Прошлое. Возвратный тариф

Глава 2.

Приходить на подобные вечера полагается с небольшим опозданием. Самое оптимальное – через пятнадцать-двадцать минут после заявленного времени. Именно это всю дорогу объяснял Павел Владу, перекрикивая царящий в метро шум поезда.

– Будешь стоять там, как дурак, и таращиться на накрытый стол!

– Мне кажется, ты найдешь, чем заняться за накрытым столом! – отвечал ему Влад: – Тебе не кажется, что мы уже вышли из того возраста, когда было неудобно приходить первым? Договаривались же на пять, причем за месяц вперед.

Влад видел, что Павел рассчитывает появиться после Ани. Оттого и нервничал, потому что его пунктуальный друг считал дурным тоном опоздать в субботу на мероприятие, которое обсуждалось заранее – именно ради того, чтобы выяснить подходящее для всех время.

В зале ресторана их встретила Таня Шишкова. Это она нашла потерявшихся в других городах и странах и обзвонила всех, кого могла. В школе Таня была самая настоящая отличница, из везунчиков, кто не прикладывает особых усилий, чтобы запомнить урок. Таким совершенно без разницы – написать сочинение по литературе или решить сложные задачи по физике. Но она никогда не участвовала в так называемой общественной школьной жизни: не играла в спектаклях, не танцевала на школьных линейках. Блистать не знаниями, а талантами Таня предпочитала за пределами школы – только на прошлой встрече выяснилось, что девушка всерьез занималась хореографией, а об этом никто знать не знал. А после института она вышла замуж и родила четверых детей. При этом все-равно успевала работать и даже нашла время организовать эту встречу.

– Привет, мальчики, – такое кокетливое приветствие совсем не ждали от Тани, поэтому «мальчики», чуть не задев проем двери головами, вошли в зал и замерли. Так и стояли – один ростом метр девяносто и нарочитой трехдневной щетиной, другой чуть пониже, но не менее широк в плечах, что подчеркивала облегающая одежда. Перед выходом Павел окинул взглядом Влада и спросил: «Рубашечку специально выбирал на размер поменьше, чтобы она на тебе трещала по швам?»

– Да, – улыбнулась Таня, разглядывая одноклассников, – Заматерели вы, мальчики…

Те переглянулись, каждый как-то неловко обнял Таню, после чего Влад заметил:

– А ты все такая же, – он, правда, имел в виду фигуру. Таня и в школе отличалась хрупкостью, сейчас осталась худенькой, но на лице следы возраста и усталости уже не скроешь.

– Не ври, – ответила та и отошла к столу.

Павел огляделся. Недалеко возле стены сидел Толик Малашенко. Все в нем, начиная с имени и внешности было мягкое и обтекаемое. Он был высокий, но совершенно неспортивный, лицо симпатичное, но невыразительное и будто смазанное. Толик мог расположить к себе собеседника, но на следующий день его оппонент с трудом бы вспомнил, как тот выглядит. Толик скользнул по вошедшим взглядом и чуть заметно кивнул.

– Привет, Толик! – прокричал Влад над ухом Павла чересчур громко и слишком показательно. Так детям обычно родители намекают, чтобы они поздоровались с пожилой соседкой по лестничной клетке. «Здравствуйте, Марьиванна!» – говорит, растягивая слова, идущая за детьми мама. И догадавшиеся по назидательному тону дети писклявым хором повторяют: «Здравствуйте, Марьиванна!»

Павел сдержанно кивнул Толику в ответ и обернулся к другу, красноречиво смерив его взглядом.

– И зачем? – прошипел он.

Влад опустился на стул и, пододвинув к себе стакан, потянулся за бутылкой минеральной воды.

– Ладно тебе. Может, ты извиниться хочешь?

Павел резко уселся рядом, от злости подпрыгнув на стуле.

– Мне извиняться не за что.

– Ну да! – Влад смотрел на Павла из-за стакана с водой. – Как же не за что? Ты расквасил Толяну нос!

– И что? – Павел налег на стол, раскидав локти. Увидел перед собой тарелку с зеленью и подцепил веточку петрушки: – Нос у него нормально выглядит!

– Что ж вы тогда не поделили?

– Не помню уже. Мы всегда как-то не ладили, – пространно ответил Павел.

