
Полная версия
Записки несостоявшегося гения
пор дает себя знать: как фронтовик, не стыжусь требовать льгот, особенно, для своей
школы. Спасибо райкому и районо, – кивнул он в сторону заведующего, – дают нам все в
первую очередь. И мебель новую, и деньги на ремонт, и лимиты на дефицит открывают…
А вот машина для сельской школы – моя давняя мечта! Чего я только ни делал, куда ни обращался – везде от ворот поворот, не положено…
Где-то в году, кажется, 1966-ом отмечали мы в райцентре День Победы. Сидели
компанией фронтовиков-ветеранов в вестибюле дома культуры, там обычно для нас столы
накрывали, ну и поделился я с Никитенко, нашим первым секретарем, он тоже успел
хлебнуть фронтового лиха, своей проблемой. Тот стал расспрашивать: где я воевал, на
каком фронте, кого обслуживал связью. А как узнал, что пришлось мне и на КП маршала
Малиновского побывать, тянуть к нему катушки, сразу встрепенулся:
– Да машина у тебя, друг, считай, в кармане! Тут только надо не оплошать: катай
ему письмо, напомни о себе, расскажи, как воевал и без руки остался, пусть человеку
будет приятно, что его бывший солдат, инвалид войны, трудится директором школы, воспитывает сельских детишек, рассказывает всем про любимого маршала, как он, герой
наш, сражался доблестно да тебя на гражданку напутствовал! И не забудь в конце сделать
приписку маленькую: мол, так и так, нуждается позарез сельская школа в грузовом
автомобиле; да не скромничай, парень – не для себя же лично легковушку просишь…
Только подумай хорошенько, как сделать, чтоб послание твое ему лично в руки
попало: таких писем министр обороны, наверное, в день сотни получает. Читают их
помощники, писаря всякие, и надо ввернуть туда такую хитрую штуку, чтобы они не
могли отвертеться – показали маршалу.
И вот запал мне этот совет в голову, приезжаю домой, а сам все думаю: чем бы
мне зацепить его помощников, чтобы им самим захотелось показать мое письмо
министру?
Честно говоря, не спал пару ночей, пока меня не осенило…
Итак, пишу в Министерство обороны, отсылаю и начинаю ждать. А у самого от
нетерпения поджилки трясутся: как там, пройдет мой план или очередной поворот от
ворот?
…Вы не поверите: все получилось, да еще как! На пятый день вызывает меня
областной военком, звонит лично, требует срочно явиться. Приезжаю, спрашивает, откуда
знаком я с министром, с какой стати надумал писать ему, а потом достает из ящика стола
заполненный бланк, протягивает мне и говорит, что это разнарядка на получение в
местной ракетной части грузовика для школы. Вот так мы и разжились машиной.
– Да вы лучше расскажите, что такого написали, что письмо попало прямо к
маршалу! Что же вас тогда так осенило? – желая удивить присутствующих, попросил
заврайоно.
– Скажу правду, пришлось чуток подлукавить… – смущенно протянул
подвыпивший ветеран. – Я смикитил, что нужно написать что-то такое, чтобы обслуга
190
министра осознала, что письмо это не должно затеряться среди другой писанины. Чтобы
поняли, что шефу будет приятно в их присутствии прочитать его, глядишь, хорошее
настроение босса и на челядь прольется…
Таких, как я, связистов за войну у маршала были сотни, где уж тут было ему упомнить
незаметного хлопчика из Херсонщины… Поэтому, рассказывая в письме о себе, я рискнул
напомнить ему, как зимой 42-го на его НП разорвался снаряд, и все попадали рядом, присыпанные снегом с землею, а он один остался стоять у бруствера, чуть согнувшись, и
продолжал руководить боем… Так я и есть тот сержантик, который тогда отряхивал его
шинель и продолжал передавать команды на позиции. Такое письмо было просто
невозможно не передать маршалу в руки, а остальное – вы, наверное, понимаете сами.
– А что, на самом деле был такой случай? – спросил я.
За столом почему-то замолчали и даже переглянулись. Мне почему-то стало неловко.
