Фазерботы

Нечасто, но бывает, зона по какой-то только ей понятной причине, шевельнет пальцем, уронит фишку. Если не заметишь и скоренько не смекнешь, закончишь плохо. Надо ценить такие подачки и правильно реагировать. Бурасика подбросило на «трамплине», высоко подбросило, и приземлился он крайне неудачно – сломал позвоночник. Казалось бы, простая гравианомалия, которую самый допотопный детектор выявляет в полвольта, а такой исход. Кончилась батарея. Так вот. А до этого на его «велесе» сломался индикатор заряда той самой батареи. Все одно к одному. Зона его предупреждала. Стрелок  рассказывал, как за день до выхода ему на голову едва не свалился аккумулятор. Разбился в сантиметрах перед ним. Кислота забрызгала брюки и берца, пришлось срочно снимать и бежать в казарму в трусах.

Оказалось, что в момент, когда он возвращался из «чепка» на втором этаже «шмонали» кубрики. От аккумулятора, как от запрещенного элемента нарушители избавились самым радикальным способом – выкинули в окно. Даже не глянули, кто внизу.

Разве это не знак? Окажись Фаза на его месте, перед выходом заменил бы все батареи, и запасных прихватил бы с десяток.

У элеватора сержант повернул направо.

– Сержант, – услышал Фаза в наушниках, – планировали как бы через «Сучье».

Фаза с минуту молчал, затем произнес:

– Я поменял маршрут. Идем опушкой.

– Чего так? – не удержался от вопроса Рама.

– Предчувствие у меня плохое, – Фаза помолчал, затем добавил, – там Ящер в аномалию угодил. Фиг знает, сколько еще поразбросало. И туман этот… В общем, направо.

Больше вопросов не нашлось. В общем-то, и так было ясно, раз сержант сменил маршрут, значит, на то есть причины.

Среди шороха травы слышалось тихое ритмичное жужжание «мулла». Машина шагала мягко, беззвучно. Закрепленное на платформе научное оборудование помалкивало как литое. Датчики уравнивали скорость движения с «пастухом», коим являлся профессор, чутко реагировали на изменения в составе и плотности грунта.

Олег Юрьевич единственный в отряде, кто ничего не нес за плечами. Перекинутый через шею тонкий ремень и второй от пояса удерживали джойстик в удобном для управления положении. Профессор отказался от укороченного легкого ПП-91. Для самообороны оставил лишь «фору».

Через полтора километра туман начал редеть. А когда подошли к "Рыжухе" – речушке со ржавой водой, вовсе истончился в рваные лохмотья. Соединяющая берега поваленная ива, оказалась не проходимой для механического носильщика. Пришлось пилить дерево и укладывать рядом. Для облегчения задачи транспортер разгрузили. Научное оборудование переправили на противоположный берег вручную.

Прикусив от напряжения и сосредоточенности кончик языка, профессор аккуратно работал с джойстиком, бережно вел машину по деревьям со срубленными ветвями. Мулл переставляла свои механические ножки не шире пяти сантиметров зараз. Для устойчивости делала это часто, от чего казалось, что пританцовывает. Малой всячески помогал оператору, забегал то с правого, то с левого бока, ложился на живот, заглядывал под машины.

Звено рассредоточилось по периметру и занималось привычным делом – охраной «перцев». Фаза со сдержанным осуждением смотрел на возню с «мулом»: «Гребаная железяка еще попортит кровь. Зря я тут пошел. Кто ж знал, что она такая инвалидская? Ведро с болтами, скочит, как вошь на сковородке. Чтоб она утопла». Взглянув на научное оборудование, сложенное горой из алюминиевых противоударных кейсов, переменил мнение. Но провидение его уже услышало. Да уж, как часто бывает, оно слышит не то, что надо.

