Дело N-ского Потрошителя

Алька девушка хорошая была. Комсомолка, хоть иногда и были у неё буржуазные заскоки, типа модной сумочки или фильдеперсовых чулок. Но Санёк, например, к этим её увлечениям относился с пониманием, не осуждал. Потому как сам любил иногда форсануть заграничным пальто, да и не только. Но денег постоянно не хватало, имели они тенденцию быстро заканчиваться, или Санёк просто не умел правильно их тратить.

И мужчин Алька любила. Молодых, сильных, азартных, типа самого Санька. Поэтому и удивил его тогда Алькин отказ, поэтому и точил изнутри червячок обиды. Чем он Альке не угодил? Редко ему девчонки отказывали, а особенно такие, шебутные да весёлые. Что ни говори, а хороша была чертовка! Златокудрая, глазастая и смешливая. И прочие достоинства при ней были.

Так что точно Сидоров, который ни молодостью, ни силой не отличался, единственным её ухажером быть не мог. Точно не мог. Он у неё для других целей был. У пузатого Сидорова был пузатый кошелёк, в отличие от молодых и азартных. И много возможностей. Зина сказала, что в сумочке Альки чего только не было, даже лак для ногтей. Наверняка Сидоров через Торгсин ей такой редкий подарок достал.

Санёк довольно улыбнулся, шмыгнул носом (от горячего обеда из носа потекло сильнее, но Санёк твёрдо решил на такие бытовые мелочи больше внимания не обращать) и помчался в красный уголок при Дворце молодёжи N-ска, где обычно и собиралась их комсомольская ячейка. Только бы там хоть кто-нибудь на месте оказался! А то ищи их всех по городу.

Видимо, капризная, как все женщины, Фортуна наконец-то решила помочь советскому журналисту Александру Тролеву, и в красном уголке Санёк застал своих товарищей почти в полном составе. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Как минимум два фактора тут сошлись. Во-первых, по-зимнему холодный ноябрь. Поземка и пронизывающий ветер не способствовали прогулкам на свежем воздухе. А дома скучно сидеть, вот и шли ребята и девчата во Дворец молодёжи, где можно обменяться новостями, поговорить о книгах и фильмах, да и просто попеть песни или послушать стихи доморощенных поэтов. А во-вторых, новость о гибели Алевтины Матросовой, подобно лесному пожару по сухой траве, споро бежала по всему городу N-ску. Поэтому любопытные комсомольцы спешили туда, где скорее всего можно было узнать что-то новенькое о своей погибшей товарке. Поэтому и удивлялся Санёк, что в редакции «Правды N-ска» до самого обеда никто и не слышал о новой жертве Потрошителя.

– Хм, Санёк, а мы думали, ты нам чего-нибудь новенького про Альку расскажешь, – насмешливо смерил Санька взглядом его давнишний приятель со звучным именем Трибун и невзрачной прыщавой физиономией.

Санёк насмешку проглотил. Сейчас не время было цапаться с потенциальными источниками информации. Трибун, а на самом деле Васька Антонов, всегда завидовал бойкому и симпатичному товарищу и всячески пытался принизить его успехи и достоинства. Санёк, однако, насмешку проглотить-то проглотил, но и лицо сохранил.

– Я-то, может, чего и знаю, – он таинственно улыбнулся и подмигнул стайке девчат, которые с огромным интересом прислушивались к их разговору, – да сказать не могу. Сами понимаете – тайна следствия.

То, что Санёк отлучён от уголовного розыска и тайна следствия для него такая же неизвестность, как и для остальных смертных, до комсомольской ячейки ещё, к счастью, не дошло. Поэтому товарищи уважительно поцокали языками и наперебой принялись вываливать на Санька все имеющиеся у них сведения.

Санёк слушал, запоминал, кое-что действительно стоящее внимания быстро записывал в блокнот.

Конечно, не всему, что рассказали ему парни и – особенно – девушки, можно было верить. Альку многие из них не любили. Гордая она была, временами – заносчивая. А главное – красивая очень и отлично это знала. И пользоваться этим умела. А такое женщины друг другу не прощают.

Вышел Санёк из Дворца молодежи, когда на улице уже смеркалось. Холодный ветер быстро пробрался под полы пальто, нос мгновенно заложило и опять запершило в горле. Но Санёк всего этого не замечал. На его губах играла довольная улыбка.

