Наблюдая за Большой медведицей

– Бешенство! – запаниковал Тощий, вспомнив, что его тоже недавно укусила белка

– Вы словно те ненормальные на остановке, мимо которых я на днях проезжал. Один голубей фотографировал, второй из колодца торчал, третья с какой-то девицей отношения выясняла… – Роман так нервничал, что у него тряслись руки, когда он попытался вдернуть ремень в брюки.

Эдкевич хотел что-то сказать, но Кира жестом предложила ему помолчать.

– Это вы что ли мимо проходили? – уточнила она, подняв бровь.

– Того, что голубей фотографировал, я обрызгал случайно. Потом в яму угодил, пришлось колесо менять, вот и понаблюдал за странными действиями ненормальных товарищей, – буркнул Валенов.

– Интересно получается, – протянула Кира, – как защищать тебя от алкоголиков, так спасибо, добрая девушка, а как ты увидел, что у людей проблемы, в том числе, у меня с бурёнкой, так мы ненормальные…

– Ты о чем? – Роман недоуменно посмотрел на Киру и занервничал, когда увидел, что все, и, в особенности, Эдкевич, на него как-то нехорошо смотрели.

– Это я – тот ненормальный, который голубей фотографировал, – холодно произнес Эдкевич.

Кира хрустнула пальцами.

– Неловко, – проскрипел Роман, – э-э-э… пойду, котелки наберу.

– Стоять! – рявкнула Заяц, Элина поправила очки, повернулась к другим участникам похода и стала наблюдать за действиями Валенова.

– И этот человек – наш руководитель, – вздохнула она.

– Готовьте ужин, – буркнул Роман, схватил котелки, вытащил из рюкзака пенку, чтобы подстелить её под Могильникова и испарился, не обращая внимания на недовольные лица туристов.

– Может, – вдруг заговорил Тощий, – мы все – участники какого-нибудь телешоу?

Дарьян закатил глаза.

– А что? Бывает такое, – пожал плечами Тощий.

Тем временем, Роман Александрович вернулся к реке, где лежал и сопел Могильников. Набрал воды, пару раз оглянувшись на патологоанатома – опасался очередного броска в воду.

– Петрович, ты же умер позавчера, чего встал? – вдруг заговорил Олег Уюкович, не просыпаясь. – А ну, иди спать! – он лягнул Валенова, тот, в итоге, выронил котелок и утопил его.

Бедняга! Роман, боясь оставить группу без дополнительного котелка, не раздеваясь, прыгнул за посудиной в холодную воду. После трех внеплановых купаний из сухих вещей у него остались только труселя.

И вот, стоит он на берегу, мокрый с головы до ног, с двумя котелками воды, а перед ним на земле спит Могильников и улыбается.

Валенов поднял голову вверх и во весь голос заорал: «Да сколько это может продолжаться?!»

От этого вопля бедная белка Иван, только что убежавшая от живодерки Элины, прыгнула на медвежонка. Автор комедии не знает, зачем она это сделала, но белка цапнула медведя за ухо и убежала. Разумеется, медвежонок проснулся и побежал за белкой, оставив мамашу спать сладким сном.

А Валенов, прооравшись, вернулся в лагерь, поставил котелки возле Элины и Леи, которые чистили картошку, и подозвал Дарьяна с Эдкевичем к себе.

– Странное у вас желание, Роман Александрович, купаться в одежде… Али вспотели? – хмыкнул Эдкевич.

– Шутник вы, батенька, – в тон ему ответил Роман, – Могильников… Впрочем, не важно, – махнул он рукой, – помогите мне его принести, он спит на берегу.

Когда ребята подошли к реке, то увидели, что Могильников стоит по стойке смирно на берегу и, кажется, внимательно смотрит вдаль. Парни насторожились. Подошли ближе и поняли, что патологоанатом стоит с закрытыми глазами.

– Он что же, спит?! – удивился Дарьян.

– Похоже на то, – согласился Валенов, – он сопит.

