Полная версия
Азбука спасения. Том 47
Азбука спасения
Том 47
Автор-составитель Никодим Благовестник
ISBN 978-5-0059-6427-4 (т. 47)
ISBN 978-5-0055-9992-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЛЮБОВЬ И БЕССТРАСТИЕ
Искренно отрекшийся мирских вещей, и нелицемерно из любви служащий ближнему, скорее освобождается от всякой страсти, и становится причастным Божественной любви и Божественного ведения. Преподобный Максим Исповедник
Посему говорю вам, – не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела, во что одеться: душа больше пищи, и тело – одежды. Посмотрите на воронов: они не сеют, не жнут; нет у них ни хранилищ, ни житниц, и Бог питает их, сколько же вы лучше птиц? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе роста, хотя на один локоть? Итак, если и малейшего сделать не можете, что заботитесь о прочем? Посмотрите на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут, но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них. Если же траву на поле, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, то кольми паче вас, маловеры!
Итак, не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут люди мира сего, ваш же Отец знает что вы имеете нужду в том, наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам. Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство. Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается и где моль не съедает, ибо, где сокровище ваше, там и сердце ваше будет (Лк.12:22—34).
Истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или зéмли, ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более домов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной. Многие же будут первые последними, и последние первыми (Мк.10:29—31).
Апостол Иоанн Богослов
Возлюбленные! пишу вам не новую заповедь, но заповедь древнюю, которую вы имели от начала. Заповедь древняя есть слово, которое вы слышали от начала. Но притом и новую заповедь пишу вам, что есть истинно и в Нем, и в вас: потому что тьма проходит и истинный свет уже светит. Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза. Пишу вам, дети, потому что прощены вам грехи ради имени Его. Пишу вам, отцы, потому что вы познали Сущего от начала.
Пишу вам, юноши, потому что вы победили лукавого. Пишу вам, отроки, потому что вы познали Отца. Я написал вам, отцы, потому что вы познали Безначального. Я написал вам, юноши, потому что вы сильны, и слово Божие пребывает в вас, и вы победили лукавого. Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек (1Ин.2:7—17).
Преподобный Иоанн Лествичник
О беспристрастии, то есть, отложении попечений и печали о мире
Кто истинно возлюбил Господа, кто истинно желает и ищет будущего царствия, кто имеет истинную скорбь о грехах своих, кто поистине стяжал память о вечном мучении и страшном суде, кто истинно страшится своего исхода из сей жизни, тот не возлюбит уже ничего временного, уже не позаботится и не попечется ни об имениях и приобретениях; ни о родителях, ни о славе мира сего, ни о друзьях, ни о братьях, словом ни о чем земном, но отложив все мирское и всякое о нем попечение, еще же и прежде всего, возненавидев самую плоть свою, наг, и без попечений и лености последует Христу, непрестанно взирая на небо и оттуда ожидая себе помощи, по слову святого, сказавшего: прилепе душа моя по Тебе (Пс.62:9), и по изречению иного приснопамятного: аз же не утрудихся, последуяй тебе, и дне, или покоя человека не пожелах, Господи (Иер.17:16).
Великий стыд нам, оставившим все вышеозначенное, после призвания, которым Господь, а не человек, нас позвал, заботиться о чем-нибудь таком, что не может принести нам пользы вовремя великой нашей нужды, то есть, во время исхода души. Сие то значит, как Господь сказал, обратиться вспять, и не быть управлену в царствие небесное. Господь наш, зная удобопоползновенность нашу в новоначалии, и что мы, живя и обращаясь с мирскими, легко можем опять возвратиться в мир, сказавшему: повели мне пойти погребсти отца моего, говорит: остави мертвыя погребсти своя мертвецы (Лк.9:59,60).
