Полная версия
Другая сказка
Владимир изучающе оглядел девочку и молча кивнул, после чего закрыл массивную дверь, разделяющую мир людей и лесной мир, и ушел в сторону своего дома.
Этот парень, с виду вечно хмурый и молчаливый, всегда отличался своей душевной добротой. Он стремился защитить любого, даже того, кто был не прав, потому что считал, что у каждого человека – своя правда, свой взгляд на этот мир. Этому его научил отец. Надо отдать должное Игорю, сын его рос настоящим защитником и с малых лет знал свое призвание. Он знал, что однажды женится на Мире и принимал это как свой долг. Владимир не рассказывал этого никому, да и общаться со сверстниками не стремился, а девушек своего возраста обходил стороной, чтобы не обижались они на него за то, что он не рассматривает их в невесты.
А девушки смотрели на Владимира с трепетом в душе, он был очень красив: высокий рост, широкие плечи, сильные руки. Волосы цвета золотистой пшеницы, которые он изредка забирал в хвост, и глаза цвета чистого весеннего неба. Взгляд был у него всегда уверенный, но добрый. Его подбородок уже начинала украшать юношеская щетина, что придавала еще более грозный, но такой привлекательный вид. Взглянув на него, можно было сразу сказать, что он станет надежным мужем. Вот только все красавицы в деревне не могли дождаться дня, когда он выберет себе невесту.
Все девушки уже смирились с тем, что Владимир не смотрит в их сторону, и даже не предпринимали попыток заговорить с ним, но была среди жителей деревни красавица, которая хранила свои чувства к этому юноше. Ее звали Дея. Она целыми днями обучалась у матери самым разным премудростям и старалась запомнить каждую мелочь, что пригодится ей в будущем, когда они с Владимиром будут жить вместе. Она могла представлять, как он восхищается ее хозяйственности и мудрости целыми ночами. Но Дея никому и никогда, кроме своих самых близких подруг, не говорила о любви к юноше. Она планировала признаться в своих чувствах Владимиру в день своего шестнадцатилетия, когда Владимиру уже исполнится девятнадцать, но до этого нужно будет подождать еще пару лет.
Дея была красива собой и стройна. Ее черные, словно смоль, волосы спускались в густой косе к поясу. Выразительные глаза зеленого цвета гипнотизировали из-под пушистых темных ресниц каждого юношу в деревне, но Дея четко ставила границу, давая понять, что больше, чем дружбы, у нее ни с кем не может быть.
Дружбы между Деей и Мирославой не могло быть, потому что первая видела, с каким теплом Владимир смотрит на Миру, как заботится о ней и как оберегает. Дее казалось, что ему нравится Мира только из-за ее необычных волос, веснушек, которых у остальных не было. Она нарочно при удобном случае высказывалась о рыжеволосой плохо и ставила ее внешность укором. Ведь Мира такая одна, а таких, как Дея, много, целая деревня была с темными волосами и мраморной кожей. И Мирослава верила в то, что ее внешность неправильная, несуразная, а фигура нескладная, ведь все девушки должны быть в теле, а у нее от тела только название. Угловатые колени, локти, тонкая шея и ямка у ключиц, которая слишком сильно выделялась при вдохе. Кому же приглянется такая неказистая, непонятная девочка? Все эти мысли навязала Мире Дея в попытках отвлечь внимание Владимира на себя. На высокую, бледную, темноволосую статную красавицу. Но пока что ее попытки не принесли никакого результата.
Проводив юношу взглядом, Мира пошла в сторону дома, где жила Домна. У входной двери стояла корзина с травами, которые она успела собрать, пока непослушная резвилась в лесу. Мира была уверена, что старушка именно так думала, но сейчас она увидит цветок папоротника и не станет браниться. Домна наверняка знала, что нужно делать с цветком, как его применить и от чего он может уберечь.
Только Мира протянула руку к круглой ручке, за которую всегда нужно было сильно дергать, чтобы дверь распахнулась и впустила гостя, как в груди зародился страх. Мире стало страшно от того, что матушка будет ругаться, что Мирослава сбежала, и накажет за это. Тогда не видать ей больше ворона, не видать широких полей и рассвета в поле. Она будет вечной пленницей этого высокого забора, этих людей, которые все время требовали от Миры любви к себе.
