Смирение

Оксана задумалась.

– Хм… Да. Я помню кое-что… Ты избил пару хулиганов, что ко мне приставали в клубе. После тебя самого выгнали за драку. Мы тогда ходили по всему городу и говорили только о любви…

– День нашего знакомства… – вздохнул Быков.

– Да. Это был классный момент. Но… Больше не помню, – помотала головой, – прости.

– А я помню, как мы впервые приехали на Бали и весь вечер не вылезали из бассейна.

– Тебе этот момент запомнился? Серьёзно? – удивлённо подняла брови Оксана и улыбнулась.

– Да. Очень классно провели время. Разве тебе тогда было плохо?

– Сложно сказать, – пожала плечами Оксана, – после того, как мы разошлись, я многое оценила по-другому, и… – вздохнула, – Саш, весь наш брак… Всё это было ошибкой!

– Да почему?! Неужели не было ничего, что бы тебе понравилось или запомнилось во время замужества? Я поверить просто не могу в это!

Оксана опустила глаза в пол.

– Саш, каждый день нашего с тобой брака был для меня… – помотала головой, – мукой. Я действительно многое пересмотрела с тех пор. Мне очень жаль.

– Поверить не могу… – Быков помотал головой, – ты выглядела… Ты была счастливой! Ты радовалась, смеялась! Искренне! Я даже представить не мог, что тебе со мной плохо…

– Саш, мне пришлось притворяться. Я просто не хотела тебя обижать.

– Нет! Нет! Тебя будто подменили… Будто мозги тебе промыли! Я помню, что у нас всё было хорошо! Это глупость какая-то!

– Видимо, мы помним разное. Такое бывает. Ты запомнил только хорошее, я только плохое. Это происходит повсеместно у всех пар, где один всегда чувствует, что всё не так и не то… Сладкий чай становится невыносимо сладким, начинает тошнить от продуктов, которые до этого нравились, свет кажется слишком тусклым, а ночью глаза не могут привыкнуть к тьме. И чувствуешь, как будто тебя душат… – Оксана сморщилась, – хватают за волосы и елозят тобой по полу, будто ты и не человек даже, а как какую-то половую тряпку, нарезанную из старого мешка. А мешок этот есть источник, полный ценностей внутри, который обирают до самого дна, но ничего не вкладывают взамен! – Оксана прослезилась, – Боже, Саша… Это отвратительно! Я будто бы не могу дышать… Мне больно и обидно! А утром просыпаешься и видишь тебя рядом в постели со всеми этими званиями, достижениями… Вокруг тебя бабы снуют то тут и там, всякий журналист, блогер берёт интервью, а я будто тенью стала, таю на глазах, как трескающийся от кипятка всё более прозрачный, тающий кусочек льда. Но я ведь, блин, тоже что-то могу! Я тоже что-то да и умею! У меня есть таланты, навыки, у меня тоже богатый внутренний мир! Саша, ты даже не представляешь, но мой новый возлюбленный показал мне то, чего я даже раньше… Я думала, что не умею, а он доказал мне обратное… Сашенька, я умею петь! Оказывается, у меня хороший голос, я чувствую ноты, попадаю в них! Я раньше даже и не думала! Не догадывалась даже! А он показал мне мои таланты! Показал мне, что я не тающий кусочек и даже не глыба льда! Да я вообще не лёд! Я, я… Я – земля, дающая всходы! Я весь мир светом своих лучей прокормить способна!

– Отлично! Фантазия так и прёт! – перебил её Быков, – а со мной что не так?! Я тебе петь мешал что ли? Да ты вон под душем выла похлеще Монсерат Кабалье. Я тебе ни слова не говорил, хоть уши и вяли!

Оксана рассмеялась.

– Ты всё ещё не понял?! Ты всё ещё не осознал?! Я с тобой будто взаперти сидела, в темнице! Ты мне из дома запрещал выходить, отношения строил реально чуть ли не по Домострою! Саша, все годы нашего брака я будто на цепях сидела, превратившись в еле живую жертву концлагеря, которую специально не кормили, чтобы сделать слабой! Ты хоть понимаешь, что это значит?!

– Нет, Оксан… Я не понимаю, потому что до сих пор не врубаюсь, каким образом так плохо повлиял на твою жизнь, что теперь ты в мой адрес такое говоришь! У меня мать от отца ни на шаг не отходила, и ничего! Живая была и счастливая! И это в Советском Союзе, где так-то феминизм был!

– Так не каждому такая жизнь подходит! Пойми ты уже, наконец! – воскликнула Оксана.

