Полная версия
Поэзия убийства
– Вот и хорошо, – сделал вид, что обрадовался, Солодовников. Можно было подумать, что он боялся услышать от подчинённого другой ответ.
Наполеонов же дал волю вздохам и сетованиям, когда остался в кабинете наедине с самим собой. И его можно понять. Убийство резонансное, поражает своим зверством. А подозреваемых ноль без палочки. Кому мог помешать Фрол Евгеньевич Тавиденков? Компаньону? Конкурентам? Неизвестным недругам? Кабы знать…
Утро следующего дня следователь решил начать с разговора с компаньоном Тавиденкова Денисом Сергеевичем Кобылкиным. Кому как не Кобылкину лучше других знать о происках конкурентов, здраво рассудил следователь. Однако не успел он снять трубку, как секретарша Элла Русакова сообщила, что его жаждет видеть жена, точнее – вдова убитого, Стелла Эдуардовна Тавиденкова.
– Она что, здесь? – удивился Наполеонов.
– Так точно! – Элла шутя сделала под козырёк.
– К пустой голове… – начал было Наполеонов.
– Но, но… – пригрозила Элла.
– Ладно, – махнул рукой следователь, – пригласи её сюда. Мне и так и так разговаривать с ней придётся, – добавил он обречённо.
– Чует моё сердце, – пошутила Элла, прежде чем выскользнуть из кабинета, – не пришлась вам по вкусу Стелла Эдуардовна.
– Типун тебе на язык! – вырвалось у следователя.
Девушка хихикнула и испарилась. Через пару минут вместо неё в кабинет Наполеонова вошла Стелла Эдуардовна Тавиденкова.
Наполеонов проявил чудеса вежливости и привстал со своего места при появлении дамы.
– Прошу вас, проходите, садитесь, – он указал ей на стул.
Стелла Эдуардовна обвела взглядом кабинет следователя, видимо, в поисках чего-нибудь более удобного, чем жёсткий стул, предложенный ей Наполеоновым.
Убедившись, что все стулья одинаковы, она придала лицу более скорбное выражение, чем то, с которым она сюда вошла, и опустилась на предложенный стул.
– Не слишком-то у вас тут комфортно, – не выдержав, высказала она своё мнение.
– Вы абсолютно правы, госпожа Тавиденкова, одна сплошная казёнщина, – поспешил согласиться с ней следователь.
– Я не госпожа, – поджала губы Стелла Эдуардовна.
– Я могу, конечно, называть вас товарищем, – усмехнулся про себя следователь, – но не думаю, что это понравится вам.
– Называйте меня просто Стелла Эдуардовна.
– Как скажете, – не стал спорить следователь.
– А вы Александр Романович.
– Совершенно верно.
– Я запомнила всех, кто мне вчера представлялся.
– Весьма похвально, – одобрил Наполеонов, – завидую вашей памяти.
– В вашем возрасте грех жаловаться на память, – неодобрительно проговорила Тавиденкова.
– Я и не жалуюсь, – едва заметно улыбнулся следователь. – Давайте перейдём к делу.
– Давайте. Я как раз пришла спросить вас, когда вы задержите убийцу моего мужа?!
– Помилуйте, сударыня! – вытаращил на неё глаза следователь. – Как мы можем его задержать, если у нас нет даже подозреваемого. Я только-только приступил к изучению дела и готовлюсь к проведению следственных мероприятий.
– Что вы такое говорите! – возмутилась Тавиденкова.
– Я вас не понимаю…
– Я вас тоже не понимаю! – Стелла Эдуардовна притопнула ногой. – Что значат ваши слова о том, что у вас нет подозреваемого?
– То и значит…
– Чушь какая-то! Подозреваемый у вас под носом! Протяните же руку! И задержите его!
«Должно быть, она не вынесла удара судьбы, – сочувственно подумал Наполеонов, – и у неё помутился разум».
Он хотел успокоить женщину и по-тихому спровадить её. А потом посоветовать дочери показать мать врачу. Но не тут-то было!
– Вы что же думаете, что я не смогу прочитать ваших мыслей! – закричала женщина.
«Тоже мне Мессинг нашёлся», – промелькнуло в голове Наполеонова. Вслух же он сказал:
– Вы успокойтесь, Стелла Эдуардовна, – следователь налил в стакан воды и протянул его женщине, – вот, выпейте воды.
