Поэзия убийства

Наталия Антонова

Поэзия убийства

Действующие лица и события романа вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.

Автор

© Антонова Н.Н., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

В зелёном сумраке травяных зарослей сверкали капли ночной росы, точно не улетевшие вслед за ночью светлячки.

– Даже не верится, что уже август, – тихо сказал Морис Миндаугас, сотрудник детективного агентства «Мирослава».

Мирослава Волгина, глава агентства, уловив в его голосе грусть, ласково улыбнулась и ответила:

– А я люблю август! Ты только посмотри, какие яблоки и груши созрели в нашем саду.

– Да, – согласился он, – пора варить варенье.

Мирослава весело рассмеялась, спустилась с крыльца, на котором они сидели втроём, и направилась в цветник.

Третьим был большой чёрный кот Дон, который не принимал участия в разговоре, а просто лежал на крыльце и довольно щурил свои большие жёлтые глаза на ярком, но не обжигающем, как ещё совсем недавно в июле, солнце.

Увидев, что хозяйка удаляется по дорожке, он сбежал по ступеням, перепрыгивая, точно белка, по несколько ступеней сразу.

Дон нашёл Мирославу возле георгинов. Она уже срезала белый и жёлтый георгины и теперь потянулась к вишнёвому.

Заметив боковым зрением кота, она спросила:

– Правда красиво, Дон?

– М-р, – охотно подтвердил он.

У них в коттедже постоянно стояли цветы. Время от времени хозяева меняли увядшие на новые. Чаще всего это делал Морис. Но сегодня Мирослава почему-то решила сама срезать георгины. Кот предполагал, что она устала лениться и скучает без работы. Надо признать, что догадки кота были недалеки от истины.

Глава 1

Следующее утро начиналось так же мирно, можно даже сказать, скучно…

И поэтому Морис решил ввести трудовую повинность и направить всех сотрудников агентства, то есть себя и Мирославу, на сбор груш. Тем более что время для варки грушевого варенья настало.

Мирослава восприняла его предложение без особого энтузиазма, но отказываться не стала. К полудню они собрали целых пять корзин.

Посмотрев на них с ужасом, хозяйка агентства спросила:

– И что мы будем делать с таким огромным количеством груш?

– Часть съедим, несколько килограммов пойдут на варенье, а остальные раздадим друзьям.

– Каким друзьям? – спросила Мирослава.

Друзей у них было много. Но вот нуждающихся в грушах…

– Позвоните кому-нибудь из оперативников, пусть приедут и заберут.

– Поедут они в такую даль за твоими грушами, – усмехнулась Мирослава. – К тому же там у многих есть дачи у самих или у родственников.

– Но не у всех есть такие чудесные груши, – возразил ей Морис, – вы только принюхайтесь, у нас уже вся кухня медовым ароматом пропиталась.

– Ладно, – отмахнулась Мирослава, – я сама отвезу груши Софье Марковне.

Софья Марковна Наполеонова была матерью друга детства Мирославы Шуры Наполеонова, ныне следователя Александра Романовича Наполеонова.

Когда-то Софья Марковна была известной пианисткой и объездила с гастролями чуть ли не весь мир. Позднее она стала преподавателем. Теперь время от времени она консультировала своих бывших учеников, давала уроки фортепьяно детям знакомых и тех учеников, что уже сами стали родителями.

Дачи у Наполеоновых не было. Фрукты и овощи, как правило, забирал у подруги детства Шура. Но груши не могли ждать, когда он освободится от своих дел и приедет за ними. Поэтому Мирослава и решила отвезти их сама.

Софья Марковна обрадовалась скорее приезду самой Мирославы, но и от груш, конечно же, не отказалась.

Посидев часок у Наполеоновых и попив чаю с черничным пирогом, Мирослава поспешила к Стефановичам, которые жили в этом же дворе и были родителями подруги Люси.

Если Стефановичи и нуждались в чём-то, то только в ароматных грушах из сада Мирославы Волгиной. Всё остальное у них было. Подруга на пару с отцом открыли несколько лет назад автосервис, который уже встал на ноги и приносил неплохой доход.

Дверь Мирославе открыла мать Люси Анна Фёдоровна, симпатичная полноватая блондинка, выглядевшая лет на пять моложе своих лет.