Действительно, какое мое дело: человек поставил перед собой задачу – человек задачу
выполнил. Машина получена. Чем и как, кроме подобной истории, мог он еще
заинтересовать маршала?! Надо понимать, за годы войны Малиновский не раз попадал
под обстрел противника и вряд ли помнил каждый наблюдательный пункт, где его
подстерегала смертельная опасность. А тут наш полководец получил в мирное время
самое простое, бесхитростное подтверждение своей боевой доблести. Неужели после
такого будет жаль какой-то машины?
Второй, запомнившийся мне, директор был интересен тем, что в своей школе завел
настоящий живой уголок. Школа была так себе, но всех гостей непременно водили на
экскурсию по школьному подворью, где кого только из наших братьев меньших не было: в специально построенных детьми деревянных домиках-конурах жили молодой ручной
волчонок и старая грязноватая лисица, несколько серых кроликов возилось неподалеку от
дружной семьи грациозных аистов. Конечно, такое зрелище вызывало у гостей
неизменное восхищение. Как и автор этой красоты – директор-природолюб. Но
подлинным украшением живого уголка был, несомненно, небольшой, метров десять на
пятнадцать, бассейн, вырытый в самом углу двора, в котором плескалась дивная пара
задумчивых белых лебедей.
Чудные птицы, занятые исключительно сангигиеническими личными заботами, медленно перемещались по небольшой акватории искусственного водоема, полностью
игнорируя зрителей. За ними можно было наблюдать часами. Они чистили свои перья, лукаво прятали головы в крыльях друг у друга, плескались у небольшой плетеной
корзинки, установленной в виде домика в центре бассейна. Эта прекрасная парочка жила
своей насыщенной птичьей жизнью, не обращая внимания на тех, кто наблюдал за ней
или проходил мимо.
Не знаю почему, но, глядя на них, я испытал ощущение легкой тревоги, как это бывает, когда мы еще не в состоянии четко сформулировать непрошеную мысль, но неосознанный
сигнал уже мозгом получен, и странное беспокойство начинает постепенно овладевать
нашим сознанием.
И только уезжая из школы, я, наконец, понял причину этой тревоги и, прощаясь, спросил директора: охраняют ли они лебедей от поползновений сельских хулиганов? И, вообще, не опасаются, что птицы могут когда-нибудь просто улететь? Или подрезали им
для надежности крылья?
Директор, снисходительно улыбаясь, как говорят с людьми, слабо разбирающимися в
подлинных реалиях жизни, охотно пояснил, что остерегаться сельчан не стоит, так как
«вси у за́хвати» от белоснежных красавцев. Тем более, по вечерам на школьном подворье, где разбиты цветники и установлены удобные скамейки, обычно гуляет сельская
молодежь, и вряд ли найдется среди них такая "нелюдь".
А вот насчет улететь – тут несколько иная картина… Крылья птицам никто, конечно, не подрезает. Да и это излишне. Потому что взрослые лебеди, действительно, умеют
191
летать, и не просто летать – а на очень большие расстояния. Но есть тут одна заковыка, которая сводит к нулю любой риск утраты этих бесценных экспонатов школьного живого
уголка.
– Вы обратили внимание на размеры бассейна? – спросил он. – Они гарантируют нас от
всяких непредвиденных случайностей пуще любых подрезанных крыльев. К вашему
сведению, коллега: для взлета взрослых лебедей надо 150 метров чистой воды…
С тех пор прошло много лет, но эти слова мне запомнились надолго. И когда я в одной
компании, где было несколько народных депутатов и первые лица области, предложил
тост за то, чтобы у каждого из участников банкета всегда были свои 150 метров чистой
воды – для несомненного взлета и служения обществу на более высоком уровне, в
помещении наступила тишина. Все встали, как встают, когда звучит тост «за дам», и
молча посмотрели в глаза друг другу. Думаю, губернатор после этого, возможно, стал
чуть меньше доверять своим заместителям, охотнее других откликнувшимся на этот тост.