Он все помнил, но этой темы избегал. Владу совершенно не нужно знать, что они тогда не поделили. Главное, Павел был убежден, что Малашенко это заслужил, и рано или поздно это бы произошло. Одноклассника Павел презирал: за внешним обаянием у того скрывалась подлая душонка. У Паши руки чесались каждый раз, когда он видел Толика. И такой случай – разобраться с ним – представился. Но из-за чего – Влад знать не должен. Павел молчал об этом десять лет, нет смысла и сейчас об этом говорить.

Постепенно начали собираться одноклассники, но появление Лены Капашиной не осталось незамеченным. Скромная полноватая девушка превратилась в утонченную ухоженную даму. Лена казалась безупречной – в одежде, в том, как она поправила на плече сумку, откинула назад волосы. Сразу становилось понятно, что Лена отнюдь не та женщина, которая раз в полгода привела себя в порядок для встречи старых друзей. Выглядеть так стало ее образом жизни. Кто-то рассказывал, что она вышла замуж за очень обеспеченного человека и занимается собой, и тем, что ей интересно.

Лена скользнула взглядом по Толику, улыбнулась Павлу, и тот не удержался, выкарабкался со своего места, расшатывая стол, и, подойдя, крепко ее обнял.

– Ты отлично выглядишь, молодец!

– Ты же советовал не жалеть себя, – тихо сказала ему Лена, и Павел чмокнул ее в макушку.

– Выпьем? – тут же предложил Павел, но Лена отрицательно качнула головой.

– Я на машине. Да и не пью. Ты же понимаешь, что здоровое питание и алкоголь – вещи несовместные.

– Даже в такой день? – удивился Павел. – Ты кремень, Лен!

В этот момент Павел услышал приветственные возгласы, хлопки и понял, что появилась классная руководительница – Нина Алексеевна. Она смеялась, принимая цветы. А вот второй женский голос, приветствующий одноклассников, Павел узнал сразу.

Вместе с Леной они обернулись к вошедшим. Бывшая девушка Павла с улыбкой рассматривала окруживших Нину Алексеевну, сцепив руки замочком. Пока Аня его не замечала, Павел сумел детально рассмотреть свою первую любовь. Она словно стремилась выглядеть как можно скромнее: свои тяжелые длинные волосы Аня стянула в хвост на затылке, юбка едва ли не волочилась по полу, а она – Павел знал наверняка – скрывала очень красивые ноги; пастельного нежного цвета блузка на пуговках завершала образ английской леди, из украшений только обручальное кольцо.

В свои семнадцать Павел оценивал Аню как самую симпатичную девчонку класса, доставшуюся именно ему. В тридцать он увидел, насколько естественна ее красота как женщины: выразительные черты лица не нуждались в косметике, или Павел ничего не понимал в натуральном макияже. Но у Ани были яркие голубые глаза, четко очерченные губы, и все это в сочетании с темными волосами делали ее заметной в любой компании. Даже сейчас, несмотря на ее словно нарочитую сдержанность в одежде. Видимо, Аня тоже с возрастом оценила свои природные данные, потому что до двадцати лет экспериментировала и с цветом волос, и с тенями для глаз и помады. Оказывается, все это ей было абсолютно не нужно.

Павел отметил, с каким достоинством она вошла в эти двери. И узнал мягкую улыбку на лице, когда Аня, обведя взглядом зал, наконец встретилась с ним взглядом.

– Ребята! – громко объявила Таня, – Давайте уже садиться!

Толчея возле стола перемежалась звоном стаканов, все шумно отодвигали стулья, рассаживались, менялись местами, пододвигались.

Нина Алексеевна продолжала улыбаться, глядя по сторонам на своих учеников. Ее усадили во главе стола, рядом примостился Артем Коренев. Пошутили про свадьбу, выстреливая пробкой, открыли шампанское.

Когда они заканчивали школу, Нине Алексеевне было едва за тридцать, вдруг подумал Влад. Так же, как им сейчас. А ему она всегда казалась зрелой женщиной неопределенного возраста. Сейчас Нина, как звали ее между собой ученики, выглядела не хуже, чем пятнадцать лет назад: прическа не изменилась, а в брюках, оказывается, у нее неплохая фигура.

– Ребята, давайте же выпьем за встречу! За то, что мы нашли время собраться! – выкрикнула со своего места Таня.

– А Лешу Исакова не нашли? – неожиданно спросила Аллочка Кучерова, оглядываясь.