Если откинуть эмоции рассказчиков и отжать ненужную воду, то выходило следующее. Как и предполагал Санёк, у Алевтины Матросовой, помимо Сидорова, были ещё друзья-товарищи мужского пола, с которыми она общалась ну очень близко. Правда, последние пару недель почти все они отсеялись. Вернее, сама Алька их и отшила. Впрочем, сделала она это довольно легко и беззлобно. В этом у неё был особый талант. Могла она с кавалерами так расставаться, что те на ветреную красотку не то что зла не держали, но и оставались с ней в приятельских отношениях. Даже Санёк долго дуться на Альку не смог. Да и чего дуться-то? Мало, что ли, красивых и доступных девчонок вокруг? На Санькин век хватит.

Так вот, отшила она почти всех. Остался какой-то ухажёр, которого она тщательно скрывала от своих товарищей по комсомольской ячейке.

Ребята и девчата наперебой и взахлёб строили самые разные предположения. Одно нелепей другого. Но вот одна из версий, высказанная всё тем же Трибуном, очень Санька заинтересовала.

Сказал тот, что видел Альку с Колькой Прониным. Санёк навострил уши. Колька Пронин пару лет назад поступил на рабфак, в футбол играл за сборную города. Санёк даже какую-то короткую статейку про него писал. Вот, мол, молодёжь наша и учиться успевает, и про спорт не забывает. А потом Колька пропал. Ну как пропал… Просто больше Саньку на глаза не попадался.

Трибун, понизив голос и страшно вращая глазами, рассказывал замершим от волнения девчонкам:

– Пронин-то не просто так рабфак бросил. Говорят, он с Богданом связался… В подручных у него ходит…

Богдана в N-ске знали все. Один из самых авторитетных воров и смотрящий за всей теневой жизнью города. И Санёк вдруг почувствовал, понял: вот она, ниточка! Вот зацепка! Потому что правду говорил Трибун, он же Васька Антонов.

Санёк ещё немного посидел с товарищами комсомольцами, напустил туману о расследовании, а потом, словно вспомнив о чём-то очень важном, поспешно поднялся и небрежно бросил восторженно смотрящим на него девчатам:

– Ладно, пойду я. А то сейчас оперативная группа в отдел вернётся, нам надо результаты работы за день обсудить. Нехорошо опаздывать, Ожаров этого не любит. Да и следователь из Москвы приехал, интересно послушать, что он об этом деле думает.

Трибун насмешливо фыркнул ему в спину, но проводил завистливым взглядом.

Санёк шёл по направлению к Центральному отделению милиции и насвистывал себе под нос так подходящий к случаю авиамарш. Да, скоро сказка станет былью. Он придёт к товарищу Ожарову не с пустыми руками. Не просителем новых фактов – он эти самые факты принесёт ему на блюдечке с голубой каёмочкой.

И Санёк шёл, и в голове у него проносились самые радужные мечты. Вот Ожаров жмёт ему руку и дружески хлопает по плечу, называя отличным парнем и своим товарищем, вот Степан Матвеевич строго выговаривает вредному дежурному, что тот зря не пускал уважаемого Александра Тролева в отделение милиции. А потом и вовсе привиделась замечательная картина: как он с товарищем Ивановым садится в скорый поезд N-ск – Москва и уезжает в столицу покорять новые горизонты. И едет с ними в одном купе Настя Окунева, стажёрка из прокуратуры, и смотрит она на Санька своими необыкновенными сиреневыми глазами и улыбается так ласково…

Вдруг левая ступня Санька поехала по раскатанной ребятишками ледяной дорожке. Он нелепо взмахнул руками и с трудом удержался на ногах. Немного ошалело огляделся по сторонам и тяжело вздохнул. Мечты-мечты… Но шаг к их исполнению Санёк сегодня сделал. Главное, теперь не упасть. И фигурально в том числе. Санёк решительно поднял воротник пальто и бросился к трамвайной остановке. Если повезёт, то он действительно застанет опергруппу в отделении и переговорит с Ожаровым и Ивановым уже сегодня.

Глава 5

Следователь из Москвы раздражал Дениса. Причём раздражал – иррационально. Не заметить его высокий уровень было просто невозможно, вернее – непрофессионально. И Денис наступал на горло собственному самолюбию и вежливо слушал предложения и редкие, но точные замечания Иванова. Даже старался не возражать ему, ловя себя на мысли, что против доводов Иванова протестует не логика, а вредный дух противоречия, который скрипуче и надоедливо шептал Денису в самое ухо, что не бывает хороших следователей. А если и бывают, то не в этой жизни и не в этом отделении. А если всё же такое сказочное стечение обстоятельств случится, то это будет то редкое исключение, которое лишь подтвердит непреложное правило. И будет выглядеть такой сказочный герой совсем не так, как выглядит Иванов.

