Дорогая, а как целуются бабочки?

– Что вы предлагаете?

– Ну, может, административно? Штраф какой-нибудь? А?

Опера, а это были опера, обещают. Но не проходит и двух недель, меня вызывают повесткою к следователю. Являюсь. Cледователь папку на стол – бух! Уголовное дело. Статья 56, часть 3. Фигурант – моя кассирша, а я прохожу как свидетель.

Начинаю следовательше объяснять: дети школьники, муж после инсульта… Разводит руками.

Я друзьям в милицейских погонах звонить. Надо же спасать мать двоих детей и супругу инвалида. Одному звоню – в командировке, другому – не отвечает телефон. Третьего набираю и узнаю, что в отпуске. “Только – только, – говорят , – сдал дела, и вроде никуда еще не уехал”.

Звоню на квартиру к этому своему другу – гудки. Cажусь на машину, и домой к нему. В дверь звоню – тишина. Жду. Час, второй, наконец, подъезжает. Я и ему про детей-школьников и мужа после инсульта.

– Да понимаешь, я – в отпуске. Четыре года не был. Еле выпросил. Вернусь – точно заставят работать. После отпуска приходи.

– Да как же после отпуска?! Ведь посадят ее!

– Не посадят. История долгая. Поверь моему опыту.

Должность этот мой товарищ, как впрочем, и двое других, занимал не маленькую, и у меня не было оснований переживать за судьбу кассирши, но я продолжал переживать. И на другой же день позвонил человеку, который не был мне другом, но был братом друга. Ну помните следователя, что вел дело о хищении магнитофона из моей машины? Ну когда меня в ЧК по делу Борецкого таскали. В органах он уже не работал, практиковал как адвокат, ну и я ему – спасай! Встретились.

– Расказывай, как было дело. Не ври только.

А мне резон врать? Рассказываю про перламутр. Я рассказываю, а он плечами вот так пожимает. Cомневается, то бишь. Знакомлю с кассиршей. И по реакции вижу – симпатии она у него не вызвает. И доверия тоже. Да и кто б ей поверил! Рассказывает про несчастную свою жизнь, а пальцы золотыми перстнями унизаны, в ушах – громадные серьги, на шее цепочка толщиной с палец.

– От мамы наследство, – объясняла происхождение украшений, когда я советовал ей их снять во время визита к следователю.

Я возил ее к следовательше на своей машине, и всякий раз кассирша моя сверкала, как новогодняя елка. И мне стоило большого труда убедить ее все это барахло с себя снять.

–У следователя может сложиться неправильное представление о вас, понимаете?

Сняла. Но пошли к адвокату, опять напялила. И все-таки он взялся за это дело. Просьба о помощи исходила от меня, он взялся за дело, нашел целый ряд процессуальных ошибок, и сначала заблокировал экспертизу, а потом и вовсе дело это развалил. Таким образом, я вернул детям- школьникам мать, но решил-таки провести у себя ревизию.

Ревизия в колерной дело сложное. Особенно в такой популярной как наша. Народ сплошным потоком идет, заказы при этом разнокалиберные. Кто-то триста граммов краски закажет, кто-то – двести, а кто-то и вовсе сто. А состоит такая краска из множества компонентов. Опять же колеровщиков четверо. Кассирша-то тоже освоила ремесло. И получала у меня и как кассирша, и за подбор краски. А колеровщики у меня получали с выработки.

Короче, взмокнешь, пока за движеним краски проследишь и сопоставишь это c зарплатой каждого. Но я решил вывести даму на чистую воду и подтолкнули меня к этому не только сомнения адвоката. Но и свои собственные. Ну не как не устраивал меня доход, который мне приносила колерная. Заказы шли один за другим, а я, раздав долги, едва сводил концы с концами. Кассирша при этом день ото дня становилась все благополучнее и благополучнее. Стаж ее работы у меня исчислялся несколькими месяцами, а она уже ремонт грандиозный в своей квартире затеяла. И не сама его делала, а людей нанимала. И чуть ли не каждый день приходила на службу в новых нарядах. Нет, получала химичка у меня неплохо, очень даже неплохо, но благосостояние ее росло опережающими темпами. Ну и очень меня смущало количество “замесов”, которые она выдавала на гора.

