эрика есть Гнев».

Значит, это все-таки результат Вторжения. Был бы жив отец Виры и Эрика, он наверняка бы заметил проблески Гнева у идиота-сына. А Вира не может, пока брат сам перед ней не откроется. Как он несколько минут назад сделал это передо мной. Доверял? Или запугивал?

Черт его знает. Мы видимся впервые в жизни. Какие у нас могут основания для симпатии или вражды? Вообще никаких.

– Кле-е-ен, – наклонив голову к плечу, протянул Эрик. Губы его блестели ярко-розовым, влажные от беспрестанно текущей слюны, и имя мое из этих идиотских красивых губ вырвалось длинно и призывно. Честное слово, слушала бы и слушала.

– Клен часто будет приходить к нам, так ведь? – Вира весело посмотрела на меня. – Вы еще не раз увидитесь. А теперь, Эрик, беги быстрее в столовую, нянюшка приготовила тебе большую миску малины с молоком.

– Малина! Мо-ло-ко! – выкрикнул Эрик и ринулся к лестнице, едва не сбив меня с ног. Он, кажется, тут же забыл о своем восхищении и желании никогда со мной не расставаться.

Вира посмотрела вслед его крепкой, статной спине, растаявшей в темноте выхода:

– Как же он любит малину с молоком!

Она опять покачала головой, и получилось это у нее даже как-то весело. Вира Крозе любила своего совсем глупого брата. Очень любила. И даже совершенно не стеснялась его… Как бы выразиться? Непохожести на других. Принимала таким, каким он был. Интересно, смогла ли бы так я так относиться к Тео, если бы у нас случилось нечто подобное?

Честно? Я не до конца уверена.

– А что еще любит Эрик? – я решила, что в следующий раз обязана принести ему гостинец. За то, что испугалась его, и думала, как об идиоте. Хотя и пугаться, и думать о нем, как об идиоте, я имела полное право. Но после того, как увидела отношение Виры к брату, чувствовала вину.

– О! – Вира поняла с полуслова. – Он очень любит печатные пряники. Знаешь, такие твердые глазурью снаружи и мягкие внутри. А если еще в таком прянике будет начинка из яблочного повидла…

Вира Крозе зажмурила глаза и причмокнула.

– Кажется, ты тоже не против такого пряника, – рассмеялась я.

– Это у нас семейное, сладкоежки мы, – кивнула Вира. – Извини, что тебе пришлось… Ну, ждать и еще – таким образом познакомиться с Эриком. Я не ожидала, что он проберется в мастерскую именно сейчас.

– Ничего, – ответила я. – Все в порядке.

Конечно, порядка никакого не было. Мой первый самостоятельный выезд из владений Дома Шиори в большой мир. Наверное, я ожидала сказочного приема. Ну, там всякая торжественная иллюминация, как на рауте, блеск и галантные разговоры. Какое-то разочарование меня постигло, только не могла же я, в самом деле, сообщить об этом Вире.

– У вас очень вышколенные слуги, – сказала я ей, меняя скользкую тему. – Тот, который привел меня сюда… Необычный.

– Это Арив, – рассеянно ответила Вира. – Не «он», а «она». Арив была первая, которую я сконструировала после Вторжения. Крозе потеряли свой Гнев, а рук, чтобы привести все в порядок, у нас не хватало…

– У Арив много… рук, – подтвердила я.

– Ага. Мне попалась на глаза маленькая паучиха, когда я задумалась о том, чтобы создать себе помощника.

Вира провела рукой по пыльному столу.

– Движок Арив нисколько не уступает энергии Гнева. Честно говоря, я очень этим горжусь. Но, Клен, разве в Доме Шиори…

Я покачала головой:

– Я все делаю сама. У нас нет слуг.

Она посмотрела на меня тем странным взглядом, от которого мне было неуютно на рауте. Там, на слабо подсвечиваемой террасе.

– Дом Шиори славился когда-то своими куклами, – наконец-то произнесла Вира. – Они были… прекрасны.

– Может быть, – я пожала плечами. – Но сейчас их нет. Никогда не видела ничего подобного с тех пор, как попала в бункер времени. Но, Вира… Ты приглашала меня. И…

– Ты ищешь в моем приглашении какой-то тайный смысл?