А мой сосед, полковник милиции, опрокинув рюмку, сказал тихо, только для меня:
– Ваш тост не плох, но есть одна деталь: когда стремишься к хорошему взлету, не грех
подумать и о безопасной посадке…
__________________________________
БЕРЕЧЬ СВОЮ ГОЛОВУ
Все-таки мой Херсон – необычный город… И даже дело не в его названии, вызывающем у
некоторых игривые ассоциации. Что-то есть в нас такое, чего у большинства других
людей не может быть по определению. Возьмем милый пустячок – день рождения города.
Каждый город отмечает эту дату – с уважением к своему прошлому и надеждами
на достойное будущее. Другое дело – Херсон. Даже в такой мелочи он выделяется не в
лучшую сторону. При нынешнем мэре, например, наш город сделал необычный для
большинства других городов кульбит: «отвязался» от жесткой привязки к твердой дате
своего рождения – 18 июня 1778 года, когда был подписан Указ императрицы Екатерины
Второй о возведении крепости и верфи, названной ею в честь древнегреческой колонии
Херсонес звучным именем «Херсон».
Вот и плывем мы в бурном житейском море, отмечая последние годы эту дату то в
июле, то в августе, а то и, как в нынешнем году, в середине сентября.
Конечно, есть здесь со стороны мэра некоторое неуважение к городу и его
жителям, имевшим несчастье оказаться под его, скажем мягко, не самым мудрым
руководством. С другой стороны, чего коренные херсонцы вообще могли от него, уроженца других краев, ожидать?
Впрочем, многое здесь взаимосвязано. Только у города по имени Херсон может
быть мэр по фамилии Сальдо. И честно скажем: только мэр с такой интересной фамилией
может позволить себе подобные вольности в обращении со святыми для любого херсонца
датами.
Объективности ради, надо признать, что он праздники любит и умеет красиво их
отмечать. Как ни странно, для народных гуляний в нищем городском бюджете всегда
находятся средства. Правда, злые языки болтают, что процент чиновничьего «отката» с
таких мероприятий удивительно высок, а количество фейерверков иногда превышает
количество залпов, позволяя списать на воздух приличные деньги. Да и приглашения
именитых деятелей искусства иногда обходятся непомерно дорого для захолустного
областного центра, но что тут поделаешь – красиво жить не запретишь!
Вот и мне, из всех мероприятий нынешнего Дня города, которые состоялись в
субботу 19 сентября, больше всего запомнились показательные выступления взвода
192
спецназовцев, привезенных для услаждения некоторых агрессивно-кровожадных
херсонцев из соседнего Николаева.
Описывать кровопролитное сражение, с автоматными и пулеметными очередями, взрывами шумовых гранат и густым дымным шлейфом от специальных дымовых шашек, устроенное гостями рядом с моим домом, на площади Героев Сталинграда, я не стану.
Остановлюсь только на двух вещах, которые вызвали у меня грустные размышления.
Во-первых, нужны ли современной армии те сомнительные военные новшества, которые продемонстрировали николаевские армейцы: крупнокалиберные пулеметы, установленные на базе легковых открытых УАЗиков? Использовать в бою такие
пулеметные экипажи, выделяющиеся на местности и совершенно незащищенные, практически, невозможно. Их легко подавит любой автоматчик из наспех отрытого окопа.
Всем известно, что украинская армия финансируется плохо. Правда, генералов у
нас почему-то становится с каждым годом все больше и больше. Зато высота их фуражек
надежно скрадывает кубические фигуры доморощенных полководцев, вытягивая их ввысь
до чемпионских баскетбольных размеров.
Впрочем, эту животрепещущую тему лучше трогать не будем: как любил говаривать
знакомый ротный старшина, это политика не ротного масштаба…
Вернемся к грозным УАЗам. Что стоит за этой имитацией? Сколько ни думал, появление такого странного гибрида – пулеметов-вездеходов – объясняется, пожалуй, только удивительной преемственностью украинских вояк: ведь это не что иное, как
пулеметные тачанки начала прошлого века! Помните, незабвенного батьку Махно? Вот и
наши вооруженные силы, ввиду отсутствия средств на современное техническое
переоснащение, становятся потихоньку модернизированными махновцами. Еще бы и
воевать, как те, научились… Но, глядя на наших мордатых генералов, с испитыми
багровыми ряшками, я в этом сильно сомневаюсь.