– Сами пейте свою воду. – Она так резко оттолкнула от себя протянутый им стакан, что вода выплеснулась из него. – Ишь чего удумали! – закричала она.
– Чего вы, в конце концов, от меня хотите? – рассердился следователь и потянулся к трубке.
– Погодите, – неожиданно ровным голосом проговорила Тавиденкова, – я хочу, чтобы вы выслушали меня.
«Так-то лучше», – подумал следователь и велел:
– Излагайте.
– Я знаю, кто убил моего мужа, – заявила вдова.
– Очень интересно, – пробормотал следователь себе под нос.
– Не ёрничайте!
– Извините. Я весь внимание.
– Его убил Ярослав Ильич Королёв.
– Кто это? – спросил следователь, мысленно листая протоколы опрошенных вчера.
– Это учитель истории.
– Так-так, – Наполеонов постучал пальцами по столу, – вы хотите сказать, что он работает у вас гувернёром вашей дочери? Но ведь она уже взрослая девушка! Или у вас ещё есть дети?
– Нет у нас никаких детей! Кроме Даши, разумеется. И Королёв никакой не гувернёр! Неужели вы думаете, что я пустила бы его на порог своего дома?!
– Ничего я такого не думаю, – на миг растерялся следователь. – Но я не понимаю, при чём здесь какой-то учитель!
– Он был классным руководителем у Даши!
– Когда она училась в школе?
– Да!
– Но теперь-то она там не учится.
– Слава богу! Но все те годы, что она там училась, Королёв настраивал её против отца!
– Вы что же, хотите сказать, что ваша дочь убила своего отца? – Глаза Наполеонова полезли на лоб.
За годы его следственной работы, конечно, случалось всякое. Но Дарья Тавиденкова вовсе не походила на девушку, убившую отца, да ещё таким зверским способом.
– Вы глухой? – тем временем спросила его Стелла Эдуардовна и почему-то постучала по собственному лбу.
Наполеонов чуть было машинально не спросил «кто там» и сам себе ответил бы «нет там никого». Но сдержался и протянул:
– Э… Нет. На слух я не жалуюсь.
– Так чего же вы вдруг на Дашу бочку покатили?!
– Я? – опешил следователь.
– А кто же ещё?! Я же вам русским языком говорю – моего мужа убил Ярослав Ильич Королёв.
– Учитель истории, – Наполеонов не сумел скрыть иронии.
– И что?
– Ничего. Но вы сами мне только что сказали, что не пустили бы его на порог своего дома. Так как же он мог убить вашего мужа? Телепатически?
– Не ёрничайте!
– Я просто уточняю.
– Вы же сами видели, что камеры не работали. И Королёв мог ночью перелезть через забор, выманить моего мужа во двор, затащить его в сарай и там расправиться с ним.
– Сколько лет этому Королёву?
– Семьдесят восемь.
– Семьдесят восемь?
– Чему вы так изумляетесь? Он крепкий старик!
Наполеонов хотел сказать, что справиться с таким боровом, как её муж, и тем более заволочь его в сарай, а потом запихнуть в бочку не под силу никакому старику. Но потом решил не оскорблять покойного и просто проговорил:
– Проделать всё то, что проделал убийца вашего мужа, сложно в одиночку даже молодому качку.
– Ничего подобного! – почему-то обиделась за неведомого убийцу Стелла Эдуардовна и снова села на своего любимого конька. – Я уверена, что моего мужа убил Королёв.
– Какой мотив может быть у Королёва для убийства вашего мужа? – без надежды на адекватный ответ спросил следователь.
– Ему не давало покоя наше богатство!
– В таком случае он мог бы просто ограбить вас! – вырвалось у Наполеонова.
– Он не стал бы этого делать.
– Почему?
– Потому что он идейный!
– Что значит идейный? – не понял следователь.
– То и значит, что Королёв считает, что уничтоженные советской властью буржуи расплодились снова.
– Это он вам сам сказал?
– Не мне лично. Но он утверждал, что буржуи плодятся, как грибы-поганки после кислотного дождя, и грабят простой народ.
– Поганки травят, а не грабят, – машинально поправил Наполеонов.
– Королёв считает, что богатые отравляют людям жизнь.
– Вы хотите сказать, что ваш муж лично отравлял людям жизнь?
– Я так не думаю! Но Королёв старый коммунист! Он как зеницу ока бережёт партийный билет, который получил ещё в молодости!
– Это-то откуда вам известно? – удивился следователь.
