Одарённые. Кетаб второй

Виктор Паршаков, Юлия Паршакова

Одарённые. Кетаб второй

Нагхаб (Пролог)

***

Пронзительный женский визг ворвался в покои. Княжна вздрогнула, бросилась к окну.

Внизу кричали и метались соратники, пытаясь укрыться от всадников, что втекали через выломанные ворота и бисером рассыпались по двору.

– …И налетят чёрные беркуты, и принесут смерть на чёрных крыльях… – прошептала девушка, с силой сжимая в руках неоконченное шитьё. Игла больно кольнула палец, кровь брызнула на белое полотно.

Во дворе выпавший с утра снег тоже окропился красным.

– …и никто не укроется от тех беркутов ни за замкáми тяжёлыми, ни за дверями железными, ни в погребах глубоких, ни на отрогах высоких…

Громкий посвист прорезал холодный воздух комнаты, заставил обернуться. У дверей стоял Туган, в мехах и дорожных шалбарах, вытертых седлом до блеска. В правой руке – лук, в левой – тул, полный стрелами. За спиной воина подвывали младшие сёстры, тоже в мехах.

– Идём, княжна. – Мужчина сделал шаг, но переступить порог не решился: чтил обычай. – Быстрее.

Девушка опустила глаза, взглянула на шитьё, испачканное кровью, и медленно покачала головой.

– …ни в погребах глубоких, ни на отрогах высоких… – тихо повторила она. – Они догонят, и будет только хуже.

Туган молча кивнул, вскинул лук. Оллайда, средняя из сестёр, закричала, рванула с места, повисла на руке воина.

– Нет! Одумайся! Я знаю, тебе после сватовства Тирргена жизнь не мила, но не сдержал Тиррген слово, не защитил от дафов проклятых! Так и ты не держи! Идём, сестра! Схоронимся на далёком перевале, а пик зимы придёт – помёрзнут Чёрные, назад подадутся. Тогда и мы вернёмся. Чего ты стоишь?! Идём!

Воин отбросил девчонку в сторону, прицелился, но стрелу не спускал. Ждал.

– Я обязан во второй раз спросить тебя, – громкий голос перекрыл вой сестёр. – Пойдёшь с нами – будет шанс. Не пойдёшь… я подарю тебе быструю смерть, без боли и позора. Что ты выбираешь?

Оллайда вновь метнулась в мужчине, потянула руки к тяжёлому луку. Туган отшвырнул девушку прочь.

Княжна не двигалась с места.

– Я спрашиваю третий раз и последний. – Старый воин строго следовал обычаю даже сейчас, перед лицом смертельной опасности. Он снова натянул лук, моргнул раз, другой. Глаза предательски блестели. – Готова ты, Обещанная, отречься от обещания и принять моё покровительство?

Девушка сделала шаг вперёд, ещё один и ещё. Она видела, как мужчина едва заметно выдохнул и стальные мышцы рук смягчились. Сёстры замолкли, вытирая красные глаза, Оллайда с облегчением улыбнулась. Неужели упрямица передумала?

Простите, родные.

Наконечник стрелы упёрся прямо в грудь. Княжна мягко отвела его, подошла почти вплотную, протянула ладонь и коснулась шершавой щеки Тугана.

– Бегите, – прошептала девушка, – а я попытаюсь убедить дафов уйти.

Воин мотнул головой. Он обещал князю – своему старинному другу, брату по оружию – что не оставит его старшую дочь на растерзание Чёрных. Слух о неодолимой армии Дафиаркама летел впереди нее, обгоняя ветер. Дафы безжалостно казнили зачинщиков бунтов, выгребали золото и меха из сундуков князей, и без того плативших империи неподъёмную дань. Воинов убивали. Женщин и детей сгоняли в рабство. В осиротевших городах оставались лишь немощные старики и старухи. Они смотрели выплаканными пустыми глазами, как вороны расклёвывают повешенных – истерзанные тела княжеских семей.

Такой ли участи Туган желал для княжны?

