Победить свое прошлое. Исповедь – начало новой жизни

И таких людей становится все больше. Им надо как-то помочь, но здесь возникают некоторые проблемы.

В жизни таких людей часто все бывает настолько перепутанным, что конкретные жизненные рекомендации дать им бывает чрезвычайно непросто. Когда такие люди спрашивают совета: Как быть? – то недолго и растеряться тому, кто думает над ответом. Даже если рекомендации как поступить и даются в итоге, то они не всегда меняют ситуацию к лучшему. Почему?

Во-первых, потому, что человек находится не в состоянии понять их. А во-вторых, потому что жизненные изломы, окружающие страдальцев, имеют причину возникновения. И устранять нужно в первую очередь ее.

Часто причина жизненного слома заключается в нарушении нравственных законов. Существуют объективные законы мироздания, которые нельзя нарушить без последствий для себя. Нельзя, например, без последствий для себя выйти в окошко с девятого этажа. Для тех, кто хочет оказаться на тротуаре, существуют иные пути достижения цели: лестница и лифт. Человек, конечно, может возразить и сказать, что он свободен в выборе путей движения. Но, если он подойдет к окошку, то должен понимать следующее. Отказаться от двух указанных путей он свободен, но отказаться от последствий своего выбора – уже не свободен.

О духовных законах подробная речь идет во второй части. Здесь же лишь кратко упомянем, что не Бог наказывает человека. «А человек, – как писал о том игумен Анатолий (Берестов) в книге «Грех, болезнь, исцеление», – карает сам себя плодами своего же поведения». Тот, кто согрешает, «обрекает себя на страдания и болезнь: пусть они проявятся не сразу, порой через долгое время, но проявятся». К тяжелым нравственным страданиям, по мысли отца Анатолия, приводит человека нарушение духовных законов.

Духовные законы, открытые в Евангелии, действуют также непреложно, как и законы мира физического. И того человека, который пытается каким-то образом обойти их, схиархимандрит Авраам (Рейдман) уподобляет человеку, который подбросил камень вверх. И хотя этот человек может думать, что именно в его случае произойдет исключение, и камень не упадет на землю, такого не случится. Камень все равно упадет. «Так и в духовной жизни: – пишет отец Авраам, – нам иногда кажется, что все может быть как-то иначе, что непреложность духовных законов условна. Но это не так»[2].

Конечно, человек не всегда может увязать свои страдания с действием духовных законов. Так одна женщина во всеуслышание заявила, что разговоры о постабортной депрессии являются неправдой. Она, мол, сделала аборт и никой депрессии при этом не почувствовала. И, тем не менее, наряду с ее заявлением, есть и признание ее сестры. Сестра этой женщины рассказывала, что заходя к ней в комнату, часто ее заставала сидящей в темноте. И так бывало не раз и не два. Так продолжалось годы.

Проблема подобных ситуаций отчасти состоит в том, что человек свыкается со своим тоскливым состоянием и начинает воспринимать его за норму. Соответственно, депрессией он назовет крайнюю степень отчаяния, когда ему уже захочется накинуть на себя петлю.

К тому же людей оглушает суета и бег по жизни. Человек втягивается в гонку, в бешеный ритм работы. И втянувшись, перестает замечать те внутренние импульсы, что рвутся напомнить о себе. Один человек на этот счет поделился такими наблюдениями. Обстоятельства сложились так, что он провел часть дня с водителем, который работал в той же фирме. Водитель постоянно ездил туда-сюда, выполняя многочисленные поручения начальства. От одного взгляда со стороны на эту кутерьму рассказчик почувствовал недомогание. Он чувствовал, что теряет способность сосредотачиваться и мыслить. Поведав о своих впечатлениях водителю, он спросил, как тот выдерживает такой ритм работы. Неужели он не чувствует опустошения от работы, проходящей в таком ритме? «Втягиваешься, – ответил тот. – И перестаешь замечать свои внутренние проблемы».

Пока движется работа, многим кажется, что чувство полноты присутствует в их жизни. Но как только происходит остановка, внутренние импульсы прорываются к сознанию. И человеку становится дурно. Один человек, например, когда ехал на работу, весело подпевал песенке, звучащей по радио. Но стоило в радиопрограмме возникнуть паузе, как у человека началась паника. Он стал судорожно рыться в бардачке, ища, какой бы диск ему поставить в проигрыватель.

