Созвездие FuckUpов

А тут ещё и категорический отказ от детсада, хоть убей.

Проблему решила баба Рая, живущая в нашем же доме, в другом крыле.

Родители ей скорее всего доплачивали за подработки няней, так как жила баба Рая крайне бедно. Ремонта в квартире не было давно, углы постоянно протекали, от низких температур и влажности поселилась плесень, мебель была максимально скромной, содержимое холодильника таким же. Но мне невероятно нравилось у неё оставаться.

Возможно, из-за того, что она сама всегда была на позитиве, бодрая такая пожилая женщина, приятная. А весь апофеоз заключался в том, что я – привередливое капризное брезгливое дитя, коему дома готовили отдельные блюда, просто до безумия полюбила суп, который попробовала у неё. Хотя суп – слишком громкое название. Похлёбка из воды, картошки и лука.

После возвращения матери сразу же потребовала этой похлёбки.

И она пошла за рецептом в другое крыло дома (господи, каким же я была отвратительным ребёнком). Вернулась, естественно, с круглыми глазами.

– То есть ты просишь меня сварить тебе суп просто из картошки и лука?

– Да.

– Без курочки? Без говядины?

– Да.

– Ты понимаешь, что баба Рая кушает это от нехватки средств?

– Да. Свари похлёбку, как у бабы Раи.

Никогда, слышите, никогда не идите на поводу у своих детей, иначе они сядут вам на шею и будут управлять до тех пор, пока не скинете их оттуда …

Вернёмся к бабе Рае.

Она в целом благоприятно повлияла на меня. Научила молиться перед сном.

Одну из молитв, кстати, читаю до сих пор каждый вечер.

При ней я всегда была ангелочком.

И она не понимала, почему родители предупреждали о некоторых моих закидонах.

Благодаря ей я поняла, что можно быть хорошим человеком вне зависимости от достатка. Что можно жить скромно и при этом качественно. И внутренние установки – основной показатель личности.

Спустя какое-то время мои капризы сошли на нет.

Естественно, не без влияния бабы Раи.

Меня никогда не оставляли дома одну.

Но тот день стал исключением. Родителям понадобилось срочно уехать до позднего вечера. Баба Рая гостила у внучки в соседнем городе. Поэтому решились на риск. Вроде бы взрослая и соображает, шесть лет всё-таки. Прочитали мораль. Строго-настрого запретили подходить к плите, спичкам, аптечке и острым предметам. Потом дверь захлопнулась. И я осталась одна.

В зазеркалье нашей квартиры.

Само собой, в первую очередь были проверены на наличие запретного все недоступные ранее шкафы и полки. Съеден припрятанный сундучок с конфетами. Исследована аптечка и презервативы (оттуда мозгов хватило ничего не есть).

Потом мне стало скучно.

Достала доску на ножках, усадила всех кукол по рядам, решив, что им обязательно надо преподать грамоту и сложение простых чисел.

Урок сначала шёл хорошо, куклы соблюдали тишину в классе и внимательно меня слушали.

Затем случилось это.

То ли сказалась интоксикация сладким, то ли виденные ранее ужастики.

Одна из кукол повернула голову и резко посмотрела на меня, сверкнув своими пустыми кукольными глазами. Я подумала, что показалось и продолжила вести урок. Но кукла снова повернула голову в мою сторону.

Холодок прошёлся по корням волос.

Резко рванула в родительскую кровать, накрылась пледом, заткнула его со всех сторон и просидела так до прихода родителей.

Не успел повернуться ключ в замочной скважине, как я оказалась на шее матери и завопила:

– Выкиньте всех кукол! Сожгите их! Прямо сейчас!

– Что с тобой? – прохладная рука коснулась моего лба.

– Они живые, они хотят меня убить! Знаешь как она на меня посмотрела? Нет, не знаешь. А она посмотрела. И шеей вертела! Уберите их всех из квартиры.

– Но ты же их любила…

– Да, а теперь они хотят меня убить.

Куклы были собраны в два больших мешка и вывезены в ближайший детский дом.

Я не плакала и не жалела.

С тех пор педиофобия пополнила и без того внушительный список, и ни одна кукла больше не делила со мной жилплощадь. Симпатия перекинулась на уменьшенные мягкие игрушки.