И всё-таки лук дрогнул и медленно опустился. Повинуясь чужой непреклонной воле, мужчина кивнул, до хруста сжал тяжёлые ладони в меховых перчатках. Девушка улыбнулась, отступила вглубь покоев.

– Бегите, – повторила она. – Чёрные близко.

Она не уловила шума на лестнице, но воин услышал, резко развернулся. И тут же короткий арбалетный болт отбросил его назад. Сёстры завизжали, кинулись прочь, Оллайда замешкалась, заметалась. Крепкая рука ухватила её за косу, дёрнула, повалила на пол.

– Стоять! – раздался чужой голос, страшный, неумолимый. – Куда собралась?

Княжна в ужасе оторвала взгляд от короткого древка, что впилось в грудь Тугана. Перед ней стоял высокий белоголовый мужчина в чёрных доспехах и скалился окровавленным ртом. Оллайда выла и беспомощно трепыхалась, пытаясь вырвать косу из железной хватки. Туган поднял голову, потянулся к ножу в голенище сапога. Белоголовый, не глядя, вскинул арбалет и выпустил ещё один болт. Тот угодил старому воину прямо между глаз.

– Да тут вас целый гарем! – Дафиаркамец улыбнулся шире. – Это я удачно зашёл…

За его спиной уже топали сапогами другие воины, догоняли сестёр, хватали и тащили куда-то вперёд. Девушка попятилась. Белоголовый подтянул Оллайду к себе, намотав косу на кулак, заглянул в испуганные глаза, затем перевёл взгляд на княжну.

– Сестра? – спросил он. – Похожа…

Он говорил медленно, как все имперцы. Княжна не знала значения многих слов, но и без того всё понимала. Она пятилась и пятилась назад к окну. Воин усмехнулся и переступил порог.

– Нельзя! – пискнула Оллайда. – Кадаган!

– Чего? – не понял воин. – Что ты мелешь, сопля?

– Кадаган, – спокойно повторила княжна. – Проклятье любому, кто преступит порог. Преступишь порог – преступишь запрет. Запрет обручения священен.

Даф замер на миг, а потом громко расхохотался.

– Так ты жениха тут поджидаешь? – сказал он, отсмеявшись. Он явно знал язык, понимал каждое слово. Но не опускался до того, чтобы осквернять рот чужой речью: говорил по-своему. – Что же, у меня хорошие новости. Ты его дождалась.

Белоголовый оглядел комнату, хмыкнул. Убранная постель против воли притягивала взгляд. Воин шагнул вперёд и тут же замер. В изголовье лежал массивный рогатый шлем Тирргена.

– Ниу. Твой жених ниу. – Ухмылка мигом растаяла. – Говорил я принцу: эти паскуды только прикидываются невинными, а сами наверняка готовят мятеж. Хорошо, что убедил его завернуть в ваш сраный Варф-Дорлон. Эй, квинтарий, сюда!

Девушка вздрогнула, когда порог переступил второй воин. Белоголовый передал ему арбалет, а сам подхватил шлем за рог. Подкинул его в воздух, ловко поймал, уставился на гладкий кожаный купол, украшенный тонким узором. Затем, таща за собой Оллайду, быстро пошёл к выходу.

– В зал её, – бросил он по пути вошедшему солдату. – Судить будем.

Солдат кивнул, больно сжал своей железной перчаткой локоть княжны и повёл её прочь из комнаты. Кадаган его явно не пугал.

***

– Я умоляй…

Князь Третад утёр разбитый нос рукавом и снова пополз к статному воину в алом плаще-сагуме. Белоголовый заступил ему путь, презрительно скривился, ударил сапогом. Князь отлетел назад.

– …по обвинению в сговоре с племенами ниу, официальными врагами империи, признан виновным, – провозгласил белоголовый и поднял шлем Тирргена высоко над головой. – Наказание – смерть изменнику и всей его семье.