Мира отняла руку от кольца и зашла в сад за домом, спрятавшись под раскидистые ветви яблони. Мирослава знала, что цветок папоротника способен на чудеса, поэтому села на землю и поднесла нежные лепестки к губам. Оставив свой невинный, искренний и детский поцелуй, Мира зашептала:
– Прости, что сорвала тебя, прекрасный цветок. Прости, что оборвала твою жизнь ради одного лишь своего желания, – она провела пальчиками по цветку. – Я не стану просить для себя красоты неземной или хорошего мужа в будущем. Меня это не интересует, цветик, понимаешь? Я лишь хочу однажды обрести свободу и дом. Дом, где моя душа будет спокойна. Выполнишь мое желание, цветик?
В руках Миры цветок сначала дрогнул, а затем его лепестки начали по очереди загораться яркими цветами. От растения повеяло волшебным ароматом. Мире казалось, что этот аромат можно было сравнить с большим количеством цветов со всего их большого поля в одном месте. Яркие волосы Мирославы колыхнулись от последнего дуновения цветка, и папоротник перестал мерцать, а затем увял, скрутившись в трубочку.
– Что ты здесь делаешь? – послышалось за спиной.
Мира вздрогнула и обернулась.
– Здравствуй, Дея.
Белокожая девушка стояла неподвижно, словно осина. Ее густая черная коса лежала на плече и блестела на последних лучах солнца.
– Я слышала, как ты что-то шептала, – сощурив глаза, прошептала Дея. – Если вздумаешь приворот сделать на Владимира, то я скажу сейчас же Домне об этом!
Мира вздохнула, поднимаясь с земли. Ничего нового. Снова местная красавица пытается заподозрить Миру в колдовстве, черноте и прочих неприятных моментах.
– Нет, я не собиралась делать приворот. Зачем мне это нужно?
Дея подняла бровь, надменно осмотрев рыжеволосую. И каждый бы мог сказать, что во взгляде Деи была лишь неприязнь, но только мудрые люди смогли бы распознать зависть. Черную зависть ко всему, что было в Мире.
– Полагаешь, что ты так прекрасна, что и приворот не понадобится? Тебе о муже и детях только мечтать можно, никому не нужна такая замухрышка, как ты.
Мира отвела взгляд. Дея была старше всего-то на один год, а подавала себя так, словно она в этой деревне хозяйка, словно все, что есть тут, принадлежит ей.
– Ты пришла к Домне? Вот и иди к ней. Что пристала? – Мира не сходила с места, сжимая высохший цветок в руке за спиной.
– Вот и пойду, не нужно указывать мне. Я пришла за травами, которые Домна собрала в купальское утро. Они обладают сильнейшей энергией. Я приготовлю самое редкое снадобье и преподнесу подарок Владимиру. Он оценит мой жест, поймет, какая я заботливая, и, наконец, обратит на меня свое внимание.
Мира скучающе зевнула.
– Ну, так что же ты ждешь? Иди.
Дея смахнула тяжелую косу с плеча и поднялась по ступенькам. Открыв дверь, она вошла в темноту, в которой скрылась.
Близился закат. Мирослава оглядела потемневший цветок и развязала мешок, который был привязан к поясу. Положив бережно в него остатки прекрасного цветка папоротника, Мира осмотрелась. Поблизости никого не было, поэтому она пошла от дома Домны в сторону своего двора. Скоро вся деревня выберется из домов, чтобы собраться вокруг очищающего огня. Нужно было готовиться.
Глава 5
Очищающий огонь
Безопасно. Тихо. Но вовсе не спокойно.
Дом окутал мраком медноволосую, тишина угрожающе давила на уши. Неужели никого уже не было дома?
– Тятя? – тихо позвала Мира пересохшими губами, но никто не отозвался. Половица скрипнула под ногой Миры, заставляя все тело оцепенеть от страха.
– Тятя, я знаю, что ты и матушка дома, зачем же вы меня пугаете?
Страшно рыжеволосой было не за то, что она осталась дома один на один с чем-то пугающим, а за родителей. В душе Миры все замерло, словно подсказывало, что случилась беда.