Увидев подругу дочери, женщина и удивилась, и обрадовалась одновременно. Она быстро сообразила, что Мирослава пришла не к дочери, а к ней. Ведь Люся, или, как её называли друзья, Люси€, уже несколько лет жила отдельно от родителей. Основной причиной её вылета из родительского гнезда было не желание свободы как таковой, просто Люси не хотела смущать покой любимых родителей своей бурной личной жизнью, в перипетии которой была посвящена Мирослава.

– Мирославочка! Какими судьбами?! – воскликнула Стефанович, раскрывая руки для объятий.

– Анна Фёдоровна! Мы тут с Морисом собрали урожай груш и решили поделиться с вами.

– Какой аромат! Спасибо! А чего же ты Мориса-то с собой не привезла?

– Оставила на хозяйстве, – отшутилась Мирослава.

– И то верно, – согласилась Анна Фёдоровна, – должен же быть от мужика какой-то толк.

Обе женщины весело рассмеялись.

– Я тебя сейчас чаем напою, – сказала Стефанович.

– Анна Фёдоровна! Смилуйтесь, я только сейчас от Софьи Марковны, и больше чая в меня не влезет.

– Как там Сонечка? – спросила Стефанович.

– По-моему, хорошо.

– На днях мы с ней встретились во дворе, и она обронила, что Шурочка дома почти не бывает, то на работе, то… – женщина хитро сощурилась, – у подруги детства.

– Не так уж и часто Шура к нам приезжает, – ответила Мирослава, – скорее, днюет и ночует на работе.

– Что верно, то верно. А мы с Соней о внуках мечтаем. Моя Люська замуж не спешит. Да и ты, как я посмотрю, тоже.

– Куда торопиться, – отмахнулась Мирослава.

– Вам, современным девушкам, и вправду торопиться некуда, а раньше, бывало, в двадцать лет замуж не выйдешь – и уже старая дева. Да и парни, как придут из армии, так сразу жениться.

Поговорив ещё немного с матерью подруги, Волгина решила съездить в Старый город.

Домой Мирослава вернулась ближе к вечеру.

Едва взглянув на лицо Мориса, она догадалась, что в её отсутствие что-то произошло.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего особенного, – с нарочитой небрежностью ответил он, – просто, кажется, у нас появился клиент. Вернее, клиентка.

– И кто же это? – спросила Мирослава с толикой интереса.

– Некая Стелла Эдуардовна Тавиденкова.

– И что у неё приключилось?

– Сказала, что убили мужа.

Мирослава внимательно посмотрела на Мориса и спросила:

– И её обвиняют в убийстве?

– А вот и нет, – ответил он.

– Тогда чего же она хочет?

– Странный вопрос, – повёл он плечами, – хочет, чтобы восторжествовала справедливость.

– Разве полиция не занимается этим делом?

– Занимается. Но Стелла Эдуардовна уверяет, что ей известен убийца.

– Почему же она не назвала его имя следователю?

– Назвала. Но Шура ей не поверил.

– Шура?

– Да, дело ведёт Александр Романович Наполеонов. И не надо делать такие глаза, – добавил он, – словно вы не знаете, кем и где работает ваш друг.

Мирослава рассмеялась, а потом спросила:

– И на сколько ты ей назначил встречу?

– На семь вечера.

– Ещё два часа. Я бы чего-нибудь перекусила.

– Жаркое и овощной салат вас устроит?

– Вполне. Могла бы обойтись одним овощным салатом.

– Я уверен, что и жаркое из цыплят вам придётся по вкусу.

– Не сомневаюсь, – ответила она.

И была права, так как сомневаться в кулинарных способностях Миндаугаса было бы просто, мягко говоря, нелепо. Какие бы продукты ни взял Миндаугас и что бы из них ни приготовил, всё получалось великолепным.

Следователь Наполеонов часто повторял с искренним недоумением:

– Морис, я не понимаю, как тебя угораздило поступить на юридический! В Вильнюсе что, не было кулинарных техникумов?

Морис в ответ усмехался.

– Нет, правда, – горячился Шура, – ты же прирождённый кулинар! Тебя любой ресторан оторвёт с руками и ногами.

– Ничего отрывать мне не нужно, – отвечал Морис. – Кулинария всего лишь моё хобби. И не более того, – добавлял он подчёркнуто.

– Повезло Славе, – бурчал с полным ртом Наполеонов, косясь на Мирославу.

