Только Разум

– Я встретил тебя, малыш и рад этому. Я хотел и искал такой встречи. Теперь мы будем друзьями. – Эти слова не были произнесены голосом, но были чёткими и ясными. Серёжа не понял, откуда слышится голос. Он посмотрел по сторонам и, никого не увидев, удивился ещё более.

На фоне журчащего шума снова послышались слова:

– Ты меня не видишь пока и не знаешь, кто я такой, но скоро ты всё поймешь и, я надеюсь, ты не откажешься от моей дружбы. Скажи, как тебя я могу называть?

– Серёжа. Я Серёжа Умаров, – неуверенно ответил неизвестному собеседнику Серёжа. Но тот его перебил:

– Нет, нет, не сопровождай свои мысли звуком. Ты только подумай, а я тебя пойму.

– Кто ты такой? Покажись мне, – опять робко произнес Серёжа. А Тузик в это время поднялся и, навострив уши, как бы прислушивался к тому, что кому-то говорит Серёжа. Ведь, кроме него, Тузика, рядом никого нет. Но смотрел он не на Серёжу, а туда, в сторону серого облака.

– Я рядом с тобой, Серёжа, но для тебя невидим. Я прибыл сюда с другой планеты и скажу тебе, что, в некотором роде, я тоже мальчик. Только я не похож на тебя. У меня нет тела.

– Тогда что же ты такое? – удивился Серёжа, – Как можно жить без тела?

– Я только мысль. А точнее – сконцентрированная энергия мысли.

– Не понимаю, как это может быть.

– Не надо, не старайся сейчас понять, Серёжа. Со временем ты всё узнаешь. Давай лучше поиграем.

– Э-э…,—Серёжа не нашёл слов для ответа на такое предложение. Он вдруг схватился за голову и закрыл глаза.

– Что с тобой, Серёжа? Я вижу тебе плохо.

– Голова,– произнёс он медленно, – голова раскалывается.

– Я понял, Серёжа, тебе вредно долго находиться со мной в контакте. Иди домой, а завтра приходи сюда же.

Это были последние слова, которые Серёжа слышал и понимал. Потом всё, вдруг, закружилось: синее небо, деревья, земля смешались в единую серую массу, и мальчик, потеряв сознание, упал в траву. Тузик своим собачьим умом понял, что его хозяин попал в беду. Он стал кружиться вокруг Сергея и громко лаять, словно пытался разбудить его, привести в сознание.

Доносившийся издали голос Тузика первым услышал Дружок. Он вскочил, напрягся и сначала урчаньем, потом громким лаем, отреагировал на тревожный призыв Тузика.

Капитан Гончаренко и лейтенант Кравчук сразу поняли, что Дружок поднимает тревогу не зря.

– Тихо, тихо, Дружок, – попытался успокоить четвероного помощника Кравчук. Он сначала взял его за холку, потом погладил, приговаривая, – не шуми, Дружок, не шуми.

– Что-то здесь не так,– высказал предположение Гончаренко. – Он не будет зря поднимать такой переполох.

– Думаю, в этом есть нечто подозрительное.

Дружок, тем временем, продолжая лаем отвечать на тревогу Тузика, начал делать невразумительные движения перед молча стоявшими милиционерами. Он отбегал на десять-двенадцать метров в сторону доносившегося лая Тузика, потом возвращался на место и снова повторял свои призывные движения.

Кравчук и Гончаренко тоже стали различать в тишине далёкий собачий лай и понимать метания Дружка.

– Услышал своего деревенского сородича? Хочешь познакомиться? – спокойно прокомментировал Кравчук поведение Дружка.

– Надо проверить. Здесь что-то не так, – Гончаренко почувствовал в поведении Дружка тревогу, а не совсем обычную собачью солидарность. – Осторожненько будем выдвигаться в ту сторону. Здесь может случиться что-то неожиданное.

– Ты думаешь, это может быть связано с нашим заданием? – Ещё не осознавая сущности происходящего, высказал сомнение Кравчук.

– Не знаю, не знаю, не знаю, – тихо ответил Гончаренко, – но нам надо быть осторожными.

Медленно ступая по лесной траве и сучьям, они пошли вслед за бежавшим впереди Дружком.

Через несколько минут они вышли на небольшую полянку, по которой с лаем кружился встревоженный пёс. Дружок подскочил к нему и обнюхиванием пытался его успокоить.

Подойдя ближе, милиционеры увидели лежащего без движения мальчика.