– Даша рассказывала. Королёв приносил его в школу и показывал детям. Хотел сбить их с пути истинного!
– Понятно.
– Я рада, что до вас наконец-то дошло, – саркастически проговорила Тавиденкова.
– Не торопитесь, Стелла Эдуардовна, – осадил её Наполеонов. – Допустим, что старый коммунист Королёв – стойкий боец за права трудящихся и готов бросить вызов всем вновь окопавшимся на его родине буржуям. Но почему начать он решил именно с вашего мужа?
– А разве я вам не говорила? – спросила Тавиденкова с озадаченным видом.
– Не знаю, что именно вы должны были мне сказать. Но из того, что вы уже сказали, нет ничего, что говорило бы о лютой ненависти Королёва именно к вашему мужу.
– Его сын Иван по уши влюблён в нашу Дашу ещё со школы.
– А она его в упор не видит?
– Если бы! – вырвалось из груди Стеллы Эдуардовны. – Дашка влюблена в Ивана как последняя дура!
– Почему «дура»? – изумился Наполеонов.
– Потому что у Ваньки, как когда-то говорила моя бабушка, как у латыша – хрен да душа.
– Я думаю, что этих двух вещей вполне хватает для того, чтобы создать крепкую семью.
– Вы что, издеваетесь? – взвилась Тавиденкова.
– Почему же? Нет. А если к этим двум вещам приложить ещё золотые руки и умную голову, то счастье молодой семье обеспечено.
– Не вижу ничего смешного!
– Я и не думал смеяться. Ладно, вернёмся к исходному – Даша и Иван полюбили друг друга, но ваш муж был против?
– Вашими бы устами да мёд пить. Фрол только посмеивался. Говорил, что пусть Дашка выходит за кого угодно.
– То есть он был равнодушен к судьбе своей дочери?
– Ну что вы! Он очень любил Дашку и собирался обеспечить её.
– Тогда я не понимаю, за что его мог ненавидеть Королёв? Надо думать, что он тоже желал счастья своему сыну.
– Может, и желал! Только его понятие о счастье не совпадало с понятием нормальных людей!
– Что вы хотите этим сказать?
– Королёв запретил своему сыну встречаться с Дарьей!
– Почему?
– Сказал, что она ему не пара.
Следователь присвистнул.
– Не свистите! – прикрикнула на него Стелла Эдуардовна. – Денег не будет.
– А у меня и так их столько же, сколько у латыша из пословицы вашей бабушки.
– Хорошо! Пусть так! Меня не интересуют ваши финансовые дела. Скажите мне только, вы арестуете Королёва?
– Если найду доказательства его вины, то да.
– Так ищите!
Наполеонова так и подмывало взять под козырёк «слушаюсь, гражданка Тавиденкова», но вместо этого он проговорил устало:
– Стелла Эдуардовна, давайте каждый будет заниматься своим делом. Вы идите домой, вам многое нужно там сделать, а я, как мне и полагается, займусь поисками убийцы.
Одарив следователя далеко не дружелюбным взглядом, назойливая посетительница наконец покинула его кабинет. Наполеонов чуть не перекрестился, когда за ней закрылась дверь.
– Чует моё сердце, – пробубнила Тавиденкова, проходя мимо секретаря, – он и пальцем о палец не ударит.
– Ну и ну, – покачала головой Элла и, приоткрыв дверь, заглянула к следователю: – Александр Романович, вы живы?
– Жив, хотя самому не верится! Эта мадама проела мне всю плешь!
– Так её у вас нету, – улыбнулась Элла.
– Ты уверена? – Наполеонов с преувеличенным старанием ощупал свою макушку.
– Зря стараетесь, – рассмеялась Русакова, – лучше скажите, чего она от вас так долго добивалась!
– Не поверишь! Хочет, чтобы я повесил убийство её мужа на Королёва!
– А кто это? – озадачилась секретарша.
– Старенький учитель истории.
– И чем он ей не угодил?
– Дочь её, видите ли, влюбилась в сына учителя. А дед против!
– Если дочь такая же, как мать, то в этом нет ничего удивительного, – развела руками Элла.
– Склонен с тобой согласиться.
Глава 3
Позднее, проанализировав свой разговор с Тавиденковой, Наполеонов решил всё-таки встретиться с учителем Королёвым, посмотреть, что это за личность такая неординарная, и поговорить с ним.