– Пока повезло тебе, – фыркала она в ответ.

– И почему я женщиной не родился, – притворно сокрушался Наполеонов.

– Шура, ты напрасно так убиваешься, при современных технологиях тебе в один миг отрежут всё лишнее и пришьют всё, что хочешь. Например, грудь девятого размера, – подначивала его Мирослава.

– Ничего мне не надо отрезать и пришивать, – испуганно отмахивался от предложения подруги следователь. – Мне то, что есть, пригодится.

Морис и Мирослава, глядя на лицо друга, покатывались со смеху.

Было без десяти семь вечера, когда позвонили у ворот.

– А вот и клиентка прибыла, – сказал Морис и нажал на устройство, открывающее ворота. После чего не спеша вышел из дома, чтобы встретить госпожу Тавиденкову.

«Вольво» красного цвета вплыл в распахнутые ворота, и его шины тихо зашуршали по подъездной дорожке. После того как открылась дверь автомобиля, перед глазами Мориса появилась сначала одна женская нога, потом другая. Морис отметил про себя, что ноги очень даже ничего себе, только он никогда не понимал, зачем женщины, тем более бальзаковского возраста, надевают на них узорчатые чулки или колготки.

Прибывшая женщина не могла догадываться о мыслях молодого мужчины, и в этом случае было неизвестно, кому больше повезло, ей или ему.

Наконец перед глазами Мориса госпожа Тавиденкова появилась полностью. И он оценил по достоинству пропорциональность её не склонной к худобе фигуры, пышность светлых волос. Больше всего его заинтересовали её ярко-синие глаза. Именно такие он видел в детстве у маминых глиняных кукол, сидевших рядком на шкафу. И заподозрил женщину в том, что она носит цветные линзы.

Женщина, в свою очередь, смерив Мориса оценивающим взглядом, осталась довольна увиденным. И представилась:

– Стелла Эдуардовна Тавиденкова.

– Очень приятно, – едва кивнул он, – детектив Морис Миндаугас.

– Мне сказали, что расследованием в этом агентстве занимается женщина.

– Так и есть. Глава нашего агентства Мирослава Волгина. И она уже ждёт вас. Прошу, – Морис сделал приглашающий жест рукой, направленный в сторону коттеджа.

Стелла Эдуардовна не заставила себя ждать и уверенно зашагала впереди Мориса.

«Какой, однако, красавчик», – промелькнуло в голове у женщины.

«На скорбящую вдову она что-то не слишком похожа», – подумал в свою очередь про Тавиденкову Миндаугас.

Мирослава ждала предполагаемую будущую клиентку в своём кабинете, куда Морис и завёл Стеллу Эдуардовну. Сам он тут же ретировался, слегка огорчив своим уходом Тавиденкову.

Но Стелла Эдуардовна не стала акцентировать на этом своё внимание. Она представилась, села в предложенное ей Мирославой кресло и сразу приступила к делу:

– Вчера в сарае садовник обнаружил труп моего мужа Фрола Евгеньевича Тавиденкова.

– Вы живёте в частном доме?

– Что-то типа этого, – скривила губы женщина. – У нас своя усадьба. Она перешла мужу по наследству от дяди.

– Сарай в заброшенном состоянии?

– Да нет же! Он хоть и старый, но добротный. И светлый. Садовник хранит в нём свои инструменты, потом там стоят бочки и прочее. В нём светло, кроме большого окна имеется электрический свет.

Мирослава внимательно слушала, и, удовлетворённая её вниманием, женщина продолжила:

– Так вот, мой муж был найден в бочке с ананасами. Изо рта у него торчала голова рябчика. Сам обезглавленный рябчик лежал рядом.

«Бедная птичка», – пронеслось в голове Мирославы.

– А на стене за его спиной, – продолжила Стелла Эдуардовна, – надпись кровью мужа: «Ешь ананасы, рябчиков жуй. День твой последний приходит, буржуй».

«Стихи Маяковского», – отметила про себя Мирослава и проговорила:

– По всей вероятности, у убийцы был вагон времени, если он никуда не торопился, расписывая стену.

Тавиденкова пожала плечами.

– Ваша усадьба не охраняется?

– Не особо.

– То есть ваш муж ничего не опасался?