Она рассмеялась.

– Просто симпатия. Мне хочется побольше общаться с тобой. Ты очень интересная.

Это было неожиданно.

– С чего бы? – переспросила я. – Самая обыкновенная. И даже хуже. Домохозяйка с пятью не совсем еще смышлеными братьями, которые ежеминутно требуют неустанной заботы. Просто замороченная домохозяйка, к тому же не совсем здоровая.

Кажется, недавно я уже это говорила. Точно! Этому… Из Дома Кайли. Лею.

– Не скажи… – протянула Вира. И опять замолчала. Только упорно водила указательным пальцем по пыльному столу, чертила геометрические фигуры. Они получались ровные и четкие – квадрат, круг, треугольник. И снова – треугольник, квадрат, круг. Ни одна линия не дрогнула.

Этот Дом Крозе скрывал в себе такую чертову уйму загадок. И мне очень захотелось их разгадать.

– Вира, – позвала я тихо, ее палец дернулся, и впервые линия треугольника, который Вира в этот момент выводила, пошла криво.

– Извини, – сказала она. – Что-то я задумалась. О чем мы говорили?

– Вообще-то я хотела спросить тебя… О том, как это: выйти из бункера времени?

Она пожала плечами:

– Честно сказать, ничего особенного. Это словно проснуться. Ты спишь и видишь сон, а потом просыпаешься, и этот сон остается с тобой, все, что там случилось – остается, только еще есть настоящая жизнь, и ты входишь в нее вместе с памятью о своем сне. Мягко. По крайней мере, я не испытала никаких потрясений. Просто проснулась.

– Мне бы очень хотелось вот так проснуться, – призналась я.

– А, может, и не нужно? – вдруг сказала Вира. – Вот именно тебе, может, и не нужно?

Я удивилась:

– Почему это?

– Мне кажется, что по ту сторону барьера тебя ожидает мало хорошего.

– Как так?!

Не думаю, чтобы моя жизнь до Вторжения несла в себе какие-то неприятные воспоминания.

– Ты говорила, что знала меня до Вторжения? – вдруг вспомнила я.

– Не так чтобы… Скажем так, я знала Эльзу Шиори.

– Ты хочешь сказать, что я – не Шиори? – я покачала головой и протянула свои, испещренные солярными знаками руки. – Этого не может быть…

– Нет, – Вира, кажется, даже испугалась. Она отчаянно замотала головой:

– Нет, нет, ничего такого. Мы были знакомы еще совсем девочками, всем нам пришлось так много перенести, не удивительно, что ты могла до неузнаваемости измениться.

– Но тогда почему ты так говоришь? Наверное, все изменились. Все вокруг изменилось после Вторжения, и все – тоже.

– Мы стали другими, да, – кивнула она. – Но в тебе… Как бы это объяснить… Хотя я не видела солярных знаков, которые, как говорит твой брат, были на тебе еще в детстве, но само их наличие не оставляет сомнения – ты близнец старшего Шиори. Но в то же время… Я вообще не чувствую в тебе Эльзы. Ладно, конечно, ты не помнишь наши девочковые смешные секретики, и в лице взрослой девушки сложно узнать детские черты. Но сущность… У меня такое ощущение, что Вторжение подменило твою сущность. Как такое возможно?

Вира вдруг сделала ко мне порывистый шаг. Не успела я и глазом моргнуть, как она вдруг схватилась за мою блузку на груди и рванула ее. Пуговицы полетели в разные стороны, с тихим треском просыпавшись на пыльный пол, покатились в неведомые дали. Я непроизвольно закрыла ладонями обнажившийся корсет.

– Ты!!!

В Доме Крозе самой странной все-таки была его Хозяйка. Наследственный идиотизм. Вот что витало в Доме.

– Так я и думала, – Вира не обратила внимания на мой крик, и вообще вела себя так, словно ничего особенного и не случилось. – Его нет.

– Чего ты ожидала увидеть? – я разозлилась, безуспешно стягивая стороны блузы, зияющие нитками и дырками на месте отлетевших пуговиц. – Кого его? Хвост, растущий из ключиц? Или жабры?