– Воздух…Лягать…Я бинт не высушил… – вдруг прокряхтел Могильников.

– Вот те ёж! – произнес непонятную никому фразу Эдкевич, Валенов повернулся к нему с вопросом в глазах.

– Не удивляйтесь, Роман Александрович, для него – нормальное явление на инопланетном языке разговаривать, – хмыкнул Дарьян.

– Ну и что, что кровь вся утекла? Голова ведь на месте! – продолжал, между тем, Олег Уюкович. – Пока голова на месте – спасаем!

– Белочка, – констатировал Дарьян.

– Может, здесь его оставим? – предложил Эдкевич. И, кажется, он не шутил.

– Не серчай, но ногу тебе отрежем…Ой, не ту… Да не беда, ты всё равно умер! – вдруг захихикал Могильников.

Дарьян ошарашено повернулся к Эдкевичу и Роману.

– Понятно теперь, как он людей на войне спасал, – пошутил Эдкевич, при этом он, однако, не смеялся.

– Так, берем его за руки и за ноги и несем в лагерь! Не к добру сейчас, в темноте, рядом с ним находиться. А где коврик? – начал осматриваться Роман. – Сергей, включи фонарик, – попросил он.

– Да вон же он! – Дарьян показал на речку – коврик уплывал от берега.

Роман Александрович только тяжело вздохнул.

– А вы не рыба по знаку зодиака случайно, Роман Александрович? – пошутил Эдкевич.

– Смешно тебе, да? – как-то подозрительно нехорошо посмотрел Роман на Эдкевича, тот пожал плечами и решил, что лучше, в данном случае, промолчать.

Спустя несколько минут…

Мокрый Эдкевич стоит на берегу с ковриком в руках. Дарьян и Роман тащат Могильникова в лагерь, тот по дороге начинает петь: «Несите меня, олени, в свою страну оленью…»

– Может, бросим его? – протянул Дарьян.

– Нет! – рявкнул, не настроенный шутить, руководитель.

Вечер у костра…

Итак, палатки расставлены. Кира, Дарьян, Эдкевич и Элина уже обустроили себе ночлег – расстелили спальники, спрятали рюкзаки под тент. У Тощего рюкзак остался лежать у палатки, причем, чужой палатки. Этим не преминула воспользоваться белка Иван. Она залезла внутрь, разорвала пачку с сухариками, пару штук сгрызла и бросила, рассыпав всю пачку по рюкзаку. Когда вылезала, то случайно вытолкала из рюкзака искусственный…череп. Рюкзак, напоминает автор, лежал возле палатки перед небольшим уклоном. Череп скатился вниз…

У девушек в палатке тоже творилась полная неразбериха. Юля устроила бардак, раскидав свои вещи. Лея стояла рядом с палаткой, но не могла попасть внутрь, кроме Юли и ее вещей в палатке больше ни для кого не было места.

Наконец, ребята принесли Могильникова в лагерь, занесли его головой вперед в палатку. Вскоре он развернулся, положил во сне себе под голову свой же болотный сапог, а, потом и вовсе на половину вылез наружу. Экдевич наблюдал за его действиями, помешивая на сковородке картошечку с грибами. Через некоторое время он заметил, что Олег Уюкович все ближе и ближе подползает к костру. Причем именно к тому месту, где стоял коньяк, который прихватил с собой Дарьян на «первый вечер у костра».

И вот, ужин, наконец, готов. Наголодавшиеся туристы кинулись к своим рюкзакам за мисками. Кроме Могильникова, конечно. Ему оставалось доползти до костра несколько метров. Напомним, что ползущий патологоанатом все это время спал.

– Предлагаю поднять по рюмочке за…так сказать, первый, пусть и чертовски сложный день в походе! – предложил Дарьян и потянулся за бутылкой коньяка.

Элина отказалась, пояснив, что не пьёт, ведь алкоголь мешает тонкости ума. Лея сказала, что не употребляет крепкие напитки, но тут Эдкевич заявил, что его бабуля делает первоклассную настойку на сливе. Он сбегал к рюкзаку и принёс маленькую бутылочку, на которой маркером было написано «Ядрёна вошь».