Что будет с современными людьми, оставь их без суеты, ТВ, телефонов, гаджетов? Что будет, если останутся наедине с собой? Проявится то, что живет и зреет у них внутри.

Один весельчак на вопрос: «Есть ли у него душевные травмы?» отвечал: «Некогда унывать». А сам мучился по временам от приступов тоски.

Так многие ведут себя. При людях держат себя в руках. Но чуть ослабевает самоконтроль, как вырывается из недр сознания истерика.

А кто-то живет, вроде бы, и без истерик. А потом, казалось бы, ни с того ни с сего берет да и кончает жизнь самоубийством.

О том, что у них нет внутренних травм, говорят многие. Но есть ли при этом радость? Не переползает ли попросту человек изо дня в день, считая при этом свое душевное состояние нормой?

Жизнь внешняя вроде бы «устаканилась». Есть, например, деньги, работа, устойчивый быт. Но какой-то червь все гложет сердце. И это чувство тревожности человек не всегда увязывает с образом своей жизни.

Пытаясь объяснить кому-нибудь причину страданий, он может начать обвинять других. Какая-нибудь женщина может, например, сказать, что жизнь ее не сложилась, потому что муж у нее «плохой человек». Кто-то скажет, что его жизненный слом связан с тем, что родители вели себя как-то не так. Растет внутри на них обида, но об изменении жизни мысль так и не приходит.

Не видит человек связи между жизненными изломами и собственными поступками, совершенными ранее. И, даже страдая от груза прошлого, желая каким-то образом очиститься от него, он не приходит к мысли о себе.

Если человек не придет к мысли о себе, то свои страдания он может посчитать судьбой. А все окружающее может воспринять как фактор фатально-действующий, неотвратимый. Он будет говорить о «неблагоприятной среде», будто бы раскинувшей вокруг него свои сети. Да об обидчиках, вину которых он будет доказывать каждому желающему о том слушать. Какие проблемы возникают у человека при таком взгляде на жизнь?

«Отказываясь признать, – писал В. П. Лосский в «Очерке мистического богословия Восточной Церкви», – происхождение зла единственно в своей свободной воле люди отказываются от возможности освободиться от зла, подчиняют свою свободу внешней необходимости». О том подробная речь начнется в части третьей, в разделе «Об уроках, которым учат болезни и страдания, а также о причинах, по которым они возникают, и условиях, по которым они отступают». И все сказанное воплотится в истории одной жизни, помещенной в эпилоге.

В эпилоге будет рассказано о жизни одного рецидивиста. Жизнь его стала рушиться после того, как ему дали третий срок. Вот что он рассказывал о себе: «Жена уже до этого отказалась от меня. Сошлась с моим другом. Мы втроем промышляли тем, что занимались продажей анаши в колонии. Они поставляли, я торговал. В процессе, так сказать, делопроизводства они и сошлись.

Они поженились, мне только разводную прислали. Так как на жилплощади я по некоторым причинам не прописался, то, получается, что по освобождении мне было некуда идти. Моя квартира отошла им.

Я начал болеть. Заболел проказой, стрептодермией. Я весь покрылся гноем. У меня начался остеохондроз. Я ещё и проигрался в карты.

У меня все начало рушиться. Разрушились планы жизни красивой, к которой стремился. Я разозлился и захотел поменять жизнь. Даже курить бросил со злости. Начал специально военные книжки читать, стихи какие-то, познакомился с девушкой, списался. Но все это было что-то не то.

Рядом находился человек, который книжки православные читал и молился. Разговорились. Он говорит: «Скоро батюшка приезжает, готовься».

Я что-то читал, готовился к исповеди, к Причастию. Не получалось у меня ничего. Утром просыпаемся, и опять у меня жизнь другая: солнце светит, как-то уже быт стал устраивать. Вот он говорит: «Приехал батюшка». Я говорю: «Да ладно, проехали». Он мне говорит: «Ты – трус, ты – не мужик, ты боишься». Я говорю: «Я?! Кто?! А ну пошли! Где твой, – говорю, – батюшка? Сейчас я ему все скажу! Нет правды в жизни. Искал я ее и понял: «Нету ее!»