Короче, решил: ревизую! Но проверка должна быть внезапной: бестия-то хитрейшая.

Ну и приезжаю. Без какого бы то ни было предупреждения и прошу журнал расхода краски. Открываю – эмоций с ее строны ноль. Уверена, видимо, что взвешивать остатки краски не стану: компонентов у нас больше сотни. Опять же отмаза вроде как железная: краски имеют свойство усыхать, их могут случайно пролить, опять же брак. Бывало же так, и нередко, что клиенты отказывались от заказа, решив, что созданная моими работниками краска им не подходит. Ну и, наконец, я стопроцентный гуманитарий. То есть, в физике, химии, математике – полный невежа. И она и об этом знала. И смотрела на мои манипуляции с журналом свысока. Я бы даже сказал, с презрением.

Краску взвешивать я в самом деле не стал. Решил обойтись малой кровью и сверить записи двух журналов. Того, где фиксировались “замесы”, с тем, по которому начислялась зарплата. И моментально обнаружил несоотвествие. Дама занималась приписками. В свою, разумеется, пользу. И абсолютно беззастенчиво.

– И как, – спрашиваю, – вы это объясните?

Cела. Cела, сидит, молчит.

– Пошла вон, паскуда!

– Не уйду.

– Пошла вон, мразь! Я тебя из тюрьмы вытащил, я тебя туда и запрячу. Всех подыму на ноги, но за решетку тебя упеку!

Она сидела. Cидела и молчала. А я стоял. И тоже молчал. И этой нашей молчанке, казалось, не будет конца. И все-таки она не выдержала. Встала, молча собралась и ушла. Я перекрестился, но не прошло и месяца, как оказался в еще более сложной, да что там – трагической ситуации.

***

В Тольятти долги свои я возил сам. После того как Якобсон меня нагрел, банкам не доверял. Рассую по карманам пачки и везу Тарасову – за краску и оборудование рассчитываться. В Тольятти деньги вожу сам, но мне же еще и за мебель рассчитываться. А это Ростовская область. И даже если самолетом, меньше чем за три дня не управишься. А бизнес на три не отпускает. Ну и прошу Колесова: “Съезди”.

С Маратом Колесовым мы с детства знакомы. Росли в одном дворе. Он помоложе и как – то так тянулся за мной. Очень тоже хотел в Суворовское. А когда с Суворовским не получилось, подал документы в среднее военное училище. (Тогда еще были такие) Но для карьерного роста требовалось высшее образование. И он пришел ко мне в пед.

– Володь, помоги. Я политработой занялся, а без высшего, сам понимаешь, роста не будет.

Поступал он на исторический, а я там многих знал. Ну и как мог помог. А когда Колесов вышел в отставку, взял его себе в замы. И он был единственным, кому я мог доверить деньги.

Мебельщикам на тот момент мы должны были передать тридцать миллионов. 30 миллионов тогда – это две автомашины ВАЗ-2106. Марат сшил широкий такой пояс, и все эти бумажки в него засунул.

До аэропорта его должен был везти наш водитель. Тоже, между прочим, родственник, но со стороны Колесова. Он знал о цели поездки. И не только он. Знали об этом все сотрудники, которые были родственниками или, как я считал, проверенными людьми.

– Да тише ты, -одергивал Колесов, получая от меня указания.

– Да тут вроде все свои, – беспечно парировал я, провожая его до машины.

На следующий день прихожу в офис – какие-то все напряженные, а в кабинете – жена Мефодия. Ну вот этого водителя нашего.

– Владимир Петрович, а Мефодий дома не ночевал.

– Загулял, поди.

– Такого не может быть. Он всегда ночью дома.