– Не знаю. Он мне об этом не говорил. Во всяком случае, я уговорила его поставить камеры. Но когда полиция стала проверять их, выяснилось, что они не работали.

– То есть?

– Кто-то отключил их.

– Кто?

– Откуда же мне знать! – воскликнула женщина.

– Усадьба принадлежит вам?

– Моему мужу.

– Теперь уже вам, – не удержалась Мирослава и тут же добавила: – Не важно. Но установка камер, как вы сами мне сказали, была вашей идеей. И присматривать за ними должны были вы.

– Ничего подобного! – возмутилась Тавиденкова. – Это не женское дело.

Мирослава не собиралась с ней спорить, поэтому спросила:

– И что вы теперь хотите от меня?

– Чтобы Ярослава Ильича Королёва посадили пожизненно!

– Кто это?! – Правая бровь Мирославы приподнялась в удивлении.

– Учитель истории моей дочери, – ответила женщина.

– Она учится в школе?

– Она учится в университете.

– За что же вы хотите засадить её бывшего учителя?

– За убийство моего мужа!

– Простите… – проговорила Мирослава недоумённо.

– То, что моего мужа убил Королёв, не подлежит сомнению! – заявила Тавиденкова безапелляционно.

– Почему?

– Потому что он, во‑первых, старый маразматик, во‑вторых, человеконенавистник.

– А сколько лет этому Королёву?

– Семьдесят восемь.

– А сколько лет было вашему мужу?

– Пятьдесят четыре.

– А вам?

– Да как вы смеете?! – возмущённо воскликнула Тавиденкова.

Мирослава усмехнулась.

– Сорок девять, – прошипела вдова.

– И как убили вашего мужа?

– Полиция считает, что его сначала стукнули твёрдым предметом по голове, а потом задушили.

– И вы думаете, что старик мог справиться с вполне ещё молодым мужчиной?

– Считаю, считаю! – закивала Тавиденкова, как китайский болванчик. – Чего уж проще – стукнуть человека твёрдым предметом по голове? А задушить после этого – раз плюнуть.

– Вы сказали, что вашего мужа нашли в бочке, – напомнила Мирослава.

– И что? Думаете, что он не мог его поднять?

Мирослава молчала и смотрела на женщину выжидающе.

– Мог! Уверяю вас! Хотя бы от злости!

– От злости?

– А то! Вы хотя бы знаете, что поёт Королёв, когда поливает цветы у себя на балконе?

– Неужели Шнура? – не удержалась Мирослава.

– Если бы! Он поёт «Интернационал»!

– Что он поёт? – переспросила Мирослава, думая, что ослышалась.

– «Интернационал»! Разве это не кощунственно?!

– Думаю, что нет, – проговорила она спокойно, не удержавшись от едва заметной улыбки.

Тавиденкова посмотрела на неё осуждающе.

– Вам весело! А он мою дочь чуть не довёл до самоубийства!

– Каким же образом? Завалил на экзамене?

– Нет, она у меня отличница! Он запретил своему сыну встречаться с Дашей!

– Даша – это ваша дочь? – уточнила Мирослава.

– Наша с Фролом.

– Почему же Королёв запретил своему сыну встречаться с ней?

– Потому что она дочь буржуя! – выпалила Стелла Эдуардовна.

– Интересно…

– А на день рождения он подарил ей книгу Джона М. Кейнса.

На этот раз Мирослава зависла, она, к своему стыду, не знала или не могла вспомнить сразу, кто это.

«Надо спросить у Мориса», – подумала она. А вслух спросила:

– Кстати, почему ваша дочь училась в обычной школе?

– По воле ещё одного маразматика!

– То есть?

– Когда был жив мой свёкор, мой муж следовал всем его советам. А свёкор считал, что его внуки, несмотря на богатство, должны воспитываться среди простого народа.

– А кем был ваш свёкор?

– Заслуженным пенсионером!

– А до этого?

– Он служил в контрразведке, – процедила сквозь зубы Тавиденкова.

– Мне всё-таки не верится, что учитель мог невзлюбить вашу семью только за ваше богатство, – осторожно проговорила Мирослава.

– Не только!

– За что же ещё?

– Когда моя дочь училась в шестом классе, я узнала, что Королёв их часто водит в музеи.

– Ну и что в этом плохого?

– Вы сначала дослушайте! Особенно любит водить в областной художественный!

– Не вижу криминала.