Аллочкой ее и в школе называли, и ласкательная форма таила в себе, скорее, издевку, чем нежность: совершенно наивное создание с огромными, всегда будто изумленными глазами. Она всегда держалась особняком, с ней мало кто общался: мальчиков она никогда не привлекала, да и ей, казалось, никто интересен не был. Вероятно, единственный, кто знал ее лучше всех, был Леша Исаков, школьный хулиган, сосланный к Аллочке за одну парту на перевоспитание. Сводилось оно к тому, что Леша просто списывал у Аллочки контрольные, получая за них четверки, но на уроках неизменно не мог связать и двух слов. При этом, несмотря на свой строптивый характер в отношении взрослых, Леша с одноклассниками дружил, и его ценили за отменное чувство юмора.

Внезапно наступила тишина. Аллочка удивленно смотрела на остальных, продолжая неуверенно улыбаться.

– Лешки больше нет, Аллочка, – тихо сказал Влад. И та отшатнулась, с ужасом глядя на одноклассника: – Авария.

Странно, что она ничего не знала, подумал Павел. Ему сказали о гибели Лешки два года назад.

– Ребята, – поднялся с рюмкой Артем Коренев, – Давайте тогда выпьем за тех, кого уже нет с нами.

А напротив Павла сидел Кирилл Яровой, взглядом сверля скатерть перед собой. Руки он сцепил на коленях, а голову словно втянул в плечи. Он и не подумал взять рюмку в руки, чтобы помянуть одноклассника. Среди присутствующих здесь он был тем, кто действительно ощутил утрату – Лешка был его лучшим другом. И, наверное, единственным.

Кирилл хорошо учился, не выказывал свои чувства девочке из параллельного класса Кате Зощенко, потому что знал – бесполезно. Почему Лешка взял шефство над неуверенным в себе одноклассником – неизвестно. Они вместе выходили из школы, ведь жили недалеко друг от друга. Лешка успевал зайти в какую-нибудь подворотню покурить, рассказать о том, как они вчера с «пацанами» провели вечер, а Кирилл молчал. Видимо, Лешка нуждался в слушателе, но потом вдруг начал выяснять, как живется Кириллу. «Во дурак!» – отреагировал он на признание в том, что тот не решается пригласить девушку на свидание. Кирилл смутился, но Лешка подбадривал его как мог: корявыми фразами и жаргонными словечками он велел ему не робеть перед девчонками. Самооценке Кирилла это даже помогло.

Лешка с детства занимался борьбой. Видимо, чтобы найти выход буйному характеру сына, Лешкины родители подчинили его жизнь спорту. Но сложно ответить – помогло это или, наоборот, навредило. Лешка, и так лезущий везде на рожон, чувствовал в себе силы, потому что, используя свои профессиональные знания, мог противостоять любому противнику. Он даже поступил в институт физкультуры, но нашел себе таких же дерзких товарищей. Кирилла же он и после окончания школы не забывал. Часто заходил к другу, словно передохнуть от своей стремительной и насыщенной жизни. Рассказывал о себе и слушал Кирилла. А потом вновь бросался в круговорот событий.

Катю Зощенко Кирилл тогда все-таки пригласил на свидание, и она, на удивление, согласилась. Но женился Кирилл на своей институтской подруге, и Лешка на их свадьбе был свидетелем и тамадой одновременно. Сам он стал отцом в двадцать, но из-за вспыльчивого Лешкиного характера с женой расстались, едва малышу стукнуло два года. После чего бывшая жена очень быстро снова вышла замуж, и сын Лешку как отца не признавал.

Кто из присутствующих, кроме Кирилла, знает, как переживал разлуку с ребенком Лешка? А то, что за рулем Лешка был резким и бесстрашным? И он еле выкарабкался из предыдущей аварии, произошедшей семь лет назад, где повредил спину и не вставал два месяца. Очень долго восстанавливался, практически заново учился ходить. Кирилл, окончивший мединститут, поднял тогда на ноги всех знакомых врачей. Чтобы они подняли на ноги Лешку.

К сожалению, друга это ничему не научило. И Кирилл очень хорошо помнит день, когда Лешки не стало. На его похороны никто из одноклассников не пришел – все узнали об этом намного позже. Для кого-то его гибель стала просто телефонным звонком, двумя фразами, давшими возможность вспомнить, пожалеть, решить, что такой молодой, а жизнь ведь продолжается. А для Кирилла она началась – другая жизнь. Абсолютно не похожая на предыдущую.

Павел выпил, не сводя глаз с Кирилла, но тот даже не шелохнулся. И Павлу стало стыдно – что не может помочь, что не испытывает той же боли, какую испытывал Кирилл.