Подгнившая кора под передней опорой транспортера сошла пластом. Машина задергалась, засуетилась. Страх перекосил лицо профессора. Руки на пульте затряслись, пальцы окостенели. Мул подпрыгнул, повернулся влево, заскользил, бросился вправо, зацепился и, взбрыкивая всеми конечностями, повалился с дерева.

– Держи! – заорал Олег Юрьевич, выпучивая глаза. – Держи его!

Малой бросился к машинке. На втором шаге потерял равновесие, замахал руками, изогнулся, упал на колени. Вцепился в сучок, замер, испуганно уставился вниз на реку.

– Держи! Держи! – все вопил профессор, обмирая со страха.

Мул соскользнул с осины, левой «ногой» встрял в щель между деревьев, благодаря чему и держался. Но нервическая дерготня опор сокращала эту возможность. «Нога» постепенно выскальзывала из зацепления.

Кишлак первым оказался рядом с транспортером. Он схватил его за крепежный крюк и принялся тянуть. Фаза подскочил к профессору, гаркнул в лицо: «Выруби его!». Ученый без понимания таращился в злые глаза, затем до него дошло. Он щелкнул тумблером – машина замерла.

Весь отряд за исключением Кишлака, назначенного Фазой дозорным, и профессора тянули «мула» из капкана. В какой-то момент под ногой Пижона, как немногим раньше под транспортером, кора отслоилась и поползла. Выгибаясь, взмахивая руками, парень повалился в «Рыжухе». В последнюю секунду Рама поймала его за разгрузку и рывком притянула обратно. Спасенный, таращился на спецназовца и тяжело ипорывисто дышал.

– Живи, – спокойно сказал здоровяк и снова взялся за край платформы.

Не успел Пижон прийти в чувства, как сзади послышался громкий вскрик. Ссэр провалился ногой впросвет между деревьями, по самый уд. Страшно гримасничая, выбрался самостоятельно. Кроме того, что подвернул голеностоп, об острый сучок порвал брюки и до крови расцарапал бедро. Припадая на правую ногу, медик сошел на берег, уселся на землю и принялся расстегивать брючной ремень.

 Чертову железяку, все же вытянули. Под стенания профессора переправили через речку, бережно опустили на землю. Обездвиженная машина напоминала безголового, безшеего, чересчур длинного осла.

Отталкивая спецназовцев, ученый кинулся к транспортеру: «Отойдите. Отойдите, – требовал он и отодвигал их руками, – дайте я проверю. Да отойдите же от него!». Олег Юрьевич, как и Малой был без шлема. Лицо, уши его горели лиловым цветом, а сильно прореженные сединой волосы торчали во все стороны. Пальцы на джойстике дрожали как в лихорадке. Чтобы начать процесс оживления, ученому пришлось несколько раз тряхнуть кистями и сделать глубокий вдох-выдох. Было видно, что машинка для него имеет большое значение.

Фигово, когда руки растут из задницы, – пробубнил Рама, косясь на исследователя.

– Ага, – поддакнул Седой, – а еще хуже, когда голова из того же места.

«Мул» ожил с первой попытки.

– Уф, – с облегчением выдохнул Олег Юрьевич. Его лицо оттаяло, поплыло в улыбке, – а я уже, грешным делом, подумал каюк самоходке.

– Нашего института разработка, – похвастал Малой, обводя взглядом спецназовцев. Никто не отреагировал на реплику. Люди пользовались передышкой, приводили себя в порядок.

Фаза подошел к Кишлаку, который закручивал крышку на фляге, спросил:

– Ты чего там напрягся? – мотнул головой в сторону леса.

– Ничего не напрягся

– Когда осла тащили, на кой к прицелу прикладывался?

– А-а, тогда. Показалось какое-то движение на опушке. Посмотрел в оптику – только туман.

– Человек, мутант?

– Не было там никого.

– Не было, так не было, – обводя взглядом опушку, Фаза достал сигареты, предложил снайперу.