– Родимое пятно, – ответила Вира и вдруг встала на четвереньки.

Я сначала не поняла, что она пытается собрать рассыпавшиеся пуговицы. Хозяйка Дома Крозе ползла по полу от одной блестящей кругляшки до другой, и голос ее звучал довольно глухо.

– У Эльзы было большое родимое пятно в виде солнца. Не солярный знак, а именно солнце. В ложбинке груди оно должно сейчас быть. Ну, тогда у нее еще ничего и не намечалось там, а сейчас аккуратно между полушариями должно располагаться.

Она обернулась ко мне из-за плеча, посмотрела вверх. Взгляд у Виры стал уже какой-то совсем дикий.

– У тебя ведь нет родимого пятна?

– Нет.

Я все еще прикрывала руками свой корсет, судорожно думая, как мне покинуть эту мастерскую, и этот Дом, и еще – как в таком непотребном виде добраться до поместья Шиори. Вира поднялась с пола, сжимая в горсти собранные пуговицы.

– Извини. Не думай, что я сумасшедшая. Просто нужно было проверить. Я немного не рассчитала, погорячилась. Мы поправим твою блузку, не бойся.

– Ты могла просто спросить, – пролепетала я.

– Мне не верилось, что ты честно ответишь, – пояснила Вира. – Мы, Крозе, слишком прямолинейны, и часто страдаем из-за этого. Воспринимают нас… Как чудиков.

– Вы – чудики, – согласилась я. – И в самом деле. Я росла, тело менялось. Пятно могло сойти само по себе. Дай мне пуговицы и иголку с ниткой.

Вира словно не услышала мою просьбу. Она принялась расхаживать передо мной взад-вперед широкими шагами. Я неотрывно следила за ее кулаком с вожделенными пуговицами.

– Если ты и в самом деле ничего не помнишь и не знаешь о себе…

Она остановилась на мгновение и посмотрела на меня, затем вздохнула:

– Но ты и в самом деле не знаешь…

– И не помню, – подтвердила я.

Этот разговор уже начинал вертеться по кругу, и мне до чертиков надоело повторять о том, что я все еще не выбралась из бункера времени. Кажется, я понимала, почему Тео так противился моему появлению в обществе. Может, брат чувствовал, насколько это невыносимо: постоянно объяснять всем, что я просто не помню. Но твердо знала, что являюсь старшей сестрой Дома Шиори. И вся моя семья, и весь мой оставшийся в живых род – тому подтверждение. Так что домыслы этой странной Крозе меня не очень волновали. А вот пуговицы – да.

– Поэтому, – сказала Вира, – нужно найти способ вывести тебя из бункера. Не думаю, что это невозможно. Остальные вышли сами собой, и у тебя получится. Может, чуть позже.

– Почему тебя это так заботит? – удивилась я. – Просто какой-то маниакальный интерес к моим воспоминаниям. Прости, но…

– Потому что, – ответила Вира, – в связи со всем вышесказанным у меня возникает следующий вопрос…

Она не успела договорить, так как в эту секунду весь Дом Крозе накрыла невероятная тишина. Нет, тут и до этого было достаточно тихо, особенно в подвале, где располагалась мастерская. Но сейчас в него вторглась тишина абсолютно новая. Гробовая. Словно мы внезапно попали в бункер времени и пространства, отрезанный от течения жизни со всех сторон.

И в этой гробовой тишине откуда-то сверху раздался крик.

– О-е-е-ей, – протянул кто-то таким бессмысленным голосом, что я сразу поняла: это кричит Эрик Крозе, и идиот чрезвычайно напуган.

А следом шум такой, словно кто-то дрался там наверху в холле. Все случилось так быстро и внезапно, что мы в Вирой только и успели открыть рты, когда по лестнице загрохотала куча железа, и к нашим ногам свалилась механическая паучиха. Вернее то, что от нее осталось. Две из восьми ног еще слабо подергивались, скрипя в соединениях на суставах, а шесть были переломаны вдребезги. На матово блестящем боку зияла огромная вмятина, а форсетные фонари-глаза Арив, застыв осколками, слепо взирали в бесконечность.