– Чего уставились? – улыбнулся Эдкевич. – У бабули плохо с фантазией, зато она любит материться и оплеухи раздавать. Ребята захихикали.

Эдкевич налил настойки в кружку и протянул Лее, та принюхалась.

– Вроде, пахнет вкусно, – сказала она и закрыла кружку ладонью, – сначала ты глотни, – прищурившись, она посмотрела на Сергея. Тот коротко хмыкнул, и глотнул из бутылки. Затем повернулся к остальным:

– Кому ещё?

Протянула руку Юля, но сразу и отказалась. Потом снова попросила, затем снова отказалась, мол, дешевый, самодельный алкоголь не для её погон.

– Так ты определись уже! – фыркнул Эдкевич.

Юля подставила кружку.

– Ещё кому-нибудь? – предложил Сергей. Остальные промолчали. Хотел было себе налить своей настоечки, но Дарьян хмуро на него зыркнул. Эдкевич закрыл бутылку с «Ядреной вошью», сел на чурбак и подставил кружку под коньяк.

– Ненормальный, тебе налить? – холодно спросил Дарьян у Тощего, тот протянул кружку.

– Мишенька, – вмешалась Лея, – тебе ведь нельзя!

– Почему? – не понял он.

– Ну… Ты знаешь ведь! – Лея стала корчить гримасы, пытаясь напомнить ему, что пить, мягко говоря, ему не рекомендуется. Тощий махнул на неё рукой и еще ближе придвинул кружку к Дарьяну.

Неожиданно для всех рядом с Валеновым появился Могильников, в полном сознании, и тоже протянул кружку Дарьяну. Удивление у всех было настолько сильным, что Дарьян, к примеру, уставившись на Тощего, вовремя не убрал бутылку и коньяк перелился из Мишкиной кружки через край.

– Чего? – совершенно спокойно спросил Могильников.

– Может быть, вам хватит? – спросил Дарьян и тут увидел переполненную коньяком кружку Тощего: – Ну, и на здоровье!

Эдкевич захихикал.

– Мммм, – издал неопределенный звук Тощий.

Лея наблюдала за ним, выжидая подходящий момент, чтобы выбить у него из рук эту кружку. Очень она волновалась за Мишу. Могильников, между тем, прикрыл глаза в ответ на слова Дарьяна.

– Понял! – вздохнул парень и чуть-чуть плеснул и ему. Могильников внимательно посмотрел на свою кружку, почесал нос, посмотрел на кружку Тощего, и молча выдернул у него из рук полную, отдал ему свою. Совершил, так сказать, обмен.

– Эй! – возмутился Худогубкин.

Могильниов зарычал – Тощий замолчал. Лея засветилась от счастья.

– Роман Александрович? – предложил и ему коньяк Дарьян, приподняв бутылку.

– Нет, спасибо, я пас, – ответил Рома, размахивающий мокрой курткой возле огня.

– Хорошо… Ну что, поднимем, так сказать, бокалы, – предложил Покровский, – скажите тост, как руководитель, Роман Александрович? – обратился он к Валенову.

– Воздержусь, – нехотя ответил тот. Когда у него не было настроения, он не хотел разговаривать ни с кем, а мечтал исчезнуть, далеко и надолго.

– Ладно, к счастью, я учусь на геолога и на полевых практиках редко моя группа была трезвой, – покачал головой Дарьян.

Могильников набычился.

– Вы чего? – спросил Дарьян. – Снова «белочка» разыгралась?

– Ногу свело, – отвернулся Могильников.

– В общем, день был сложным, весьма сложным. Сначала чуть ли не арестовали в аэропорту, затем – в самолете. Потеряли в поезде человека, затем чуть не разбились в машине, потом чуть не утонули в речке… – Дарьяну не дали договорить.

– Короче! – встряла Кира.