Бесы, по отречении нашем от мира, внушают нам ублажать милостивых и сострадательных из мирян, а себя окаявать, как лишивших себя таковых добродетелей. Намерение же сих врагов наших то, чтобы чрез ложное смирение или в мир возвратить нас, или, если останемся в монашестве, низринуть нас в отчаяние. Иное дело, по высокомерию своему уничтожать живущих в мире, а иное в удалении от них, охуждать их с тем, чтобы избежать отчаяния и стяжать надежду спасения.
Итак, услышим, что Господь сказал юноше оному, по-видимому исполнившему все заповеди: единаго ти недостает, продать имение и раздать нищим (Лк.18:22), и самого себя сделать нищим, приемлющим милостыню от других.
Все желающие с пламенным усердием проходить подвиг (иночества), рассмотрим внимательно, как Господь всех пребывающих в мире и живых назвал мертвыми, сказав некоему: оставь мертвым, то есть мирянам, умершим в суете мирской, погребать мертвых телом (Лк.9:60). Богатство нисколько не препятствовало оному юноше приступить ко крещению. Посему напрасно некоторые думают, что Господь ради крещения повелевал ему продать богатство. Этого свидетельства Христова да будет довольно для совершенного уверения нас в величайшей славе монашеского звания.
Должно исследовать, почему живущие в мире, и пребывающие в бдениях, в постах и злострадании, когда, по удалении из мира, приступают к монашескому житию, как к месту испытания и подвижническому поприщу, не проходят уже прежнего своего подвига, ложного и притворного. Видел я весьма многие и различные растения добродетелей, насаждаемые мирскими людьми, и как бы от подземного стока нечистоты напаяемые тщеславием, окапываемые самохвальством и утучняемые навозом похвал, но они скоро засохли, когда были пересажены на землю пустую, недоступную для мирских людей, и не имеющую смрадной влаги тщеславия, ибо любящие влагу растения не могут приносить плода в сухих и безводных местах.
Если кто возненавидел мир, тот избежал печали. Если же кто имеет пристрастие к чему-либо видимому, то еще не избавился от нее, ибо, как не опечалиться, лишившись любимой вещи? Хотя во всем нужно нам иметь великое трезвение, но прежде прочего должно в этом отношении наиболее быть разумно внимательными.
Я видал многих в мире, которые чрез попечения, заботы, занятия и бдения телесные избегали неистовства своего тела, но вступивши в монашество и обеспеченные здесь по всему, жалким образом осквернялись от плотского движения.
Будем внимать себе, чтобы, думая идти узким и тесным путем, в самом деле, не блуждать по пространному и широкому. Узкий путь будет тебе показанутеснением чрева, всенощным стоянием, умеренным питием воды, скудостью хлеба, чистительным питием бесчестия, принятием укоризн, осмеяний, ругательств, отсечением своей воли, терпением оскорблений, безропотным перенесением презрения и тяготы досаждений, когда будешь обижен – терпеть мужественно; когда на тебя клевещут – не негодовать; когда уничижают – не гневаться; когда осуждают – смиряться. – Блаженны ходящие стезями показанного здесь пути, яко тех есть царство небесное (Мф.5:3—12).
Никто увенчанным не войдет в небесный чертог, если не совершит первого, второго и третьего отречения. Первое есть отречение от всех вещей, и людей, и родителей, второе есть отречение своей воли, а третье – отвержение тщеславия, которое следует за послушанием. Изыдите от среды их, и отлучитеся, и нечистоте мира не прикасайтеся, глаголет Господь (2Кор.6:17). Ибо кто из мирян сотворил когда-нибудь чудеса? Кто воскресил мертвых? Кто изгнал бесов? Никто. Все это – победные почести иноков и мир не может вместить оных, если же бы мог, то к чему было бы монашество и удаление из мира?
Когда бесы по отречении нашем начнут распалять наше сердце воспоминанием об родителях и сродниках наших, тогда вооружимся против них молитвою, и воспламеним себя памятью о вечном огне, чтобы воспоминанием об оном угасить безвременный огонь нашего сердца.
Если кто думает, что не имеет пристрастия к какой-нибудь вещи, а лишившись ее, печалится сердцем, то вполне прельщает самого себя.