За поврежденным имуществом чужого Дома на лестнице появился не кто иной, как мой брат. Вид у Тео был донельзя воинственный и взъерошенный, через всю щеку тянулась свежая кровоточащая царапина, а в руке он сжимал старинный меч. Меча, кстати, этого я никогда не видела, только сразу же, даже в тусклом свете подвальной мастерской, смогла разглядеть сияющие солярные знаки Дома Шиори на его рукояти.

– Какого… – растерянно произнесла Вира, с нарастающим ужасом взирая на свою изрубленную гордость, что валялась сейчас под ногами, жужжа и шелестя на последнем издыхании.

– Это я вас спрашиваю, какого! – закричал Тео, и я в самом деле испугалась, что в нем сейчас так некстати поднимется Гнев. В чужом Доме. Вопреки всем правилам этикета и законам гостеприимства. – Вы прячете мою сестру, и это чудище меня пытается остановить на пороге! Так какого?!

Он увидел мои руки, сжимающие запах блузки, и в одно мгновение просто позеленел:

– Это! Это! Что тут происходит?!

В два прыжка брат соскочил с лестницы и оказался около меня. Одной рукой все еще сжимая меч, другой он крепко перехватил мое запястье, и кожа под его цепким захватом тут же принялась наливаться синяками.

– Тео, – закричала я, – оставь, мне больно! Очень!

– Это мне больно! – он вдруг обернулся и закричал мне прямо в лицо. – Не тебе, а мне! Всегда! Постоянно больно!

– Кле-е-н, – раздалось удивленно-обиженное откуда-то сверху, и выход наверх перегородила голова идиота Эрика.

7. Куклы Шиори

Это было не так больно, как стыдно, когда Тео, накинув на меня свой плащ, буквально протащил по холлу Дома Крозе и выволок во двор – к гепажу, на котором он примчался сюда. Уже в те минуты, когда я видела понимающие и сострадательные глаза Виры, знала, что никогда их не забуду. Изо всех сил постараюсь не вспоминать, но снова и снова память будет возвращаться в этот момент, где корчусь от стыда, пронзающим всю меня каленым прутом – от макушек до пят.

Тео, может, (и скорее всего – точно) забудет этот момент. У него так много других важных дел, что те несколько минут, когда он тащил растрепанную сестру через холл чужого Дома, просто выветрятся из его памяти. Но моя жизнь вся наполнялась именно этими, с его точки зрения, незначительными, мелочами, и каждая из них составляла мой мир.

– Пусти, – жалобно шептала я ему, уже стараясь не вырываться, потому что любая попытка сопротивления доставляла мне боль.

Но Тео просто ничего не слышал.

Он затолкал меня в повозку – грубо и бесцеремонно. Запрыгнул следом, не обращая внимания ни на Виру, которая протестующе махала руками, ни на торжествующее лицо Эрика, наблюдающим за происходящим из-за приоткрытых ворот Дома Крозе с каким-то даже сладострастием.

Гепаж тронулся с места диким рывком. Я еле удержалась, судорожно схватившись за поручень кресла. Кожа сидения оказалась горячей – Тео раскочегарил Гнев не на шутку. Он даже еще не устроился в кресле: стоял, согнувшись в три погибели, опираясь рукой на спинку, а коленом – на сидение. Глаза брата закрылись наполовину, снизу я видела полоску белка между веками. Он вел гепаж, отдавая движению поднявшийся Гнев. Сосредоточился, чтобы обратить его в пользу. Иначе он просто бы в припадке ярости разрушил нашу старенькую повозку, восстановленную с таким трудом.

Я поерзала на сидении, устраиваясь поудобнее, но стараясь не привлекать излишнего внимания. И отвернулась, уставившись в окно.

– Зачем ты поперлась в этот Дом, Ле? – вдруг спросил Тео. Я думала, он будет молчать всю дорогу, а, может, даже еще несколько дней после. – Я же просил тебя…

– Приказывал, – я не отводила взгляда от окна. – А это совсем другое дело.