– Спасибо, не курю, – отказался Кишлак, помолчал и продолжил, – как-то странно, ни аномалий, ни мутантов.

– Погодь, все будет, замучаешься отплевываться. Как говорится, чем дальше в лес, тем толще дятлы.

– Ага, – встрял в разговор Рама, – и злее партизаны.

Фаза внимательно посмотрел в простодушное лицо здоровяка. Ничего не сказал, направился к медику.

Ссэр уже обработал рану на бедре и теперь брызгал спреем на оголенную щиколотку.

– Идти можешь? – спросил его, попыхивая сигареткой сержант.

– А чего не смочь? Смогу, – говорил медик отстраненно, рассматривая голеностоп. – В наше время, еще в СССР на такие мелочи вообще внимания не обращали. В восьмидесятых служил связистом в братском ГДРе. Наша дивизия стояла в Галле. Дорога, по которой бегали на утренней зарядке, была булыжной. А за складами ее частично разобрали. Не знаю, для каких целей камень потребовался, а может, и просто не доделали, в общем, как не пробежка кто-нибудь да подвернет ногу. Раз десять на этой самой дороге я подворачивал голеностоп и ничего, всегда прибывал в казарму своим ходом. Похромаешь немного и норм, – санитар убрал спрей в сумку, принялся тряпицей замысловато обматывать стопу.

– Ты чего, в портянках? – удивился Фаза.

– Портянка сто очков даст вашим чехольчикам.

После того Ссэр взял рядом стоящий короткий сапог с ремешками по бокам, всунул в него ногу. Фаза только сейчас обратил внимание, что на медике не берца. «Да уж, – в какой раз повздыхал сержант, – компашка что надо». Его взгляд остановился на Пижоне. Тот стоял у реки, левой рукой натягивал брючину, а правом, смоченной в воде, тер ткань на колене, отмывая грязь. «Почему я сразу не застрелился?».

Он тяжко выдохнул, подозвал профессора и его помощника. Самым категоричным тоном предупредил, чтобы впредь шлемы не смели снимать. Это наистрашнейшее нарушение. Он одевается в расположении базы и там же снимается.

Глава 6. Синька

– Я извиняюсь, не помню как вас по имени-отчеству, – негромко поинтересовался Кишлак, поравнявшись с профессором.

– Олег Юрьевич, – с плохо скрываемым пренебрежением проговорил тот, не сбавляя шага, мельком взглянул на снайпера.

– Олег Юрьевич, – продолжал Кишлак доброжелательно, – может, доктор сядет на вашего ходунка? Он ведь за него пострадал. Посмотрите, как хромает дядька?

– Не может, – сухо отрезал ученый и не стал объяснять почему.

– Зашибися, – ехидно усмехнулся Седой.

– Боливар не выдержит двоих, – вставил Рама.

– Тихо всем, – Фаза обернулся, колючим взглядом, как погонщик, ткнул каждого говоруна.

Словесная пикировка прервала его размышления о выборе маршрута. Все время сержант приглядывался к научникам, отмечал их выносливость, физическую форму, ходкость, моральную составляющую, делал пометки. Схема движения почти была готова, но случай на переправе скомкал и швырнул в урну все выкладки. Фаза предполагал, что транспортер ограничен в маневренности и с этим придется считаться. На крайний случай держал в уме возможность бросить машинку, а оборудование перегрузить на плечи отряда. После того как взвесил тяжесть закрытых и опечатанных алюминиевых ящиков, выкинул эту мысль из головы. Лесные, а также овражистые, топкие, аномально насыщенные участки постарался исключить из маршрута. Путь вышел длиннее запланированного в полтора  раза.

Он уже смирился с мыслью, что этот рейд – Божья кара за грехи и ему надо пройти этот путь до конца, чтобы стать  увереннее, сильнее, чтобы поднять авторитет до непререкаемых высот. «Да, уж. Дорожка на голгофу, – нехорошие мысли продолжали одолевать сержанта. – Чтобы так вот все сложилось по-говенному – постараться надо».