Стараюсь держаться, а сомого уже потрясывать начинает.

– Вы не волнуйтесь, – успокаиваю посетительницу. Проводил, и тут же набираю чекиста знакомого.

– Рейс на Ростов. Колесов фамилия. Пробей – сел он в самолет?

Минут через десять звонит: “Колесов паспортный контроль на Ростов не проходил.”

У меня потемнело в глазах.

– А что по вашим сводкам? ЧП какие -то были?

– Перестрелка на дороге в аэропорт. Один с тяжелым ранением в поселковой санчати. Другой – в райотделе милиции.

“Марат!” – обдало ужасом. Помчался в поселковую медсанчать. Прорвался в палату: точно – Колесов! В сознании, но вся голова в бинтах. Смотрю на него и в голове одна только мысль: “Что же я Райке скажу?” Раиса – это жена его. И я не знаю, что ей сказать. А он еще меня утешает.

– Молчи, – прошу я его, – молчи!

– Да, Вов, я могу говорить. Ты не беспокойся. И с деньгами все в порядке – менты забрали в райотдел.

Милиционеры тогда, как, впрочем, и сейчас, мало чем отличались от бандитов, но не о деньгах я думал, глядя на забинтованного друга. Я думал о том, что едва не лишил его жизни. Корил себя за то, что не поехал в Ростов сам, и ломал голову над тем, что скажу теперь Райке.

– Выходим мы на горку, – рассказывает, тем временем, Колесов, – и тут нас подрезает “пятерка”. По крылу – ширк, и метрах в пяти останавливается. Ну и мы, естественно, останавливаемся. Останавливаемся, я выхожу посмотреть, что с машиной, а от “пятерки” к нам уже двое бегут. Один такой крепкий, да и другой. И у этого, у второго, в руке чего -то в тряпку замотанное. “Ну, – думаю, сейчас выясним, кто виноват”. По сути же дела – они. Они ж нас догнали. Догнали, задним крылом нас протаранили.... Ну и, значит, вышел, стою, жду, когда подбегут, а они подбежали и в машину меня обратно. Один на заднее сиденье нырнул, а второй пихнул меня на переднее. Ударил вот этой штуковиной в тряпке мне по башке, и пихнул. Я плюхнулся, и чувствую – веревка на шее. Тот, который позади, сильный такой, зараза, накинул мне веревку на шею и душит. А рядом с сидением – дубинка твоя резиновая. Ну, я же знаю, что она там и тянусь, тянусь ее взять. А тот меня душит, и кровь еще из башки хлещет, и у меня одна, Вова, мысль: ну неужели я эту гадину не одолею. Мне ж пятьдесят, а они молодые, а тут еще эта моя башка, и хлещет кровь. Но я дотянулся! Слышь, Вова, я дотянулся! Cхватил дубинку и начал вот так вот через себя мудака с веревкой хлестать. Тот хватку ослабил, а второй – вырвал папку из-под меня и побежал. Ну, и другой – за ним. Они, идиоты, думали, что в папке деньги. А там денег -чуть, ну ты, Вова знаешь. Но там – документы. Ну я и вылез с этой твоей дубинкой и за ними. Ну чтобы папку отнять. А этот, у которого в тряпке что-то замотано было, он и пальнул! Cтвол у него там был. В тряпке.

– Зачем?! Ну зачем ты за ними помчался. Да даже если бы они с деньгами побежали… Марат, друг, ну зачем?!

***

Они прострелили ему кивательную мышцу. Рядом – сонная артерия. То есть, еще чуток, и…

А водила с места не сдвинулся. Колесов пытался освободиться от удавки, а он сидел за рулем как мышь, пришибленный, и потом, когда Марат помчался с проломленной головой в погоню, сидел, и только когда простреленный Колесов вернулся, ударил по газам.

– Так что Вова прости – не уберег документы. Но деньги целы – поезжай в ментовку.

– Да что ты все про деньги, господи!