– А ты не послушалась, – ему совсем не важно, что я отвечала. – И теперь – посмотри на себя. Что они с тобой делали? Почему ты… в таком виде?

Мне почему-то совершенно не хотелось рассказывать Тео о родимом пятне, которого у меня не было. А должно быть. Какая-то интуиция подсказывала, что тема под названием «Эльза» является опасной. Я еще глубже закуталась в его плащ. От прохладной суровой ткани пахло предчувствием дождя и немного – дымом от горящих свежих поленьев. Запах Гнева. Запах резко повзрослевшего Тео.

– Ничего страшного, – ответила я, на ходу придумывая объяснение. – Просто неловкое движение. Ты же знаешь, я бываю очень неуклюжей.

Объяснение расхристанной блузке получилось глупым, но это все, что я смогла быстро придумать. От Гнева Тео, с помощью которого он вел повозку, тяжелый меч, прислоненный к углу сидения, гулко отзывался металлическим звоном, и каждый раз я вздрагивала. Он пугал меня, этот странный меч, которого я до сих пор никогда не видела.

– И что же? – переспросил Тео. – От какого именно неловкого движения отлетают разом все пуговицы?

– Мне стало душно, – я уже почти не соображала, что несу. – Там, в мастерской. Очень пыльно и воздуха не хватает. Я хотела расстегнуть верхнюю пуговицу, но не рассчитала силы…

Надо же, получается более-менее складно. Кажется, он даже начал успокаиваться. По крайней мере, движение нашего гепажа выровнялось, рывки стали мягче и незаметнее.

– Видишь, как все просто, – сказала я Тео. – Мог бы просто спросить сразу, а не вытворять черт знает что. И… Я хочу с тобой поговорить о кое-чем другом.

Он еще раз дернулся и дернул управление экипажем, но на удивление быстро обуздал свою неистовость.

– Хорошо, – вдруг кивнул вполне вменяемо.

– Почему у нас нет слуг? – спросила я все еще насупленного Тео. – Дом Крозе, несмотря на беспорядок мастерской, довольно ухожен. И Вира сказала, что ей помогает Арив… ну, та паучиха, которую ты… Того… Я вдруг поняла, что маме, наверняка, кто-то помогал обихаживать наш огромный особняк. У меня и в самом деле не хватает рук, чтобы… Тео, дело ведь не в моей лени? Просто один человек не может справиться со всем этим…

– Вообще-то… – он произнес это очень нехотя, потом еще немного помолчал, чтобы в конце концов неожиданно выдать:

– Вообще-то у нас есть…

– Ни разу не видела, – мой голос прозвучал саркастически, хотя я совсем не собиралась сейчас ссориться с ним. – Тео, я не жалуюсь, что приходится самой заботиться о вас, меня все устраивает, и даже – нравится, только… Почему я никогда не видела их в нашем Доме?

– Они не в Доме, – сообщил брат.

– А где?

Каждое слово из него приходилось тянуть клещами.

– На загородной вилле, – процедил он сквозь зубы.

– У нас есть загородная вилла? – это и в самом деле был день великих открытий.

– Есть.

– И?! – Тео сводил меня с ума сегодня больше, чем обычно. Воздух между нами искрил от напряжения, вот-вот готовый взорваться очередной ссорой.

– Ну чего ты пристала? – рявкнул он. – Я не виноват, что ты не помнишь о загородной вилле!

Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Мне стало жаль Тео, как только поняла, что любое напоминание о моем временном бункере, причиняет ему боль. Он вспыхнул сейчас не от злости, а от боли. Я не помнила каких-то основных вещей, связывающих с самыми близкими людьми в период до Вторжения. Конечно, он страдал каждый раз, когда проявлялся очередной провал в моей памяти.

– Ладно, ладно, – постаралась успокоить его. – Пусть себе…

Пришлось сделать вид, что меня совершенно не интересует тот факт, что где-то на неизвестной мне загородной вилле уже несколько лет обитают в изоляции так же неизвестные мне слуги Дома Шиори.

– Но ты же захочешь теперь, – Тео уже не злился, а просто печалился.

В этом он был прав. Теперь я, без всякого сомнения, захочу.