Когда-то, в далёком отрочестве, заставляли Дениса учить наизусть Пушкина, причём не короткие стишки вроде «Мороз и солнце; день чудесный!», а целого «Евгения Онегина». Поэма про избалованного барчука совсем не нравилась Дениске, но в памяти отложилась. И сейчас, глядя на Иванова, невольно всплывали строки: «…Как денди лондонский одет…».

А денди, или, если по-русски сказать, щёголь, не мог быть хорошим следователем. Да и удивительно: как этот Иванов вообще попал в органы? Он вообще не мог быть следователем, ни хорошим, ни плохим, – явно же из бывших, и рожа, и повадки. А уж одевается… Будто и не тридцать пятый год на дворе, а какой-нибудь там девятьсот первый. Будто и не было революции, и служит он не в советской прокуратуре, а в самой что ни на есть царской жандармерии. Откуда у советского следователя белый шарф, бобровая шуба и холёная высокомерная физиономия? И уж точно рабочая лошадка или, вернее про следователя сказать, ищейка не пробьётся на самый верх следственной иерархии. Следователь из Москвы, да ещё – следователь по важнейшим делам… Да в тридцать с небольшим… Это вообще уже перебор по всем статьям.

На следующий день после убийства Алевтины Матросовой они разъехались в разные стороны. Денис, прихватив с собой Петровича, двинулся к тому самому водопроводчику, Митьку отправили в Торгсин, там нашёлся специалист, который брался по одной нитке определить не только вещь, из которой та нитка была вырвана, но даже и фасон. А вот Иванов и напросившийся с ним Егор отправились к тому самому Сидорову, с которым отдыхала и ужинала в ресторане потерпевшая Матросова.

Такую диспозицию практически и предложил Иванов, дипломатично добавив: «Если товарищ Ожаров не возражает».

Товарищ Ожаров скрипнул зубами от еле сдерживаемого раздражения, но был вынужден признать: это логично и целесообразно. И почти полностью совпадало с его решением, за тем исключением, что с Сидоровым он тоже намеревался сам побеседовать. Но мысленно представив, кто из них двоих, Денис в его порыжевшем тулупе и застиранной офицерской гимнастёрке, купленной по случаю, или Иванов в хорошем заграничном костюме, произведёт на сотрудника наркомата наибольшее впечатление, неохотно и сухо кивнул. Плюс – не разорваться же самому Денису. Как говорится, за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь.

Денису очень хотелось уточнить для Иванова список вопросов, которые следовало задать Сидорову, но он сдержался. Ну, во-первых, не тот человек Иванов, который бы подобные нравоучения выдержал, да и стоило соблюдать субординацию хотя бы при группе. А во-вторых, Денис тайно надеялся, что Иванов облажается. Это желание было не только не профессиональным, но и очень вредным. И Денис это понимал. И бесился от этого ещё больше.

Водопроводчика Денис и Петрович застали хоть и дома, но уже на пороге. В подвале дома прорвало трубы, и водопроводчик, хмуро оглядев их с ног до головы, буркнул себе под нос:

– Некогда мне беседовать. Ежели дом без воды и тепла оставить – кто отвечать будет? Да и не видел я ничего, спал!

Денис успел только мельком оглядеть комнату и убедиться в том, что её окна прямиком выходят на подворотню, где и была убита Матросова. Спорить с потенциальным свидетелем Денис не стал, сейчас напирать на него – только делу вредить. Покладисто улыбнувшись, только спросил:

– А если мы за вами машину вечерком пришлём, сможете в отделение приехать?

Петрович одобрительно крякнул. Понятное дело, что явится этот водопроводчик в отделение по повестке как миленький. Но проявить уважение к занятому человеку – это сделать огромный шаг к его доверию.

И действительно, лицо у водопроводчика неуловимо дрогнуло. Он даже чуть улыбнулся и уже гораздо приветливее ответил:

– Ну, ежели успею до темна управиться, то отчего бы и не приехать?