– Я клять правда! – завыл князь. – Ниу прийти толпой… как стая голодный лурр, убивай мужчины, порти девки!.. Мой сыны, храбрый воины, все забрал смерть, когда защити сестры! Ниу никакой обещание… только воровай, убивай и ускакай! Шлем – клевета Варф-Дорлон перед император! Разбойный негодяй, вшивый кочевой ниу! Я руку рубить, но дочь не отдать его!

Князь смиренно склонил голову, шмыгнул разбитым носом. Он знал: дафы прекрасно понимают речь рэ, но требуют, чтобы те ломали язык, выказывая повиновение империи. Тиррген, где же ты, заступник? Обманул, вождь… Проклятья не устрашился…

– Врёт, паскуда. – Белоголовый воин указал тому, что в плаще, на княжну и зарёванную Оллайду. – Эта плела про Кадаган, а эта ей подпевала.

– Нет! Нет Кадаган! – застонал Третад. – Дура девки, страшно, вот и скажи глупо, чтобы испугать солдаты, чтобы не тронуть, честь оставить. Прости глупая, разум уснуть от страх…

Он снова медленно пополз к ногам воина, но безжалостно получил сапогом по лицу от белоголового.

– Врёт, – повторил тот с презрением.

– Это правда? – спросил воин в алом плаще. Первые два слова, которые он произнёс с тех пор, как вошёл в зал, лязгнули сталью.

Княжна уставилась в пронзительные льдисто-голубые глаза. Воин был красив. Правильные черты лица, острые скулы, волевой подбородок гладко выбрит по дафиаркамской моде. Светлые, почти белые волосы зачёсаны назад. Братья с тем белоголовым, что нарушил Кадаган? Нет, просто похожи. Но всё равно очень близки.

Друзья. Друзья детства.

Девушка поднялась на ноги, двинулась к нему. Десятки мечей выскользнули из ножен и окружили со всех сторон. Она не остановилась.

– Стой, невеста, не спеши! – Белоголовый тоже взялся за меч. – Больше ни шагу, поняла?

Княжна поняла. Она медленно опустилась на колени, но не склонила спины, как её отец, и продолжила неотрывно смотреть в глаза воина, гордая и прямая.

«…и налетят чёрные беркуты, – беззвучно зашептали губы сами собой, – но поведёт их беркут белый… беркут белый, крылья красные, взгляд отважный, сердце чистое…»

– Чего ты там бормочешь? – строго спросил белоголовый. – Отвечай на языке империи, когда к тебе обращается сам наследный принц Дафиаркама!

Сёстры испуганно переглянулись, князь затаил дыхание.

– Ну? – Белоголовый не выдержал, сделал шаг вперёд, но крепкая рука принца задержала его.

Губы девушки остановили на миг бормотание, дрогнули в лёгкой улыбке.

«…летит выше облака, всё видит, всё знает, куда махнёт крылом – туда смерть упадёт, куда перо уронит, там пожар разгорится…»

Она научилась этому давно, ещё до первой крови. Не говорила никому: ни отцу, ни сёстрам, лишь иногда потихоньку боль роженицам снимала да указывала пастухам, где искать заблудшего кхора. Когда же пришёл Тиррген и привёл войско, когда убил братьев и потянул к княжне свои грязные похотливые руки, она не сомневалась, что отвадит вождя ниу.

Она ошиблась.

Страх прочно засел в сердце девушки, застрял кривым ножом в подреберье. Отдать себя Тирргену княжна не боялась, но Сивый Нурталл, дед вождя… Его распевный шёпот сгибал хребет любому воину, заплетал мышцы в тугие жгуты, отнимал дыхание и волю. Его цепкий взгляд пронзил девушку насквозь и долго шарил внутри. Именно Нурталл заставил князя принять калын за старшую дочь.

Никто не смог возразить, языки липли к гортаням. Не смогла возразить и княжна.