– Нет, ты поезжай. Прямо сейчас поезжай. Там же еще и Мефодий. Надо его вызволять.

– Поеду. Cейчас и поеду. А ты лечись и ни о чем не думай. Сделаю все что нужно. Всех на уши подыму, и мы тебя вытащим. Вот только Рая.. Может, не говорить ей покуда?

– Вот-вот, я тоже хотел тебя об этом попросить. Не надо. Не надо ей ничего говорить. Я же пока в командировке.

***

Завел машину и – в райотдел. Мефодий и впрямь там. А он маленький такой, метра полтора. Забился в угол – зверек зверьком.

– Ну и что , – спрашиваю, – произошло? – Молчит. Он – детдомовец, а они привыкли отмалчиваться.

– Ты что же, сука, Марату не помог?

– Меня бы убили.

– А почему вы по этой дороге поехали? Есть же еще одна. Ты маршрут разболтал? Говори, сука: кому?!

Глаза опустил. Я – к ментам. Один рассказывает. Колесова к ним Мефодий привез. Из Колесова кровища хлыщет, а он дырку рукой заткнул и пояс другой развязывает. Cнял:” Деньги – зарегистрируйте” и сознание потерял. Они его – в больницу, а Мефодия – на допрос.

Возвращаюсь в город, а мысль все та же: как с Раисой объясняться. И тут она мне сама звонит. “Да все, – вру, – нормально, Рая. Он на меня выходил, а тебе дозвониться не может. Чего-то со связью ”.

А сам – каждый день у него в больнице. Кормлю, пою, лучших врачей подтянул. В конце недели, когда у Марата синяки побледнели, а перевязанной была только шея, поехал к Раисе сдаваться. Приехал, а в дом войти не могу. С полчаса стоял у подъезда – слова подбирал. Точнее – пытался себя заставить порог переступить. Но заставил – таки.

– Рая, ты только не волнуйся, с Маратом все в порядке, но он в больнице…

– Я так и знала, – выдохнула она, и мы поехали к Марату.

Приезжаем, лежит на кровати и пытается улыбочку на морде лица соорудить. Ну и начали его уже всем миром выхаживать. Мы Колесова выхаживаем, а менты уже дело на полочку положили. Или где там у них “висяки” лежат. Я то, наивный, полагал, что допросом сотрудников фирмы дело не ограничится. Что и окружение каждого прошерстят. Ни фига подобного. Наших “поспрашали” и alles ist gut (и у них все хорошо, у ментов, то есть). А я ведь не только на Мефодия грешил.

Незадолго до нападения, к нам мент устроился. Бывший мент. Кстати, когда-то в армии служил с Колесовым. И я не исключал его участия в этой истории. Тем более, что после нее он довольно скоро уволился. Очень смахивало на бегство. Но был у меня и еще один подозреваемый. Племяш мой. Сын сестры. Cестра в Тамбове замуж вышла, но жизнь семейная не сложилась. И она начала новую. А мальчишку, в первой семье нажитого, сплавила моим родителям. Она его к нам привезла мальцом совсем. И как родители мои ни старались дать ему достойное образование – ничего у них не получилось. Еле-еле закончил одиннадцатый, они его в техникум, но он и там не потянул. Взяли в армию. Грозили ему в строевую часть призвать, но я его к автомобилистам пристроил. Cначала – в ДОСААФ, потом – в автобат. Ну чтоб хоть какая-то профессия была. Но он, вернувшись, не по автомобильной части пошел, а решил податься в ментуру. Я, помню, даже одобрил такое решение. Будешь, мол, служить, чины и звания зарабатывать. Но ему и ментура не глянулась. И он стал проситься ко мне на работу. И я его взял водилой грузовика. А у него в друзьях ходили не очень приятные личности. Ну и у меня на счет племяша, естественно, подозрения были. Но дело, как я уже говорил, замяли.

– Ладно, хоть деньги вернули, – утешал меня Колесов. Да, с Маратом мне повезло. Такие люди – большая редкость. Я, к слову, ему машину подарил в знак благодарности.