– Он мёртв, – поспешил сделать выводы Кравчук.

– Нет, дышит, – возразил ему более внимательный капитан. Он тихонько ладошкой похлопал по лицу мальчика, произнося при этом, – ты живой? Очнись, мальчик. Ты меня слышишь?

Серёжа, приоткрыв глаза, долго смотрел на склонившихся над ним милиционеров. Он не сразу сообразил, где он и что с ним происходит. Только, увидев Тузика, радостно повизгивающего у его ног, и почувствовав остаточное слабое шумовое давление в голове, он вспомнил недавнюю встречу и мысленный разговор.

– Слава богу, живой, – вздохнул, не верующий в бога Кравчук. – Что с тобой? Что ты здесь делаешь? Как ты оказался в лесу?

– Я? – произнёс первое слово Серёжа, – за грибами пришёл. Вот.

Он указал на стоявшую в сторонке корзину с грибами.

– Это мы видим, – Гончаренко внимательно смотрел по сторонам. Он ещё опасался, нет ли рядом сбежавшего из тюрьмы Лютого. – Ты один пошёл за грибами? Что случилось с тобой?

– Нет, я был не один, но мы потерялись.

– Почему ты лежал? Тебе стало плохо?

– Да, я очень устал и прилёг отдохнуть.

– Ничего себе, отдохнул. Ты же спал мертвецким сном. – Кравчук был доволен встречей, которая даст возможность отвести мальчика домой, и тем самым, прекратить их с Гончаренко бесполезные хождения по лесу.

– Как тебя звать? – спросил капитан.

– Серёжа.

– Ты из Богачёва?

– Да, там живёт моя бабушка. Я у неё отдыхаю.

– Понятно. Ты, Серёжа, никого не встречал здесь чужих? Не деревенских?

– Да я и не знаю их, деревенских. Но я никого не встречал—не хотел говорить Серёжа о встрече с инопланетянином.

–Ты можешь дойти до дому?

– Могу.

– Мы тебя проводим, – быстро отреагировал на ситуацию Кравчук, хотя он и сам не очень чётко представлял обратную дорогу.

Прошло не более часа, когда Серёжа с полной корзиной грибов был уже дома, а через некоторое время появился и Юрка с отцом.

Майор Гончаренко и лейтенант Кравчук ещё долго ходили по селу, беседуя сначала с председателем Совета, потом с некоторыми жителями. Никто из них не мог что-либо конкретное сказать о появлении в самом селе или в окрестных лесах чужого, незнакомого человека. Но появление в их мирном, спокойном населённом пункте двух милиционеров с собакой, их загадочные расспросы о незнакомце вызывали тревогу и возбуждали в головах недоверчивых, но рассудительных селян, разные предположения. При этом, они не могли подумать о тех загадочных и страшных событиях, которые вскоре будут происходить в их округе.

Глава 4

Когда Анастас проснулся, он с трудом стал вспоминать, где находится и что с ним произошло. В голове у него был настоящий ералаш. Всё перемешалось и перепуталось. Ни одной ясной мысли, никакого конкретного предположения.

Прислонившись к дереву, он сидел с закрытыми глазами. Вспоминалась работа, товарищи, последняя его машина.

…Анастас работал в одном научном учреждении, занимающемся проблемами прикладной медицины, разработкой новейших методов лечения. Пришёл он туда четыре года назад и сразу получил известность среди своих коллег. Дело в том, что кроме уже отмеченного художественного хобби, у него было ещё одно, не менее страстное, но более полезное, увлечение. Он был изобретателем, всегда что-то придумывал, сам делал чертежи и любил исполнять задуманное в металле. Эта страсть пришла к нему давно. Будучи учеником девятого класса, он увлекся фантастикой, прочитал много книг, начал сам придумывать разные устройства. Сначала у него было желание сделать машину времени, потом устройство для чтения чужих мыслей, затем машину, воздействующую на характер, психику человека. И, конечно же, не имея специальной подготовки и берясь в одиночку за такие сложные задачи, он не смог довести до конца ни одного из своих начинаний. Эти увлечения толкнули его в медицинский институт, который он успешно закончил, не потеряв интереса к изобретательству.

Придя в научное учреждение молодым специалистом, Одинцов рассчитывал осуществить здесь свои изобретательские замыслы и, надо признать, он с завидным упорством пытался претворять в жизнь свои идеи. Некоторые из его задумок совпали с непосредственной тематикой института, а другими он продолжал заниматься в свободное время. Близкие друзья и сотрудники над ним добродушно посмеивались и называли его «Ананас».