Юные, расположенные к плотской любви и чревоугождению, если захотят вступить в монашество, должны обучать себя в нем со всяким трезвением и вниманием, и понуждать себя удаляться от всякого наслаждения и лукавства, чтобы последнее не было для них горше первого.
Сие пристанище бывает причиною и спасения, и бед: это знают преплывающие сие мысленное море. Но жалкое зрелище, когда спасшиеся в пучине, претерпевают потопление в самом пристанище.
Степень вторая. Текущий да бежит, подражая Лоту, а не жене его.
Преподобный Исаак Сирин
Что такое бесстрастие человеческое?
Душа по природе бесстрастна. Страсти суть нечто придаточное и в них виновна сама душа. Если некогда естество души было светло и чисто, по причине приятия им в себя Божественного света, а подобно сему таковым же оказывается оно, когда возвращается в первобытный чин, то, несомненно, уже, что душа бывает вне своего естества, как скоро приходит в страстное движение, как утверждают питомцы Церкви.
Бесстрастие не в том одном состоит, чтобы не ощущать страстей, но и в том, чтобы не принимать их в себя. Вследствие многих и различных добродетелей, явных и сокровенных, приобретенных святыми, страсти изнемогли в них и нелегко могут восстать на душу: и ум не имеет нужды непрестанно быть в рассуждении их внимательным, потому что во всякое время исполнен мыслями, какие с сознанием возбуждаются в разуме помышлением и беседою о превосходнейших нравах. И как скоро начинают возбуждаться страсти, ум внезапно восхищается от сближения с ними каким-то уразумением, проникшим в ум и страсти, как сказал блаженный Марк, остаются в нем как бы праздными.
Ум, по благодати Божией, исполняя добродетельные деяния и приблизившись к ведению, мало ощущает того, что составляет худую и неразумную часть души. Ибо ведение восхищает в высоту его и отчуждает его от всего, что в мире. И по причине непорочности святых и тонкости, удобоподвижности и остроте ума их, а также по причине их подвига очищается ум их и оказывается просветленным, по сухости их плоти. И, вследствие обучения их безмолвию и продолжительного пребывания в оном, легко и скоро дается каждому внутреннее созерцание и в изумление приводит их созерцаемым.
При сем, обыкновенно, изобилуют они созерцаниями, и ум их никогда не имеет недостатка в предметах разумения, и никогда не бывают они без того, что производит в них плод духа. Долговременным навыком изглаждаются в сердце их воспоминания, которыми возбуждаются в душе страсти, и ослабляется сила диавольской власти. Ибо когда душа не сдружится со страстями помышлением о них, тогда, поелику непрестанно занята она иною заботою, сила страстей не может в когтях своих удержать духовных чувств ее.
Преподобный Симеон Новый Богослов
О бесстрастии и добродетельной жизни
Многократно беседуя с братиями, находящимися в мире, я почти от всех их слышал, что невозможно человеку взойти на такую высоту бесстрастия, чтобы он, беседуя и вкушая пищу вместе с женщинами, нимало не повреждался от того в душе своей, и не подвергался тайному некоему движению нечистому. Слыша это, я много скорбел, плакал и проливал слезы о тех, которые говорят так. Ибо очень хорошо знаю, что они говорят это по великому неведению дела, то есть, что совсем не знают опытно силы благодатных даров Божиих. Если б они не были лишены истинного бесстрастия, ослеплены мраком страстей и порабощены сластям и похотям плоти, то, конечно, знали бы и они о животворной мертвости, какую Христос Иисус, Бог наш, дарует святым членам Своим, и не неверовали бы о ней.
Тем, кои таковы, как возможно поверить, что бывают люди, мертвые миру и живущие только жизнью, которая в Духе Святом, – тогда как они всю жизнь свою о том только и заботятся, как бы понравиться людям и заслужить у них название боголюбивых и святых, и, следовательно, все дела свои делают лицемерно? Как они думают, будто исправляют дело бесстрастия, оставаясь страстными, будучи, то есть, и бывая всецело грех, и как уверяют себя самих, что одни похвалы людские достаточны для добродетели и святости; так опять, когда отрицают бесстрастие и говорят, что в святых нет его, то хотят быть и именоваться святыми без бесстрастия, как бы стяжавая святость одними людскими похвалами.