Денис вышел из подъезда и опять пожалел, что не поехал сам к Сидорову. Вот и время свободное образовалось. Хотя… Откуда у опера свободное время? Нет его и быть не может по определению. Есть же ещё ресторан, и нужно опросить официантов и швейцара. Если, конечно, сегодня работает та же смена, что и вчера. Хорошо, что есть сейчас у Дениса невиданная для оперативника роскошь – автомобиль в собственном распоряжении. Так что можно везде успеть и при этом не мёрзнуть, отмахивая километр за километром, носясь савраской из одного конца города в другой. И не трястись в насквозь промёрзшем вагоне трамвая.

Но день, как-то не задавшийся с самого начала, продолжал подкидывать мелкие, но неприятные сюрпризы. Смена у официантов была другая. А швейцар ничего вспомнить не смог. Вроде бы и видел, как приходила-уходила, но одна ли или, может, пошёл кто за ней – швейцар точно сказать не мог. Таких дамочек, как Алевтина, в тот вечер немало было. За каждой не углядишь!

Всю смену для дачи показаний Денис завтра, конечно, вызовет, но интуиция ему подсказывала, что в данном случае тянет он пустую карту.

Время было к обеду, в ресторане уже пахло свежей вкусной едой, и у них с Петровичем разыгрался аппетит. Так что поехали они в отделение, где в милицейском буфете можно было поесть, пусть не так изысканно, зато гораздо дешевле.

Митька из Торгсина ещё не вернулся, а вот Иванов с Егором уже были на месте.

Подходя к кабинету, Денис услышал, как обычно неразговорчивый и нелюдимый Егор что-то рассказывает следователю из Москвы. И не просто рассказывает, а даже смеётся.

В душе Дениса опять шевельнулось неприятное чувство. Что-то сродни ревности, что ли, или, вернее сказать, досады. Вот он, Денис, за столько времени, что работал с Егором, ни разу с ним по душам не говорил. Тот обычно молча выслушивал поручения, так же молча кивал и шёл выполнять. Точно так, как было поручено. Ничего не упуская из того, что ему велел Денис, но и не проявляя никакой инициативы.

Подавив раздражение, Денис распахнул дверь резче, чем это стоило делать, быстрым взглядом окинул кабинет, кивнул, здороваясь, и спросил отрывисто, пряча за деловым тоном своё недовольство:

– В толк съездили? Рассказал что-нибудь стоящее Сидоров?

Смотрел Денис на Егора – ведь не со следователя по важнейшим делам ему результаты разговора требовать, верно? Но ответил ему именно Иванов:

– Думаю, да. Во всяком случае, ещё одна зацепочка появилась. Сидоров этот глубоко и плотно женат, разводиться не собирался. Он поначалу даже вздумал отпираться, мол, знать не знаю никакой Алевтины Матросовой. Но потом всё же разговорился.

«Ты кого хочешь разговоришь». Злость, глупая и мешающая работать, вновь прорывалась сквозь железный панцирь выдержки и воли, который Денис выращивал у себя не один год. Это было очень плохо. Нельзя позволять такой мелочи, как личное отношение к человеку, мешать работе. Денис на несколько мгновений прикрыл глаза, а когда открыл – был вновь собран и спокоен.

Иванов продолжал невозмутимо рассказывать:

– Но самое интересное не это. Сидоров сказал, что Алевтина наша особой принципиальностью в выборе кавалеров не отличалась. И были у неё… как бы это точнее сказать… партнёры для интимных встреч, помимо самого Сидорова.

Денис даже папиросы отложил, которые уже по привычке достал из кармана.

– Вот оно как… И Сидорова это устраивало?

– А куда ему деваться? – Иванов пренебрежительно пожал плечами. – Алевтина была девушкой яркой и молодой, с его-то данными ему приходилось мириться с наличием если не соперников, то соратников.

Денис задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Может наклюнуться интересная версия, что её убил кто-то из кавалеров, более ревнивый или горячий, чем Сидоров. Или сам Сидоров организовал убийство, устав терпеть измены подруги.

Иванов кивнул.

– Теперь надо дождаться экспертизы. Если совпадения с остальными жертвами только внешние, то это, скорей всего, не наш случай.