– А почему ты тогда молчала?! Почему ничего не говорила мне о своих проблемах?!

– Я говорила, Саш! Но робко, намёками… Я надеялась, что ты сам всё поймёшь…

– Я не умею читать чужие мысли, Оксан.

– Именно поэтому наш брак был обречён. А теперь всё стало ещё хуже, потому что ты даже и сейчас не хочешь меня отпускать.

– Я? – удивился Быков, – да катись хоть на все четыре стороны. После того, что ты сделала, я тебя знать больше не хочу!!!

– Отлично. Осталось только подписать документы. И я с радостью войду в новую жизнь, а тебя оставлю в твоём совковом Домострое плесневеть и кушать липовый мёд.

Быков рассмеялся.

– Ой, ну да… Новая жизнь с каким-то хреном, который тебя месяцок, другой поматросит, да и бросит…

– Не бросит, Саш. Это ты просто надеешься, что я без тебя больше свою жизнь устроить не смогу. А на самом деле всё будет наоборот. Он меня буквально золотом осыпает, а ты поначалу был нищим практически, а потом, как первые деньги заработал, скрягой стал сразу же. А он не такой… Он меня ценит!

– Ой, да… Ты лучше бы справки про него навела, кого он ценил до тебя, и что с ними потом случилось! А то мало ли какого проходимца себе нашла… Потом охренеешь, если он тебя действительно изнасилует, а не в твоих фантазиях, как в случае со мной!

– Фантазиях, значит… – удивлённо отвечает Оксана, – то есть я правильно понимаю, что по-хорошему ты решать вопрос не хочешь?!

Быков рассмеялся.

– А что? Можешь по-плохому, да?

Оксана улыбнулась.

– Надеюсь, у тебя хватит ума не заставлять меня.

– Нет, нет… Ты давай, попробуй! Я если тебя и заставлю, то просто чтобы посмотреть, кем будет этот рыцарь без страха и упрёка, что заставит меня подписать твои бумажки с этой грёбаной ложью! Ты же помнишь, почему меня на льду Красным Быком прозвали, да?

– Помню.

– Вот поэтому даже не пытайся. Я его на куски разорву и тебе по почте отправлю! А то, что от него останется, будет потом думать, любишь ли ты его на самом деле, раз отправила на верную гибель, вместо того, чтобы скромно заткнуться и не нагнетать конфликт! – Быков усмехнулся, – хотя, какое там любишь? Та, кто использует мужика, чтобы счёты с ним свести, она не умеет любить. Она лишь дура высокомерная, неспособная собственное самолюбие в узде удержать. Ты, как мне кажется, такой всегда была, есть и будешь! И он поймёт, когда я ему все кости переломаю! Поверь, мне не впервой этих мудаков сказочных на больничную койку отправлять!

Оксана истошно захохотала.

– Господи, Саш, ты такой дурак! Ей Богу… Ну зачем мне кого-то к тебе отправлять, если я могу просто позвонить в полицию и сказать, что ты моему возлюбленному угрожал? В отличие от России, здесь не скажут: «Обращайтесь, когда убьют!»Сразу после к тебе в гости приедет отряд мусоров, загребёт в участок, и там во время допросов с пристрастием до тебя доходчиво доведут, что если я тебе предлагаю закончить всё миром, то это значит, что нужно было соглашаться, а не выкабениваться. Бутылку в задницу как в России, конечно, не засунут, потому что Америка уважает права гомосеков, но выбивать дурь из зазнавшихся придурков они умеют не хуже. Опыт в этом у них есть. Не сомневайся.

– И кто там тебя послушает?

– Полицейские, кто ж ещё? Или ты думаешь, я в отличие от тебя такая доверчивая дура, что прихожу в гости к насильнику с выключенным диктофоном? – Оксана показала включённый диктофон на своём смартфоне. Они послушают запись, и отправят тебя в американскую тюрьму. А в российских СМИ будут всеми силами оправдывать насильника и вешать лапшу на уши назойливым бабкам из Отрядов Путина про страшное пиндосовское гестапо, посадившее сначала Бута с Бутиной, а теперь и тебя – третьего невинного ангелочка с фамилией на букву «б». Всё будет стабильно, как и всегда… – Оксана ехидно улыбнулась и поставила пустой бокал на стол.

– Пошла вон… – спокойно отвечал Быков.

– Саш, ну не начинай! Просто подпиши…

– Пошла вон, – снова сказал он, но только громче.