– Нурталл рядом с Тирргеном – Тиррген непобедимый. – Старик шипел и прищёлкивал в ухо вождю. – Но Нурталл не вечный. Нурталл скоро умрёт, а силу передавать некому. Теперь есть кому. Ей. – Узловатый, потемневший от времени палец больно ткнул девушку в грудь. – Молодая жена, сильная кровь, крепкие дети. Для Тирргена шептать будет заместо Нурталла, и Тиррген снова непобедимый. Для детей шептать будет, для внуков. Весь север будет ниу.

Княжна не хотела шептать для кровожадных ниу. Но знала, что не сможет отказаться.

Поэтому, когда во дворе раздался стук копыт дафиаркамских пуинов, она не сомневалась ни секунды.

Девушка не сводила глаз с принца. Как легко произнести сейчас: «…беркут белый, крылья красные, не лети, не гляди, воротись домой к солнцу южному, к брегу дальнему, уводи за собой стаю чёрную…». И он уйдёт, отдаст приказ оставить Варф-Дорлон. Отец возликует, сёстры перестанут лить слёзы.

А в начале лета вернётся Тиррген…

– Белый принц, – твёрдо произнесли губы, – я просить пощада для отец мой и сестры моя. Золото брать, меха брать, люди плен брать, на юг уводить. Моя жизнь брать. Я верной быть, послушной.

Князь округлил глаза, попытался возразить что-то и не смог. Сёстры, что сидели за его спиной испуганными комочками, ойкнули, потянули руки вперёд, но через миг вновь сжались от громкого хохота белоголового.

– Ты и так будешь послушной! – отсмеявшись, выкрикнул он. – Всё золото и меха без того принадлежат империи! Кем ты себя возомнила, чтобы ставить Дафиаркаму условия?! Да за такую наглость…

– Келсий, – прервал его принц. – Подожди.

Он отстранил воина, сделал шаг вперёд. Взял княжну за подбородок и медленно поднял с колен.

– Твоё имя? – негромко спросил он, не в силах оторвать взгляда от пронзительных чёрных глаз девушки. Бездонных. Удивительных. Бесконечно прекрасных.

Белоголовый Келсий шумно втянул воздух, махнул рукой и отвернулся. В этот момент княжна поняла, что победила.

– Олириадна, – выдохнула она и тихо добавила: – Мой господин.

***

Несколько боевых лирн под командованием Стратуса Ликантора Хордрона двигались на северо-восток. Принц пристально глядел вперёд на бескрайнюю холодную степь, покрытую снегом. Дарф в начале зимы не радовал, чего не скажешь о мехах, добытых местными охотниками в это время года: гладкие, искристые, ворсинка к ворсинке… Во время первых своих походов на север наследник трона незаметно кривился – уж больно военные экспансии походили на обычный грабёж. Теперь привык. Приструнить непокорных, напомнить о власти империи, а заодно пополнить казну. Пустеющие на глазах схроны и сундуки доходчиво объясняли северным князьям, кого они должны почитать и бояться. Не мелких своих божков, не наглых кочевых ниу.

Лишь Дафиаркам.

– Мой принц. – Келсий Кирниус давно ехал рядом, бросал настороженные взгляды на друга детства, и вот наконец решился высказать затаённую мысль, что ела поедом с самого утра, едва башни Варф-Дорлона скрыла поднимающаяся метель. – Мы нарушили приказ императора. Она того стоила?

– Не беспокойся. – Стратус пропустил колкость мимо ушей. – Я сам объяснюсь с отцом.

Белоголовый пожал плечами. Оставить князя Третада и его дочерей в живых, пусть и среди пустого города, было, мягко говоря, опрометчиво. Князь явно заключил договор с паскудами ниу, пообещал им старшую дочь. И ничего не меняет, что дочь эта уже на пути в Лонгард. Подсунет князёк под вождя другую, у него их без малого десяток. Гнездо бунта, хоть и разграбленное, не уничтожено до конца. А этот вождь с рогатым шлемом непременно сюда вернётся, ещё и в пустой крепости обоснуется, у тестя под боком. Потом не вытравить. Столько головной боли из-за какой-то смазливой бабы…

Не похоже на принца. Раньше он никогда не проявлял слабость. Никогда.