Шаг. Еще один. Скоро покажется ее комната. Осталось обойти большую печку, на которой висели пучки трав, собранные еще в прошлом году. В окно пробивались последние лучи красноватого солнца, озаряя темные стены в доме. Обогнув печку, Мира прошла в свою комнату, но в ней все было прежним. Ничего не изменилось с того момента, как она ушла с Домной за травами: заправленная кровать, комод, на котором лежала белоснежная салфетка, связанная матушкой на день рождения Миры, и небольшая лампада. Табурет, на котором стояла тряпичная кукла-оберег – подарок Домны. От куклы пахло душистой мятой, с ней было хорошо засыпать.
Только родителей нигде не было. Даже в их комнате.
Выйдя во двор, Мира прошла в старый амбар, где отец часто занимался своими делами. Но все его инструменты лежали на своих местах, и это было понятно, никто не работал в день Купала, все отдыхали и впитывали в себя знойные лучи солнца.
Мирослава окинула взглядом двор и решила пойти в самое сердце деревни – на небольшую площадь, где многие жители днем торговали овощами, травами, грибами, ягодами, оберегами, вытесанными из дерева, даже вышитые рубахи продавали лучшие мастерицы. В их числе была и Дея. Она так ловко вязала, шила и вышивала, что родители ее не стали думать, куда девать все это добро, и отправляли дочь на рынок. Спросом ее одежда пользовалась всегда, да и цена была приличная, никто не задирал высокую цену на свой товар.
Вечером, когда солнце уже клонилось к лесу, с площади слышались пение и веселые крики детей. Празднование началось.
Мирослава вышла из дома и закрыла за собой дверь, понимая, что родители бы ни за что не забыли закрыть дом на засов. Тревога загудела в ушах. Завернув за последний дом перед площадью, Мира увидела большой костер. Он, казалось, достигал самого неба, а искры летели вверх и оставались на синем небосклоне в виде звезд. Все вокруг пели и танцевали, от молодых пар до старушки Домны. Даже она в этот вечер позволила себе веселиться. В сторонке стояли скромные девушки, томно глядя в сторону юношей, а те, в свою очередь, толкались между собой и перекрикивали друг друга, мол, кто осмелится первым прыгнуть через очищающий огонь?
– Мира, – прикоснувшись к плечу, шепнул на ухо рыжеволосой Владимир.
– А? – обернувшись, с потерянным взглядом спросила Мирослава. – Доброго вечера тебе, Владимир. А я тут матушку с отцом смотрю.
Владимир возвышался над ней, будто скала. Во мраке он казался более взрослым, чем при свете дня.
– Они танцуют, идем, – мягко взяв за руку Миру, он повел ее в сторону костра под многочисленные удивленные взгляды ровесниц.
Поодаль от костра стояли девушки, а в центре их была Дея. Она надела свой лучший наряд для того, чтобы выделиться среди всех, кто придет на празднование, сплела себе обрядовый венок из самых разных трав и цветов, чтобы аромат вокруг ее был притягателен, но Владимир даже не смотрел в ее сторону, словно не замечал одну лишь ее в этой деревне. И все старания девушки были зря.
– Что он нянчится с ней, словно с сестрой? – злобно процедила Дея сквозь зубы так, что кожа вокруг стоявших девушек покрылась неприятными мурашками. Никто не хотел переходить дорогу своей подруге, никто не хотел ссориться. Не славилась Дея добродушностью среди жителей, она была злопамятна и всегда напоминала всем обидчикам их проступки.
– Возможно, он просто в темноте не разглядел тебя? – предположила Анна, близкая подруга Деи. Она одна из немногих могла вытерпеть все выходки этой холодной и жесткой девицы. А сама Анна была нежнее цветка: светлые, кудрявые и слегка непослушные волосы, заплетенные в косу. Ясные, чистые голубые глаза, которые были, как морская гладь. Хотелось смотреть в эту добрую бездну вечность. Ее милые светлые веснушки, которые были разбросаны на носу, придавали миловидные черты, а алые губы манили многих парней, что ходили к ней свататься. Анне было семнадцать лет, но суженого она себе так и не выбрала. А родители ее не докучали этим, потому как считали, что человек живет и так столь короткую жизнь, поэтому никак нельзя ее прожить с нелюбимым.