Покорившись судьбе, Фаза почувствовал, что даже начал испытывать от всех этих сложностей и неприятностей какое-то мазохистское удовольствие. Страх и неизбежность одновременно угнетали и бодрили, добавляли болезненную остроту восприятия. Сердце стучало тревожно, что мешало равновесию и в то же время держало на пике формы. Время от времени легкая дрожь прокатывалась по всему телу и взбадривала мысли подобно повару, который большим черпаком мешает приготовленный суп, поднимает со дна густоту, прежде чем разлить по тарелкам. Кроме того, грела мысль о заслуженном почете. Может, статься, Нагибауэр заберет назад  «зарадарную пыль». По лагерю быстро расходятся подробности с рейда. Как бы звеньевые ни старались выпячивать боевое братство, взаимовыручку, скрытое соперничество и ревность к удачи другого никуда не девались. «Все мы люди, все мы человеки. Почет и уважение, уважение и почет – вот что имеет значение. Тугры′ дело второе».

Фаза опаздывал на рандеву, о чем сообщил проводнику на ПДА. Отряд вел полем, вдоль темного, угрюмого ельника, на опушке которого все еще стоял плотный туман. Он цеплялся за сучковатые шершавые стволы, за ветви, гнилые пни и овраги. Плавал в остатках ночной прохлады и казался дыханием самого леса, рожденное болотными испарениями, смешанное с ядовитой взвесью «газировки» и «студня».

Сизый налет в белесом мареве Фаза заметил не сразу. А когда, наконец, отделил котлеты от мух, сердце взбрыкнуло и помчалось галопом. Сержант поднял руку, давая знак остановиться. Краем уха отметил, что тихий гул сервоприводов прекратился не сразу. Мысленно матюкнулся, поднял к глазам бинокль. «Так и есть, черт бы ее побрал. «Синька»». Аномалия вытекала из леса, смешивалась с туманом, передним краем низко стелилась по земле, просачивалась сквозь ветки и траву.  Он повернул голову влево. Нашел взглядом развалины фермы, прикинул расстояние.

– Синька справа, – сухо проговорил сержант в микрофон, – всем за мной, смотрим по сторонам, – широким шагом двинул к разрушенной далеко в поле постройке. Он торопился. По опыту знал, что меланхоличность и медлительность, аномалии обманчива. Она движется намного шустрее, чем, кажется. Быстрее бегущего человека. Когда обернулся в очередной раз – клин вырос в холм и доходил дымной вершиной до середины костлявых елей.

Сержант скомандовал:

– Бегом марш. Не отставать. Чилим приглядывай за «перцами».

Фаза взял низкий темп. Разминочная трусца, пока его устраивала. То и дело он оборачивался. Смотрел строй, затем устремлялся к синеющей мари. Аномалия уже не напоминала ленивые испарения с болот. Шла валом, клубилась, словно нагнеталась из гигантских шашек.

– Быстрее, – скомандовал сержант, – выбежал из строя, поравнялся с Седым, – махнул рукой в сторону развалин, – веди туда.

Стрелок кивнул.

Сержант бежал рядом с отрядом и молил Господа Бога, чтобы в суете не вляпались в какую-нибудь хренотень. Умом понимал, что на задворках зоны, аномалии редкие гости, но все же нервничал. «Ящер вляпался и синька вот. Откуда она здесь? Какая-то дичь с зоной творится», – думал он оборачиваясь на иссиня-серые клубы.

После убыстрения темпа, разрыв между Седым, Малым и остальной группой заметно увеличился. Всему виной был транспортер. Он передвигался на пределе технических возможностей, и явно не тянул даже на «третий разряд». Фаза подбежал к профессору:

– Нельзя быстрее?