– Ананас делает летающий таз, а по-научному « летающую тарелку», – говорили товарищи по работе, если они отвечали на вопрос человека, менее посвящённого в его дела.

Анастасом его назвал отец в честь любимого дедушки, маминого отца, трагически погибшего перед самым рождением будущего Анастаса. В школе и в институте его звали Стасиком и никаких других толкований это имя не вызывало. А вот здесь, на работе он получил созвучное прозвище «Ананас».

Последняя «машина» для лечения опухолевых болезней была почти готова. Оставалось совсем немногое – проверить «машину» в действии. Будет ли она работать и какова её эффективность? Этот вопрос мучил Анастаса более всего.

…И вот теперь здесь, в лесу, в голове Анастаса, в его возбуждённом мозгу, при его, казалось бы, полуобморочном состоянии, одна за другой представились все его машины, которыми он занимался. Иногда он видел их недостатки и понимал, что надо в них переделать и как доработать. Но всё это происходило неосознанно, помимо его воли. Наряду с этим всплывали в памяти и чередовались между собой эпизоды детства, чем-то примечательные и рядовые, давно забытые. Странные зигзаги памяти привели его в самые ранние детские годы.

…Были живы ещё мама и папа, и Анастас вновь переживал счастливые мгновенья. Эти ощущения были настолько сильными и яркими, что вряд ли в те далекие годы Анастас чувствовал себя счастливым ребенком более, чем теперь.

– Стасик, смотри, что тебе папа принес, – позвала сына мама, – это тебе на день рожденья.

Пятилетний Анастас влетел в комнату и с раскрытым ртом остановился у порога. Папа держал на коленях шапку, а в ней…, смешно поворачивая острым носиком в разные стороны, копошился настоящий ёж.

Анастас никогда не говорил родителям о своём желании иметь ежа, но каждый раз, как попадал в зоопарк, он подолгу, с горящими глазами простаивал у клетки с ежами.

– Нравится, сынок? – спросил отец, протягивая шапку с драгоценным грузом.

– Да-а, – только и смог вымолвить Стасик.

Он бережно принял шапку, тут же удалился в свой уголок и долго там оставался отрешённым от мира и видевшим только забавного, прелестного ёжика. И обедать Стасик пошёл только после того, как накормил и напоил своего любимца.

Играясь с ежом и обучив его нехитрым приёмам, мальчик сам становился существом, ему подобным, и мысленно переносился в лесные дебри. Он там жил, разговаривал с ежами на их языке, забирался в глубокие норки.

Не больше года прожил ёжик у маленького, заботливого хозяина и однажды под вечер как-то странно забился в угол под корзиной и не хотел оттуда выходить. Стасик его звал, выманивал кусочком яблока, которое ёжик очень любил, потом пытался вытащить его оттуда, но успеха не добился. Ёжик лежал, изредка вздрагивая, и не поддавался ни на какие соблазны.

Целых три дня Стасик не отходил от неподвижно лежащего зверька, сам почти перестал принимать пищу, и во сне звал своего заболевшего непонятной болезнью друга. Мама с папой, как могли, утешали сына и помогали ему развеселить, вылечить ежа, но, то и другое делали безуспешно.

Беззвучно плакал маленький Стасик над своим умершим другом. Крупные слёзы текли по щекам, капали на рубашку и Стасик не пытался вытереть или скрыть их от посторонних.

А когда папа хотел закопать неподвижное тельце в углу двора, Стасик схватил за руку отца и тихо сказал:

– Отвезём его, папа, в лес.

Эту поездку помнил Стасик всю жизнь. Другого ежа он заводить не хотел, как ни упрашивал его отец. А лес так и остался в памяти Анастаса местом, где захоронена частичка его сердца, где всегда у него проявлялись возвышенные чувства. Наряду с этим, в глубине души, он всегда ощущал некоторые оттенки грусти и печали.

Несколькими годами позже, когда отец уже умер на операционном столе в результате внезапной остановки сердца, Анастас вместе с матерью выезжал за пределы города. Его мать, Татьяна Анастасовна была прелестной женщиной. Моложава и стройна, она и после тяжёлого горя, свалившегося на неё, выглядела привлекательно, современно. По долгу своей деятельности она часто бывала в маленьких городах и деревнях. Там её знали, уважали, ценили.