– Саш, ну чего ты как дурак себя ведёшь? Хватит упрямиться…

– Пошла вон! – Быков перешёл на рык.

– Тебе не кажется, что ты перегибаешь сейчас палку?

Он подошёл к столу, небрежно схватил несколько бумаг, смял их и кинул в лицо Оксане.

– Пошла вон!!!

Та вскочила и показала на него пальцем, в миг покрасневшее лицо исказилась в гримасе ярости и презрения. Она яростно заверещала:

– Ты пожалеешь, тварь!!! Я клянусь, ты пожалеешь!!! У тебя земля под ногами гореть будет, урод!!! Ненавижу тебя, мразь!!! Ненавижу!!!

Оксана резко сорвалась с места, еле успев схватить сумочку, и сразу направилась к выходу. В прихожей, пытаясь взять пальто, чуть не вырвала дверь шкафа, быстро надела туфли. Быков только и успел открыть ей, как она тут же выскочила из квартиры захлопнула дверь в квартиру прямо у него перед носом, да так сильно, что даже штукатурка на стене посыпалась.

– Шлюха… – устало прошептал Быков, сел на табуретку в прихожей и закрыл уставшее лицо руками.

Глава 2.

– Алло, Алекс? – послышался из трубки приятный женский голос, – как вы?

– Да, да… Я в порядке.

– Это Кэтрин Марлоу из Buzzfeed. Я звоню, чтобы напомнить вам, что у нас сегодня после обеда интервью с нами. Вы приедете?

– Да, конечно…

– Хорошо… – задумалась, – ах, да! Совсем забыла сказать. У нас немного поменялась локация съёмок. Мы сняли студию в двух кварталах от предыдущего места. Новое находится на перекрёстке между Парк-Авеню и 47-ой Восточной. Точно адрес вам скину с мессенжер.

– Хорошо. Я подойду.

– Отлично. Тогда ждём вас, Алекс. До встречи. Всего доброго!

– И вам тоже!

Быкову не сильно хотелось выходить из квартиры, так как за окном поливал дождь, но раз уж договорился, себя надо как-то пересиливать. И он нехотя натягивал на себя носки, джинсы, медленно натягивал на себя балахон, а потом с трудом заставлял ноги двигаться в прихожую, одевать там туфли, утеплённый жилет, искать на полке зонтик. Даже входная дверь открывалась нехотя, будто удерживаемая упругой пружиной. Организм, сердце, мозг, душа – всё телесное и бестелесное в Быкове буквально умоляло его не идти. Но раз договорился, то надо. Он иначе не мог. Не учили его так. Не по-мужски это сначала договариваться, а потом сливаться.

Всё внутри него протестовало не потому что он был ленивым или банально не хотел промокнуть. На самом деле просто чувствовал подставу. Ощущение того, что интервью закончится скандалом, буквально витало в воздухе. Особенно после того, как Оксана сразу после их последней встречи в квартире разослала во все СМИ письма с новой информацией о Быкове, во всех подробностях смакуя их неудачный брак.

После этого словесной драки точно было не избежать. Драки со всем американским обществом, которое после историй с Вайнштейном и Деппом буквально разрывалось пополам, неспособное определиться, заслуживают ли обвиняемые в изнасилованиях, а также домашнем насилии той самой пресловутой презумпции невиновности, или нет.

Это чувствовалось даже среди сокомандников Быкова по клубу. Одни смотрели на него с сочувствием, другие с каким-то недоверием, но с лёгким налётом презрения. Первыми двигала классическая мужская солидарность, ведь ты тоже чисто случайно можешь оказаться на его месте обвиняемым в изнасиловании, где обвинению не нужно почти никакой доказательной базы, чтобы засадить тебя за решётку, и попробуй отвертеться! Вторые ставили жертву насилия на место своих жён, дочерей, сестёр и матерей. Ведь не дай Бог до наших близких своими грязными руками дотронется хоть одна мразь… Кровь польётся рекой. И спасение этим ублюдкам – только закон, запрещающий самосуд!

Вот и жил Быков последние два месяца как на углях, из-за чего запорол финал кубка Стэнли, а после недельного отпуска не был вызван на сборы. Главный тренер и президент клуба хоть и утверждали, что поддержат одного из своих лучших игроков юридически, на деле, пожалуй, даже больше самого Быкова боялись попасть под каток культуры отмены и стать жертвами скандала, что ударит по их карьере в Штатах. И в результате было непонятно, чего Саше ждать в будущем. Стоит ли вообще оставаться в клубе после произошедшего? Или лучше никого не подставлять, заставляя ввязываться в никому не нужные проблемы?