Того, кого не хвалит толпа просто и как пришлось, они почитают за недостойного и презираемого, не зная, несчастные, что лучше один знающий Бога и знаемый Богом, чем мириады неверных, не знающих Бога, хотя их хвалит и ублажает весь мир, как и тот, кто видит, лучше бесчисленного множества слепых.
Но что возможно достигнуть свободы от страстей, или бесстрастия, тому, кто истинно подвизается, – что тому, кто получит благодать Божию, возможно возвыситься до состояния бесстрастия душевного и телесного и не только не быть тревожимым страстями тогда, когда беседует или вкушает пищу вместе с женщинами, но даже когда находится среди города, слышит там пение и музыку, и видит смеющихся, забавляющихся и пляшущих, не терпит никакого совершенно вреда, и что такие люди действительно есть и бывают, о сем свидетельствует всякое писание святых, немало пишется о сем свидетельств также в истории и жизнеописаниях святых. Для сего-то бесстрастия бывает у богочестивых всякое делание подвижническое, всякое лишение произвольное и всесторонняя к себе строгость.
Первое дело подвизающихся по Богу есть убежать от мира и от всего, что в мире. Миром я называю настоящую жизнь, то есть сей временный век. Под тем же, что в мире, я разумею все, окружающее нас, что повелевает нам Господь оставить и убежать от того всего, то есть оставить отца, матерь, братьев, сестер, сродников, друзей, имения, деньги и вообще всякое богатство. Не потому так требуется, чтоб это были вещи, запрещенные и вредные, но потому, что, находясь среди них, не можем мы избавиться от пристрастия к ним. Одолеваемый похотными сластьми, если не отсечет причин, возбуждающих сласти греховные, и не удалится от них, не может никак освободится от похотения их.
Как тому, кто хочет чисто видеть свет солнца, надо иметь чистыми очи тела своего, так и тому, кто берется беседовать о бесстрастии, надо иметь очи души своей, освобожденными от всякой злой похоти и всякого помысла страстного, чтоб, не будучи тревожим и возмущаем в уме никакою страстью, мог он чисто взирать на высоту и на глубину его, или понять, как следует многие и великие его дарования и действия, и ясно изложить их в слове. Ибо, если станет он говорить о его проявлениях и свойствах с умом возмущенным и сердцем нечистым, то, не смогши словом свободным раскрыть его действия, лишен будет и тех немногих благ его, какие, может быть, получил от него, за то, что действуя так, он некоторым образом презирает и бесчестит его и затмевает светлость его. Ибо написано: имущему дано будет, и преизбудет; от неимущаго же, и еже мнится имея, взято будет от него (Мф.25:29).
Которые имеют бесстрастие, те очевидно любят его и любимы суть от него преизбыточно, и, когда ненасытно говорят о нем, делаются еще более бесстрастными, воспламеняясь любовью, какую имеют к нему. Но которые привязаны и, некоторым образом, связаны еще, хотя малейшею какою похотью мира и вещей мирских, или какою-либо душевною или телесною страстью, эти далеки от него и много отдалены от пристани его. Почему, когда начнут говорить о бесстрастии и покусятся возвести ум свой на высоту его, теряют и тот мир, который, как им думалось, имели они прежде, по той причине, что емлются, как рыбы, и бывают влачимы туда и сюда похотью той страсти, к какой они прилепились. И это страждут они праведно, ибо, как говорит Апостол, имже кто побеждается, сему и работен есть (2Пет.2:19).