– Нельзя, – гавкнул Олег Юрьевич, добавил, – какого рожна…, – одышка не позволяла выговорить предложение целиком, – мы пошли здесь? Нельзя… было безопасный… маршрут про…думать?

Сержант повернул голову и несколько метров бежал рядом с ученым, всматриваясь в его шлем-маску:

– Если не ускоритесь – умрете, – сказал он спокойно и ушел в отрыв.

Ему все же пришлось вернуться, так как два осла отстали безбожно. Первый груженый на механических ножках, второй следом, с джойстиком наперевес.

Фаза подхватил профессора под правую руку и потащил вперед.

– Да… Да, что ты себе позволяешь, – задыхался в гневе исследователь, попытался вырваться.

– Копать-хоронить, – прошипел сержант, крепче, словно тисками сжал хилое предплечье, – либо ты оставишь своего осла, ему все равно ничего не будет, либо останешься сам.

– Ты…, – профессор продолжал вырываться, но сержант не обращал внимания на слабые трепыхания и пёр. Фаза видел фигурки стрелков, которые карабкались на уцелевший кусок крыши. Рама сгибался и разгибался в пояснице, поочередно подсаживая людей.

«Вроде бы успеваем, – успокаивался Фаза. – А это откуда?!», – он опешил и едва не споткнулся. Зацепил кочку, засуетился ногами, но быстро восстановил равновесие. С дальней стороны коровника из-за разрушенной стены ему навстречу выбегали плоти. Две крупные, за ними одна чуть меньше и следом мелкий выводок.

Фаза крепче сжал рукоятку калашникова, палец лег на спусковой крючок. Скоро он понял, что мутанты бегут не к нему, а параллельным курсом в сторону леса. «Они что, того? Охренели?». Сержант обернулся. Все было еще хуже. Синька подобралась совсем близко. В каких-то ста метрах он различал сизые скользящие по траве букли.

Сбитый с толку, Фаза продолжал бежать прежним курсом и тянуть профессора. Тот уже не сопротивлялся, но все равно мешал тем, что постоянно хотел обернуться на мула, отчего шаг его делался приставным и заковыристым.

Потревоженные людьми мутанты плотной цепочкой пробежали мимо. Что с ними будет, сержанта не интересовало. Он изо всех сил спешил к коровнику. Когда оказался на месте, поднял профессора и передал в руки Чилиму. Тот лежал животом на крыше, свесившись по грудь, за ноги его удерживал Седой. Грубо, без деликатности спецназовец втянул ученого, затем помог забраться сержанту. Тихая смерть мягко ударилась синими волнами в кирпичные стены, остановилась, растеклась поволокой.

Через пять минут поле вокруг коровника затянуло. Останки совхозных построек, скелеты трактора, самосвала торчали ржавыми островками в перетекающей вяло колышущейся синей дымке.

В мертвой тишине слышалось ритмичное механическое жужжание: бжик – бжик, бжик – бжик. Скоро оно приблизилось и смолкло где-то под стеной.

Люди сидели на крыше, водили взглядами по мареву и поражались. Дальше, на полкилометра на запад, куда утекла основная волна, было заметно, как «синька» истончается и меняется в цвете. Не зная природы аномалии, можно было бы наслаждаться уникальной, завораживающей красотой и искать в этом вдохновение.

Но сержант прекрасно знал, как и его стрелки, что под умиротворяющим покровом, в этот самый момент происходят сотни умерщвлений. Газовая смесь заползает в норы, трещины, расселины и пожирает все живое. Почему так тихо? Да, очень просто. С первым же вдохом синька разъедает гортань, трахею, затекает в легкие…

– Синий туман похож на обман, – услышал сержант насмешливый голос, который прозвучал кощунственно в воцарившейся погребальной тишине. Фаза обернулся. Он не заметил, в какой момент профессор снял сферу М-12. Более того, ни в руках исследователя, ни поблизости ее не было видно.