И второе, более серьезное, поскольку связано со здоровьем наших воинов. Надо
признать, николаевские спецназовцы творили в тот день просто чудеса. Я не напрасно
вначале назвал это показательное сражение кровопролитным. Если в современных армиях
головы военнослужащих, в основном, используются по назначению: для овладения
сложной техникой (не пулеметами-тачанками, разумеется!) или тщательного
продумывания тактики и стратегии боевых операций, то для наших военных собственная
голова, скорее всего, является подручным средством повышенной крепости. Спецназовцы
продемонстрировали это, разбивая о свои головы все, что подвернется под руку: стопки
кирпичей и толстые доски, а кое-кто был не прочь разбить о свою башку вдребезги и
бутылку от шампанского…
Дошло до того, что один 23-летний богатырь, красуясь пред разинувшими рты
девчонками, так грохнул себя по кумполу стопкой красных огнеупорных кирпичей, что
тут же, потеряв сознание и залившись кровью, упал навзничь.
Это был тот редкий в украинской армии случай, когда кирпичи – выдержали, а
голова – нет…
Его сразу забрала скорая, а легкий переполох на площади быстро затмили взрывы
шумовых гранат и ярая рукопашная схватка, напоминающая детективные телесериалы.
Итак, солдат попал в госпиталь, будем надеяться на хороший конец этой истории.
Но вопросы остаются.
Во всем мире при боестолкновениях используются разные виды оружия. И в
армии, прежде всего, обучают умелому владению ими. Почему же у наших солдат
предметом особой боевой доблести и повышенной крепости – является, исключительно, голова?
Разве в наших войсках нет квалифицированных медиков? Или не ясно им, что
каждый мощный удар по «чердаку» с архиважной целью разрушения кирпичей или досок
– это, как минимум, микросотрясение мозга? Кто будет нести ответственность, если в
связи с подобными манипуляциями отважный боец станет инвалидом? Пусть, не сегодня, 193
а через несколько лет? Объясним родителям калеки, что он пострадал за милое
Отечество? Или найдется, наконец, порядочный человек, который поставит вопрос
ребром: немедленно запретить опасные для жизни глупости!
А всякие басни, что без крепкой головы украинскому воину никак не обойтись, оставим для детей наших депутатов и военачальников. В середине прошлого века другая
нация, восточная, тоже хвалилась рукопашными умениями своих самураев. И чем дело
кончилось? Когда в 1945 году Советский Союз открыл боевые действия на Дальнем
Востоке, знаменитая Квантунская армия, солдаты которой прекрасно владели всякими
джиу-джитсу и прочими экзотическими боевыми искусствами, была полностью
разгромлена, буквально, в течение недели.
Русский Ваня, нажрамшись любимой картошки, безо всяких рукопашных умений, с одним лишь автоматом ППШ в руках, просто не подпускал к себе близко грозных
противников – сек их, как капусту.
Он берег свою голову…
______________________
СЛЕДИТЬ ЗА БАЗАРОМ
2 октября 2009, в пятницу, отмечали День учителя. Был утром приглашен в
горисполком, где состоялся, так называемый, праздничный «диалог с мэром».
Это был еще тот «диалог»! Присутствовало человек тридцать, в основном, заслуженные работники образования. Среди них 5 – 6 директоров школ и лицеев, учителя, спортивные тренеры, несколько сотрудников городского управления образования.
Нарядные, гордые, оживленные, а как же – удостоились высокой чести!
Мэр, со своей вечноприклеенной улыбочкой местечкового шлимазла, с ложным
пафосом произнес приличествующий моменту спич, типа: спасибо вам за то, что вы есть, и что в былые времена научили нас читать, слагать и вычитать, что помогло нам в
непростом деле дерибана общенародной собственности и становлении наших
миллионных состояний. Кем бы и где – мы были без вас, родимые?!
Затем публику поздравил в нормальных умеренных тонах, как умный человек, который понимает, с кем и на чьей свадьбе гуляет, начальник управления образования
Никонов, а далее пошли выступления «алаверды» заслуженных «образованцев».