Они, однако ж, будучи омрачаемы в уме своем тою страстью, коей порабощены, вину омрачения не на себя самих возлагают, но дерзают слагать ее на бессилие всесильного бесстрастия, и это бывает с ними потому, что они совсем не познали опытно, каково умное чувство, созерцание и вседейственное действо сего бесстрастия, но, обдумывая относящееся к нему по своим мыслям и соображениям, при высоком мнении о своей внешней учености философствуют о нем иногда так, иногда иначе, и истощаются в усилиях над тем, чего не знают. При всем том, они никогда не согласятся исповедать или восчувствовать свою немощность, причиненную им неверием, нерадением и долговременною привычкою к страстной жизни, но утверждают, что и другие люди все подобны им и обладают теми же страстями. Ибо тщеславие и зависть не позволяют им признать, что кто-либо другой выше их по добродетели и здравоумию.
Но богомудрые и духовные отцы не поступают таким образом и не идут против истины, – не буди тебе сказать такую хулу на святых, а чем просветились в уме своем от блаженного бесстрастия и что познали прежде из опыта, то говорят и утверждают. Я же говорю дерзновенно то, чему сподобился научиться у сих отцов, чтоб не быть осуждену, подобно рабу, скрывшему талант. И так, как дают разуметь сказанные Христом Господом слова: много званных, мало же избранных, – и: в дому Отца моего обители многи суть, – так и знайте, все вы, что святых много, а бесстрастных немного, и что в среде тех и других имеет место великое различие. Но внимайте добре в точный смысл того, что я буду говорить.
Иное есть бесстрастие души, иное – бесстрастие тела. Бесстрастие души освящает и тело, но бесстрастие тела, одно, само по себе, не может полную доставить пользу тому, кто стяжал его.
Иное есть недвижение (на худое) телесных (яже на земли) удов и самых страстей душевных, и иное есть стяжание добродетелей. Недвижение телесных (яже на земли) удов бывает от естества, а стяжание добродетелей от произволения (при помощи благодати), и оно обыкновенно совсем пресекает все естественные движения. Иное есть непохотение ничего из того, что есть приятного и радостотворного в мире, и иное – возжелание небесных и вечных благ, ибо мирское приятное и радостное презирали и другие люди (не ревнующие о спасении), и большая из них часть по другим причинам (не в видах спасения), а о благах вечных весьма немногие воспринимали попечение.
Иное есть не искание славы от людей, и иное есть возлюбление славы от Бога и всегдашнее ее искание, ибо человеческую славу очень многие ненавидели, потому что были обладаемы другими страстями, а славу, яже от Бога, очень немногие сподобились получить со многим трудом и потом. Иное есть довольствоваться бедною одеждою и не желать богатой, и иное – искать того, чтоб быть одеяну светом Божиим, ибо богатое одеяние презирали многие, потому что были влачимы многим множеством других пожеланий, а божественным светом одеялись только те, кои сподобились соделаться сынами света и дня.
Иное есть говорить смиренные слова, и иное – иметь смиренное мудрование. Иное, опять, есть смирение, а иное – цвет смирения, и иное – плод его.
Иное есть красота плода его, а иное – сладость его, и иное – действия, бывающие от плода сего. Из этого, сказанного мною о смирении, иное есть в нашей, а иное – не в нашей власти. В нашей власти – помышлять о том, что располагает нас к смирению, мудрствовать о том, рассуждать, говорить и то делать, но само святое смирение, с его существенными свойствами, дарами и действами, не в нашей власти, но есть дар Божий, чтоб не вздумал кто хвалиться даже и этим.
Иное есть не печалиться и не гневаться при бесчестиях, поношениях, искушениях и встречающихся прискорбностях, и иное – желать этого с благодарением, когда случится что такое.
Иное, опять, есть – молить Бога о тех, кои причиняют это, иное – прощать им, иное любить их от всей души, как благодетелей, и иное – напечатлевать в уме лица каждого из них и целовать их бесстрастно, как искренних друзей своих, со слезами чистой любви, – так, чтобы на душе не было совершенно никакого знака оскорбления, или страсти.