– Вы что, не помните, что там написано?!

– Где?

– Да над входом в музей!

Теперь Мирослава вспомнила. Там действительно была высечена надпись, которая никак не могла понравиться Стелле Эдуардовне Тавиденковой. «Есть одна священная война – это война трудящихся против эксплуататоров».

– Это история нашей страны, – пожала плечами Волгина.

– Это для вас история! А для Королёва это настоящее!

– Хорошо. Что вы предприняли?

– Я добивалась его увольнения! Но директор только прочитал ему нотацию и просил больше не акцентировать внимания детей на этой надписи.

– И что вас в этом не устроило?

– Всё! Поэтому, когда зять Королёва устроился на предприятие мужа, я добилась его увольнения!

– А как отнёсся к этому ваш свёкор?

– Его, к счастью, к тому времени уже не было в живых.

– Понятно. И вы считаете, что всего этого достаточно для того, чтобы подозревать старого учителя в убийстве?

– Этого достаточно, чтобы посадить Королёва в тюрьму пожизненно! Это он убил моего мужа! Больше некому!

– А что думает на этот счёт полиция?

– Что могут думать эти безголовые?! Я задействовала все свои связи! Угрохала кучу бабок! А они только взяли с него подписку о невыезде.

– Всё-таки взяли… – тихо проговорила Мирослава.

– А куда им было деваться, голубчикам?! Я всё равно добьюсь, чтобы Королёва посадили! – Торжество, прозвучавшее в голосе Тавиденковой, резало слух. И Мирослава невольно поморщилась.

– Я готова заплатить вам любые деньги, чтобы вы предъявили доказательство вины Королёва! – продолжала между тем напирать Стелла Эдуардовна.

– А если он не виноват? – спросила Мирослава.

– Виноват! Я в этом уверена на сто процентов!

И вдруг она понизила голос до интимного шёпота:

– К тому же он наш общий враг!

– В смысле? – изумилась Мирослава.

– Вы, как женщина обеспеченная, должны понимать, что нам, имеющим деньги, нужно объединяться и идти единым фронтом против этой вечно недовольной голытьбы!

– Вы считаете голытьбой учителя своей дочери?

– А кто же он ещё?! – искренне удивилась Тавиденкова.

– Я вынуждена вам отказать, – сказала Мирослава.

– Но почему?! – изумилась Стелла Эдуардовна.

– Потому что я не помогаю нуворишам сажать в тюрьму порядочных людей, – ледяным голосом ответила детектив.

– Как вы сказали?! – взвилась Тавиденкова.

– Уходите! – уже не сдерживаясь, рявкнула Мирослава.

И так как Морис знал, как могла уничижительно смотреть Мирослава, он ничуть не удивился, что несостоявшуюся клиентку как ветром сдуло.

«Да, если бы дамочка получше знала Мирославу, она не сунулась бы к ней», – подумал Миндаугас.

Он вспомнил, как был поражён, увидев первый раз Мирославу возле бассейна. И заворожила его не её отличная фигура и не красивый купальник. А след от пули под лопаткой и шрам чуть выше левой груди.

Позднее он узнал, что пуля, посланная ей в спину, как раз и была «подарком» одного из нуворишей, которого она разоблачила и довела до конфискации в бытность свою следователем.

Да и родословная семейства Волгиных не располагала Мирославу к любви мнящих себя сильными мира сего.

У обеих тёток Мирославы – у тёти Виктории и у тёти Зои – на стене красовался портрет прадеда – лихого казака в кубанке и с лихо закрученными усами, отважного революционера и героя гражданской войны.

В доме Мирославы портрет прадеда на стене не висел, но любовно хранился наравне с другими фотографиями предков в старом альбоме, перешедшем ей по наследству от дедушки с бабушкой. Так что Стелла Эдуардовна выбрала для своих целей явно не того человека.

От раздумий Мориса отвлёк голос Мирославы:

– Слушай, ты не знаешь, кто такой Джон М. Кейнс?

– По-моему, английский экономист начала двадцатого века.

– А чем он мог не угодить буржуям?

– Своими работами, разумеется.

– Значит, он был против капитализма?

– Скорее, против классического варианта капитализма, – пояснил Морис. – Его даже считают где-то приемником Карла Маркса с точки зрения борьбы с капитализмом.

– Какой ты умный! Просто кладезь информации, – похвалила Мирослава.