– Короче, дело к ночи! – перебил её Даряьн. – Выпьем за то, чтобы неудачи закончились сегодняшним днем! В конце концов, какой поход без приключений?

– За встречу! – поддержала Кира. Все чокнулись…кто кружками с чаем, кто с настойкой, кто – с коньяком. Могильников поднял полную кружку и выпил одним глотком.

Пришел черед картошечки с грибочками, собранными Тощим…

В доме Петроградских…

Оленька уронила кружку с чаем на пол – так тряслись руки. Она вновь и вновь попыталась дозвониться до брата – безрезультатно. Девушка подошла к окну, и, вглядываясь в темноту, прошептала:

– Ромочка, надеюсь, у тебя все хорошо! – прижала руку к груди.

Где-то в лесу… Спустя время…

– Ребята? – насторожено позвала всех Лея, я одна вижу улыбающегося мне хорька, который подметает землю?

– Лея, почему ты – это я? – прищурилась Кира.

– Хорёк? – насторожилась Элина, мне кот-Бегемот на том дереве гримасы корчит…

Утро…

Тощий очнулся на одинокой рыжей скале, окруженной высохшими соснами…

Глава 4. Молился ли ты на ночь, Квазимодо?

Посёлок «Закусь» был основан ещё во времена, когда люди придумали Закусьывать алкоголь… Именно поэтому никто не знает, когда был основан посёлок «Закусь», ведь никто не знает, когда человек начал Закусьывать… Поговаривают, что один из смотрящих, когда только родился, перепутал бутылку с молоком с бутылкой водки и Закусьил все фруктовым пюре. Было это всего-то пару сотен лет назад.

Знал бы Роман Александрович, что в этих краях на расстоянии всего километров десять друг от друга расположен посёлок с похожим названием, но с разницей лишь в мягком знаке на конце. Сопровождающий, то бишь Леший, ожидал группу в поселке «Закус», но к неудаче всех участников группы, руководитель вывел их к посёлку «Закусь».

Сейчас главой посёлка, о нем автор комедии уже упоминал, был Квазимодо Никифорович Пушкин, армянин. Товарищи называли его просто – Квас. Родился и вырос он здесь. Армянин следил за порядком в посёлке уже давно, лет с пятнадцати, с тех пор, как его родители сбежали в Москву, оставив ребёнка на попечении дальней родственницы – бывшей надзирательницы колымской тюрьмы, бабки Сони Бельмондо, у которой действительно было бельмо на глазу. Формально за порядком следила она, и все её боялись. Квазимодо жил в поселке, как мажор. Единственным криминальным эпизодом при его правлении была пропажа говядины, да и то в соседний посёлок. Низкорослый бородатый смотрящий, в свои тридцать пять лет отлично устроился в двухэтажном кирпичном доме и лучше всех изображал бурную деятельность, когда кто-то обращал на него свой взор…

В тот день, когда наш друг, Михаил Худогубкин, он же Тощий, накормил всех грибочками, Квазимодо Никифорович играл свадьбу. Женился он на местной красотке, дочери хозяина мясной лавки «Хрюшкино мясцо». К сожалению, Квазимодо решил сыграть свадьбу в не очень удачный день…

Как вы помните, дорогие читатели, остановились мы на том, что Тощий, так сказать, лицом к морде встретился в лагере с медведем, после того, как сполз со скалы…

Тощий орёт. Медведь орёт. Тощий орет. Медведь орёт. Тут на Тощего сверху падает ботинок, и попадает прямо в голову. Медведь отвлекается.

– Больно! – Тощий поднял голову и увидел Киру, – она лежала на толстой еловой ветке, упираясь головой в ствол, ноги и руки ее свисали вниз.

– Стругацкая, хватит опять орать! – бормотала Кира, – дай поспать! Мне ко второй паре… хотя, – зевнула она, – сегодня Будулай ведёт, на пары не пойду, – девушка сладко потянулась.

Медведь и Тощий переглянулись и дружно посмотрели на Киру.