Большее из всего сказанного есть, когда кто в самое время искушения таковое же имеет расположение и к тем, которые поносят его в лицо или клевещут на него, и ко всем другим, кои или осуждают его, или презирают и ставят ни во что, или плюют в лицо, еще и к тем, кои по видимости притворяются друзьями, а тайно так же действуют против него, как и сказанные пред сим, – и это не утаивается от него, но он, то знает. И из этого опять высшее и совершеннейшее без сравнения есть, мне кажется, то, если кто совсем забывает претерпенные искушения и ни когда не вспоминает тех, кои его опечалили или как-нибудь обесчестили, ни когда они бывают налицо, ни когда отсутствуют, но имеет и их наравне с друзьями своими без всякого различения, сколько, когда беседует с ними, столько же и тогда, когда вкушает вместе с ними пищу. Все это суть дела и совершенства мужей, ходящих во свете. Которые же чувствуют, что они далеки от таких порядков и правил жизни, те пусть не обольщаются и не обманывают себя, но да ведают наивернейше, что они ходят во тьме.
Иное, опять, есть бояться Бога, и иное – и исполнять заповеди Его, как написано: бойтеся Господа, вси святии Его (Пс.33:10), – и еще: уклонися от зла и сотвори благо (15). Иное есть бездействие (упразднение от дел), а иное – безмолвие, и иное, опять, – молчание. Иное есть удаление и преселение с одного места на другое, и иное – странничество. Иное есть негрешение, и иное – делание заповедей. Иное есть противиться врагам и бороться с ними, и иное – победить их окончательно, покорить и умертвить: первое есть дело подвизающихся и святых, ревностно идущих к совершенству, а второе есть дело бесстрастных и совершенных, которые многими трудами и потами победили врагов своих вконец и украсились, как какою блестящею одеждою, живоносною мертвостию Христовою.
К достижению показанных совершенств многие устремлялись, одни для одной, другие для другой цели. Но весьма немногие приступали к сему с истинным страхом Божиим, с любовью искреннею и верою несомненною, – которые одни, спомоществуемы будучи благодатью Божьею, скоро навыкают деланию заповедей и преуспевают во всех сказанных выше отличиях, каждочасно возрастая в добродетелях. Другие же оставляются блуждать, как в непроходной (бездорожной, судя по слову (Пс.106:40): по непроходней, (а не по пути) пустыне, о каковых написано: отпустих я по начинаниям сердец их, пойдут в начинаниях своих (Пс.80:13). И якоже не искусиша имети Бога в разуме, (сего ради) предаде их Бог в неискусен ум, творити неподобная (Рим.1:28). Итак, те, которые на камне послушания святым отцам положили доброе основание веры и надежды, со страхом и трепетом, и на сем основании устрояют верность заповедям, какие дают им духовные отцы, соблюдая их, как бы их налагал на них Сам Бог, – такие тотчас преуспевают в отвержении себя.
Творить не собственную свою волю, но волю духовного отца своего, по заповеди Божией, и таким образом упражняться в добродетели, – сие порождает не только отвержение себя самого, но и умертвие всему миру. Потом, когда выйдет таковый всем чувством души из мира и станет быть вне его, как в пустыне, тогда овладевается страхом и трепетом неизъяснимым и начинает вопиять к Богу из сердца, как вопиял Иона из утробы кита морского, Даниил – из рва львиного, три отрока – из пещи пламенной, Манассия – из среды медного быка. Сии болезненные и скорбные стенания его и глас молитвы его тотчас услышав, Господь Всеблагий, живот Свой давший на смерть за нас, грешных, извлекает его, как извнутрь кита, из бездны неведения и омрачения, наводимого миролюбие, чтоб он не возвращался более туда, ни даже помыслом, – освобождает его, как из рва львиного, от злых похотей, кои похищают и снедают души человеческие, и как из пещи огненной, от страстных влечений, кои господствуют во всех людях, жгут нас, как огонь, растлевают нас, с насилием тянут к неуместным деяниям и возжигают пламень страстей внутрь нас.