Обстановка понемногу стала более расслабленной, за столом образовались группы по несколько человек. Но периодически кто-то поднимал тост, и все снова собирались воедино.

– Ребят, как поживаете? – голос у нее был по-прежнему вкрадчивый и нежный.

Павел словно не понял, кто к нему обращается, повернул голову. Аня стояла с другой стороны стола, сжимая в руке бокал с красным вином.

– А ты? – и улыбнулся.

– Хорошо, – тут же ответила Аня, – Моей дочке пять лет. И у меня небольшой магазинчик с сувенирами.

– А у нас дочки нет, – зачем-то сказал Влад. И Павел резко обернулся к нему всем корпусом, округлив глаза: – В смысле, ни у кого из нас, – засмеялся Влад.

– Я не женат, – решил внести ясность Павел в противоречивые заявления друга, – И этот балбес тоже. И детей у меня нет. У меня есть работа. А Владик заботится о других детях, куда ему своих.

– В каком смысле? – не поняла Аня. – Заботится о других детях?

Павел поводил руками перед своим лицом.

– Стоматолог! Детский!

– Серьезно? – восхитилась Аня, переводя взгляд с одного на другого, – Детский стоматолог? Владик, ты герой!

В ее тоне читалось неподдельное восхищение. И Павел метнул в друга полный презрения взгляд. Тот наградил его самодовольной усмешкой: он прекрасно знал о производимом эффекте на женщин, когда говорил им, что лечит детей. Как только его не восхваляли благодарные женщины. Конечно, какая мама устроит перед врачом, готовому надеть маску черепашки ниндзя, приглашая очередного пациента к себе в кабинет?

– Перестань, – отмахнулся Влад, якобы скромничая, а Павел не сводил с него напряженного взгляда.

Аню кто-то позвал, и Влад, пользуясь тем, что рядом никого нет, не упустил возможности от души посмеяться.

– Чего ржешь? – насупился Павел.

– А что это было? – голос Влада стал грубее, он заговорил голосом робота из известного кинофильма – отрывистыми слогами: – Я-не-же-нат! Де-тей нет! Он сто-ма-то-лог!

Влад опять засмеялся.

– Что на тебя нашло? Робеешь? – вкрадчиво спросил он, и Павел покраснел. Заметив это, Влад вдруг стал серьезным: – Нет, правда? Я не думал.

Павел расправил плечи, почувствовал, что затекли ноги. Надо бы встать, размяться, но за столом он чувствовал себя увереннее – рядом Влад, с которым можно перекинуться словом. И с места удобнее за всеми наблюдать.

– Не робею, – ответил Павел другу, смотря в сторону. С удивлением отметил, что Лена Капашина беседует с Толиком. – Как будто не осталось ничего. Даже сожаления.

– Оно было? – осторожно поинтересовался Влад.

– Конечно, – Павел разглядывал перед собой опустевшие тарелки с закусками, – Сомневался, все ли сделал правильно.

– Сомневался все десять лет? – не поверил Влад.

Павел поморщился. Выворачивать себя наизнанку он не привык. Тогда он не мог уехать с Аней, внутренне этому сопротивлялся, хотя отпустить ее было непросто. Злился на нее, но понимал сделанный выбор. Раздражала собственная нерешительность и трусость – ведь сомневался, что там сможет заниматься тем, что интересно. Наверняка боялся трудностей и просчитывал ситуацию – как сложатся их отношения вдали от дома.

Сейчас Павел понимал, что поступил правильно. И единственное, что он почувствовал при встрече с Аней – облегчение. Все эти годы он словно чувствовал себя виноватым перед ней, будто подвел в самый ответственный момент.

– Мне кажется, все счастливы! – выдохнул Павел, почему-то не решаясь взглянуть на друга. Его взгляд блуждал по залу, выхватывая в разбросанных по нему группах знакомые лица. Он размышлял о том, что встреча его не тяготит, он здесь словно сторонний наблюдатель, и его эта роль устраивает. Но оставить свое место за столом ради того, чтобы с кем-то пообщаться отдельно, он не решался. Павел украдкой взглянул на часы: всего-то девять часов, но вполне можно уходить. Успеют с Владом и фильм посмотреть.

Или все-таки тяготит?..

– Ты только себя и Аню имеешь в виду? – прервал его мысли Влад. Он обвел окружающих взглядом, двумя пальцами подхватил с тарелки помидорчик черри и бросил в рот: – Вы жить друг без друга не могли. Ты справился. У нее, на твой взгляд, тоже получилось? Жить в чужой стране без любимого человека. А теперь работать в магазине с сувенирами этой чужой страны. Определенно, жизнь удалась!