Может, Келсий чего-то не понимает?

– Я в политике не силён, – продолжил он. – Княжна, дочь знатного рода… Она отправилась в столицу, чтобы… что?

Принц не ответил, хмуро смотрел вперёд.

Там за спиной метели мергеты угоняли на юг целый город. В крепости остались лишь князь Третад с младшими дочерьми да немощные старики. Глупое, иррациональное решение. Конечно, рабовладельческая гильдия «Мергетус Седар» потирала руки и благословляла принца: везти домой жирную добычу куда приятнее, чем топать дальше, сквозь снега. Но оставить жизнь князю, нарушившему верность империи, и его семье… Хордрон Ликантор отдал однозначный приказ о казни всех предателей. Солдаты переглядывались, однако молчали, заикнуться об этом осмелился лишь Келсий.

– Тут один выход: жениться, – заключил белоголовый и бросил на Стратуса красноречивый взгляд. – Тогда и князёк пригодится. Весь Дарф ему добровольно поклонится, сам на ниу охоту устроит. Поддержка императорского рода – это вам не кхор начхал. Да и брачную ленту будет кому подержать. А может…

– Может, – обрубил принц. – Может, и женюсь.

Он понимал, что Келсий не столько ищет объяснение странному поступку, сколько подтрунивает. Ну и пусть.

Долгая, удивительная ночь с Олириадной ничуть не измотала, хоть мужчина и не сомкнул глаз. Гладкое податливое тело, опьяняющая страсть, горящие глаза, бесстрашие, тесно сплетённое с рабской покорностью… Всё это искупало любую ошибку. С отцом он объяснится, признает вину, понесёт наказание. Но девушку оставит около себя.

«Нам нельзя расставаться, – шептали зацелованные губы на наречии рэ, а чёрные глаза тянули в бездонный омут. – Когда Обещанная снимает Обет, она навсегда отдаётся покровителю. Теперь я твоя навечно».

«Моя навечно», – рычал Стратус, сжимая её в стальных объятьях и раз за разом вбиваясь в послушную плоть.

Он и не знал, что так бывает, не думал, что способен потерять хладнокровие, уподобившись зверю. Но он ни о чём не жалел. Ни капли.

«Нам нельзя расставаться, – еле слышно повторяла княжна пасмурным утром. – Не езжай на север. Вернёмся в твой дом вместе. Порознь нас настигнет смерть. Кадаган священен».

Она принималась вновь и вновь пришёптывать. Принц, уже одетый, опускался перед ней на одно колено, долго и жадно целовал, обрывал нерождённые фразы. И слова оставались лишь словами.

Покинуть её казалось пыткой. Но поход не был завершён, а брать девушку с собой нельзя. Такие вольности в армии недопустимы, полководец – пример для подчинённых.

– Странно… имена-то у княженок… южные… – задумчиво протянул белоголовый, вновь косясь на принца. – Она не сказала, откуда?

Конечно, друг переступал границу. В походе это нормально. Долгая дорога бок о бок, общий котёл и пролитая кровь врага всегда сближают. Но обсуждать Олириадну Стратус не собирался. Ни с кем.

Дни сменяли друг друга, слагались в декады. Мелкая снежная крупа забивалась в глаза, уводила дальше и дальше от дома. Десятки сожжённых поселений остались позади. Медленно, но неотвратимо Дарф вытравлял из памяти сладкую ночь в Варф-Дорлоне. Лирны принца сделали широкий крюк по протекторату, переправились через вставшую под лёд реку Тавус и свернули на юг, к горам. Возвращаться Стратус решил через Ронвейр, обогнув высокогорную Мерртину с востока. Зима хоть и выдалась мягкой, но всё равно не велела соваться в мрачные холодные перевалы.

Справа замаячили отроги первых скал. Солдаты бросали на них короткие взгляды, однако держались равнины. На привалах хмуро молчали, кутались в походные плащи под беспощадными порывами ветра, что до блеска утюжил снежную землю. Шутки и байки давно иссякли. Каждый мечтал увидеть дом.