Как ни цинично это звучало, но именно благодаря жестокости и беспрецедентности всех этих убийств все экспертизы группа Дениса получала небывало быстро. Вот и сейчас, когда Денис набрал телефон прозекторской, патологоанатом Бергер, привычно поворчав на торопыг-оперативников, коротко отчитался:

– Полное заключение получишь после обеда, не все ещё закончили, но, если судить по углу повреждения, по глубине и ширине раневого канала, могу с уверенностью сказать: орудие убийства то же, что и в предыдущих случаях. Повреждения прижизненные и нанесены с той же силой.

– Один и тот же человек? – Ожаров знал: если Бергера не остановить, он ему по телефону и про гистологию с микроскопией10 расскажет.

Бергер засмеялся:

– Предположения и гипотезы вы будете строить, а судебная медицина – наука точная. Говорю же, совпадает по всем основным параметрам. А уж что это значит – тебе решать.

Денис посмотрел на застывших в ожидании коллег и покачал головой:

– Или Потрошитель стал заказы брать, или Сидоров не имеет к убийству Алевтины никакого отношения. Но версию всё равно прорабатывать надо. Буду просить у Малькова людей. Иначе закопаемся напрочь.

Иванов снова понимающе покивал и в свою очередь спросил:

– Ну а вы с каким уловом?

Денис коротко рассказал об аварии в доме, где трудился их водопроводчик, и подытожил:

– Будем ждать, как аварию ликвидируют, и сюда привезём.

К счастью, долго ждать не пришлось. То ли авария была не такая серьёзная, то ли водопроводчик – настоящий мастер своего дела, или совпали оба эти фактора, но уже через час автомобиль, закреплённый за группой Ожарова, доставил возможного ценного свидетеля в отдел.

Настроение у водопроводчика опять поменялось, даже автомобиль не смог его смягчить. Оглядев присутствующих тяжёлым насторожённым взглядом из-под кустистых бровей, в ответ на расспросы Дениса и Петровича тот припечатал:

– Спал я. Не слышал ничего.

Петрович с Денисом переглянулись. Да, с этим свидетелем будет тяжко. Из тех он людей, кто по-житейски мудро считает: меньше говоришь, дольше живёшь. Знал Денис таких. Самые скверные из них свидетели. Будет ли толк – неизвестно.

Но тут молчавший до сих пор Иванов совершенно неожиданно улыбнулся водопроводчику и как-то очень по-свойски спросил:

– Иван Никифорович, а правда, что вы раньше в гостинице работали? Я сейчас там проживаю. Что там за бардак! Вода из кранов то тонкой струйкой течёт, не помыться толком, а то хлещет как оглашенная! Я слышал, при вас такого не было. И канализация была в порядке, пока вы ею занимались. Золотые у вас руки! А вот завистники выжили вас оттуда, говорят, из-за какой-то мелочи… А теперь там ужас и светопреставление творится! По-другому и не скажешь.

Водопроводчик вдруг встрепенулся и целых пять минут рассказывал, что есть глупые люди, не понимающие, что в чистке канализации главное – солидол!

– Оно ведь как, значица… Оно ведь, дерьмо, простите уж, товарищи сыщики, за прямоту, к солидолу не липнет. И если трос, значица, как следует им смазать, то смело можно работать и не бояться ничего! И сам не изгваздаешься, и отхожее место чистое будет.

Он поиграл бровями и припечатал:

– А краны регулировку любят. Иначе напора нет. Так, как котёнок ссыт, больше ничего!

Иванов, которого меньше всего можно было заподозрить в интересе к солидолу и содержимому нужника, кивал с озабоченным видом и даже начал задавать уточняющие вопросы с таким знанием дела, что Денис не удержался и негромко спросил:

– А вы, Сергей Алексеевич, откуда столько про дерьмо и канализацию знаете? Как заправский золотарь!

На что Иванов, усмехнувшись, ответил:

– Так одно дело с золотарями делаем. Стоки от засоров чистим!

А разговор с водопроводчиком закончился весьма продуктивно. Тот увлечённо, буквально в лицах, блестя глазами и возбуждённо жестикулируя, пересказывал, как «собачился» с управляющим гостиницы. Иванов только подбадривал его, изредка кидая заинтересованные фразы:

– А вы?.. А он?.. Неужели так и сказал?.. А он не из НЭПманов будет?.. Или из бывших?..

Водопроводчик с обожанием смотрел на следователя, который так хорошо разбирается в нужных и полезных вещах. Вот ведь как бывает, начальник вроде – а человек… А с первого взгляда и не скажешь.