Следователь попытался по описаниям Тавиденковой представить образ учителя, и у него получалось что-то среднее между Павлом Корчагиным и героем из старого фильма «Коммунист», сыгранного артистом Евгением Урбанским, который позднее погиб совсем молодым под Бухарой во время съёмок фильма «Директор».
В общем, надо было встретиться, как говорят, лицом к лицу.
Недолго думая, Наполеонов отправился по адресу, оставленному ему Стеллой Эдуардовной.
Учитель жил в старом районе, прилегающем к ныне разрушенному заводу. Дом, судя по всему, был построен ещё до войны. Ни кодового замка, ни домофона на нужном следователю подъезде не было. Так что проник он в него беспрепятственно. По скрипучей деревянной лестнице поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру номер восемь.
Дверь ему открыли, не спрашивая, кто там.
На пороге стоял молодой долговязый парень с русым чубом. Причёска явно была несовременной, но по внимательному взгляду тёмно-серых глаз Наполеонов сразу догадался, что парню это глубоко безразлично.
«Сын своего отца», – сразу догадался Наполеонов.
– Вам кого? – спросил между тем юноша, не отрывая спокойного взгляда от лица следователя.
– Мне нужен Ярослав Ильич Королёв. А вы, наверное, его сын Иван Королёв.
– Да, я его сын, – ответил юноша. – А отца нет дома.
Наполеонов всё ждал, что парень спросит: «А вы, собственно, кто такой?» Но юноша не задавал никаких вопросов.
«Знает он или нет, что Тавиденков убит», – спрашивал себя следователь и не мог ответить на свой вопрос.
Про себя он решил, что сам пока сообщать Ивану об убийстве отца его девушки он не будет, даже несмотря на острое желание посмотреть на реакцию парня. Вместо этого он спросил:
– А где ваш отец?
– Отец с утра ушёл на кладбище, – ответил Иван и, подумав немного, добавил: – И придёт, скорее всего, не скоро.
– У него там похоронен кто-то из близких?
– Как сказать, – неопределённо повёл Иван плечами. – Отец считает, что да.
– Где именно мне его найти?
– На могиле Щорса, – прозвучало невозмутимо в ответ.
– Где?! – вырвался у следователя возглас изумления намного громче, чем хотелось бы.
– Чего вы все так удивляетесь, – неожиданно рассердился парень, – что отец не имеет права навестить захоронение Щорса?!
– Имеет, конечно, – поспешил согласиться следователь, – просто это, согласитесь, как-то необычно.
– А вот и не соглашусь! – выпалил Иван. – Отец не виноват в том, что в нашей стране сто пятниц на неделе!
– Семь, – машинально поправил Наполеонов.
– А вот и нет! Именно сто! Сначала прославляем человека, как героя! Песни слагаем и поём со школьных лет о красном командире, а потом забываем и делаем вид, что этого не было, а если и было, то не с нами.
– Вы успокойтесь, молодой человек, – проговорил Наполеонов, ошарашенный реакцией парня. – Поверьте, я не хотел вас обидеть или задеть чувства вашего отца.
– На чувства моего отца вы плюёте с девяносто первого года прошлого века!
– Помилуйте! – взмолился Наполеонов. – Меня тогда ещё и на свете не было!
– Меня тоже, – признался парень.
Следователь замер, не зная, чего ожидать от него дальше.
– Ну и ладно, – неожиданно успокоился Иван.
– Я тогда пойду, – заторопился Наполеонов и, не оглядываясь, направился к лестнице.
Интуитивно он ожидал, что парень хлопнет дверью. Ан нет, дверь закрылась мягко, тихо щёлкнул замок.
«Это у них, видать, семейное», – подумал он, спускаясь вниз по крашенной масляной краской лестнице. Кто-то бы непременно сказал – прошлый век.
Наполеонов, хотя и не поверил, что сможет найти Королёва на могиле Николая Щорса, всё-таки, забравшись в салон своей белой «Лады Калины», поехал в сторону городских кладбищ.
На входе он расспросил, как ему найти могилу красного командира, и, оставив машину на стоянке, пешком отправился в указанном ему добрыми людьми направлении. Даже цветов прикупил у старушки. Неудобно же идти к человеку, хоть и покойному, с пустыми руками.
Когда Шура Наполеонов учился в школе, красных галстуков уже не носили, об Октябрьской революции школьникам особо никто не рассказывал и песен о Щорсе не пели.