О небольшой группе всадников принцу доложили на четвёртый день.

Келсий Кирниус, изголодавшийся по бою, вмиг оживился. Он послал вперёд патрульные разъезды, сам до рези в глазах постоянно вглядывался в горизонт. Разъезды возвращались ни с чем: всадники держались на расстоянии, но когда патрули пытались догнать их, бесследно таяли в снежной пелене. Стратус отдал приказ не нарушать построение и продолжать маршрут.

– Мой принц, – Келсий оторвался от горизонта, недовольно свёл белые свои брови в линию. – Это они. Ниу. Я их вонь за три лиги чую. Нужно брать в кольцо и давить гнид. Не за тем ли ехали в такую даль?

Много позже принц прокручивал тот день снова и снова. Вспоминал свои ощущения, пытался понять, чувствовал ли он засаду. Наверно, чувствовал. Но друг был прав. Именно за этим Стратус и привёл солдат в Дарф и Ронвейр. Вот она, настоящая цель похода. Не трясущиеся от страха бондари да кожемяки, не голосящие бабы с сопливыми младенцами на руках. Не золото, не меха и даже не рабы.

Ниу.

Воины. Бунтовщики.

Те, кто нагло подрывает авторитет империи.

Он вспоминал, как остановился, пристально взглянул в жадные глаза товарища. Как приказал растянуться в линию и двигаться к скалам, постепенно смыкая кольцо. Как радостно рванул вперёд Келсий, едва всадники показались вновь.

Разумеется, ниу наблюдали за ними давным-давно, просто не показывались. Выслеживали, как зверей на охоте, шли следом, заманивали в капкан. Кочевники не спешили. Они были на своей территории, знали каждую незаметную тропку, могли питаться одним снегом и полевыми мышами. Дафиаркамские солдаты – не могли. Долгий поход измотал даже самых выносливых. Вот он, прекрасный момент, чтобы напасть. Лучше не придумаешь.

Но ниу не нападали. Группа всадников не приближалась и не удалялась: дразнила. Принц помнил, как друг громко приказал им остановиться именем императора Дафиаркама. Как по широкой дуге прилетела в ответ стрела, скрежетнула по доспеху одного из солдат. Кеслий зло выругался, выхватил арбалет, послал вслед за проклятьями тяжёлый болт. Затем требовательно взглянул на Стратуса, мол, чего тянем?

И принц отдал короткий хлёсткий приказ: никого не щадить.

˜ 1 ˜ Совпадение

***

– А потом он мне и говорит: уходи в глухую защиту. Мне. В защиту. В глухую. Слыхали?

– Сразу бы предложил бросить меч и спрятаться за скутум, а лучше – мамке под юбку!

Дружный смех раскатом пролетел по улице, ворвался в арку ворот, отразился от мостовой. Начальник смены поприветствовал четырёх всадников, дважды стукнув кулаком по сердцу, стражники вытянулись по струнке. Пуины – сильные, холёные, под дорогими сёдлами – застучали копытами по брусчатке.

Вечер выдался тёплым, лето вступило в свои права и радовало погодой. Когда группа молодых людей въехала в пригород со стороны учебного плаца имперской Военной Академии, народ уважительно расступился. Представители лучших военных родов возвращались в Лонгард: Ведал Артаний, старший сын семьи Артаниев; Таур Рудеус из рода Рудеусов; Дариний Антор, единственный сын среди дочерей рода Анторов – и, конечно, Стратус Ликантор. Наследный принц империи Дафиаркам.

Прохожие метали восхищённые взгляды на статных красавцев, что ехали по улицам без сопровождения. Четыре умелых воина, сильных, крепких, неоднократно ходивших в военные походы, не нуждались в охране. На боевых поясах висели мечи и кинжалы, готовые пойти в дело в любой момент.

– И что ты?