– Эти безумные кровати в нашей общаге… Что же так твердо–то! – Кира ощупала поверхность под собой и резко открыла глаза. У нее на груди сидела белка Иван, которая совсем недавно разгрызла тюбик с зубной пастой, и потому вся её морда была испачкана белым. Увидев спросонья перед собой такую картину, даже бесстрашная спортсменка Кира Заяц не на шутку испугалась. Дернулась, свалилась с дерева, упав между Тощим и медведем.

Пару мгновений Тощий и медведь молча смотрели на девушку. Та лежала и кряхтела. Медведь коротко рыкнул. Тощий посмотрел на него и снова занервничал.

– Медведь! – закричал он и побежал куда-то в сторону реки, собирая по пути все кочки и пеньки.

Раздался выстрел. Упала утка. Могильников, взъерошенный, в разодранном плаще стоял возле своей палатки с очень-очень бледным лицом, и, издавая страшные звуки, дышал настолько тяжело, что казалось, будто это стадо старых бизонов испускает последний дух. Медведица убежала в лес.

– Где я? – выдавил из себя Могильников, достал из кармана флягу, сделал глоток и начал плеваться. – Молоко? – рявкнул он. – Откуда здесь молоко? – Олег Уюкович перевернул флягу горлышком вниз.

Кира поднялась с земли, выплюнула изо рта траву. Могильников прищурился, присмотрелся к девушке, подошёл ближе.

– Что? – поморщилась Кира.

– Макияж отличный на глазу, явно след от оружейного приклада, – последнее слово он проговорил чуть тише.

Кира приложила руку к левому глазу – немного опух… – Что же вчера было?

Могильников молчал, смотрел на флягу и пытался понять, откуда в ней взялось молоко.

– Я вас не помню… – протянула она и ещё раз просканировала глазами подозрительного патологоанатома. – Хотя, думаю, это к счастью, что я вас не знаю, – девушка отвернулась от него, и встала.

Могильникова эта фраза явно зацепила. Он убрал флягу, достал из кармана патрон, зарядил… Но остановился. Повесил ружьё обратно на плечо и ушел к своей палатке.

Когда раздался выстрел, Тощий упал на землю возле большой зеленой палатки, свернулся калачиком и закрыл голову руками. Кира надела второй ботинок и, похрамывая, подошла к нему.

– Не убивайте меня! У меня бабушка одна, мама одна, папа один, я один…с братом… – стонал Тощий.

Кира присела на корточки, похлопала его по лечу:

– Эй, родной, косолапый ушёл, поднимайся!

– Я умер, да? Медведь съел? – продолжал вопить Худогубкин.

– Вставай говорю, балда! – повторила Кира.

Тощий повернулся, посмотрел на девушку и заплакал.

Кира влепила ему пощёчину, тот прижал руку к щеке и посмотрел на нее глазами обиженного олененка. Девушка вздохнула, поднялась и протянула ему руку:

– Вставай, у нас есть проблемы посерьезнее, чем твои истерики!

Тощий послушно поднялся.

– Тебя, вроде, припоминаю, – протянула Кира: – Неуклюжий, трусливый… Худогубкин? – спросила девушка.

– Я не трус… – обиделся Тощий. – Миша меня зовут, Худогубкин, но друзья зовут Тощим.

Кира посмотрела на него, хмыкнула и отвернулась.

– Чего смешного-то? – насупился Мишка.

– Впервые встречаю человека, которому кличка подходит больше, чем имя, – ответила девушка, стоя к нему спиной. – Я хоть и не помню ничего толком, но лагерь этот все-таки наш, – она развела руками.

Могильников расстегнул свою палатку и выгреб оттуда рыбу, банку молока и самогонный аппарат.

– Я…– хотел, видимо, пошутить Могильников насчет своих ночных «чудачеств», однако, подходящих слов не нашёл, просто добавил: – Я лучше промолчу.

– Еда… – протянул Тощий, увидев сковородку, на которой еще оставалась картошечка с грибами. К счастью, а может и, к сожалению, ложка лежала прямо в сковородке.