Решил я пойти и доказать тому священнику, что нет в жизни правды и счастья. Прихожу, а там стоит такой маленький батюшка, толстенький такой, старенький. Я к нему подхожу, а у меня аж пересохло в горле от злости. И я так ничего ему и не мог сказать. А он на меня смотрит и говорит: «Что с тобой?» Я говорю: «Да, что-то горло болит».

«А ну, – говорит, – пойдем, выйдем». Вышли в коридорчик из маленькой комнаты, и я ему стал всю свою жизнь рассказывать с самого детства: государство не такое, неправильно осудили, жена бросила, все кругом обманывали, родители воспитывали не так, учителя в школе учили не так, в ПТУ мастера обманывали. А он на все это говорит: «А ты? А ты?» И этим вопросом бил мне в самое сердце.

В конце концов, я говорю: «Да, я». И всё, я согласился. Я понял: во всех моих бедах виноват я. Я сам – носитель этого смрада, от которого исходит хаос в моей жизни. И с этого осознания началось изменение моей жизни.

Он обратно меня завел, принял исповедь. Я причастился, он мне дал молитвослов. «Иди, – говорит, – держись, читай». Я понял, что нужно начать жить по-человечески, и что Божией помощью можно исправить свою жизнь.

В жизни всё зависит от самого тебя: идешь к Богу, исправляешься, и у тебя сначала исправляется внутренняя жизнь, а потом вокруг все исправляется. Мне понравились слова одного священника: «Хочешь повлиять на мир? Мы можем повлиять на другого человека и на мир, исправляя себя». Я испытал это на себе».

О том, что было после, будет сказано не здесь, а в эпилоге. Смысл этой выдержки можно кратко выразить словами старца Паисия Святогорца. Он говорил, что «если человек признает свои погрешности, то он от них освободится».

И эти слова, и приведенная выдержка из эпилога имеют ключевое значение для всей первой части данной книги. А, может, и для всех ее частей. Ведь в них пойдет речь о полной исповеди. А готовясь к ней, человек может, в чем-то не разобравшись, помыслить об исповеди следующим образом. Он может посчитать, что его задача состоит лишь в скрупулезном перечислении всех бывших отступлений.

Вспомнить все соделанное – безусловно важно. В этом спору нет. И эту мысль в свойственной ему манере однажды озвучил упомянутый старец Паисий Святогорец. Заведя разговор о том, что «посредством исповеди человек вычищает себя изнутри от всего ненужного – и духовно плодоносит», он привел образ своего огорода. Сажая кусты помидоров, старец исповедовал свой огород. То есть вычищал землю «от камней, сорняков, колючек и тому подобного». Овощи, которые произрастут на таком огороде, говорил старец, будут крепкими и здоровыми. «А если огород оставить без исповеди, то и вырастут на его грядках какие-то недоразвитые желтенькие и сморщенные помидорчики!»

Здесь можно указать еще на два образа, которые помогают приблизить человека к пониманию того, что из себя представляет полная (генеральная) исповедь. Эти два образа были упомянуты в реальных беседах с людьми. Люди, как оказалось, сразу поняли, о чем шла речь.

Первый образ – образ генеральной уборки. Во время генеральной уборки, например, больничного отделения моется не только коридор, но и стены, и все закутки. На информационной доске вывешивается план уборки. В нем все педантично расписано, из поля зрения не выпадают участки, на которых потенциально могла бы накопиться грязь. Этот образ актуален для начальной главы, в которой рассказывается о том, как готовиться к генеральной исповеди.

Следующий же образ более актуален для второй части книги. В особенности для главы «Несколько слов о военнослужащих и их душевных травмах». Речь идет о образе внешне здорового, но изнутри пораженного гнойным абсцессом человека.

В качестве примера можно указать на реального жившего штангиста. Однажды этот перспективный спортсмен без всякой видимой причины стал слабеть. Врачи не могли ему помочь, они не понимали причины нарастающего бессилия. Как впоследствии выяснилось, у штангиста в организме были гнойные очаги – абсцессы. Чтобы их выявить, необходимо серьезное исследование. Его и провел один доктор. Он вскрыл абсцессы, убрал гной, промыл полости, поставил дренаж.