– Я-то? Да ничего. Хорошо, говорю. Давай, нападай. Он, дурак, и напал. Прыгнул сослепу, я даже не понял, куда он метил. В голову, наверное. Ну и наткнулся на мой меч… «Уходи в защиту, уходи в защиту»… Профессионал, тоже мне. Его клинок отскочил и мазнул дурня по лбу. А как прыгал-то, с оттяжкой, чуть не с разбегу… Нырнул, как кайра за кефалью!

Смех снова пропорол тёплый вечерний воздух, заплясал под копытами пуинов, заискрился на острых клинках.

– А Аддрон?

– Ругался, понятное дело, я даже пару новых загибов узнал. Но пообещал, что больше не станет против меня всяких салаг ставить. Если забудет, вы уж ему напомните в следующий раз, ваше высочество. А то опять я выйду виноватым.

– Напомню, – кивнул молчавший до этого принц.

Он любил бывать в Академии, хоть и закончил обучение несколько лет назад. Любил изнуряющие тренировки, рыжую пыль учебного плаца, куда гнала его многолетняя привычка. Весь офицерский состав дафиаркамской армии обучался в «Военной». Лучшие преподаватели и тренеры – бывшие командоры – помогали курсантам постигать воинскую науку. Отбор в Академию всегда был жёстким. Каждый отец из знатного рода старался устроить туда своего отпрыска, но попадали далеко не все.

Стратус обучался в Академии с тринадцати лет. Он всегда и во всём стремился быть лучшим. Рукопашный бой, верховая езда, арбалетная стрельба и, конечно, искусство владения мечом – всё это привлекало принца с детства. Сейчас же, спустя годы, тело само просило изнурительных нагрузок. Поэтому в свободное время он отправлялся на плац за город вместе с товарищами и с головой уходил в тренировки.

– Я еду в термы, – бросил приятелям Дариний, любимец женщин. – Есть ещё желающие?

– Не откажусь, – кивнул Таур. Именно он вышел сегодня против задиристого молодого курсанта, за что и получил втык от наставника. – Честно говоря, Аддрон меня загонял из-за этой глупой провинности. Хочется отдохнуть.

– Я домой, – хмуро ответил здоровяк Ведал.

– Ваше высочество, присоединитесь к нам? – спросил Дариний, глядя на принца.

Тот пожал плечами.

– Можно. Почему бы и нет.

Молодые люди въехали в городские ворота, двинулись по улице вдоль двухэтажных домов столицы к храмовой площади.

Солнце сползало на запад, заваливаясь своим огненным краем в алую пену облаков. Света было пока достаточно, но длинные тени уже заполнили площадь, перечёркивая её ровными линиями. Впереди высилось здание храма Высшего. Огромное, хмурое в любую погоду, оно равнодушно взирало на мельтешащих внизу людей и рождало густую и тёмную тень, съехавшую с высокой черепичной крыши и закрывшую ряд прилегающих домов вместе с проулками.

Всадники пересекли площадь и въехали на улицу, ведущую к термам. Прохожие, что вышли подышать тёплым вечерним воздухом, прижались к домам, пропуская их. Семейные пары, группы студентов, одинокие скучающие вдовцы, смешливые девушки, служитель культа Высшего, тянущий за собой на верёвке молоденькую рабыню…

Стратус мельком взглянул на неё. Рыжий – а в лучах заходящего солнца просто огненный цвет волос – сам против воли приковывал взгляд. Принц повернул голову, не в силах оторваться от столь редкой в Дафиаркаме внешности. Рабыня заметила это и подняла глаза.

Говорят, пуины – очень умные звери. Они уступают в разуме только человеку. «И то не каждому», – сказал бы прирождённый наездник Рив, будь он здесь, а не по другую сторону моря. Существует поверье, что первое седлание пуина произошло из чувства благодарности и глубокого уважения этого животного к человеку. Так это или нет – сейчас, спустя сотни и тысячи лет, не знает никто. Но то, что пуин безошибочно чувствует настроение своего хозяина – правда. Пуин принца, лохматый чёрный зверь, проигнорировал поводья, громко всхрапнул и сам замедлился до короткого шага.