– Вот, -говорю, – брат ключи, и прости, если можешь, за муки, которые за меня принял. – А он от машины отказываться начал. Не может, дескать, принять. Тем более ,зная мое финансовое положение. Еле уговорил. А в Таганрог сам стал ездить. Пачки денег рассую по карманам и, уже слова никому не говоря, в аэропорт. Прилетаю в Ростов-на-Дону, бегом в гостиницу и сижу там, не выходя, до рейса автобусного на автовокзал. Ем из того, что Надя мне с собой в дорогу дала, и носа на улицу не показываю. А потом бегом на автобус. Ну и первый раз все было удачно. А во второй – осечка.

Иду на автовокзал, и вроде вид у меня не бандитский, и возраст солидный (пятый десяток вот -вот разменяю), но останавливают. Менты. Кто, да что – показывай документы.

Я показываю документы. Вот – паспорт , вот – командировочное удостоверение. А они продолжают качать: “Таких как ты командировочных тут пруд-пруди. Сами себе понавыписываете бумажек, а копни… Так что, пройдемте -ка в отделение”.

– Ну,пройдемте, – говорю.Не станешь же властям сопротивляться.

Привели в отделение. Сумку раскрыли, пошевырялись, в карманы лезут.

– Это что?

– Деньги.

– Вынимайте.

– Это что?

– Деньги.

– Вынимайте. Вынимайте, вынимайте – мы посмотрим: может, они фальшивые.

– Ну посмотрите: фальшивые или нет.

Отобрали деньги и – в клетку. Cижу, думаю, как вырваться? И главное – деньги вырвать. 20 миллионов. Лихорадочную работу мысли прерывает сержант:

– В ОБЭП поедем. Машины вот только нету.

А я уже долго сижу и гляжу на часы, и понимаю, что таганрогский вот-вот отойдет. И тут меня осеняет. Решаю на испуг взять ментов.

– В ОБЭП, – говорю сержанту, – так в ОБЭП.Машины -нет? Давайте я такси оплачу. Берем такси, едем в ОБЭП, я звоню оттуда в наше городское УВД, и вам расскажут: кто я, откуда, куда и зачем следую, и насколько деньги мои фальшивые. Замначальнику УВД позвоним. И вы ему объясните, по какому праву держите меня в клетке. А теперь открывайте камеру, я пойду курить. Но учтите, думайте быстрее – у меня завтра обратный рейс и если на этот самолет не попаду, то у вас могут быть большие неприятности…

Открыли, выкурил я сигаретку, вернулся и слышу:

– Ну так бы сразу и сказали, что сотрудничаете с УВД. Вот ваши деньги – езжайте.

Рассовываю пачки по карманам, бегу на автовокзал, а там посадку уже объявляют. Но успел. И взять билет, и погрузиться в автобус. Иду по салону, попутчиков изучаю, и все мне кажутся подозрительными. И этот, и тот.

Cел, а сам на дорогу поглядываю: что за тачки автобус наш обгоняют, и нет ли каких с характерными рожами. А ехать долго. И я как на иголках весь. И мысль одна: уроет меня Ростов – папа. Но вот уж и Таганрог. Выхожу из автобуса и бегом в здание автовокзала: там милиция, если что. Мысль, конечно, глупая. Особенно если учесть, что думает эту мысль человек, с трудом вырвавшийся из лап этой самой милиции. Но разве есть варианты? Вариантов нет. Ныряю в здание автовокзала и, оглядевшись, начинаю осматривать привокзальную площадь на предмет подозрительных личностей, и вижу, что на ней уже никого. Все попутчики разбрелись, а новых рейсов, по всей вероятности, уже не предвидится – солнце клонится к закату. Перекрестился , бочком-бочком на трамвай, до фабрики, а там сразу в кассу:

– 20 миллионов. Примите.

А кассирша пересчитала и вдруг говорит: “Не хватает. 300 тысяч не хватает до 20 миллионов”. – Я говорю:” Не может быть!”. – И тут же понимаю, что может, очень даже может быть. Менты! Я ж схватил, не считая.

Ну разве ж теперь вернешь? Плюнул и велел себе про триста тысяч забыть. Что такое , в самом деле, триста тысяч, если я только одной фабрике мебельной пятьдесят миллинов (спасибо Яше Якобсону) должен.

Расплатился за партию мебели и “рысью” в гостиницу – самолет у меня на следующий день вечером. С раннего утра – на первый автобус и рву в Ростов-папу. Схожу с автобуса – стоят. Те же самые гады и с теми же самыми автоматами. Я этих гадов за километр обхожу, другие останавливают. Около ж-д вокзала.

Но тут-то я без денег, на обыск соглашаюсь без тени страха, так они к ножу прицепились!

– Это что такое?

– Нож. Колбасу резать.

– Колбасу, говоришь? – в клетку меня.

Ну тут уж я не выдержал – материться начал. “По какому, – орал, – праву?! Меня, гражданина России!”

Минут через пять приходит сержант. Извинился (“Чечня рядом- приходится быть начеку”), вернул паспорт, и я, наконец, улетел. Улетел, но осадок остался. Мне ж еще не раз, и не два летать в эти гребанные места. И летал, и нервишки в конец расшатал, но – как то без ЧП обходилось. И скоро я фабрике возвратил все, что у меня отобрал Яша Якобсон. Но приближался еще один катаклизм – в колерной краска заканчивалась.

***

В колерной заканчивалась краска, Тарасову я должен был еще целую кучу денег, и процентом с таганрокской мебели кучу эту покрыть было нельзя, а от автокомиссионки я давно отказался. Точнее – вынужден был отказаться.

Когда я начинал заниматься оформлением купли-продажи автомобилей, из частников в городе этим не занимался никто. Я был первым и единственным. И даже, когда нарушал, оказывая услуги в чужом районе, ко мне не прикапывались. А тут вдруг взялись. И довольно резко. И причина, на мой взгляд, была одна: кто-то решил таким образом убрать конкурента. Ну, видимо, раскусил народ, что можно делать бабки по сути из воздуха. Ну и организовал наезд.

Организован этот наезд был без особых изысков. Просто навели ментов на моих ребят (у меня уже двое на авторынке работали), и те забрали бумаги, в том числе все справки-счет.

Я естественно – в облГАИ. Посылают к Митяйкину. Он сейчас заместитель там и звание у него полковник. Тогда майором был. А я его еще лейтенантом знал. Нет, лично знакомы мы не были. Но видеть я его видел. По соседству жили. У него копейка была. Желтая копейка. Но аккуратная такая. Да и сам он весь такой ладный.

“Гляди, – думал я , – какие гаишники у нас красивенькие. И главное – жить умеют”.

Ну и вот он передо мной, этот красивенький и умеющий жить охранник правопорядка, и я у него интерсуюсь, на каком таком основании его cотрудники изъяли у моих справки-счет.

– А на том, – говорит он, – что работать ты больше не будешь.

– Это почему вдруг? Эти справки денег стоят и являются моей собственностью.

– Просто не будешь и все.

– Тогда возместите мне стоимость справок.

Реакции никакой. Всем видом показывает, что разговор закончен.

“ Ну что ты ляжешь будешь делать!” – как говорил армейский мой командир. Нет, я, конечно, мог и на бандита в милицейской форме управу найти. Друзья -то в органах, как вы знаете, были. И не только в милицейских. Но была одна история, которая ситуацию усложняла. На мне, точнее – на этой моей фирме висела краденная тачки

***

Началась эта история в понедельник. Завертелось все в понедельник, а понедельник, тут братья Стругацкие правы, начинается в субботу. В субботу, вот на этом самом авторынке, один из моих ребят оформил куплю-продажу тачки, а в понедельник в контору позвонил человек, назвался адвокатом Звонаревым и сообщил, что представляет интересы покупателя этой тачки, которая, как выяснилось, числится в угоне.

– Он ее через вас купил, сел, и тут же был остановлен сотрудниками ГАИ – машина краденая. Так что возвращайте деньги, или мы обращаемся в суд.

– Какие деньги?

– 15 миллионов, которые мой клиент заплатил продавцу.

– Вот пусть продавец ему и возвращает 15 миллионов. А мы проверяли – все документы были в порядке. И номера совпадали.

– Значит полюбовно урегулировать дело не хотите? Что ж – будем взыскивать через. – И повесил трубку.

Это была афера. Адвокат был в доле, а схема была такой. Житель Ульяновска давал свою машину по доверенности жителю Оренбурга. Тот “продавал” ее жителю Ростова – на – Дону ( эту сделку мы и оформили), после чего реальный хозяин заявлял об угоне. Машину у ростовчанина конфисковывали и отправляли в Ульяновск. И тут в дело вступал адвокат и начинал вымогать деньги у тех, кто оформлял сделку. Работали аферисты в разных регионах страны, и многих уже таким макаром нагрели.

Как я узнал об этой схеме? А я начал собственное расследование. Начал собственное расследование, вышел на ульяновский УВД, из города Ленина приехал оперативник и, описав мне схему отъема денег, велел вызывать мошенников в суд. ”Вызывай их всех в суд. Давно за ними охотимся, но с поличными взять не можем, а тут они кучкой соберутся, и мы их повяжем”.

Прошу судью вызвать ростовчанина. Адвокат мою просьбу отклоняет. “Я, – говорит, – представляю интересы потерпервшего, а вызвать его не могу, потому как он боится местной автомобильной мафии”. И суд просьбу этого хрена удовлетворяет. И, арестовав, по его просьбе, мой расчетный счет, отправляет нас ждать следующего судебного заседания. Ждать предстоит почти месяц, а я уже наладил прочные отношения с Таганрогом, и мебельщики уже отгрузили мне два вагона. И скоро я буду содержимым этих вагонов торговать, а самые крупные мои заказчики расчитываются по безналу. Они расчитываются по безналу, а счет мой арестован.

На счету у меня на тот момент был миллион шестьсот тысяч. Иду к адвокату, показываю распечатку. “Видишь, – говорю. – Мне легче фирму закрыть, чем вам 15 миллионов выплачивать.

– Шестнадцать, – поправляет он меня. Цены на тачки тогда росли чуть ли не каждый день, а он выставлял претензию с учетом удорожания.

Через две недели опять прихожу к нему c распечаткой. Все те же 1миллион 600. Через месяц наведываюсь вновь и демонстрирую все тот же миллион. А сам готов тронуться рассудком: вот – вот на арестованный счет начнут поступать деньги за мебель, а перегнать их в Ростов я не смогу, потому что их все заберут мошенники. Но и им, видно, уже было невмоготу.

– Ну нам же нужно как-то решать вопрос. У меня потерпевший страдает, – начал он прощупывать почву для компромисса.

– Оставьте! Прекрасно же знаете, что машина не ворованная. Что это развод. И вы разводом этим живете. Но имейте ввиду: кто меня обидит, тот долго не проживет.

–Вы мне угорожаете?

– Ни в коем случае. Просто констатирую факт. Короче, я закрываю фирму.

– Нет, – взвился он, – так не пойдет. Давайте договариваться.

– Ну давайте договариваться. Ваша цена?

– Пять.

И я скрепя сердце, отстегиваю. А что делать? Они бы стали деньги со счета снимать. И сняли бы шестнадцать миллионов, а не пять. Короче, посадил всех, включая себя, на голодный паек, но с бандидами расчитался. Адвокат забрал из суда иск. И я решил, коль дело связано с криминалом, ну его на фиг. Лучше закрыть. И закрыл. Поэтому и не стал с Митяйкиным бодаться.