Кира наблюдала за парнем. Что-то очень сильно настораживало ее в его действиях, но что именно, она не могла никак понять.

– Миша или Тощий, кажется, тебе не стоит это есть, – сказала она.

– Ерунда, вкусно очень. Утро не утро без завтрака! – ответил Мишка, отправляя в рот очередную ложку. – Я приготовил по бабушкиному рецепту!

– «Бабушкиному рецепту» – прокрутила в голове фразу Кира, затем еще раз и еще, – грибочки… – произнесла она шепотом и задумалась. Тощий, между тем, отправил в рот третью ложку…

– Грибы! – вдруг крикнула девушка, Тощий подавился, Могильников выскочил из своей палатки. – Тощий, грибы, я вспомнила… Не ешь это! Ты грибы перепутал, набрал ядовитых!

Тощий выпучил глаза, медленно достал ложку изо рта, положил обратно в сковородку.

– Да ну, быть такого не может! – немного подумав, он махнул он рукой и съел ещё одну ложку.

– Некоторые еще и алкоголем это все запили… – подошел Могильников, стал выжимать пропитанный молоком спальный мешок. – Я вообще, похоже, коровник ограбил… У меня все в молоке, даже карась копченый в миске молоком залит – пробурчал патологоанатом.

– Миша, никуда не отходи! – рявкнула Кира, затем повернулась к Могильникову: – Вы все события прошлой ночи помните?

Тощий оставался за их спинами.

– Нужно выяснить, где другие участники похода, – она посмотрела на палатки. – Я, может, что-то путаю, но точно уверена уже, что этот балбес накормил нас галлюциногенными грибами.

Оба повернулись к Худогубкину, но его и след простыл.

– Беда… – проговорила Кира. – Нужно срочно его найти!

Могильников зарычал и вернулся к своей палатке.

– Эй, ку-ку, господин… – окликнула его Кира.

– Ага, – коротко ответил Олег Уюкович и вернулся к своим делам.

В это время со стороны реки послышался женский крик, Кира тотчас же кинулась к берегу. Могильников тоже занервничал, в сердцах пнул ведро, которое стояло возле палатки, и, сняв ружьё с плеча, устремился за девушкой.

Кира добежала до воды и увидела у берега лодку, в которой сидела, орала и ревела Лея. Девушка отпинывалась от ползущего к ней на четвереньках Тощего. Теперь он был в одних плавках и все так же – босиком. Мишка высунул язык, как собака, завыл, а затем простонал:

– Герасим! О, мой Герасим! Не топи меня, не топи! Я люблю тебя, Герасим! Гав-гав! – он лизнул Лее руку, от чего девушка закричала пуще прежнего и кинулась с лодки в воду.

– Дура! – крикнула Кира и бросилась ее спасать.

Появившийся Могильников, стал успокаивать Тощего.

– О нет! Герасим! Царевна явилась! Герасим! – в ужасе закричал Худогубкин и попятился к корме судна.

– А ну, Му-му, стоять! – скомандовал Могильников и направил на него ружьё.

Тощий коротко пискнул, по примеру Леи, бросился в воду и тут же вспомнил, что не умеет плавать!

– Помогите, тону! – заорал Мишка. Могильников закинул ружье на плечо, зашёл в воду по колено, схватил барахтающегося Тощего за руку и вытащил его на берег, оставив на запястье большой синяк. Кира помогла выбраться из воды Лее.

– Врёшь, не возьмёшь! – старался вырваться из рук Могильникова Мишка, – отстань от меня, гад! Он заехал коленом между ног Олегу Уюковичу, но тот даже не поморщился. Тощий повторил действие пару раз. На третий – патологоанатом поставил блок, Мишка чуть не сломал свою хрупкую ногу.

– Ох, как накрыло-то тебя, дорогой, – произнесла Кира.