– Стараюсь, – скромно улыбнулся Морис.

– Знаешь, надо отыскать сына этого Королёва.

– Зачем?

– Чтобы он выступил нашим клиентом.

– То есть?

– Надо же найти того, кто убил господина Тавиденкова, и вывести из-под подозрения Королёва-старшего.

– Но…

– Что «но»?

– Зачем же вы вышвырнули из своего кабинета Стеллу Эдуардовну?

– Потому что я не могу дышать с ней одним воздухом, не то что работать на неё, – сердито ответила Мирослава.

– Классовая неприязнь, – проговорил Морис с иронией.

– Думай что хочешь! – отрезала она.

– Но у семьи учителя явно нет денег на оплату наших услуг, – заметил Миндаугас.

– Значит, поработаем без оплаты! – резко ответила Мирослава и так сверкнула на него глазами, что он предпочёл ни о чём больше её не спрашивать.

Глава 2

Четыре дня назад.

Роскошную августовскую ночь сменило мягкое августовское утро.

Однако для следователя Наполеонова и для оперативной группы ночь оказалась беспокойной, а для родных жертвы трагической. И наступившее утро не показалось следователю безоблачным. Да чего там скрывать! Наполеонов был не в духе. Ему поручили раскрыть громкое убийство Фрола Тавиденкова.

Хозяина в бочке с ананасами рано утром обнаружил садовник. Естественно, поднялся переполох. Вызвали «скорую», полицию.

Наполеонова нельзя назвать слабонервным, но когда, приехав на место со следственной группой, он увидел торчащую из бочки голову мужчины, во рту которого была голова рябчика, его на какое-то мгновение замутило.

Эксперт-криминалист Афанасий Гаврилович Незовибатько тяжело вздыхал и качал головой.

Судмедэксперт Шахназаров велел вытащить труп из бочки, но его остановил Легкоступов:

– Подождите, Руслан Каримович! Подождите! – возбуждённо закричал фотограф и принялся щёлкать убиенного со всех сторон, выбирая такие ракурсы, чтобы в объектив попала и бочка, и кровавая надпись на стене.

Шахназаров пожал плечами и отступил.

– Ребята! Это же Маяковский! – чуть ли не восторгался Валерьян.

– Где Маяковский? – растерянно спросил молоденький участковый.

– Да на стене же! – Фотограф чуть ли не ткнул пальцем в надпись.

Участковый смущённо заморгал, точно сова на солнце.

Наконец труп был извлечён из бочки с ананасами, и судмедэксперт склонился над ним.

– Ну что там, Руслан Каримович? – сразу же начал теребить его Наполеонов.

– Пока могу только сказать, что его ударили по голове.

– Чем? – Следователь стал оглядываться вокруг.

– Предполагаю, каким-то камнем. Подробнее сам знаешь когда, – ответил Шахназаров.

– Знаю, знаю, – отмахнулся Наполеонов, – после вскрытия.

– Вот и молодец, – похвалил его судмедэксперт.

– Где Валерьян? – спросил следователь.

– Исследует усадьбу, – ответил Аветик Григорян.

– Что значит «исследует»?! – рявкнул Наполеонов.

– То и значит, – вмешался Ринат Ахметов, – цветочками любуется, бабочками.

– Александр Романович, он тебе что, нужен? – не отрываясь от своей работы, спросил следователя эксперт Незовибатько.

– Сто лет он мне не нужен!

– Так нехай себе гуляет. Он человек творческий.

– И шёл бы себе в салон моделек снимать! – не мог успокоиться Наполеонов.

– Ему и тут неплохо.

После этого разговор сошёл на нет, и о Легкоступове вспомнили только тогда, когда все загружались в машину.

– Ты где был? – набросился на него следователь, когда тот подошёл поближе.

– Там, – неопределённо махнул Легкоступов в сторону цветника. И забравшись в автомобиль, сразу же отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен.

У Наполеонова тоже не было настроения продолжать разговор. В глубине души он надеялся, что дело передадут другому следователю. Но его надеждам было не суждено сбыться.

Уже на следующий день его вызвал к себе полковник Солодовников и сказал:

– Саша, ты был на месте преступления, тебе и карты в руки. Займись этим делом в первую очередь.

– Хорошо, Фёдор Поликарпович, – подавив вздох, ответил Наполеонов.