А если так, то что это значит? Закончить карьеру? Убить за раз то, к чему стремился много лет, упорно тренируясь, получая порою тяжёлые травмы? Быков кроме как клюшкой махать, больше ничему и не научился толком. В детстве только на уроки труда разве что ходил, как и все учился работать молотком, рубанком. Но много ли где это сейчас нужно? А ближе к концу школы хотел поступить на журфак, но так и не пошёл. Сейчас же без опыта его никто ни в какую газету и не возьмёт. Так что кроме хоккея Саша больше ничего и не умел.

И что в таком случае оставалось? Только попробовать защитить своё честное имя и вновь выступать в клубе! Более поделать, казалось, было нечего. Иначе, нежели дать интервью, защититься никак и нечем. Так что хочешь, не хочешь, но всё равно и при любых обстоятельствах придётся идти, если вдруг отмена интервью, несмотря на договорённости, покажется заманчивой идеей..

С такими мыслями в голове, в самом дурном настроении Быков вышел на улицу под проливной дождь и пошёл вдоль по улочкам Нью-Йорка в сторону студии, где будет проходить интервью.

Шёл с капюшоном на голове, дабы не привлекать лишнего внимания, ибо уже два месяца его дом осаждают журналисты с активистами, и все требуют ответа за якобы изнасилование Оксаны. Пока в небольшом количестве, так что жить не мешают. Но с каждым разом их становится всё больше, а действия всё агрессивнее. Так один раз с подобным рыцарем круглого стола даже подраться пришлось, ибо слишком много оскорблений себе позволял, при этом не пытаясь разобраться, права ли Оксана. Посему то чтобы вновь не попасть в передрягу, лучше не маячить рожей у всех на виду.

За те десять лет, что Быков прожил в Америке, улицы самого помпезного города страны пусть и не стали ему родными, но уже были в целом знакомы. Появились любимые местные заведения, места для прогулок и пробежек, сложилось мнение, за что город можно высоко ценить, а за что только в его сторону плеваться. И за эти десять лет Быков полюбил Нью-Йорк настолько, что даже раздумывал, а не остаться ли здесь, чтобы тренировать в будущем клуб или какую-нибудь детскую или молодёжную хоккейную команду.

Теперь же после трудностей с Оксаной он вдруг почувствовал впервые за десять лет нечто странное, что раньше ему в голову и не приходило, настолько высота небоскрёбов может вскружить голову. Всё вокруг казалось ему чужим и противным. Пицца в кафешках изменилась во вкусе, кола стала отдавать кофейной горечью, на улицах всё чаще ощущался неприятный запах, а люди вокруг стали какими-то злыми и неприветливыми. На контрасте Саша чаще стал приезжать на Брайтон Бич и кушать русские пирожки, пить квас, смаковать сырки со сгущёнкой и удовольствием смотреть на каменные рожи соотечественников, некогда приехавших покорять Америку. И даже исполинские небоскрёбы стали ощущаться какими-то холодными и тёмными, а фотографии облезлых брежневских панельных муравейников из тематических профилей в Инстаграме начали вызывать ностальгическую улыбку. В голове звучала «Странная Сказка» Цоя, вызывавшая мурашки по коже, а русская тоска провоцировала не депрессию, а более тепло на душе.

«Почему так?» – размышлял Быков: «Почему с наступлением в моей жизни серьёзных проблем стало казаться, что всё здесь так нравившееся мне прежде, теперь вызывает отторжение? Почему я всё чаще стал вспоминать о беззаботном детстве и дворовых драках стенка на стенку? Неужели я, так полюбивший Америку в юности, теперь её возненавидел за то, как она сейчас со мной обходится? Справедливо ли моё нынешнее негативное мнение о городе и стране в целом? Здесь я всё-таки заработал миллионы и стал жить так роскошно, как даже не мечтал в детстве. Даже первое, на что все жалуются в Америке – платная медицина, не коснулось меня толком, потому что деньги оплатить счёт всегда в кармане были. Значит, может быть, зря я плююсь последние два месяца со всего вокруг? Тут же ещё и свобода слова… Хотя.... Стоп! Какая свобода, раз я не могу защитить себя от нападок бывшей лживой жены и защитить своё честное имя? Хотя в России с юридической практикой по изнасилованиям ничуть не лучше, чем в Америке… Может быть, мне просто кажется, что раз Родина моя – Россия, то и стены бы меня защитили лучше? Если так, то зря на Америку наговариваю… Но как же мне здесь всё стало омерзительно!»