Павел присмотрелся к Владу. И понял, что тот не шутит – в его тоне явно чувствовалась издевка.

– Или счастлива Ленка Капашина? – весело продолжал Влад. Но в искренности этого веселья Павел уже не был так уверен: – Я очень на это надеюсь. Она заметно страдала в школе из-за лишнего веса, но потом взялась за себя и, надеюсь, чувствует себя увереннее. Или вот Кирюха, которому сегодня в очередной раз довелось вспомнить погибшего друга? Не знаю, что там натворил Толян, но вы сегодня друг другу слова не сказали. Аллочка по-прежнему на своей волне и до сих пор трудно понять – что там в ее голове? Чем она живет?

Или взгляни на Вику Глебову!

Павел взглянул. Невдалеке стояла высокая темноволосая женщина. Кто-то назвал бы ее яркой, другой – вульгарной. Слишком темные волосы, кроваво-красная помада, одежда украшена не то стразами, не то бисером, или тем и иным сразу – так сразу и не разберешь. Она, несомненно, планировала блистать на этом вечере, но эффект производила прямо противоположный – Павлу, например, при взгляде на нее хотелось зажмуриться. Или закрыть уши руками, потому что и смеялась она вызывающе громко.

В школе она выглядела еще мрачнее – она предпочитала черную одежду, темные глаза обводила густым слоем темных теней. Кроме этого, Вика ко всем относилась снисходительно, язвила по каждому поводу, с одноклассниками общалась по мере надобности – у нее была своя компания за пределами школы.

– Смотри, – продолжал Влад уже немного с грустью. Или Павлу так только показалось? – Я понимаю ее непроходящую любовь к готическому стилю, но неужели за пятнадцать лет ничего не изменилось в ее отношении к людям?.. Кто больше всех в классе издевался над Аллочкой? Вика не упускала возможность поддеть ее за наивность. И смотри, незлопамятная Аллочка стоит рядом с ней и внимательно слушает. Интересно, Вика хоть немного раскаивается? Черт ее разберешь. Как по мне, улыбается, а в глазах все равно бесы.

Все время, что говорил Влад, Павел молчал и все больше мрачнел, наблюдая за тем, как с тарелки перед другом исчезают маленькие помидорчики. И понимал, что Влад прав. Они все в этом зале всего лишь учились в одном классе, и назвать его дружным язык не поворачивается. И если на вечере выпускников обычно вспоминают школьные годы, то большинству в этом зале не хочется, кому-то тяжело и грустно. А говорить о том, как живется сейчас, нет смысла.

Только воспоминания Влада о той жизни были несколько поверхностными. В школе он общался со всеми понемногу, но не слишком погружался в жизнь класса. Павел же был осведомлен лучше своего товарища. И хотел бы обсудить возможность счастья многих здесь, да не мог – чужие тайны выдавать не принято.

И никто из них не мог предположить, что совсем скоро вся подноготная их сотоварищей предстанет перед ними без фальшивых масок. А улыбки на лицах в выпускном альбоме перестанут казаться искренними.

Позднее Влад вспоминал, что одноклассники начали расходиться ближе к десяти. Артем Коренев еще призывал необремененных обязанностями или семьей «продолжить банкет», переместившись в другое заведение. Но Влад постепенно начал отступать к выходу – попрощался с Леной Капашиной, спешившей домой, подошел к Кириллу Яровому. Потом злился на себя за глупость, потому что разговора не вышло: Влад пытался выдавить из себя что-то ободряющее, а Кирилл, кажется, смотрел на него чуть ли не отвращением.

Влад искал поддержки у Павла, пытаясь прервать общение с Кириллом, но тот, казалось, прирос к своему месту, ведь за все время даже не вышел в уборную. А когда, наконец, Павел встал, взглядом указав Владу на двери, к нему подошла Аня. Павел заметно смутился, а Влад закатил глаза – незаметно уйти не удалось. Хуже всего, что и перед ним вдруг неожиданно возникла Вика Глебова. Та самая девушка, предпочитавшая в школе готический стиль, а теперь заменившая его на образ женщины-вамп. Влада, правда, ее внешность больше пугала, чем притягивала. От неожиданности он даже отшатнулся, решив, что они случайно столкнулись, но внезапно понял, что Вика обращается именно к нему.