В одной из таких поездок четырнадцатилетний Анастас сопровождал мать и был горд за неё, за её отношение к людям и за их любовь к ней. И хотя он выглядел совсем мальчишкой, старался тяжёлые, мужские заботы брать на себя. Татьяна Анастасовна при этом улыбалась и ласково гладила его по голове.

– Помощничик ты мой дорогой,– говорила она, – вот бы твой папа посмотрел на тебя!

И после этого замолкала, думая свои женские думы.

Случилось так, что во время пребывания в одной деревне им пришлось быть свидетелями страшного несчастья. И не только свидетелями.

Глубокой ночью загорелся коровник. Сильный ветер быстро донёс едкий дым до деревенских домов. Первым проснулся, ночевавший на сеновале Анастас. Не зная ещё, чем можно помочь, он прибежал к охваченному пламенем строению. Шум бушующего на ветру пламени и тревожный рёв задыхающихся в дыму животных делали жуткой и без того страшную картину.

Не помня себя, Анастас кинулся к большим воротам, пытаясь отбросить подпиравшее их бревно. Сил не хватало, видно давно не пользовались этим выходом. Анастас подбежал к сторожке, рванул дверь и услышал богатырский храп ночного сторожа. Схватив в темноте за босую ступню сторожа, Анастас тянул и тянул его, пока не прекратился храп.

– Кто-о тут?

Мальчик не часто сталкивался с пьяными, но здесь он безошибочно признал такого.

– Пожар, горит коровник!– закричал он, – надо открыть ворота.

– Уйди прочь,– промычал сторож.

– Увидев на столе, освещённом через открытую дверь заревом, связку ключей, Анастас не задумываясь, схватил её и выскочил во двор. Где-то с криком бежали люди.

Анастас вдоль стенки сарая пробрался к центральным воротам и начал лихорадочно совать ключ в громадный висячий замок.

Здесь, вблизи, обстановка была совсем адская. Порывы ветра то с одной, то с другой стороны приносили шквалы горячего, обжигающего воздуха. Треск полыхающего дерева и истошное мычанье обезумевших коров сливались в один сплошной рёв.

Мальчик дрожащими руками всё искал и искал тот единственный ключ, который бы оживил висящую на дверях громадину. Наконец, замок щёлкнул и с грохотом соскользнул вниз. Анастас потянул на себя обе половины и ворота медленно распахнули черный зев. Едва Анастас успел отскочить в сторону, как живая лавина вырвалась из темноты и потекла прочь, угрожая смести всё на своем пути. Кто-то схватил Анастаса за руку и с силой потянул от ворот. Несколько человек с ведрами и лопатами тут же остановились в темноте. Теперь уже никакие вёдра не помогут и ломы бесполезны в такой круговерти.

Когда поток из ворот схлынул, два человека юркнули внутрь сарая. Анастас тоже поспешил за ними. Там в дальнем углу пламя бушевало во всю, а в противоположной стороне сбились в кучу молодые телята и несколько коров. Они никак не хотели идти к выходу, упорно жались друг к другу. Люди пытались их гнать, кричали, били палками – только ещё более создавалась толчея и неразбериха.

Анастас сумел оторвать от стада одного телёнка и погнал его к выходу. Тут же за ним побежали другие молодые, потом взрослые, животные. Они сбили Анастаса с ног, отшвырнули его в сторону и также лавиной повалили в ворота.

С трудом, превозмогая боль, поднялся Анастас на ноги и, опираясь на палку, стал пробираться к выходу. К нему подбежал один из находившихся здесь же людей, подхватил его на руки и легко понёс, словно это был сноп соломы.

А минуту спустя, пламя охватило всё помещенье и ни одно, оказавшееся бы там существо, не осталось бы живым…

Анастас с матерью были связаны более, чем родственными связями. Их объединяла искренняя, человеческая дружба. И когда он учился в десятом классе, жизнь нанесла ему второй сокрушительный удар. Автомобиль, в котором Татьяна Анастасовна совершала очередную поездку по району, внезапно потерял управление и, перевернувшись, упал в реку. Никто из пассажиров не спасся. Только водитель чудом сумел выплыть, на свою беду, ибо через несколько дней он лишился рассудка и уже больше не смог вернуться к нормальной жизни. Анастас только через месяц вновь появился в школе. И хотя все старались уделить ему внимание, поддержать добрым словом, мальчик замкнулся и почти всё свободное время проводил в одиночестве. Рисованье и изобретательство отвлекали его от мрачных мыслей и постепенно размягчали душу…

Нелёгкая жизнь Анастаса без отца, трезвость и справедливость матери во всех делах закалили характер и воспитали самостоятельность мальчика. При всей хрупкости фигуры Анастас смело отстаивал свои убежденья. Вот только силу, как способ решения споров, презирал и иногда пасовал перед нею.