– Чтоб ты сдох, – пробормотал сержант, а громко сказал, – Олег Юрьевич, где ваш шлем?!

Приходилось напрягать голосовые связки. Отряд рассредоточился по крыше, чтобы не создавать в одном месте излишнее напряжение, тем более провалами в шифере, гнилыми досками, треском, конструкция намекала на свою дряхлость.

– Я его куда-то положил, наверное, скатился, – профессор завертел головой, в поисках шлема. – Чуть не задохнулся. У него неполадки с фильтрацией, с каким-то клапаном проблема, наверное.

– Вы…  Я предупреждал…

– Да, да, предупреждал, – не спорил ученый, – но я выбрал жизнь, а не ваши правила. И, как видите, – он поднял руки, представляя себя целехонького на всеобщее обозрение, – не прогадал.

«Вот мудак, – думал Кишлак, недобро поглядывая на ученого, – сам чуть не сдох и сержанта не утянул». Когда Фаза схватил прилично отставшего исследователя под руку и поволок, снайпер уже был на крыше коровника и прекрасно видел, как синие струи, словно змеи, стремительно скользили в сухой траве и догоняли. «Если бы не плоть, корчиться им в страшных муках».

Напуганные шумом мутировавшие свиньи с выводком выскочили, словно черти из табакерки и бросились навстречу людям. Кишлак вскинул винторез и уже поймал первую в перекрестье, когда увидел промелькнувших мимо сержанта с профессором. Чилим его остановил, но он и сам уже передумал, во все глаза смотрел, как стайка мутантов бесстрашно погружается в синее облако. Плоти еще некоторое время бежали темными силуэтами в клубящейся гати, а затем беззвучно попадали, сначала мелкие, потом крупные.

На бегу левой рукой профессор расстегнул подбородочный ремень и сбросил шлем. Он его даже не пытался держать. Откинул в сторону, как что-то мешающееся. Через несколько метров сержант дотащил его до стены и передал Чилиму. Кроме того, Кишлак видел, как ноги Фазы пару секунд еще стояли по щиколотку в сизой паутине, прежде чем его вытянул спецназовец.

 «Он только мешал Фазе, – зло думал снайпер. – Минуту потерпеть не мог. Задыхался, блин… Все задыхаются, когда бегут в противогазе. Из-за этого барана сержант чуть не погиб. А он, сука, спасибо даже не сказал. Надо будет потом яйцеголовке продемонстрировать, что от плоти осталось».

«Синька» застелила поле вокруг и не собиралась растворяться. Картина была одновременно красивой, величественной, завораживающей и в то же время смертельно пугающей. Если не всматриваться в даль, то могло показаться, что коровник неимоверно высок и крыша находится над облаками.

Пижону становилось не по себе, когда он вытягивал шею и заглядывал в дыру. Видел под собой колышущуюся газовую взвесь и трудно сглатывал, представляя, что будет, если шифер не выдержит.

Перекусывать пришлось порознь на безопасном удалении друг от друга. Пользовали личные съестные запасы за исключением профессора и его помощника. Свои вещмешки они закрепили на самоходке. Раме, как ходячему НЗ, пришлось кидать упаковки с сублиматом и прочей снедью беспечным исследователям.

Олег Юрьевич сделал два шага по направлению раздатчика.

– Стоять! – вскрикнул Рама, упустив начало движения профессора. Все замерли и посмотрели в сторону статуи с протянутой рукой.

– Медленно опуститесь на четвереньки и отползайте на свое место, – отчетливо проговорил сержант.