Надо сказать, что внутренние абсцессы выявить не так-то и просто. Бывает, что у человека образуется глубокий внутренний абсцесс в мышцах. При внешнем осмотре у такого человека трудно найти аномалию. Или чьи-то жалобы на боль в спине приводят к мысли о радикулите. А на деле у человека – полный таз гноя. То есть внешне человек здоров, но по существу – серьезно болен.

Подобные очаги образуются и в сознании. «Залежи прошлого» со временем становятся гнойниками, которые начинают расползаться по здоровой плоти жизненной ткани. Гаснет человек, мучается, а сделать с собой ничего не может.

Если гнойные очаги не убрать, то никакие таблетки не вылечат человека. Но как только гной будет удален, то уйдет и болезнь.

И здесь мы подбираемся к очень важному моменту. Удаление гнойника в духовном отношении означает не только выведение «залежей прошлого» наружу. То есть мало рассказать о происшедшем. Прошлое должно быть осознано.

На эту мысль обратил внимание и старец Паисий после того, как рассказал о очищении земли на своем огороде. Прополка – еще не вся исповедь, хотя – и существенная ее часть. «Чтобы ощутить внутренний покой, – говорил тот же старец, – необходимо вычистить себя от мусора. Это нужно сделать посредством исповеди». Но ставя вопрос о прополке и внутреннем очищении, старец в то же время акцентировал внимание и на осознании.

Он указывал на то, что настоящее покаяние состоит в осознании своих прегрешений, сердечной боли за них, а также – в мольбе к Богу о прощении и в исповедовании тех самых прегрешений. Старец рекомендовал людям «покаяние и исповедь», а одну только исповедь он не рекомендовал «никогда».

Открывая тему осознания, можно указать не только на аспект, который проявился в истории бывшего рецидивиста. В результате исповеди человеку, бывает, становится понятным многое из того, что ранее он не понимал.

Куда бы он ранее, например, ни обращался, везде видел тупики. Он задавал вопросы: Что мне делать? Как мне быть? И ни один из услышанных ответов его не удовлетворял. Почему так происходит? Ведь среди прозвучавших ответов, наверняка, были ответы правильные.

Да, потому что восприятие человека, – это не есть раз и навсегда зафиксированная величина. На чуткость восприятия, на саму способность воспринимать влияет поведение человека. Этот феномен изменения рассмотрен святым праведным Иоанном Кронштадтским под следующим углом. Обыкновенные человеческие познания стабильны. Стоит раз узнать какой-либо предмет хорошо, и это знание во всю жизнь уже не помрачится. В делах же веры все обстоит не так. Познал что-то и думаешь: будет всегда «ясен, осязателен, любим предмет веры для души». «Нет, – предупреждает кронштадтский праведник, – тысячу раз он будет потемняться для тебя, удаляться от тебя и как бы исчезать для тебя, и что ты любил прежде, чем жил и дышал, к тому по временам будешь чувствовать совершенное равнодушие. <…> Это – от греха». Чтобы снова обнять сердцем предмет любви, нужно воздыханием и слезами прочищать себе к нему дорогу[3].

Все мы знаем, как страшны такие «потемнения». Супруги, например, просыпаются однажды и начинают смотреть друг на друга как на чужих людей. Как тяжко: образ самого близкого и родного гибнет для тебя в твоем сознании. Плачет человек, пытается остановить распад своей любви, но как это сделать, не знает.

А бывает и так. Человек вдруг замечает, что более не знает, для чего он живет. Еще вчера ему все казалось понятным и приемлемым. Но вот сегодня восстают в его сознании тысячи вопросов, и на них ответа нет. Мечется человек, пытаясь вырваться от тисков бессмыслицы, но, куда ему податься, не знает. Везде ему зрятся тупики.

Когда на человека нахлынет такое состояние, то здесь не далеко и до самоубийства. Желание покончить с собой, возможно, приходит не столько в связи с конкретными жизненными неудобствами и скорбями, а сколько в связи с тем, что ум человека словно теряет иммунитет к жизненным скорбям. Пропадает надежда, дававшая силы жить, испаряется из сознания смысл. Нет смысла – нет и мотива для того, чтобы предпринимать какие бы то ни было усилия по удержанию себя в жизни. Человек не понимает, зачем ему продолжать жить?

«Отчего возникает вопрос "Зачем существует человек"?», – спрашивает схиархимандрит Авраам (Рейдман). И сам же отвечает, что этот вопрос может возникнуть в условиях отсутствия у человека благодати. Речь здесь идет о человеке неверующем. А также о верующем, «но по какой-то причине, из-за грехов своих», из-за суетности опустошившимся.

Опустошается человек, и «тогда в нем как бы из небытия вновь возникает то, что, казалось бы, уже окончательно ушло из его души». Когда-то недоумение было преодолено, и убедительные доводы уже были найдены. Но вот благодать оставляет человека, и вновь недоумение возникает. В уме все спутывается, и «прежние убедительные доводы теперь кажутся совершенно неубедительными, легковесными». Человек пытается найти новые доводы, «но он их не найдет до тех пор, пока снова не начнет действовать в его душе благодать». При ее действии прежние доводы вновь покажутся убедительными. А, может, от действия благодати появятся в уме «иные рассуждения, новые доказательства». Когда благодать действует в душе, то для человека все «становится ясным, четким, определенным». Отец Авраам отмечает, что «в зависимости от присутствия благодати в душе человека или отшествии ее из души по каким-то причинам, человек или понимает смысл жизни, или перестает его понимать»[4].

Эти слова станут понятными, если каждый из нас вспомнит минуты, когда он чувствовал себя хорошо. Здесь можно даже не поднимать вопрос о духовной радости. Достаточно вспомнить о минутах земного утешения: человек побыл на природе, пообщался с близкими и дорогими сердцу людьми, поел здоровой еды. И вот он, благостный, возвращается домой. Будет ли он размышлять о том, что кто-то случайно в толпе задел его или наступил на ногу? Вряд ли. Хотя отдельные личности настолько привыкли ворчать, что продолжают заниматься этим делом даже и тогда, когда внешняя обстановка вроде бы благополучна. Но речь не о них.

А вспомнит ли человек о царапине о мелких неприятностях, если он не выспался, если он весь день, будучи голодным, «мотался» по городу? Скорее всего, что вспомнит.

И когда ему захочется ругаться с окружающими, «пережевывая» внутренние обиды, то он может задуматься вот о чем. Сильное раздражение и прямо-таки непреодолимое желание скандала являются, возможно, следствием его внутреннего опустошения. Как только душу его наполнит благодать, то злость отступит. И он перестанет видеть в окружающих «злодеев».

Если уровень проблемы поднять, то мы приходит к феномену самоубийства. О юноше, которого мучили мысли о суициде, рассказано будет в следующей главе. Примечательно, что кошмар, продолжавшийся три с половиной года, прекратился после разговора юноши с одним священником во время исповеди. Во время разговора, священник, опираясь на мысль отца Авраама, рассказал юноше о благодати. Применив мысль отца схиархиманрита к конкретному случаю, священник повел разговор так.

Если благодать присутствует в душе человека, то он забывает о том, что когда-то ему хотелось покончить с собой, что он о чем-то беспокоился. Ему кажется, что кошмар суицидной тоски происходил с кем угодно, только не с ним. Когда человек просматривает дневниковые записи мыслей, прежде угнетавших его, то записи кажутся ему абсурдными. Он даже недоумевает, как он мог вообще додуматься до такой ахинеи. Но вот благодать оставляет его, и то, что пять минут назад казалось ахинеей, снова оживает.

Поэтому, если в следующий раз, сказал священник юноше, ты начнешь сходить с ума, помни о следующем. Не столько пытайся найти ответы на тысячи родившихся в уме вопросов, сколько попытайся предпринять какие-то действия для того, чтобы вернулась благодать. Если ты смиришься, и благодать вернется, то все эти тысячи вопросов отпадут сами собой.

Еще священник посоветовал юноше почаще бывать в храме. Тот, кого удручают помыслы отчаяния, обретет в храме утешение своей душе. После исповеди у юноши тяжкий камень спал с сердца, и он забыл о мучивших его помыслах. Более они к нему не возвращались.

Происшедшее можно прокомментировать словами не раз уже упомянутого старца Паисия. Он говорил, что человек, открывающий свое сердце духовнику и исповедующий свои грехи, посредством исповеди очищает себя «от мусора» и смиряется. Такого человека «щедро осеняет Благодать Божия и он становится свободным». До исповеди же духовная вершина у человека, как у горы, «затянута туманом». Сквозь этот туман человек видит «очень нечетко, расплывчато». Так происходит, когда ум «помрачен грехами». А исповедь, словно сильный ветер, рассеивает этот туман.

Поэтому прежде чем отвечать людям на их вопросы, старец посылал их вначале на исповедь, если они не исповедовались. Некоторые из посетителей начинали возражать и просить старца сказать им слово назидания, если старцу было известно решение их проблемы. Старец же на возражение отвечал так: «Даже если я действительно в состоянии понять, что тебе нужно делать, то ты этого понять будешь не в состоянии. Поэтому сперва пойди поисповедуйся, а потом приходи и мы с тобой побеседуем».

В результате открывшейся способности ума видеть, человеку может стать понятно, как изменить свою жизнь. Перепутанные, раздробленные элементы его жизни складываются перед ним в понятную фигуру. Он начинает видеть, каких элементов этой фигуре не хватает, а какие части от нее необходимо отсечь. То есть начинает понимать, как ему выбраться из тупика жизни.

К этому знанию он отчасти подходит и тогда, когда переосмысливает прошлое. Перебирая прошлое, он усматривает причину, повлекшую за собой искажение жизни. Увидеть эту причину – значит получить возможность устранить ее.

Причина, повлекшая искажение жизни, удобно находится во время подготовки к полной исповеди. Ведь человек полностью пересматривает минувшее. А там часто и надо искать корни тех проблем, которые давят на человека в настоящем.

Связь с прошлым рвется в исповеди, которая сопровождается внутренним нравственным переворотом. Если ранее греховное прошлое влекло человека к определенным поступкам, то теперь оно, по мысли патриарха Сергия Страгородского, «теряет свою определяющую принудительную силу»[5].

И человек получает возможность наконец-то забыть о кошмаре прошлого, чего прежде при всем желании не получалось. Исповедь открывает человеку дверь в настоящее.

В этом смысле можно сказать, что к исповеди за всю жизнь прибегают и люди, которых вдавливает в землю неизъяснимая тяжесть. А также те, чье сознание разрушается вследствие нераскаянных грехов. О душевных травмах, разгрызающих сознание, подробная речь начнется во второй части данной работы. А здесь лишь кратко будет упомянуто о таком феномене, как «комплекс осужденного».

Расшифровывая это понятие, священник Алексий Елисеев объясняет, что человек, совершивший преступление, наказывается не только лишением свободы по приговору суда. Он наказывается и постоянным переживанием образов, которые напоминают ему о том, что он преступил границы дозволенного. «Постоянное присутствие в сознании образов и переживаний преступления неизбежно разрушает личность совершившего его». И самостоятельно преодолеть это состояние человек не в силах. Разрывается порочный круг этого состояния через обращение «к христианскому просвещению и воцерковлению»[6].

Разрывая этот горький круг у своих подопечных, архимандрит Спиридон (Кисляков) широко использовал терапевтические возможности полной исповеди. Через его руки, как он сам рассказывал, прошло около «двадцати пяти тысяч» осужденных. И об общении с ними отец архимандрит оставил дивные заметки в своей книге «Из виденного и пережитого». В главах «Читинская тюрьма» и «Нерчинская каторга» он описывает некоторые из своих встреч на пользу тем, «кто интересуется психологией преступника». Исповедаться так, «чтобы после этой исповеди у тебя ни одного греха с самого твоего детства не было» отец Спиридон посоветовал одному арестанту, страдавшему от ужасной тоски. После совершенного им преступления он испытывал «гнетущее состояние духа». Он был искалечен нравственно, и в «сплошное нравственное мучение» превратилась его жизнь.

Подобный совет миссионер дал женщине, которая хотела хоть немного облегчить свое душевное страдание, родившееся от осознания совершенных преступлений. Ей было предложено «с самого раннего возраста» вспомнить все, что у нее было на душе. «И высказаться до самого последнего греха», останавливаясь при этом более подробно на самых постыдных и исключительных «по своему преступлению» грехах.