Однако мать рассказывала ему о своих школьных годах. И от стариков, как во дворе, так и на работе, ему довелось услышать немало о том, что было раньше. Так что кто такой Щорс, Наполеонову было хорошо известно.
И теперь, медленно приближаясь к месту назначения, он думал о том, как странно складываются жизненные судьбы людей. Взять хотя бы Щорса. Паренёк, родившийся в девятнадцатом веке, сложил свою молодую голову за дело революции в начале двадцатого века. Была у него вера в то, что он служит своему народу и своей родине. Было ему всего двадцать четыре года. Жить бы ещё парню и жить. Жениться на хорошей девушке, детей нарожать. А тут на тебе! Вера в священный огонь мировой революции…
Из задумчивости Наполеонова вывел раздавшийся совсем близко ровный мужской голос.
От неожиданности следователь даже вздрогнул и остановился. И тут он увидел захоронение, гранитный памятник и седого человека, стоявшего рядом. Наполеонов догадался, что это и есть Ярослав Ильич Королёв. Иван сказал ему правду. А он, Фома неверующий, ещё усомнился в словах паренька.
– Ну что, Микола, что, брат? – горестно спросил безмолвную могилу Щорса учитель истории. – Видишь, как оно всё повернулось. Прости нас всех и меня в том числе, не сберегли мы то, за что ты голову свою молодую сложил.
Наполеонов затаил дыхание и стоял минут пять неподвижно, боясь вмешаться в беседу двоих, один из которых не имел возможности ответить, даже если бы захотел.
Выждав ещё немного, следователь подошёл к могиле и положил цветы. Снова воцарилась тишина.
Потом Королёв поднял голову, посмотрел на Наполеонова и спросил:
– И вы к Николаю пришли? Что-то я вас здесь раньше не видел.
– Так получилось, – ответил следователь. – Я на могиле у Николая, можно сказать, случайный гость.
– Вот как? – Старик приподнял седую бровь.
– Я следователь, Александр Романович Наполеонов.
– Следователь? – ещё больше удивился Королёв. – А вы не шутите, молодой человек?
– Какие же тут могут быть шутки. Вообще-то я искал вас, Ярослав Ильич.
– Меня? – удивился Королёв.
– Да, вас.
– За какой же такой надобностью?
– Хочу поговорить с вами о Фроле Евгеньевиче Тавиденкове.
Старик нахмурился и ответил:
– А я об этом буржуе ни с кем говорить не желаю! Ни с вами, ни… – старик неожиданно запнулся.
– Вы хотели сказать – ни с Иваном. То есть вашим сыном.
– Да хоть бы и так! Вам-то какое дело?!
– Разве вы, Ярослав Ильич, не знаете, что Фрола Евгеньевича убили?
– Как убили?
Наполеонов пожал плечами. Он не собирался описывать Королёву устрашающую картину, увиденную им на месте преступления.
– Значит, Тавиденкова всё-таки кто-то убил, – задумчиво проговорил тем временем старик.
– Вдова считает, что это сделали вы.
– Я? – удивился Королёв. – Хотя в этом нет ничего удивительного.
– То есть? – настала очередь удивляться следователю.
– Мать Даши та ещё самодура, – спокойно объяснил Королёв.
– А разве вы не желали ему смерти?
– Тавиденкову? – уточнил старый учитель.
Наполеонов кивнул.
– Лично ему нет. Я желаю гибели всему капитализму. А не одному-единственному его представителю.
– Невыполнимую вы, Ярослав Ильич, поставили перед собой задачу.
– Как сказать, – отозвался учитель, – капля камень точит.
Королёв с полминуты внимательно изучал следователя, потом проговорил:
– В вашей неподкупности у меня сомнений нет. Но об остальном мире у меня не такое благостное впечатление.
– Отчего же?!
– Вы телевизор смотрите, молодой человек?
– Мне некогда его смотреть, – вздохнул следователь.
– И это зря. Могли хотя бы новости смотреть, узнали бы, что весь бедлам, что творится вокруг, волнует только журналистов и общественников, то есть таких, как я, не согласных терпеть произвол и беззаконие.
– Например?
– Вы прямо как с луны свалились! Неужели вы не знаете, что буржуи захватывают земли в водоохранных зонах, строят там коттеджи, базы отдыха или даже устраивают там свалки! Уничтожают на корню реликтовую природу!
– Я знаю, что в нашем городе многие памятники сохранены и защищены от разрушения не без участия областной власти, в частности губернатора, – решился возразить Наполеонов.