Однажды в институте, рискуя репутацией, Анастас встал на защиту студента, которому грозило исключение за неуспеваемость. Женя Усаченко был старшим в семье. Больная мать и трое братьев нуждались в уходе и средствах для существования. Отец бросил их и скрылся в неизвестном направлении. Женя был способным парнем, страстно хотел учиться, но постоянные домашние заботы и ночные дежурства на «скорой помощи» забирали много сил и времени. Сохраняя академическую задолженность за третий семестр, Женя пропускал занятия и всё более отставал в четвертом семестре.

Когда стало известно о готовящемся решении деканата об исключении Усаченко, Анастас бросился его защищать. Он пошёл в деканат, доказывал там несправедливость и ошибочность мнения об Усаченко, но успеха не добился.

– Ребята, мы не можем допустить, чтобы Женю исключили из института, – говорил после этого Одинцов на собрании группы.– Никто из нас не достоин быть медиком более, чем он. Мы только собираемся принести пользу медицине, а он её уже приносит и делает это страстно, не раскаиваясь в выбранном пути.

– Но, ведь он отстающий, – попытался возразить Костик Трубенов – «очкарик».

– У него хвосты, – поддержала его Люся Гвоздикова – безнадежная зубрила.

– Да, хвосты, – не сдавался Одинцов, – но это не волчьи хвосты, а хвосты ящерицы. В любой момент их можно сбросить. Женя способен это сделать, но ему сейчас трудно, надо помочь ему.

– Среди нас ящерица завелась, – не унимался Трубенов, – надо в зоопарк её.

Никто из студентов не поддержал «очкарика».

– Правильно, ребята, мы что, разве не друзья ему?

– Жалко Женьку, надо помочь ему,– раздались голоса из последних рядов.

–Вот и я говорю,– продолжал Одинцов,– надо группой поручиться за него и пойти к ректору.

Сам Женя на собрании не присутствовал и о решении ребят ничего не знал. Предупреждённый деканатом, он смирился со своим исключением и занятия не посещал.

Трое ребят во главе с Анастасом на приёме у ректора горячо ратовали за своего друга, сумели убедить всех, что Женя Усаченко рождён для медицины, что его неуспехи временные и преодолимые.

Результатом такой борьбы были не только отмена подготовленного решения об исключении, но и назначение стипендии этому студенту. Ректор сказал Одинцову, что если Усаченко не исправится, то придётся всю стипендию, им полученную, вычесть с Одинцова.

– Согласен, согласен на такие условия, – воскликнул Одинцов, – понимая шутку ректора и в то же время, будучи уверенным в способностях Усаченко.

С удвоенной энергией после этого взялся за учебу Усаченко, сократив теперь, благодаря стипендии, ночные дежурства.

Закончив «с отличием» институт, Усаченко был первым кандидатом в аспирантуру, но попросился направить его туда, где больше всего нужны были его руки…

Что заставляло здесь, в лесу, воссоздавать в голове Анастаса эти и другие картины его жизни, непонятно. Ясно одно, что многое из прошлого он переживал снова и с не меньшей силой, чем в давно ушедшем прошлом.

Потом Анастас вспомнил, как он пришёл сегодня на лесную поляну, чтобы сделать зарисовки и, увидев здесь нечто необычное, потерял сознание. Он открыл глаза, посмотрел вокруг себя и попытался подняться на ноги. Монотонный, журчащий шум снова напомнил ему об утренних видениях.

Поднявшись, Анастас сквозь шум начал улавливать отдельные слова какой-то непонятной речи. Потом слова стали отчетливее, громче и он услышал фразу, обращённую к нему:

– Не пугайся, человек, и не пытайся пока увидеть меня. Стой на этом месте и слушай, что я тебе скажу.

Хотя Анастас понял слова, сказанные ему, он всё же сначала повернул голову направо, потом налево, поднял глаза кверху и, никого не увидев, снова прислушался к голосу.

Этот голос слышался не совсем обычно – он не имел источника, не воспринимался ушами, как органами человеческого слуха. Голос как бы возникал сам по себе в голове Одинцова и сразу ощущался слуховым центром головного мозга.