В какой-то момент Иван Никифорович остановился, словно вспомнив что-то, недоумённо похлопал глазами, покрутил головой, словно сам себе не веря, и, хлопнув ладонью по колену, воскликнул:

– А Алька, зараза, ведь так в тот день материлась, стервец управляющий бы обзавидовался!

И добавил задумчиво:

– Даже я пару раз удивился.

Денис с Ивановым переглянулись и одновременно сделали движение в сторону водопроводчика. Денис хотел было что-то сказать, но вовремя остановился и только молча махнул рукой Иванову, мол, давай сам дальше! Ловко у тебя выходит.

– Так, значит, вы, Иван Никифорович, слышали, как Алька домой возвращалась. – Следователь Иванов сейчас меньше всего походил на того высокомерного хрена, которого Денис увидел у себя в кабинете в их первую встречу, сейчас это был доброжелательный и очень внимательный молодой человек, с уважением слушающий, что ему скажет умудрённый жизнью старший товарищ.

Водопроводчик хмыкнул насмешливо, словно это не он твердил поначалу: «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего никому не скажу», и довольно протянул, удобнее усаживаясь на казённом стуле:

– Знамо дело, слышал. Навернулась она на своих козьих копытцах. И так заругалась, значица, что я в окошко выглянул. Думал, может, переломала себе чего, помочь хотел…

И следователь, и старший уполномоченный – оба обратились в слух, боясь только спугнуть свидетеля неосторожным словом.

– Не понадобилась, значит, ваша помощь? – осторожно спросил Иванов, доставая из кармана картонную коробку «Казбека» и протягивая водопроводчику.

Денис лишь удивлённо качнул головой. Что Иванов сам не курит, Денис понял ещё вчера, но вот, поди ж ты, держит при себе хорошие папиросы. Видимо, как раз для таких случаев.

Водопроводчик от коробки отмахнулся:

– Не курю я ваши цигарки. Слабоваты они для меня.

Но предложением был явно доволен и вообще поглядывал на Иванова одобрительно и чуть покровительственно.

Достав из кармана кисет, сшитый из весёлого ситчика, водопроводчик ловко свернул козью ножку, прикурил, не чинясь, от спички, поднесённой Ожаровым, и принялся вдумчиво рассказывать:

– Значица, первый раз Алька растянулась под самым моим окном. Ну и завернула так, что я её зауважал сразу. Я, значица, в окно выглянул, смотрю, она, как корова на льду, на своих копытцах поднимается. Ну, я думаю, значица, руки-ноги целы. А она схватилась за стенку и дух переводит.

– Крепкая девка была, значит, – по-свойски подмигнул водопроводчику Иванов.

Тот радостно угукнул и затянулся ядрёным самосадом.

Иванов понимающе улыбнулся и словно невзначай, пока водопроводчик выпускал сизый дым и потирал заслезившиеся глаза, спросил:

– Так что Алька? Встала и домой пошла?

– Да нет, – поморщился от непонятливости следователя водопроводчик. Ну, сразу видно, молодой ещё, хоть и не дурак, и вообще, человек неплохой, видно, как ему не помочь? – К ней хахаль подошёл. Приобнял, значица, и в подворотню повёл.

Водопроводчик в две затяжки докурил свою самокрутку, аккуратно затушил её в пепельнице и задумчиво посмотрел на Иванова.

В комнате повисло молчание. Наконец Иванов не выдержал:

– А дальше?

– А дальше – всё, – спокойно припечатал водопроводчик. – Я на кухню пошёл чайник ставить, а когда вернулся, в подворотне ни Альки, ни её хахаля уже не было.

У Дениса резко пересохло в горле, и сами собой сжались кулаки, так, что ногти впились в ладони, но сейчас он ничего не чувствовал.

– А вы его рассмотрели, хахаля этого? – судя по севшему голосу Иванова, эмоции он сейчас испытывал примерно те же, что и Денис.

Водопроводчик впал в некую задумчивость: хмурил брови, жевал губы и молчал. Молчал не меньше минуты. Все терпеливо ждали, понимая, что сейчас торопить свидетеля нельзя. Это как на рыбалке: если поспешишь, не выдержишь, то сорвётся рыба с крючка – и поминай, как звали.

Наконец Иван Никифорович снова заговорил:

– Ну, чего на него смотреть? Чай не девка. Алька – хороша, а хахаль… Парень как парень.

Иванов кивнул, полностью соглашаясь с умным человеком, но спросил:

– Парень, значит? Не мужик?