– Будем считать, что в этом плане нашей губернии повезло. Но как угнетаются люди! И в нашем городе в том числе!
– Как?
Королёв посмотрел в глаза Наполеонова, и тот явственно прочёл во взгляде учителя намёк на то, что он и впрямь свалился с луны или совсем недавно выбрался из кочана капусты.
– Вы знаете, сколько люди работали в советское время?
– Восемь часов в день, пять дней в неделю, – послушно ответил Наполеонов, как примерный ученик на уроке.
– А сейчас? – спросил Королёв.
– По-разному, – уклончиво отозвался следователь.
– Я не говорю о тех, у кого ненормированный рабочий день, я веду речь об обычных людях. Многие из них стали трудоголиками вовсе не по своей воле. А по воле таких эксплуататоров, как Тавиденков! Нашим волкам, сколько бы они ни содрали мяса с овец, всё мало! За соблюдением Трудового кодекса никто не следит! Люди работают как при царском режиме! Однако есть страны, в которых люди работают умеренно.
– Да? – рассеянно переспросил Наполеонов.
– Да! Взять хотя бы Голландию! Там не только тюльпаны выращивают, но и о людях заботятся! Самая короткая в мире рабочая неделя в Нидерландах. Она составляет всего двадцать девять часов. Тридцать три часа в неделю в Дании и во всех Скандинавских странах. Австралийцы работают тридцать четыре часа в неделю. Даже те, кто работал неполный день, имеют право на отпуск и пособие выходного дня. Вот это я понимаю! Государство на деле заботится не только о том, чтобы обогащались богатые, но и о том, чтобы простые люди имели и работу, и личную жизнь. А кому из нас не приходилось слышать, что немцы аккуратисты и трудоголики. Так вот, в Германии люди работают тридцать пять часов в неделю. А теперь ещё в связи с финансовым кризисом работников стараются не увольнять, а сокращать рабочий день. При этом государство следит за тем, чтобы люди не потеряли в деньгах, и доплачивает работникам до привычной суммы заработной платы. Ирландцы ещё в конце восьмидесятых годов прошлого века работали по сорок четыре часа, но потом им удалось добиться того, что теперь их рабочая неделя составляет тридцать пять часов. Молодцы ирландцы! Ничего не скажешь. В Швейцарии, Бельгии и Франции рабочая неделя также длится тридцать пять часов. В Швейцарии к тому же принят сокращённый рабочий день. Профсоюзы во Франции бьются с правительством за четырехдневную неделю и шестичасовой рабочий день. Флаг, как говорится, им в руки! В Испании работают тридцать шесть часов в неделю. При этом в жару испанцы прерываются на сиесту на два-три часа в рабочий день. В Италии и Швеции также работают по тридцать шесть часов. Итальянский работодатель может попросить сотрудника задержаться на сверхурочную работу, за соответствующую плату, разумеется. Но если он задерживает своих сотрудников часто, его ожидает наказание, предусмотренное законом.
Королёв сделал паузу и покачал головой, потом продолжил:
– Чего нельзя сказать об англосаксах! В Великобритании работают тридцать девять часов в неделю. В США по сорок шесть часов в неделю. Становится понятным, с кого берут пример наши «новые хозяева жизни». Но нужно признать, что наши богатеи переплюнули капиталистов США, так как у нас на многих предприятиях, особенно в строительных организациях, работают по сорок восемь – пятьдесят часов в неделю. Хотя им есть ещё куда стремиться. В Южной Корее и Японии люди работают по пятьдесят – пятьдесят пять часов в неделю. Без выходных! В Японии даже термин такой есть – «кароси» – внезапная смерть на рабочем месте от переутомления, равнозначный нашему «от работы кони дохнут». Убедил я вас, молодой человек, или нет?
– Убедили, – вздохнул Наполеонов. – Но вы-то что можете со всем этим сделать?
– Просто я считаю, что и один в поле воин. И я должен до последнего своего вздоха сражаться за души своих учеников! Бороться с оборотнем капитализма.
Следователь тяжело вздохнул, понимая, что переделать старого учителя ему не удастся. На всякий случай он проговорил:
– Вот вы ходите на могилу Щорса. А ведь, не будь революции и Гражданской войны, он не погиб бы в двадцать четыре года. Женился бы, родились бы у него дети.
Королёв удивлённо уставился на следователя:
– А вы что, разве не знаете, что Коля был женат и дети у него были.