– Ты пока не видишь меня, но можешь со мной разговаривать. Можешь мне отвечать и даже, если захочешь, спрашивать. Не надо напрягать свои голосовые связки, говори со мною мысленно, я тебя слышу и понимаю.

Анастас, словно в оцепенении, стоял и слушал рождающиеся в голове слова.

– Я с тобою уже немного знаком. Первая встреча у нас была здесь вчера, только я не давал о себе знать, чтобы не разрушить твои мозговые клетки. Из опыта нам известно, что существо, подобное человеку и обладающее мозгом, не может сразу войти с нами в контакт. Это смертельно опасно для него. Поэтому я сделал две попытки приблизиться к тебе, вчера вечером и вот сегодня утром. Второй контакт был более близким и, может быть, слишком сильным, поэтому ты потерял сознание. Но я поспешил оставить тебя, чтобы не причинить большего вреда. А вот теперь, в третий раз, я могу смелее сблизиться с тобой. Твой мозг начинает приспосабливаться и может работать со мной на одной частоте.

Анастас слушал всё это, не проронив ни одного слова. Он, будто спал, стоя, не шелохнувшись и затаив дыхание.

– Но и эта встреча не может продолжаться долго. Я скоро покину тебя, чтобы потом встретиться вновь. Мы с тобой, надеюсь, поймём друг друга, но, прежде, чем расстанемся, я представлюсь. Я – живое существо из другого мира, с другой галактики, но наша жизнь и мы сами не похожи на вас и на вашу жизнь. Я живу только в мыслях, а точнее, я и есть сама мысль, концентрация её, сгусток мыслительной энергии. Я являюсь некоторым подобием вашей мозговой энергии, которая, как я уже понял из многих наблюдений и контактов здесь, на вашей планете, слишком слаба. Вы и сами не можете её ощущать физически. А я являюсь концентрацией такой энергии, в миллион раз превышающей энергию вашего мозга, как энергия шаровой молнии превышает энергию зажженной спички. Мы живём в другом мире, другой жизнью. А теперь прилетели к вам, вернее – не прилетели, а прибыли. Для нас не существует расстояний, мы, обладая скоростью мысли, можем перенестись в любой уголок Вселенной. Но перенос этот не является полным – основная часть нашего естества, нашей энергии остается дома. Мы питаемся ею и постоянно поддерживаем с ней связь. А теперь, человек, скажи своё имя.

– Анастас, – шёпотом произнёс Одинцов.

– Ты должен уйти, длительное общение со мной сейчас для тебя – большая нагрузка. Твой мозг не способен долго находиться в контакте со мной, он не может принять чрезмерно большой поток внешней энергии.

В следующий раз ты узнаешь ещё кое-что о нас и о цели нашего появления здесь. И ты нам поможешь. В добрый путь! До завтра, На этом месте.

– До свиданья, – подумал Анастас и сразу же почувствовал некоторое облегчение.

Постояв несколько минут на месте, Анастас обнаружил, что листья на деревьях и кустарнике приобрели обычный, нежно-зелёный цвет, а поляна – вчерашнее очарование.

Анастас машинально достал краски и бумагу, но… вдохновенье его покинуло. Слишком сильное и необычное впечатление оставил о себе странный пришелец.

«Как это понимать? – думал Одинцов. – Значит, существует внеземная цивилизация! И я стал первым человеком, который установил с нею контакт. Хотя, нет, не первым, а одним из первых, ведь ОН же сказал, что были и другие контакты. Значит, на меня возложена большая ответственность – явиться перед инопланетянами в качестве представителя человечества. Смогу ли я достойно представить земную цивилизацию перед лицом такого мощного интеллекта? Ведь это гигант, гений, это…»

Анастас не нашел подходящего слова, чтобы полноценно назвать то существо, которое только что было рядом с ним. Оно так ошеломило его и подавило своей неестественностью и неожиданностью, что Анастас боялся назвать его недостойным словом.

Медленным шагом Одинцов шёл к своей палатке, чтобы отдохнуть там и в спокойной обстановке ещё раз переосмыслить всё то, что с ним приключилось. Но каким бы значительным, ни было это событие, у него, ни разу, ни на секунду не зародилась мысль, чтобы с кем-нибудь поделиться, поговорить, посоветоваться. Он не стремился об этом необычном явлении срочно сообщать людям, специалистам, занимающимся внеземными цивилизациями. О нет, он не жаждал единоличной славы и не мечтал получить для себя выгоды: он никогда не был эгоистом.