– Подойдем к костру? – подхватила идею вторая близкая подруга Деи. Она отличалась от всех красавиц в деревне своей нескладностью. С самого рождения бедняжка страдала от горба, который никак не смогли исправить местные лекари и Домна. Так и осталась Гита с некрасивой осанкой. Но ладно бы Боги остановились на спине, девушку наградили большой, темной и объемной родинкой на носу. Хоть матушка Гиты и старалась внушить своей дочери то, что она прекрасна, это не помогло. Гита видела себя в отражении и понимала, что таких, как она, больше нет, и она очень надеялась, что не будет. Ведь такого зла не пожелаешь никому, даже самому заклятому врагу. Девушка очень хорошо помнила насмешки невоспитанных мальчиков в детстве о том, что такую, как она, даже леший побоится, а русалки и вовсе не захотят, чтобы такая, как она, была среди них. И Гите казалось, что они говорят правду, ведь у нее не было красивых, блестящих и густых волос, вместо роскошной косы болталась тощая ниточка из серых прядок. Глаза были вечно влажными, пустыми, ничего не выражающими. И все насмешки в ее сторону касались исключительно ее внешности. Она помнила, как горько плакала в саду у своего дома и не подпускала мать к себе, как обвиняла ее в том, что они с отцом породили чудовище, но сейчас, когда прошло уже десять лет, никто из юношей не помнил тех обидных и некрасивых слов. Только Гита, бедная Гита все помнила и держала при себе.
– К костру не пойдем. От него мое лицо сразу покраснеет, а мне нужно, чтобы кожа оставалась белой, – ответила Дея и гордо повела плечом. – А тебе, Гита, вообще должно быть комфортно в тени. Возможно, Владимир не подошел и не посмотрел в мою сторону, потому что ты рядом стоишь.
Анна обернулась на Дею, укоризненно покачав головой, а Гита тут же опустила голову и отступила на шаг во мрак, где ее мало кто увидит.
– Зачем ты так? – Анна грустно взглянула на подругу, которая отошла за их спины. – Она не виновата в том, что такой родилась. Как и ты не виновата в том, что прекрасна с самых первых дней своей жизни.
Дея улыбнулась лишь краешками губ, промолчав в ответ. Она испытывала наслаждение, когда окружающие говорили о ее красоте и стати. Она любила смотреть на себя в зеркало, долго причесывать черные, словно смоль, волосы, разглядывать свои густые ресницы, цвет глаз, белую кожу и голубые вены, сеточкой распластанные по телу. Она любила себя и требовала такой же любви от других.
Вот только не могла она понять, отчего Владимир не может полюбить ее в ответ. Полюбить так, чтобы Дее хватало этого чувства. Найдя глазами в толпе людей объект желания, Дея не сводила с него глаз, в то время как Владимир передавал Мирославу в руки родителям.
– Мирослава, где ты была? – ахнула Марья, порывисто обняв дочь. – Мы с отцом не стали тебя ждать дома, отправились на площадь в надежде, что ты здесь, но не увидели тебя.
Мира отвела взгляд. Она не хотела обманывать родителей, но рассказывать о прогулке в лес тоже не хотела. Не сейчас. Хотелось спокойно сесть за стол и рассказать все, не упуская ни единой детали, а здесь, в такой суете и шуме, они вряд ли смогут понять рвение души своей дочери в то опасное и нечистое место.
– Прошу меня простить, – вступился Владимир, приобняв Мирославу за плечи. – Я встретил вашу дочь на площади до вашего прихода и предложил прогуляться до реки. Простите мне эту дерзость, нужно было предупредить вас.
Щеки Мирославы неожиданно покрылись румянцем. Она облегченно, но незаметно выдохнула и расслабилась, чувствуя, как тепло от руки Владимира растекается от плеча по руке. Он никогда не позволял себе таких жестов, поэтому удивилась не только Мира, но и все девушки, наблюдавшие со стороны. Заметив на себе многочисленные взгляды, рыжеволосая подняла голову, чтобы взглянуть на Владимира, но у него не дрогнула из-за лжи ни одна жила на лице. Его взгляд был прямой и уверенный, внушающий не только доверие, но и уважение.
Родители переглянулись, и в одно мгновение их лица смягчились, появилась добрая улыбка. Святослав обнял одной рукой жену, прижав к себе, и одобрительно кивнул юноше.
– Не извиняйся. Дело молодое, гуляйте.
Затем отец Миры, взяв за руку жену, отошел в сторону. Когда Владимир убедился, что шум вокруг поглотит его слова, которые он прошепчет Мире на ухо, наклонился над подругой и опалил дыханием девичью шею:
– Не благодари.