И да, той ночью меня увезли в реанимацию с передозом сладкого.

Плюс фобия. Минус страсть к конфетам.

Сохранение баланса в мире.

Эпизод 8. Потребность в самостоятельности

Помимо философствований, изложения стихов в маленькие блокноты и ненависти к куклам во мне также преобладало непонятно откуда взявшееся стремление к спорту, точнее к гимнастике.

Выражалось оно в исполнении всевозможных пируэтов на ковре. Я скручивалась в какие-то невозможные фигуры. Но этого никто не замечал. Материнская потребность в гениальном ребёнке впихивала меня во всевозможные кружки, которые я не успевала посещать. Эстрадные танцы, музыкальная школа, художественная школа … Голова шла кругом, и ничего из этого особого восторга не вызывало.

А в трансляциях спортивных соревнований продолжала залипать на гимнастов и повторяла их рекорды на персидском ковре.

Очередным вечером, когда меня силками тащили в художку, я обратила внимание на стоявшую по дороге туда спортивную школу олимпийского резерва, табличка была крупной и сложно было её не заметить. Не могу вспомнить, почему сразу не высказала желания пойти туда, хотя, скорее всего, говорила, но получала категоричный отказ или игнор.

После этой находки в моей голове созрел план.

И я его осуществила.

Пока два часа шли занятия в художке, мать уходила по своим делам. То есть эти два часа меня никто не контролировал, кроме преподавателя живописи, которой ровным счётом было плевать, она отрабатывала свои положенные часы за копейки и только умела, что хаять наши работы (вот первопричина нелюбви к рисованию, которое некогда нравилось).

Я воспользовалась шансом, и как только красная юбка в пол исчезла за поворотом, ускользнула из класса будущих живописцев. Путь мой лежал, вы, наверно, догадались куда.

В спортивной школе пахло резиной и свежей краской. До сих пор эти ароматы вызывают у меня экстаз.

Я подошла к вахтёрше и спросила, есть ли у них секция гимнастики. Она ответила и отвела меня в тренерскую к невысокой худощавой женщине лет 55.

Женщина отставила в сторону фарфоровую чашечку и удивлённо вскинула тонкие брови.

– Здрасьте! Я хочу заниматься гимнастикой.

– Хорошо. А покажешь, что умеешь?

К этому моменту я готовилась все свои неполные шесть лет!

Тут же были продемонстрированы разученные из телека элементы.

– Ого! Ты не занималась разве нигде до этого?

– Нет. Сама дома.

– Молодец. Приводи маму, запишем тебя в мою группу. Как раз я набираю новеньких.

Чёрт! А это-то я не продумала.

Как сказать матери о несанкционированном побеге?

Провал был так близок.

Я вернулась к живописцам. Моего исчезновения никто не заметил.

В голове вертелись думы, а ягодицы опять предчувствовали приближение армейского ремня со звездой. «Меня похвалили и согласились взять в группу спортивной гимнастики! Здесь ни разу не хвалили, ни за один натюрморт, ни за один пейзаж. Ни даже за написанного с натуры кота на подоконнике!»

Всю дорогу до дома я молчала.

Дома тоже молчала.

– Ты не заболела? Квёлая какая-то весь вечер.

– Нет.

Папа включил новости. Там Хоркина боролась на чемпионате за Россию, выделывая что-то нереальное для человеческого тела на брусьях …

– Мам, я хочу заниматься гимнастикой!

– Тебе хватает кружков.

– Брошу художку и фоно.

– Почему? У тебя вроде неплохо получается.

– Нет. Плохо! Очень плохо! А гимнастика хорошо! – лицо покраснело. В нос затекла солёная слеза.

– Окей, завтра сходим, разузнаем, есть ли у нас это.

– Я уже сходила. Меня берут …

– Что??!

Как вы понимаете, пришлось пойти на некоторые жертвы и провести аудиенцию с отцовским ремнём за первый опыт самостоятельности. Но в гимнастику меня определили.

Эпизод 9. Грязные дети и Колобок

Наверное, как у многих детей, с едой у меня дела обстояли не ахти.

Варёное мясо – фу. Макароны – фу. Суп – не царское это дело.

Плюс регулярные странные отравления свежими продуктами до «скорой» и капельниц.

Поэтому для повышения аппетита и улучшения пищеварения мне купили керамический набор посуды с героями сказки «Колобок»: чашку, супницу, тарелки, ложечку и вилку. Набор творил чудеса. Дела сразу пошли в гору. Из супницы с лисичкой сметался даже ненавистный куриный бульон. А количество вызовов «скорой» за месяц сократилось в несколько раз.

Но как-то я вернулась с прогулки раньше времени (отцу приспичило в туалет, поэтому променад оказался коротким) и увидела на кухне нелицеприятную картину: грязные, побирающиеся по квартирам дети сидели на моей любимой части обеденного стола и ели из моего любимого набора мою любимую пюрешку.

Не знаю, что побудило мать на этот поступок – чрезмерная жалость, материнские чувства к чужим детям или просто бытовая глупость. Но простить такое предательство я не смогла.

Мой, мать его, набор!

Ору и крикам не было конца.

Детей отец под шумок выпроводил за дверь, насыпав им вдогонку горсть конфет.

А мне устроили воспитательный сеанс:

– Ты понимаешь, что так себя ведут невоспитанные, избалованные ребята? Ты же не такая. Ты хорошая девочка. Такое поведение некрасиво и непозволительно.

– Да, понимаю, но это МОЙ НАБОР.

– Они бедные, им нечего кушать, неужели тебе жалко поделиться?

– Да не жалко мне ничего, но это МОЙ НАБОР!

– Что с ним могло случиться? Сейчас я отмою, и он так же будет твоим. Никто его у тебя не отнимает. Пусть хоть поедят из красивой посуды, у них очень тяжёлая жизнь, ты должна быть милосердной.

– Мама! А если они заразные?

– Нет, это же просто дети, котёнок! – Это вдвойне было странно слышать от человека с медицинским образованием.

– Я всё понимаю, но есть теперь из него не буду. Можешь им подарить.

Театрально вскинув голову, я встала из-за стола и хлопнула дверью.

Включила громко телевизор и села перед ним на ковре.

По телеку шёл репортаж о семьях, оказавшихся в крайней нищете. Журналистка показывала фотографии из альбомов этих людей, где они ещё счастливые и обеспеченные. Но потом предприятия развалились, зарплату задерживали по полгода или выплачивали произведённым товаром. Эти люди оказались в западне экономического кризиса. Бухгалтеры и экономисты пошли мыть полы в подъездах и торговать сосисками на вокзалах. Их дети, осунувшиеся и голодные, в тряпье, что добрые люди дали, жевали засохшие горбушки хлеба.

Я смотрела и понимала, что дети не виноваты в проблемах страны. Что сама могу в любой момент оказаться на их месте и вместо йогуртов жевать сухие горбушки. Мне стало грустно и страшно.

Я видела всё происходившее в то нестабильное время, но отказывалась воспринимать, что больше половины страны оказались на грани. Не все смогли приспособиться, как мои родители, под перестройку. И дети реально не виноваты. Они просто хотят жить. И кушать.

– Мам, когда они ещё раз придут, отдай им мои лосины и этот свитер – вернулась я на кухню, где родители курили в форточку.

– Какая жалостливая муха тебя вдруг укусила?

– Жалко их. Но набор с колобком всё равно продезинфицируй…

Эпизод 10. У попугаев слабое сердце

С младых ногтей во мне взращивали любовь и заботу к живой природе, запрещали кидать мусор где попало (поэтому сейчас я могу нести обёртку от мороженого два километра до ближайшей урны), запрещали кидаться камнями в озёра с лягушками, запрещали пинать голубей.

Больше всего любовь к живому выразилась в кошках.

Сначала я их от большой любви таскала за хвосты, но получив шрам на пол-лица и едва не лишившись глаза, стала проявлять чувства чуть менее яростно.

Коты были у нас всегда, сколько помню, а потом родители притащили волнистого попугая.

Первого волнистого попугая.

Жил он с нами недолго, и летним солнечным днём вылетел на балкон, где мама вешала бельё, сел ей сначала на голову, а потом просто улетел и даже не обещал вернуться.

Мы потосковали, погоревали и завели второго.

Его судьба оказалась не менее трагичной.

Хотя он успел за свой короткий век даже очаровать американцев, которые приехали решать с матерью вопросы по новым методам лечения наркомании. И даже фото этого попугая вместе с моими, выпрошенными на память, сейчас хранятся в чьих-то пыльных альбомах на другом континенте.

До сих пор не могу простить себе этот провал. Хотя ни моей, ничьей вообще вины тут не было. Неудачное стечение обстоятельств.

Кеша (да, мы были неоригинальны в нейминге попугаев) был выпущен на променад по гостиной. Клетка осталась открытой. Здоровенный чёрный кот Барсик (в нейминге котов тоже) в то время прогуливался после сытного обеда мимо этой клетки, его клонило в сон, и он решил прикорнуть именно в ней.

Кеша, нагулявшись, вернулся в свои хоромы.

Увидел мирно спящего там Барсика.

Маленькое птичье сердечко не выдержало выброса адреналина.

Кеша упал замертво.

Барсик ничего даже не понял.

Боже, как я горевала. Это было первое прямое столкновение со смертью питомца в моей жизни.

И ведь какая глупая дурацкая смерть. Ни кот, ни кто-то из нас не был виновен в этом. И от этого становилось ещё горше. Да, надо было предусмотреть, что у попугаев слабое сердце, и не пустить в клетку кота. Надо было закрыть эту чёртову дверцу. Или проверить хотя бы наличие кота в клетке перед возвращением попугая. Но никто и подумать об этом не мог: что просто увидит и просто так сильно испугается.

Глупая. Глупая кончина попугая со слабеньким сердцем.

Больше животных с коротким циклом жизни мы не заводили.

Эпизод 11. Учитель = божество в халате

Не знаю, как сейчас у детей, в наше время учителя приравнивались к небожителям. Мы не могли допустить и мысли, что они едят, ходят в туалет, выходят замуж, рожают детей и испытывают стандартные людские проблемы.

Моя первая учительница, Екатерина Владимировна, была родной тёткой моего соседа по парте Сашки. И он-то привык её видеть во всём обычном человеческом воплощении тёти Кати, а я нет. Сашка не скрывал своих тёплых чувств к моему светлому образу и даже подарил плюшевую божью коровку. Просто так подарил, без повода.

К светлому же образу Екатерины Владимировны тёплые чувства испытывала я. В школу ходила как на праздник.

Она, 23-летняя девчонка, казалась мне идеальной взрослой женщиной, красивой и статной, серьёзной и самой умной на свете. Её уроки я слушала с открытым ртом, ответственно выполняла все поручения. И, естественно, мечтала стать ею, когда вырасту. Ну после собственной матери.

Екатерина Владимировна открыто симпатизировала мне как самой старательной и прилежной, выделяя на фоне других учеников. Даже собственного племянника Сашки.

И вот, когда нам срочно понадобилось в апреле уехать из города, мать забрала мои документы из школы, договорившись автоматически закрыть мне второй класс. Моя «любимая женщина» была в тот момент на больничном. И я ни в какую не захотела уезжать, с ней не попрощавшись.

Мы заехали в соседний район, вокруг стояли трёхэтажки с незакрывающимися дверями. Около этих трёхэтажек потрёпанного вида мужчины играли в нарды, сидя в трико и шлёпанцах на криво сколоченных лавках. Мы поднялись на последний этаж одного из таких одинаковых домов, утопающего в распустившихся цветах заброшенных яблонь. Дверь нам открыла худощавая заспанная девчонка в коротком халатике, с наспех собранным хвостиком на голове:

– Ой, Катюша, привет! – кинулась она меня обнимать.

По голосу я поняла, что это Екатерина Владимировна. Но не могла поверить своим глазам.

Шаблон в моей голове в тот момент больно трещал по швам.

– Проходите, я чайник вскипятила. Конфетки вкусные эти, угощайся.

Мы сидели на маленькой кухонке с высокими потолками, которая была похожа на футляр.

«Обалдеть! Я сижу в квартире МОЕЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ, вот так, как у себя дома, пью чай и ем её конфеты! Она в халате, с растрёпанными волосами, без макияжа и строгой причёски, такая вся домашняя, такая молодая, такая тёплая и родная…»

– Я буду по тебе скучать! Очень плохо, что вы уезжаете, надеялась тебя выпустить в 5 класс. Самая умненькая у меня. Сашка без тебя страдать будет. Он говорил мне по секрету, что влюблён. Вот мой почтовый адрес. Пиши письма. – Она обняла меня так крепко, что я почувствовала запах её крема для лица.

Мы ещё очень долго прощались, прямо в коридоре, требующем ремонта.

Она просила писать ей и не забывать.

Я писала. И не забывала. Ну первые года два точно.

Глава II. Отрочество

Эпизод 1. «Не ходите, дети, в Африку на болото гулять»

Той же ночью после слёзного прощания с Екатериной Владимировной мы приехали в Пензу, закрыв квартиру и забрав оттуда самое ценное и нужное, по мнению каждого члена семьи. Я – любимые игрушки, коллекцию открыток, блокнот с фломастерами и свой детский фотоальбом. Отец – несколько пар трусов, носков, брюк и рубашек. Мама – наши документы и два чемодана барахла.

Приехали в дом, в котором выросла моя мать с братьями и когда-то родилась я.

Это был типовой одноэтажный дом фабричного посёлка, разделённый с четырёх сторон на отдельные квартиры, к каждой квартире прилагался палисадник сотки на три, кто-то из соседей застроил его на манер коттеджа, у бабушки же там росли овощи, вишни, сливы, а спереди цвели пионы.

Я сидела вместе с младшей двоюродной сестрой на одной из вишен и уплетала только завязывающиеся на цветках плоды (они сладкие, поэтому мы их жрали, не дав созреть). Сидела на вишне и тосковала по нашей квартире, школе и учительнице.

– Катя, ура, приехала! Пойдём на стадион! – за забором стояла девочка Аня, с которой я дружила всякий раз, когда приезжала гостить в Пензу.

Я забежала в дом, схватила два бутерброда с маслом и сахаром, поделилась одним с подружкой, ждущей меня за забором, и через несколько минут мы оказались на стадионе. Обычный районный стадион, вдоль которого с одной стороны текла заболоченная отходами фабрики речка и росли остатки некогда необъятной дубовой рощи, на месте которой построили район. С другой – была замороженная стройка, которая тоже подарила мне массу впечатлений и разодранных коленок.

На стадионе гоняли мяч местные мальчишки, на тот момент я никого из них не знала.

Мы с Аней уселись на то, что осталось от зрительских лавок, наблюдать за «матчем», но это нам быстро наскучило. Особого драйва в игре не наблюдалось, парни больше орали друг на друга и дрались, чем играли в «футбол».

– Слушай, а помнишь, когда ты приезжала в прошлый раз, мы на болото ходили, где еще Зорины живут? – вдруг предложила Аня – Там сейчас кувшинки распустились.

– Пойдём посмотрим.

Я всегда была лёгкая на подъём и жадная до приключений, люди этим пользовались, заманивая меня на весьма странные и опасные мероприятия.

Та самая заболоченная речка была длинной и огибала весь «Маяк» (сродни Неве в Питере), поэтому мы прошли на другой конец района, где она образовывала заводь, совсем поросшую тиной. Там под дубами стояли в ряды туалеты, те самые архаичные, с дыркой в полу. А за туалетами сохранились деревянные подгнившие мостки. Когда болото ещё было речкой, жительницы полоскали с этих мостков бельё.

На болоте действительно было много кувшинок. Такие яркие, красивые, манящие.

Но дотянуться и сорвать хоть одну оказалось непосильной задачей.

Я, проявив смекалку, легла животом на мостки, дабы достать рукой хоть до какого-нибудь цветка. Когда тебе восемь, это становится делом принципа.

Но мостки, видавшие многое на своём веку, решили рухнуть именно под моим тощим тельцем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Американский писатель

2

Невский проспект Санкт-Петербурга

3

Район возле бумажной фабрики «Маяк» в Пензе

4

Российская академия наук