Лея дрожала от холода и со страхом смотрела на Тощего. Однако вскоре ей стало казаться, что она вовсе не боится неадекватно ведущего себя паренька, а наоборот, испытывает к нему теплые чувства.

– У меня очень сильно болит голова, – поморщилась Лея, наблюдая за парнем, который только что посягал на ее честь. – Что произошло вчера?

– Грибы, – коротко ответила Кира, – Худогубкин перепутал грибы и накормил нас… скажем так, не съедобными.

– Да пошел ты! – крикнул Тощий, махнул рукой и оцарапал Могильникову щеку.

– У моей кошки когти длиннее, – хмыкнул тот. Тогда Мишка решил сбежать, Кира бросилась за ним. Могильников покачал головой и пошел в лагерь.

Лея нахмурилась, отправилась вслед за ним, стуча от холода зубами. По пути она пыталась вспомнить хоть что-то из прошлой ночи, но ничего не получалось. Впрочем, одно она все-таки вспомнила: какая-то девушка бегала по лагерю и кричала, что ищет молчаливую галлюцинацию по имени Бегемот.

Элина…

А Элине снился сон:

Сначала она загорала на полянке, потом встречала закат, сидя на пне в болоте. Рядом стояли три утки, крякали, и рассказывали, что их всегда подстреливает один и тот же человек, что они хотят ему отомстить. Вскоре, картина поменялась. Она также сидела на пне, в болоте, но теперь – за столом, на котором стояли чайник, две чашки и миска с кошачьим кормом «Вкус Леопольда» – упаковка из-под него лежала рядом, на углу стола.

– Пардон, прошу простить, но товарищ Булгаков не смог явиться на встречу, занят немного. Сказал, что разбирается с персами, просит их написать в продолжении… – пояснил странный мужчина, который выглядывал из-за одинокой берёзки.

– Прошу, не продолжайте! – прервала его Элина. – Садитесь за стол. К сожалению, он довольно беден, да и не знаю я, зачем тут миска с кормом стоит.

– Вы, девушка, бестактны. Сами, значит, чаи гоняете, а бедного кота, которого всю ночь гоняли, на ужин позвать не могли? – произнес, вдруг появившийся рядом кот.

– Ты – Бегемот? – спросила настороженно Элина. Между тем, мужчина, который выглядывал из-за берёзки, сел за стол.

– Какой я тебе Бегемот? – обиделся кот. – Начиталась книжек, дуррррра! – взвыло животное. Затем взяло в лапу горсть корма, закинуло несколько «звёздочек» в пасть и продолжило: – Хозяева мои, очень креативные люди, по всей видимости. Они мне кличку дали – Кот. Кот по кличке Кот, – зверюга развел лапы, а затем сгреб с тарелки еще пару звездочек. – Пардон – моё имя. Я – самая важная персона, которую тебе доводилось встречать в своей жизни!

Элина расхохоталась. Кот с недоумением посмотрел на нее и спросил:

– Я вызываю у вас улыбку, гражданочка?

– Пардон, значит… Что же ты здесь делаешь, милый кот? – просмеявшись спросила девушка.

– Ты меня искала – я пришёл, – сурово ответил кот.

– Смею заметить, не вас она искала, не Кота Пардона, а кота, которого сам Булгаков сочинил, – вмешался мужчина, постепенно превращавшийся в Могильникова, облепленного утиными перьями с головы до ног.

– А чем я, позвольте спросить, хуже? Искала-то она, может, Бегемота, а стащила у хозяев меня… Вот пусть со мной теперь и общается! – фыркнул кот и закинул очередную порцию корма в пасть. – Скучно мне…там…– протянул он. – Тут, значится, явилась ко мне в берлогу эта подозрительная мадам и давай кричать, что не отпустит меня, пока не обмажу её маслом и не научу её на венике летать, – тут кот прервал разговор, налил себе чаю, выпил, закусил кормом. – Бегемотом меня звала! Как мне быть, доктор? – обратился он к мужчине, который уже полностью перевоплотился в Могильникова, покрытого еще более плотным слоем утиных перьев.