Он отстранился от нее и дал возможность Мире прийти в себя.
– Да, – выдохнула она после короткой паузы, за время которой кровь отошла от щек. – Да хранят Боги тебя, Владимир. Даже не знаю, что они смогли бы подумать о том, что произошло со мной за этот день.
Юноша молча пожал плечами.
Мирослава хотела сказать ему еще что-то, но ее отвлек визг девушек, прыгающих через уже утихший костер. Она обернулась, и лицо ее озарила улыбка. Мирослава всегда хотела попробовать перепрыгнуть костер со своей подругой, но каждый год стояла в стороне, потому что ни с кем не сдружилась настолько, что можно было бы проверить эту дружбу купальским огнем.
Хоть Мира и защищала каждого, старалась со всеми быть доброй и отзывчивой, ее недолюбливали. И с каждым днем Мирослава понимала, что, чем больше помогает, чем больше откликается на просьбы, тем больше все вокруг относятся к этому как к должному. Это не просто огорчало, это угнетало и разочаровывало Миру. Но в то же время ей не нужна была корыстная дружба от ее сверстниц, которые находились бы рядом только тогда, когда им это было бы необходимо. Правильно подобрать травы на отвар, погадать на суженого, попросить заговорить какую-нибудь болячку и прочие хитрости, которые знала и могла делать Мирослава. Ей не нужна была такая нечестная дружба.
Практически все девушки стояли в очередь к костру в парах, некоторые были с подругами, а некоторые с юношами. По девушкам было видно, что они волнуются о том, что руки расцепятся, ведь это означает, что такому союзу не суждено случиться, а вот мальчишки совсем не переживали. Они переглядывались между собой и подмигивали. Словно подговаривались заранее о том, что отпустят руку или наоборот, будут держать крепче, чтобы не упустить спутницу. Они будто бы знали все наперед.
– Прыгнешь со мной? – снова опалив горячим дыханием шею, спросил Владимир.
– Хочешь проверить, крепка ли наша дружба?
Юноша осмотрел лицо Мирославы. Неужели она не видит все то, что он для нее делает? Считает, что он так поступает только лишь из-за того, что хочет дружить? Разве не возникло в ее голове ни разу мысли о том, что между ними могло быть что-то большее, чем просто дружба? Но глаза Мирославы были чистыми, честными, искренними, такой взгляд был свойственен младенцу, у которого нет никаких тайн от окружающих. Так оно и было, ведь Мира была такой с самого детства. Владимиру не хотелось портить момент своими признаниями, поэтому юноша перевел взгляд на полыхающие языки пламени и тихо ответил:
– Да.
Не глядя на рыжеволосую и такую красивую в его глазах Миру, которая была ему по судьбе, он переплел их пальцы и шагнул к костру.
Сердце Мирославы в трепете забилось, предвкушая прыжок. Она пообещала себе не закрывать глаза и не кричать от восторга, чтобы другие не думали, что ей стало страшно. Шаг за шагом, ступая вслед за Владимиром, она смотрела по сторонам и ловила на себе пристальные взгляды, понимая, что сейчас обидела добрую половину прекрасного пола тем, что Владимир выбрал ее. Но почему же тогда все эти девушки смотрели на нее? Мира не понимала своей вины, ведь это не ее выбор. Почему бы не посмотреть испепеляющим взглядом на Владимира? Почему бы не обдать его презренным и ревнивым огнем?
– Готова? – сжав крепче тонкую кисть, спросил юноша.
– Всегда! – воодушевленно ответила Мира, оставляя чувство угрызения совести за спиной. Она смотрела лишь вперед, туда, где языки пламени облизывали небосклон, выплевывая яркие звезды в виде искр, которые рвались вверх.
– Тогда вперед, – выдохнул Владимир, опираясь на ногу, чтобы взять старт.
– И только вперед, – согласилась Мира, готовясь к разбегу.
Они словно силой мысли отсчитали до трех и побежали к костру и, не договариваясь, не произнося ни единого слова, одновременно прыгнули.
– Ах! – схватив воздух ртом, произнесла Мира, когда посмотрела под ноги, в самое жерло костра. Там, в самом центре, что-то ярко засветилось и ослепило всего лишь на мгновение, заставляя прикрыть глаза. Мирослава словно замерла в полете, ощущая жар, исходящий от костра, который будто бы вычищал каждую клеточку, каждый сантиметр кожи, каждый уголок души от дурного. Тело давало подсказки: пора спать, нужно расслабиться и закрыть глаза. Скоро будет спокойно и тепло. Тишина словно залезла в уши, перекрыв проемы, чтобы звуки вокруг не доносились, не тревожили. И как только Мира поддалась сладкому искушению, почувствовала, как руку тянут, сжимая крепче.
Звуки вернулись, как только Мира открыла глаза. Владимир беспокойно осматривал ее лицо.
– В порядке? – спросил он.
– В полном, – улыбнулась в ответ она. – Кажется, наша дружба продлится много лет. – Мирослава кивнула на их сцепленные пальцы.
Владимир улыбнулся.
– Конечно, Мира. Мне приятно, что ты согласилась прыгнуть со мной, что смогла довериться.
– Я не сомневалась ни на секунду в тебе, Владимир! – Мирослава отпустила руку и осторожно поправила платье, а затем и волосы, которые немного выбились из косы.
Солнце спрятало последние лучики за вершинами деревьев, от чего воздух ощутимо стал прохладнее из-за поднимающегося тумана с реки. Он тянулся между домов, деревьев, застилая, словно мягким одеялом, землю перед сном. Костер уже не был таким высоким, поэтому взрослые позволили своим детям резвиться вокруг него, а некоторые даже отважились несколько раз перепрыгнуть через последние языки пламени.
Владимир не отводил глаз от Мирославы, пока та рассматривала вокруг себя людей. Он разглядывал ее складочки на носу, когда она улыбалась и морщилась, смотрел, как она складывала руки и прижимала их к груди, наблюдая за детьми, прыгающими через костер. Ему было радостно от мысли, что когда-то отец дал свое разрешение на их с Мирой брак. Юноша с самого начала знал, кто ему будет невестой и представить кого-то другого на ее месте просто не мог. А сейчас, когда он подрос, когда рассмотрел в ней особенные черты, характер, понял, что даже если бы их родители не сговорились, он не стал бы давать надежду другим, потому что Мирослава запала в самое сердце кузнецкого сына.
– Как тебе праздник? – появившись из ниоткуда, спросила Дея и приблизилась к Владимиру, но он даже не обернулся на источник голоса.
– Понравился. Впрочем, как и каждый год. Что-то хотела?
Дея отвернулась, словно от слов своего избранника получила звонкую пощечину. Он никогда не отличался вежливостью, когда девушка изъявляла желание поговорить. Будто чувствовал, что она подходит неспроста, а Дея сердилась от того, что у нее не находилось веской причины поговорить с ним больше нескольких секунд. Владимир понимал, зачем она приглашает его погулять у реки, зачем предлагает испить воды, которую она принесла ему в жару, когда он трудился и испытывал жажду. Все ее взгляды, разговоры ни о чем сводились к полному игнорированию. Юноша понимал, что обижает ее, но ведь если он и улыбнется в ответ или согласится на прогулку, потом Дея не поймет отказа. Поэтому Владимир решил, что лучше не давать ей и другим девушкам даже шанса на то, что между ними может что-то быть.
– Вообще-то да, хотела тебя спросить, – неуверенно ответила Дея, стараясь не смотреть на него, ведь иначе она не сможет сопоставить слова и запутается, упустив шанс побыть с ним рядом хоть немного. – Не мог бы ты помочь мне с одной вещью?
Владимир устало выдохнул, прикрыв глаза. Он мог распознать ложь даже у самого опытного вруна.
– Дея, – твердо произнес он, повернув голову в сторону темноволосой. – Когда тебе действительно понадобится помощь, я с удовольствием помогу, но сейчас я вижу, что ты не нуждаешься во мне.
Дея несколько раз кивнула, понимая, что он не хочет продолжать диалог. Снова.
– Ты бы знал, как нуждаюсь… – шепнула она, развернувшись, и, отыскав взглядом в толпе своих подруг, пошла в их сторону с гордо поднятой головой и прямой осанкой.
Владимир снова вздохнул, посмотрев в сторону Мирославы. Хорошо, что она не видела Дею, ведь он знал, что между ними что-то происходит. А если быть точнее, что происходит у Деи, когда она видит Миру рядом с ним. Ему не нравилась эта ревность, ведь она была необоснованной.