С таким скверным настроением на душе Быков дошёл до нужного здания. Там было что-то типа большой студии для фотосессий, где в разных помещениях в зависимости от желаний заказчика стояла мебель разных стилей или эпох. Как раз на третьем этаже и находился нужный Быкову зал.

Зайдя внутрь, он оказался в помещении с приятным глазу мягким освещением, декором и мебелью в стиле XIX века. Посреди стояли два мягких кресла и деревянный журнальный столик, а напротив них камера.

Справа была открыта дверца шкафа, из-за неё выглянула Марлоу.

– О, мистер Быков! – посмотрела на часы на стене, – вы даже чуть раньше подошли…

– Вроде шёл не торопясь, а оказалось, что довольно быстро. Так часто бывает… – глупо улыбнулся Саша.

– К сожалению, я пока что ещё не готова. Подождёте чуть-чуть?

– Да, конечно.

– Кстати, вам специалист по мейкапу или гримёр не нужен?

– Зачем? – удивился Быков.

– Ну… Красоту навести, шрамы, возможно, какие-нибудь скрыть или чтобы посвежее выглядеть на камеру…

– Да мне кажется, не стоит. Я и так вроде не урод… – Быков тихонько похихикал.

– О, – вновь выглянула из-за зеркала Марлоу, – вы только не подумайте, что я якобы намекаю, мол, вы какой-то некрасивый. Просто это чисто на камеру, так многие делают, чтобы какие-то деффекты скрыть…

Быков усмехнулся и покачал головой.

– Да я в курсе. Не в первый раз уже на съёмки хожу. Просто после развода задумался над тем, какой смысл намазывать на себя тонну тональников, помад и прочей чертовщины… Красоты не прибавит, а моральное уродство не скроет. И смысл тогда во всём этом макияже?

Марлоу рассмеялась.

– Вам виднее.

Быков скромно подошёл к креслу и сел на него, стараясь устроиться поудобнее.

– Как у вас настроение? – спросила Марлоу.

– Вполне. Вполне, – отвечал Быков, – а у вас?

– Да в целом хорошо, только погода сегодня не радует. К интервью готовы? Не волнуетесь?

– Вроде бы нет.

– Если есть темы, которые вы бы хотели опустить, говорите сейчас. Я подправлю вопросы.

«Вот это да!» – подумал Быков. Он шёл на интервью как на смертную казнь или на лоботомию, где его будут заживо препарировать по теме развода с Оксаной, а Кэтрин, как оказалось, готова пойти навстречу и неприятных вопросов не задавать. Далеко не каждый журналист так сделает. Некоторые ради сенсации готовы мать родную продать, а другие любую сказанную тобою глупость в заголовок выставят, чтобы читатель обязательно понял, интервью с каким глупцом он сейчас читает. Быков, отправляясь на встречу, ничего хорошего от Марлоу и не ждал. Уже привык на каждом интервью следить за словами, чтобы не показаться в кадре глупцом. А тут вот оно как! Неужели она не такая как другие? Не уж то это та самая журналистка, у которой есть совесть? Или просто прикидывается?

– Ну, я понимаю, что в свете моей ситуации тяжело не упомянуть о разводе, но хотелось бы, чтобы всё-таки спрашивали про спорт, то есть мой основной род занятий. Личная жизнь, понимаете… Ну, она на то и личная, чтобы…

– Не переживайте! – отвечала журналистка, выставив перед собой руки, – я всё понимаю. Никаких вопросов про развод…

– И про войну с Украиной, пожалуйста, не нужно вопросов.

– Конечно, Алекс, – мило улыбнулась Кэтрин.

– Спасибо! – кротко улыбнулся Быков, – когда начинаем?

***

– Так, ну что? – спросила Марлоу, – камера готова?

– Готова! – отвечает оператор.

– Как я выгляжу в кадре?

– Как всегда ослепительно, Кэт.

– Да ладно, ты мне льстишь, Джимми! – улыбнулась Марлоу.

– Ни капельки.

– Ну и отлично. Что со звуком?

– Микрофоны готовы.

– Давай проверим. Раз, раз. Раз, два. Слышно?

– Да.

Марлоу вопросительно взглянула на Быкова. Тот посмотрел на петличку у себя на воротнике и произнёс:

– Раз… Раз, два.

– Всё слышно! – звуковик показал большой палец.

– Тогда… – сказала Марлоу, – начинаем запись через три… Два… Один… Добрый вечер, друзья! Добро пожаловать на шоу «Звезда дня», и сегодня наш скромный эфир почтил своим присутствием известный спортсмен, хоккеист, форвард клуба Нью-Йорк Рейнджерс и один из самых титулованных игроков команды Александр Быков! – повернулась к Саше, – здравствуйте, Алекс!

– Привет, Кэт! – покивал Быков.

– В первую очередь я хотела бы задать вот какой вопрос. В свете сложившейся ситуации у ваших фанатов, Алекс, могут возникнуть вопросы по поводу будущего в Нью-Йорк Рейнджерс. Вы уже обсуждали с руководством клуба, что будете делать дальше? Насколько я помню, в последних интервью президент и главный тренер высказывались резко против вашего увольнения… Их мнение изменилось?

– О, да. У нас был разговор с Макмастером и Лаудом. Они сказали, что ситуация никак не сможет повлиять на моё участие в клубе. На данный момент… Я правда не хочу, дабы вы думали, что я там слишком самовлюблён, но это факт – на данный момент я самый топовый игрок Рейнджеров, поэтому ситуация с разводом вряд ли как-то поменяет то, что без меня в следующем сезоне у клуба начнутся большие проблемы. Так что, я думаю, что всё будет хорошо. Фанатам не о чем волноваться.

– Насколько эта ситуация влияет сейчас на ваше психологическое здоровье и физическую форму?

– Ну на самом деле сложно сказать про физическую. Ни сезон, ни даже подготовка к нему так и не начались, поэтому не знаю. Что до психологического, то не думаю, что хоть кто-то когда-либо мог легко пережить развод с женщиной, которую любит, легко, поэтому да… Происходящее перенести непросто, но я стараюсь.

– В интервью журналу Rolling Stone вы рассказывали о том, что отец отправил вас заниматься хоккеем, когда увидел, что вы на катке избиваете другого мальчика. Мне хотелось бы поподробнее разузнать про этот момент, потому что на поле вас характеризуют как весьма грубого игрока. Вас с самого детства натачивали к жестокости на поле?

Быков рассмеялся.

– Слушайте, хоккей – это жёсткая контактная игра, где эмоции иногда переполняют довольно сильно, поэтому нужно быть готовым защитить себя в случае чего. У нас в России даже по поводу данной особенности хоккея сочинили песню «Трус не играет в хоккей» называется. Все, кто следит за данным видом спорта, об этом знают. У нас между советскими игроками и канадцами забивы были ещё со времён Суперсерии, потому про эту особенность знают даже те, кто в хоккей не играет. Мой отец сам в советское время играл и был в курсе сложностей хоккея в этом плане, потому никогда бы и не согласился отдать меня на лёд, если не докажу, что не сломаюсь после первого же силового. А тогда он окончательно убедился в моём характере, в крепости духа, потому и разрешил записаться на секцию хоккея. А до этого показывал хорошие спортивные результаты ещё в аналоге хоккея для зала – флорбол называется. Уже тогда отец понял, что я смогу стать хорошим игроком, но он, повторюсь, считал, что помимо техники на льду нужен ещё и характер. А когда я показал его в драке, то он и понял, что я смогу. Потому ничего криминального тут нет. Жёсткость – это такая особенность хоккея.

– Как только вы переехали в США в 2012 году, вы старались вообще ни в каком виде не оценивать роль Владимира Путина как президента России. Как вы говорили, спорт должен быть вне политики. Ваше отношение к нему изменилось со временем? Теперь вы готовы его осудить за агрессию против Украины?

Этим вопросом Быков был слегка шокирован. «Какого чёрта?» – подумал он: «Я же её попросил не трогать в вопросах политику! Зачем она спросила про Путина и войну?» Но камеры включены – надо выкручиваться.

– Я понимаю, конечно, что происходящее сегодня с Украиной может кому-то не нравиться. Я тоже не в восторге. Но не я виноват в этом. Уж если вам интересно, почему многие из моих соотечественников его поддерживают, то тут ответить несложно. Народ видел позитивные изменения в стране, надеялся на то, что перемены в лучшую сторону продолжатся, и они будут завтра жить лучше, чем жили вчера. Со временем мнение многих в России о нём несколько изменилось. Например, друзья у меня там остались, иногда пишут о том, что происходит в стране. Увы, там не всё радужно, как хотелось бы. Но для многих он выглядел тогда, да и сейчас тоже смотрится наилучшим лидером и президентом. Для кого-то к счастью, а для кого-то к сожалению.