Боже, какие трели несли они по отношению к мэру и его помощнице, тоже из
бывших «образованок», как благодарили за то, что они «нашли время» и пригласили их на
такое ответственное мероприятие, и, более того, удостоили бокалом шампанского и
сиротской гвоздичкой каждого. Понятное дело, на конфеты или фрукты денег из
разворованной казны не хватило – но разве до обид тем, кто безмерно горд от оказанной
чести встречи с высоким городским руководством!
Какие все-таки мы рабы! Вот, несчастная директор лицея культуры, с
перекошенным в нервной судороге лицом, ну кто заставил ее, уважаемую труженицу, посвятившую всю жизнь служению детям, так раболепствовать перед этими упырями!
Ведь скоро выборы, а это значит, что сегодня она куда нужнее им, чем они – ей…
А директор технического лицея Бабенко! Ведь, на самом же деле, это серьезная и
значительная фигура, куда выше, скажем, того же мэра, мало кем уважаемого, по причине
болезненной страсти к презренному стяжательству.
Николай Иванович создал лучшее в городе среднее учебное заведение, известное
всей Украине. Сотни его воспитанников получают высшее образование в лучших
университетах. Да и самому ему немало лет пришлось трудиться заграницей. В той же
Центральноафриканской Республике, например, где в то время правил диктатор-людоед
194
(настоящий!) Жан Бокассу. Говорят, однажды этот деятель решил пригласить на званый
обед специалистов из Советского Союза, помогавших становлению человеколюбивой
африканской демократии. Среди приглашенных был Бабенко. Сколько я ни пытался
расколоть его на вопрос: чем их там кормили? – Коля упорно молчал… Сказал только, что
сотрудники нашего посольства предупредили их, что отказываться от еды нельзя. Это
может быть истолковано как неуважение к диктатору. Поэтому на торжественном приеме
все советские граждане, как загипнотизированные, не отрывая глаз, наблюдали, что ест
Бокассу и… усиленно избегали этих блюд. А сам Бабенко ел только салаты и фрукты.
И вот этот уважаемый человек на сегодняшнем приеме у жалкого городского головы
тоже почему-то нахваливает наше всенародное городское несчастье…
Со мной рядом сидела директор тридцатой школы, внучка знаковой фигуры в истории
нашего города – бывшего директора судозавода Заботина, при котором был отстроен
огромный комфортабельный микрорайон «Корабел».
Мадам энергичная, но жизнью несколько обиженная. Собственно, не жизнью, а своим
знаменитым дедушкой. Который безвременным уходом в мир иной любимую внучку
страшно подвел. Жил бы этот старик сегодня – пробивная директорша (с его-то связями!) давно бы уже стала депутатом или министром. А так, жаль, не обломилось. Приходится
крутиться на местечковом уровне…
Глядя по сторонам критически сощуренными глазами, она с сожалением промолвила:
– Ничего себе, как много у нас заслуженных…
А я – ей в унисон – коварно заметил:
– Хотелось бы знать, из каких щелей они повылезали…
Она улыбнулась, и мне почему-то захотелось ее чуток омрачить:
– Думаю, на следующий год здесь прибавится еще одной руководящей персоной.
Кстати, женщиной…
– Кто это? – заинтересовалась она.
– Да так, милая дама такая, недавно получила «отличника», так что и с «заслуженным»
не задержится. Ее известность, что тоже похвально, имеет двоякий характер: в городе ее
знают, как сильного руководителя, значительно укрепившего за последние годы
материальную базу одного из самых старых в нашем регионе учебных заведений. А в
школе ее известность, пожалуй, еще звонче…
– Что вы имеете в виду?
– Исключительно, манеру общения этого педагога со своими учащимися. Если кто-нибудь на ее уроке говорит не то или затрудняется с ответом, она раздраженно
вопрошает: – Ты что, б…, не понял? Сколько можно тебе объяснять?!
– Вы что, шутите? – удивленно произнесла моя соседка.
– Я очень похож на шутника? – грустно парировал я.
Конечно, внучка Заботина напрасно сделала вид, что не понимает, о ком идет речь. О
педагогических новшествах этой директрисы, гнущей матом на уроках, как одесский
биндюжник, известно многим. Ну и что? Зато она умеет ладить с начальством и
родителями учащихся. Тем более, в ее школе учатся, в основном, дети нынешних
нуворишей: бывших мясников, рэкетиров и банковских воришек, которые в своих
интеллигентских семьях слышат брань и покруче. Так что, никого и ничем она своей
руганью не удивляет. Хотя и, бросить небрежно на уроке: – Да забеги ты наh! – может, согласитесь, не каждый…
А между тем, когда-то ее школой руководили известные в царской России деятели
народного образования. Тот же действительный статский советник барон Корф или его
преемник – профессор Якубовский.
Скажите: кто из них (даже в самом страшном сне!) мог представить себе, что их
достойные последователи, педагоги будущего, опустятся до подобной низости?
…А как бы приятно удивились в прошлом веке родители юных гимназистов, узнав о
таком уровне общения их благородных отпрысков с уважаемой дирекцией…
195
__________________
КРАТКИЙ СПИЧ
на пятидесятилетии моей первой жены Люси в шахматно-шашечном клубе в ночь на
Новый 2001 год:
«Одни люди с годами становятся старше, другие – умнеют. А есть такие – их очень
мало – которые делаются мудрее, а старше – не становятся. Вот, полюбуйтесь на мою
бывшую жену в день ее юбилея…
Кто я здесь? – Видите значок «50-летие Израиля»? Мне его вручил посол как другу
Израиля, а здесь я друг своей первой жены…»
Твой прекрасный юбилей –
Праздничная дата.
Шлет привет тебе еврей –
Бывший муж когда-то…
В твоем доме пусть уют
Будет выше крыши
И пусть все, кто в нем живут
наш привет услышат!
Для купюр и для монет
(и документов тоже)
Дарим мы сей портмонет
Из натуральной (!) кожи.
Будь счастлива –
И с деньгами
И всегда
Любима нами!
____________
Виталий и Алла
***
Получил из Новой Одессы (Николаевская область), где у меня никого нет, странное письмо, адресованное некой Бронштейн Л.И. Учитывая, что инициалы моей
жены Аллы – А.И., а не Л.И., с интересом вскрываю и узнаю, что послание для первой
супруги Люси, с которой мы расстались много лет назад. Ее бывшая сокурсница
сообщает, что их курс будет отмечать в конце лета сорокалетие окончания пединститута, и просит откликнуться и подтвердить участие в намечаемой встрече.
Звоню Люсе и рассказываю о письме. Она надолго задумывается. Меня это молчание
настораживает.
– Так ты пойдешь на встречу? – не выдерживаю я.
– Пожалуй, нет, – твердо говорит бывшая благоверная.
– Почему?
– А что мне там делать? – вопросом на вопрос отвечает она.
– Как, разве это не интересно – встретиться через столько лет? – удивляюсь я.
– Какое там интересно, да они же все для меня сегодня чужие люди. Ведь я и узнать из
них никого, наверное, не узнаю. Меня они, конечно, узнают все, – на всякий случай, поправляется она, – а вот я их – никого… Так что мне там с ними делать?..
Спрашиваю Аллу, что она думает по этому поводу.
–Твоя первая жена – настоящая женщина, – задумчиво отвечает она.
196
– Почему ты так считаешь?
– Видишь ли, она справедливо полагает, что за минувшие сорок лет все неузнаваемо
изменились. Все – но только не она…
Ай, да Люся!
________________
ГОЛУБАЯ МИНУТКА
Как-то приводил в порядок свой архив, пересматривал бумаги, уничтожал лишнее и
нашел в глубине стола старую картонную коробку, когда-то красного цвета, а теперь
ржаво-выцветшую, в которой мама хранила мои письма с армии. Десятки лет они лежали, заботливо перевязанные старенькой бечевой, присланные мной за три года армейской
службы. Мама почему-то берегла их до самого конца, хотя мы жили вместе, а после с их