Отступив, Олег Юрьевич аккуратно сел на волнистое, покрытое мхом, растрескавшееся, потерявшее прочность асбест-цементное изделие. У Малого худо-бедно получилось разогреть рис с курицей. Профессор же после нескольких неудачных попыток установить на склоне крыши горелку в сердцах смахнул ее вместе с едой вниз. В итоге довольствовался холодными консервами, да хлебцами и то одну пачку упустил. Она выскочила из рук и по шиферу соскользнула на землю. На ученого больно было смотреть, все он делал неловко, неумело, ронял, пачкался…

– Пальцами, яйцами в соль не лазать, – нравоучительно проговорил Седой, исключительно аккуратно намазывая печеночный паштет на галету. Малой замер, быстро взглянул на стрелка, затем вынул руку из контейнера, обтер о брюки, после чего пластиковой вилкой подцепил кусок курицы, понес ко рту. Еда сорвалась с трезубца, скользнул по губе, упал между ног на заскорузлый шифер. Малой  быстро схватил треклятую курицу, сунул в рот.

– Хорошо, что на бумажку, – проговорил Малому.

– Ага, – пробубнил Рама с набитым ртом, – причем на стерильную.

– Сам погибай, а товарища выручай.

Сказанные совсем не к месту слова заставили всех посмотреть на сидевшего с сигаретой в зубах медика. Он поел и запалил чадилку:

– Восемьдесят процентов населения земли было вовлечено во Вторую мировую войну. Шестьдесят два государства из семидесяти трех существовавших. А людские потери достигли семидесяти миллионов человек. Почти половина приходилась на СССР. Подвиг солдата на фронте стал обычным делом. Ни одна армия мира не могла похвастать таким массовым самопожертвованием ради спасения остальных, как советская.

– Ты это к чему, док? – перебил Ссэра Чилим. – При чем здесь вторая мировая?

– При том что мы наследники, сыны и внуки тех самых солдат.

– И чего, хочешь сказать, героизм передается генами?

– Это у нас в крови. Слова: «Умираю, но не сдаюсь», писали только солдаты красной армии.

– Брось, док, это было тогда. Сейчас все по-другому.

– А сержант? Он ведь только что едва не погиб, спасая Олега Юрьевича.

Чилим посмотрел на Фазу, который продолжал жевать паек и, казалось, был безучастным к разговору.

– Это другое, – вновь заговорил Чилим, – мы звено. Мы в связке. От каждого зависит жизнь другого. Потеряй сейчас профессора и смысл, и цель экспедиции полетят к черту. Придется возвращаться, получать втык от Нагибауэра. Никаких премиальных, никаких надбавок. Да и вообще, здесь в зоне у нас нет врагов. Это как выживание в сложных природных условиях. Жертвовать собой ради других здесь никто не собирается.  Просто у каждого есть своя задача, и он ее должен выполнить, как бы хреново ни было. Правильно говорю, войны?! – повысил голос Чилим.

– Так, точно! – тут же подхватил Рама. – Мы кулак!

– А кулак бьет больнее, – вразнобой заголосили Седой, Пижон и Кишлак, – когда он крепко сжат!

Услышав эту браваду, профессор мотнул головой и улыбнулся. Вытер рот тылом ладони, взглянул на Фазу. Тот оставался серьезным, поглощал пищу и смотрел по сторонам.

Завибрировал ПДА. Сержант отложил консервы, поднес коммуникатор к глазам. Прочитал сообщение, кивнул, громко сказал:

– Так, бойцы, "Растопырка" отменяется, идем на баржу. Товаруга нас не дождался.

– А как скоро рассеется туман? – спросил Малой.

– Это не туман, это синька. Очень токсичная аномалия.

– А что, наши противогазы, – Малой постучал кулаком по шлему, – не смогут ее отфильтровать?

– Смогут, только синька проберется в любую щелку, и тогда тебе кранты. Здесь нужен полностью герметичный «Сева» с замкнутой циркуляцией или хотя бы «Эколог».

Капли ударились о шифер и оставили темные кляксы. Фаза поднял голову, посмотрел в хмурое небо. Признаков дождя не заметил, но кто ее поймет эту Зону. Тут все не так. Физические, химические законы нарушаются за здрасти. Прохладная капля разбилась о щеку. Сержант быстро ее вытер: