Золотая кровь

Гости спускались по лестнице. «Пап, а почему тётя Оля так испугалась? Ну, ищет человек родню. Она испугалась раньше, чем эта занудная старушка высказалась про органы». «Уже был случай поиска родни вокруг неё. Сколько, Рим, полгода назад? Может, совпадение, но мне тоже не по себе. Пожалуй, стоит тебе связаться с тем дядей». «Ну-ка, рассказывай, а то я тоже напугаюсь». «Это не моя история, Риммина».

Началась она года два назад. Ещё здоров был Петя и жива Таня. Дело было летом, Оля жила на даче. Появился какой-то мужик, стал расспрашивать об Оле. Почему у Тани, понятно: Оля же была здесь прописана. Таня слегка растерялась, а потом собралась и поступила благоразумно: ничего не скажу, вот вам телефон Олиного юриста, с ней общайтесь. И Римме тут же перезвонила. На следующий день связался с Риммой один малознакомый успешный коллега и попросил о встрече, пригласил в ресторан. Она недоумевала: работу, что ли, предложить хочет? Так она уже давно на пенсии, да и прежде в профессии значительной величиной не была. Про Олю как-то не подумала, но из любопытства на встречу пошла. А этот малознакомый коллега пришёл с клиентом, которого представил, и их за столиком покинул. Клиент оказался человеком вменяемым, пальцы не гнул, сразу откровенно рассказал, что его привело к ней: единственная дочь его старшего брата собирается замуж за Олиного внука. Старший брат не олигарх, а топ-менеджер, пацан после института в одном структурном подразделении его учреждения мелким клерком служит. Будущему тестю молодой человек активно не нравится, но на дочь он воздействовать не в силах: невеста неказиста и старше жениха, голову совсем потеряла. Вот отец и решил побольше о потенциальном зяте узнать. В Москве он никакого компромата не нарыл. Только один сомнительный момент: откуда у студента взялись деньги для стажировки за границей? «Наследство покойной бабушки», – утверждает он. «Вот сучонок!», – возмутилась Римма. В общем, рассказала она о том, как внук родной Олю жилья лишил. Так разошлась, что чуть не попросила нового знакомца посодействовать ей в проведении генетической экспертизы: ну, не может быть у её подруги такой подлый внук! Наверное, нагуляла его невестка от какого-нибудь прохиндея! Потом спохватилась, что слишком это предположение мыльной оперой отдаёт. «Да, – согласился Алик. – Вредно тебе дневные телепередачи смотреть». На этом история вроде бы закончилась. А недавно возобновилась после двух случайных встреч. Сначала в театре Асояны столкнулись с тем самым дядей. И по его виду Римма поняла, что ему есть что сказать, поэтому остановилась и спросила: «Как дела?» Тот доложил: брат решил рассказанную ею историю отложить как секретное оружие. Молодым предложил испытательный срок для проверки чувств. В общем, жили они в дочкиной квартирке без свадьбы. Тёщу и тёщину мать молодой человек обаял, а тесть всё ускользал. И тут объявился у зятя американский дедушка, некто Юджин Самсин. Молодой человек стал оформлять визу для воссоединения с роднёй, а с гражданской женой тут же отношения разладились. Римма сказала, что и этого американца прохиндей без штанов оставит, но какое ей дело до чужого деда? И тут как по заказу ещё одна встреча: с бывшим Олиным мужем. Римма с Олей затоваривались в торговом центре и у кассы с ним столкнулись. Был он с женой и дочерью. Римма без представления поняла, кто они такие, покойный Саша был очень похож на отца. Но обозлилась, когда Стас пренебрежительно скользнул по Оле взглядом: «Как ты постарела!» И что-то про её лопоухость по поводу квартиры, и что внук – молодец. Римма точно так же пренебрежительно на него поглядела и спросила: «Оль, это покойный дед твоего внука? Знаете ли вы, старичок, что вас он тоже похоронил?» И про американского деда сказала. «Женька, что ли? – удивился Стас. – Он же в Израиль уехал!» В общем, обменявшись информацией, они поняли: дядя Стаса, эмигрировавший в 70-х в Израиль, но оказавшийся в США, стал вдруг разыскивать родню и начал с собственной квартиры, которую оставил Оле. Новые хозяева квартиры сослались на продавца, внука Стаса и Оли, а он, не будь дурак, заявил, что из всех Самсиных один остался. Римма тут же набрала несостоявшегося дядю американского наследника и сообщила ему продолжение истории, а тот ответил, что с удовольствием подложит свинью юному прохиндею. В результате Евгений Самсин связался с племянником, узнал историю с Олей и пригласил в гости Стаса. Тот отказался, но не возражал, если вместо него отправится дочь. «Наташу ты, Эдик, видел, и историю её поездки слышал». «Да, связи, вроде бы, никакой, а всё равно не по себе. Ну её, конференцию, поеду за барахлом домой. Пап, завтра в первой половине дня покараулишь здесь? Мне обязательно надо, у меня доклад. А потом сиднем буду сидеть, зуб даю».

Едва Эдик вошёл в прихожую, из кухни выглянула Даша: «Эдуард Альбертович, вы с нами не поужинаете?» Милая девочка продолжала налаживать мосты, не понимая, в какой гадюшник попала. Он прошёл на кухню, глянул на Карину, помешивающую какое-то варево (другого времени не нашла, ведьма), на Сашку, сидящего за накрытым столом и сказал: «Дашенька, что ты меня так длинно зовёшь? Ты ведь, вроде, племянницей моей будешь? Ну, и зови дядя Эдик». Карина фыркнула, Сашка засмущался. «Но Саша…», – пискнула Даша. «Саша зовёт меня по имени, но он по возрасту имеет право. Ещё он зовёт меня дяденькой. Если тебе это нравится больше…» «А поужинать?» «Спасибо, деточка. Но я сегодня ночую в доме, где будут ватрушки с изюмом. Надо место в желудке оставить». На эти слова вдруг бурно среагировала Карина: «Что с тётей Олей?». «Почему ты решила, что с ней?» «А, с дядей Петей», – возвратилась к своей кастрюле сестра. «Да нет, всё там нормально», – пробормотал Эдик и вошёл в ванную за бритвой и зубной щёткой. А когда вышел, оказался схваченным за шиворот. Вот с самого раннего детства так: сестра старше на пять лет и крупнее, и всегда ему от неё прилетает: «Ты долго будешь мне нервы мотать? Немедленно говори, что с тётей Олей!» Ну, рассказал вкратце. А дальше: «И какая связь? Из-за этой ерунды столько шума? Дебил!» А Даша шарила в ноутбуке: «Смотрите: дочь известного предпринимателя и благотворителя опасно больна … это тот случай, когда сапожник без сапог… похоже, что, действительно, донора ищет». Карина перевела дыхание: «Ну, какой из тёти Оли донор? Ей под семьдесят! Это её внуку, сволочи такой, опасаться стоит!» Эдик вздохнул и двинулся к своей комнате: «Ты думаешь, она его перестала любить?» «Ясное дело!» «Полтинник скоро, а всё дура! Думаешь, нас отец разлюбил, если мы с ним всю жизнь собачимся?»

Когда Эдик подвёз Наташу прямо к подъезду, она, освобождаясь от ремня безопасности, простонала: «Ну, всё, сейчас последуют комментарии! Вон мама из кухонного окна выглядывает!» Эдик проворно выскользнул из-за руля, обежал машину и помог ей выйти: «Ты меня ругаешь, что я к отцу невнимателен. А уж как ты родителей боишься – это же просто клиника! Не ври им, а устанавливай границы личного пространства. Вот это – наше общее, а отсюда – только моё! Объясни им раз и навсегда, если они не понимают: есть дела, которыми занимаются без участия родителей! Секс, например. И на сердечные приступы не ведись. У моей мамы это был главный довод».

Комментарии последовали: «Позволь тебя спросить, что за тип тебя привёз?» «Спросить позволю. А ответить не соизволю», – пробормотала она, разуваясь. «Что?!» «Мам, ты стала хуже слышать? Надо провериться». Из комнаты загрохотал отец: «Как ты разговариваешь с матерью?» Наташа прошла в зал и увидела в кресле симпатичного молодого человека. «Пап, что за разборки при посторонних?» «Это не посторонний, это, между прочим, мой внук! Он приехал, чтобы выяснить, что такого ты наговорила о нём Женьке!» Наташа вспомнила «мыльную оперу» Риммы Ивановны и ответила: «Тебя с ним связывают сентиментальные воспоминания, ну там на руках носил. А деду он на кой? Сделал генетическую экспертизу, установил отсутствие кровного родства – и что о нём разговаривать?» «Какую генетическую экспертизу?», – взревел отец. «Ну, когда твой так называемый внук нас всех похоронил, дед как мог убедиться, что он ему родня? Адвокат сделал экспертизу», –  вдохновенно сочиняла Наташа, обрадованная, что родители отвлеклись от Эдика. «Не делал он никакую экспертизу», – испуганно возразил отцов внук. «Ну, это можно сделать очень незаметно. К примеру, попил водички из стакана – и на стакане достаточно материала для экспертизы. А можно ещё проще. Вот у вас какая группа крови?» «Третья положительная, – выпалил он. Потом спохватился. – И что?» «А у матери первая, да?» «Не знаю». «А вы спросите». «С чего это я…» «Ладно-ладно, – подняла руки Наташа». –  Всё вы поняли. Ну, в общем вы тут разбирайтесь, а я домой». «Сидеть! – взревел отец. – Ты что, хочешь сказать, что он не Сашкин сын?» «Пап, ты же знаешь, что Саша с Лидой познакомился на станции переливания крови, и у обоих была первая группа». «Да, у Сашки первая, а о Лиде ты откуда знаешь?»  «Саша рассказывал, ты забыл?» «Ну-ка, дай Лидин телефон», – кинулся он на внука. «Я сам. Мам, у тебя какая группа крови?» «Первая. А что случилось?» Услышали все. «А у отца какая была?» «Ну, я не помню. И к чему эти вопросы?» «Ну, спасибо тебе!» Внук кривил губы. «Да не расстраивайтесь вы так, молодой человек, – весело сказала Наташа. – Дед Самсин не такой уж богатый. Он просто в очень дорогом городе живёт. И получается, что сколько зарабатывает, столько и тратит. Вон, у отца спросите, какие он им сувениры прислал. Ничего особенного!»

После спешного ухода внука отец накинулся на дочь: «Что за интриги? Ты почему мне ничего не сказала об экспертизе?» «Папа, а ты меня о чём-нибудь спрашивал? Ты же со мной всю жизнь разговариваешь на языке критики и директив. Мне 32, а я до сих пор в твоих глазах ни на что права не имею. Никакого личного пространства!» Ого, она уже словами Эдика заговорила! Дурной пример заразителен.  А отец опять завопил: «Дура! Твоё личное пространство – это семья! Немедленно возвращайся к Владику и родите, наконец, мне внука!» «Это ты называешь личным пространством? Возвращаюсь из отпуска, а они тут собрались вчетвером и командуют каким способом мне перед Владиком ноги раздвигать, внук им, видите ли, нужен. Тошнит меня от вашего Владика! Я замуж за него вышла, чтобы из дома выбраться! Для меня с самого рождения «семья» и «тюрьма» – синонимы. Как я завидовала своим сверстницам, которые у родителей красавицы и умницы! Я-то у вас дура да уродина. Ишь ты, «роди мне»! Да если я когда-нибудь рожу… не от Владика, конечно… неужели ты думаешь, что я вас к своей кровиночке подпущу? Мой ребёнок будет жить в любви!» Мать схватилась за сердце: «Услышать такое от родной дочери!» Наташа дёрнулась к ней, но вспомнила слова Эдика и бросила: «Пап, вызывай скорую, я в медицине ничего не понимаю». Отец ещё что-то кричал вслед, а она уже летела по лестнице вниз.

Всё ещё не остывшая, Наташа скинула куртку на вешалку и прошла в комнату. Римма что-то почувствовала, потому что встала и сказала: «Олечка, чаю» и обняла её. «Римма Ивановна, а ведь насчёт мыльной оперы вы правы оказались. Он нам не родня». Всхлипнула сразу всё понявшая Оля: «Бедный мой мальчик». «Тётя Оля, Саша знал! Он нам о знакомстве в донорском центре рассказывал не просто так». «Он просил позаботиться о сыне, а я…»  «Тётя Оля, Саша любил свою жену и своего… как сказать… пасынка. Вы хотели участвовать в воспитании ребёнка, но его родная мать воспротивилась. Он вырос таким, каким она его воспитала, вашей вины тут нет. А вы принимали участие в воспитании детей ваших друзей. Они тоже не идеальными выросли, – тут Эдик хмыкнул. – Да, Эдик, ты циник и хам. Но не подлец. В том числе и благодаря тёте Оле». Эдик подошёл к Оле, обнял её и сказал: «Тётя Оля, спасибо тебе, что я не подлец. А можно цинику и хаму ватрушечку взять?» «Господи, мы же чай пить собрались! Иди, Эдик, включи чайник».

В зале народ звенел ложками, а Наташа сидела в дяди Петиной спальне и бубнила: «Дед, ну, не обращай внимания! Ты что, племянника своего не знаешь? Он всем окружающим жизненный план от рождения и до смерти начертал. Сейчас я ему внука должна родить… что плохого? Я ему щенка не доверю, не то что ребёнка. Буратино ему деревянного, а не человека. Пусть ножом стругает, пусть топориком тюкает. Пусть обзывает дурой, шлюхой, уродиной! И мама такая же! Сказать? Она меня на первом курсе к гинекологу водила на девственность проверять. Вот, представь себе! Нет у меня privacy, как вы это называете. Ничего не хочу, одна жить хочу! Я с работы прихожу, ванну наливаю и балдею. Никто не стучится, никто не требует немедленно открыть, посуду помыть, мусор выкинуть! Он тебе про паршивца, про так называемого внука не рассказал? Я им соврала, что твой адвокат экспертизу сделал… ага, он тебе про третью группу сказал? Хорошо, что он не наш, папаша мой дуболом, но не подлец, как этот. Тёти Олина подруга назвала это мыльной оперой, потому что в жизни чаще именно родные предают. Дед, я счастлива в одиночестве, ей-богу! А ты приезжай. Вправду, что тебе стоит? Несколько часов на самолёте – и ты на родине. Не верю, что ты по Питеру не тоскуешь».

В коридоре её ждал Эдик: «Что, правда, что ли, проверяла на девственность?» «Хамло!» «Я ей ватрушечку припас, а она обзывается!»

Глава пятая. ДУРАЦКАЯ ИСТОРИЯ

Не дойдя до своего подъезда, Людмила Васильевна вытащила телефон из сумки: «Инна, ты дома? Не возражаешь, я зайду?» и свернула в арку.  Помахала рукой, зная, что где-то над ней камера. Дверь пискнула, она вошла. До недавнего времени Инна гоняла по ступенькам, чтобы открыть гостям. Только прошлой осенью Асояны, дед и внук, установили электронный замок и скрытую камеру, чтобы Инне не спускаться на каждый звонок. Людмила Васильевна даже загорелась сделать у себя так же, но потом, узнав стоимость, передумала. Но всё равно снова с завистью покосилась на экранчик у двери, на котором висело две картинки: вид от двери, подаваемый от дверного глазка и вид сверху – от камеры, которую Людмила Васильевна всё никак не могла обнаружить на своде арки. Войдя в кухню-столовую, как всегда, вздохнула: «Как у тебя стильно! А люстра! Антиквариат?» Убирая какие-то бумаги, Инна ответила: «Нет, конечно, но очень удачная стилизация, сама любуюсь».

Раздражала Инна её чрезвычайно. Но, увы, ссориться с ней – себе дороже. Иначе откуда тогда черпать новости? Из всех институтских подруг принимала Людмилу Васильевну только Оля, и то после обиды, которую ей нанесли в доме Оли Асояны, идти к ней не хотелось. Да и страшновато. Сейчас бы Светку расспросить, которая всегда в курсе событий. Но Светка носа не казала с Таниных похорон. И на звонки не отвечала. А чего психанула, спрашивается? Так что, переступив через свою гордость, Людмила Васильевна начала расспросы. Инна, вопреки обычной скрытности, отнекиваться не стала и рассказала о том, что Олин внук оказался не внуком, что Алик и Римма предпринимают попытки связаться с Быкадиновым и проинформировать его о том, что Самсины как доноры ему не годятся, но пока безрезультатно: слишком тот высоко. Оля вся в напряжении, а Петя, как ни странно, получает колоссальное удовольствие. Алик принёс ему шокер, закрепил в подлокотнике коляски, и Петя целый день тренировался, чтобы быстро его извлекать. Оля переживала, как бы Петю не ударило током, а Римма сказала: «Ты что, не видишь, старики себя мужиками почувствовали, защитниками». И Оля махнула рукой.

«Ты поверишь, я уже тени собственной боюсь, – пожаловалась Людмила Васильевна. – Если кто-то приближается, я шарахаюсь как от чумы». «А чего вылезла со своей информацией, когда никто не спрашивает?» – резонно возразила Инна. «Ты знаешь мою принципиальность. Я лжи не приемлю!» «Даже если ложь во спасение?» «Кто же знал, что во спасение?» «А для чего?» Людмила Васильевна с трудом перевела дыхание. Сказала бы она этой Инке… ладно, ещё сочтёмся. Впрочем, Инна тоже завелась. Как бы она ссору не затеяла! Надо бить на жалость. «Инна, у тебя есть родня, которая поддержит и поможет. А я совсем одна. У Оли вон Андреевы и Асояны дежурства установили. Эдик, наверное, до сих пор ночует? – Инна кивнула. – Ну вот, а у меня никого нет. Случись что, никто не поможет». Инна ей возразила: «У Оли родных нет. Но она на чужую беду отзывчива. Поэтому у неё друзей много». И тут уязвила, стерва! «Оля отзывчива! Да я начинаю о ком-нибудь рассказывать, и вижу, что она не слушает! Ещё и заноет: «Люда, мне это неинтересно!» Инна выпучила на Людмилу Васильевну глаза, а потом захохотала: «Ой, не могу! Оля помогает, а не сплетни собирает!» Ах, я сплетни собираю?

Так что пришлось поссориться.

Через неделю Людмила Васильевна затосковала. Звонить кроме Иры некому. Две бывшие коллеги по колледжу, с которыми она сохранила контакты, недоступны: одна отдыхает в Испании, другая переехала к дочери сидеть с детьми и вечно отключает телефон. Позвонила Оле, хоть и была обижена на неё. Но Оля даже не поинтересовалась, как дела у подруги, а взволнованно сообщила, что готовится к встрече долгожданной гостьи Алдоны и вся в делах. Людмила Васильевна хотела посоветовать ей стребовать с Тани и её мужа деньги на содержание дочери, но Оля её даже не дослушала, извинилась и, не дожидаясь согласия, отключилась. А через пару дней квартирный телефон вообще не ответил. Что же, они целыми днями гуляют? Ведь Петя всегда с удовольствием отвечал на звонки. Не поехали же они с инвалидом на Олину дачу? И сотовый Олин недоступен. Так бы и не знала она ничего, если бы не встретила на Сенном рынке Аллу, приятельницу и соперницу покойной Тани Асоян. Они с упоением поболтали, сидя в кафе, и было ей о чём рассказать Ире по телефону вечером.

Оказывается, они действительно съехали на дачу. Но потом пришлось вернуться, потому что квартиру обокрали. «Ира, что Алка несла! Мол, украли валюту, золото с бриллиантами и коробки с электроникой. Можно подумать, я что-то в этом доме не знаю. Компьютера у Оли отродясь не было, да и зачем он ей? Все доходы – Олина и Петина пенсии, да от квартирантов Петиных чуток. Уж никак не в евро. Денег Таня немного оставила, тоже не в юанях, и они на сберкнижке, причём большая часть истрачена на Танины похороны. Ну скажи, зачем лезть в этот собес? Да эти уголовники рыдали от жалости, пожалуй, ещё какую мелочь в Петину шапку бросили!»  Ира вздохнула и сказала: «Люда, это как раз и пугает. Если в квартире нечего взять, значит, искали что-то другое. И не факт, что нашли». «Ты думаешь…» – похолодела Людмила Васильевна. «Да, похоже, что история продолжается». «Ну, спасибо, подруга, успокоила!» «Люда, тебе удобнее сунуть голову в песок?»

Людмила Васильевна не выспалась. Часов до двух вздрагивала от каждого звука. Потом всё-таки провалилась в сон, но утром встала с тяжёлой головой и сердцебиением. Уж такие кошмары ей привиделись! Нет, так жить нельзя! И, не позавтракав, она схватила телефонную трубку. Ира ответила не сразу, и была не совсем проснувшаяся. Конечно, она может спать хоть до обеда, ей же не грозит ограбление!  «Ира, тебе хорошо, у тебя сёстры хоть двоюродные! А у меня никого! Убьют – и никто не спохватится!» «Люда, успокойся, у меня они хорошо если два-три раза за год бывают. Вполне успешно мумифицируюсь, пока тело обнаружат. А ты разыщи родню, чтобы не быть одинокой. Ведь есть же на Псковщине отцова деревня, сама говорила, что у него братьев-сестёр с пяток было! Вот тебе и двоюродные». «Ага, я даже видела двоих. Приезжали такие толстые тётки, плюнули нам с мамой на порог». «Ой, за что?» «Когда отец умер, они с мамой уже лет двадцать были в разводе. Нам позвонили из морга: забирайте! Естественно, мама ответила: и не подумаю!» «А ты?» «Что я?» «Ты-то с ним не в разводе!» «Я его и не помнила совсем!» «Подожди, как не помнила? Даже я помню, как мы с ним на каток в третьем классе ходили!» «Ну да, общались мы с ним немножко. Но он то выпивши, то с похмелья. Всё равно, чужой человек. И мама сказала: если ты пойдёшь его хоронить, ты мне не дочь!» Ира надолго замолчала, видно, нечем крыть. Потом всё же спросила: «И кто его хоронил?» «Ну, вот эти племянницы отцовы приехали и увезли тело в деревню». «Да, с ними уже мостов не наладить. А с маминой стороны?» Она одна была у родителей. После семилетки приехала в Ленинград в швейное ПТУ поступать. Потом замуж вышла, меня родила, заочно в институте текстильной и лёгкой промышленности училась. На родину ездить было некогда. Когда её родители умерли, я не знаю». «Ясно. Значит, она тоже родителей не хоронила?» «Что значит тоже?!» «Ну, ты же отца не хоронила…» «Ира, прекрати эти подколы, а то мы поссоримся!» «Ладно, не обижайся. Вполне возможно, что на родине у твоей мамы были двоюродные братья и сёстры, их дети тебе троюродные. Дальняя родня, но помнишь мою троюродную сестру Катьку? Она до самой смерти мне самым близким человеком была. И её Костя – самый близкий мне из племянников. Поищи материных родственников. Люди мы с тобой немолодые, пора подумать, кто нас в последний путь проводит, кому наше добро достанется». «Мне и написать-то некому…» «Тут не писать, тут ехать надо».

Людмила Васильевна положила трубку, поставила на плиту чайник и задумалась. Ехать никуда не хотелось. Но и оставаться страшно. Ещё две-три таких ночи, и реально крыша поедет. Может, права Ира? Где этот Утятин, кстати? На севере, на юге? Как туда добираться? И она сунулась в телефон. Так, Уремовская область. Так, озёра, рыбалка, родина олимпийского чемпиона… картинки… а что, славное курортное местечко. Если бы вдвоём поехать! Так, знаю, с кем! «Оля, здравствуй! Что я слышала! Вас, говорят, ограбили!» Надо же, и доллары, и ноутбук, и золото! «А я думала, у Тани была бижутерия. Слушай, сколько можно под дамокловым мечом жить! Я тут в Утятин собралась, на мамину родину. Думаю родословную свою восстановить. Хочешь, я тебя с собой возьму? Отдохнём, а заодно переждём сложное время. А что Петя и Алдона? Петю Гале, Алдону родителям! Оля, я тебя когда-нибудь о чём-то просила? Все вокруг говорят, как ты всем помогаешь. А мне за полвека хоть раз помогла?». «Люда, если бы у меня появилась свобода от обязательств, я бы своей родословной занялась и поехала бы в Черняховск. Надо же мне узнать, почему моя девичья фамилия столько неприятностей принесла! Нет, Люда, это даже не обсуждается! Петя – инвалид, Алдона – ребёнок, а ты вполне самостоятельная женщина. Но, если хочешь, я могу предложить тебе попутчиков. Тут мои соседи по дачному посёлку собираются в твой Утятин поехать. Алексей Степанович там в шестидесятых училище заканчивал, рвётся в места юности. Он инвалид, нога недавно ампутирована, Люба очень переживает, что с ним тяжело будет. Вот и поезжайте вместе, им помощь, тебе компания». Людмила Васильевна возмутилась: «Оля, я помощи просила, а не нагрузки» – и хрястнула трубкой по аппарату: вот вам ваша добрая Оленька! Ну, попомнишь ты меня! Теперь назло тебе поеду! Снова схватила трубку: «Ира, ты дала мне хороший совет. Завтра мы с тобой вечерним поездом Санкт-Петербург – Уремовск отправляемся в путешествие! Да, мы! Ты –  моя лучшая подруга, и не оставишь меня в трудную минуту!»

Петя сразу рассказал неродной внучке о событиях недавнего времени, и она пришла в восторг. Старый и малая, по словам Оли, стали «играть в войнушку». Алдона в первый же день разрядила электрошокер. А Оля ещё удивлялась, что Петя, который капризничал, когда она вывозила его на прогулку, потому что стеснялся коляски и своего искажённого лица, с Алдоной в течение дня выезжал несколько раз. Они переходили через дорогу и в сквере по очереди трещали этой игрушкой. Ещё разметили дальнюю дорожку и гоняли по ней на коляске на время. Там их застукали Даша с Сашей. Дед сидел на скамейке у стартовой полосы и делал отмашку Алдониным платком, на финише с секундомером стояла маленькая девчонка, а соседские ребятишки по очереди гоняли на коляске. Рядом со скамейкой сидел ещё один колясочник – мальчик с ДЦП из соседнего подъезда – и щелкал шокером. Даша, увидев это, взвизгнула, а мальчик сказал: «Да не бойся, он разряженный». Она бессильно рухнула на скамейку и спросила: «А ты что с ними не соревнуешься?» Подъехавшая на коляске Алдона ответила за него: «Толик с дедом Петей из высшей лиги. Мы рядом с ними слабаки». Потом поймала взгляд Даши и заныла: «Ну, Дашенька, ну, не закладывай нас, пожалуйста».

Вывезенные от греха на дачу, Петя с Алдоной не успокоились. Сначала они просто дважды в день отправлялись в поселковый магазин за мороженым. Оля не возражала, места тут безопасные, плюс к тому Алдона закупала овощи, молоко и хлеб, навешивая на коляску пакеты. Потом они стали задерживаться у спортивной площадки, где целыми днями мальчишки играли в футбол. Петя активно болел, комментировал. Сначала парни обижались, потом, убедившись в его объективности, доверили свисток.  В одном из походов в магазин заметили толстого старика в коляске, который угрюмо поглядывал на проходящих из-за высокой кованой ограды. Алдона простецки заговорила с ним: «Дед, у тебя тоже инсульт? Хочешь мороженого?» Старик оторопел, но мороженое взял. И ел с удовольствием. Познакомились. Он представился Алексеем Степановичем, но Петя стал звать его Степанычем, а Алдона – деда Лёша. У него ампутирована нога, на протезе пока ходить не может. «А деда Петя уже немножко с ходунками ходит», – похвасталась Алдона и пригласила нового знакомого на футбол. Степаныч просиял: «Поехали!» и двинулся к калитке. Вышла из особняка жена, пыталась остановить, но он рявкнул: «Не командуй!»