– Владик, – Вика немного растягивала слова, думая, вероятно, что звучит это сексуально, – Ты планировал сбежать?

Владиком его могла назвать только мама. Каких только производных ласкательных его имени она не употребляла, но позволялось это только ей. И никому больше – ни коллегам на работе, как бы хорошо они к нему ни относились, ни девушкам, как бы замечательно к ним ни относился сам Влад.

После этих слов Вика повела плечом и слегка дотронулась до его руки. Возможно, Влад должен был испытать волнение и восторг. Но он внутренне насторожился: такие сложные девушки совершенно не в его вкусе. А в поведении Вики существовал явный подтекст, но какой?

– Я хотела тебя увидеть, – вкрадчиво добавила Вика. – Может, мы сможем пообщаться в более неформальной обстановке?

Ого! – подумал Влад, не спуская с Вики удивленного взгляда. После чего приблизился к ней и приобнял за плечи. Теперь они не стояли лицом к лицу: Влад стоял рядом с ней, дружески похлопывая по руке, чувствуя под пальцами шершавые стразы.

– Вика, я тоже рад тебя видеть. Но, думаю, всем пора по домам.

Вика повернулась к нему всем телом, пытаясь вновь предстать в лучшем виде. Но теперь ее глаза блестели от негодования – произвести нужного впечатления ей не удалось.

– Если ты думаешь, что я много выпила, ты ошибаешься! Ты всегда мне нравился, поэтому предлагаю встретиться в более неформальной обстановке! Не как с одноклассником…

А с кем? – хотел закричать Влад: если мы и встретимся в другое время, от этого мы не перестанем быть одноклассниками. И, во-первых, Влад действительно решил, что Вика перебрала с алкоголем. А, во-вторых, его разбирал смех. Он правильно расслышал – Вика сказала, что он ей всегда нравился? С улыбкой присматриваясь к Вике, он силился распознать в ее словах шуточные нотки. Ведь это не может быть правдой! Возможно, это только сейчас ей так кажется? Потому что ей никто не нравился в классе! Она вела себя так, будто ненавидела всех вокруг. Хотя у человека в подростковом возрасте сложно отличить напускную строптивость от искреннего неприятия жестокого взрослого мира.

Влад это знал по своим клиентам. Ребята, вступившие в пубертатный период, приходя к нему в кабинет, вели себя либо очень скромно, либо всем своим видом показывали, что все это глупые родители таскают их по врачам. И не понимали, что речь идет, прежде всего, об их здоровье, а не о вещах, противоречащих их сущности. Девочки резко садились в кресло, с недовольством отвечали на его просьбы сесть повыше и неизменно складывали руки на груди, словно отгораживаясь от всего вокруг. А когда Влад интересовался, что их беспокоит, смотрели на него снисходительно и с некоторым недоумением: «Ничего не беспокоит! У меня ничего не болит! Это все мама придумала…»

Приходилось находить такой тон и такие слова, чтобы расположить к себе, дать понять – к ней Влад, как врач, будет относиться по-особенному бережно.

«Давай все-таки посмотрим, – говорил он, не дотрагиваясь до инструментов, и добавлял: – Я всегда обращаю внимание на улыбку девушки. Ты отлично выглядишь, будет жалко, если потом даже улыбнуться не сможешь на свидании. Наверняка ж есть молодой человек?»

«Мне четырнадцать!» – отвечала молодая девица, краснея.

«Я думал, ты старше, – удивленно восклицал Влад. – Правда, четырнадцать?»

Похоже, с Викой сейчас надо вести себя примерно так же – успокоить, выказать дружескую симпатию, найти подходящий комплимент. Но это ли ей надо?

В школе она Влада, казалось бы, не замечала. Но сидела за партой позади него, отчего Влад всегда чувствовал себя неуютно: ему казалось, что Вика прожжет его спину взглядом.

– Ты же знал, – прищурилась Вика, – Ты боялся подойти?

Влад нахмурился.

– Я должен знать? О чем?

– Та записка. Ведь струсил?

Теперь Влад кое-что начал понимать. Однажды он обнаружил в своем рюкзаке сложенный вчетверо лист бумаги. Рисунок черной ручкой: похожие на темные кляксы сердца, целующиеся профили – без слов и подписи. В этом, оказывается, был тайный смысл. То есть так Вика выражала свои чувства? Влад тогда даже особо не разглядывал рисунки, только удивился, как могло это попасть ему в рюкзак. А вот как – видимо, Вика, сидящая за ним, незаметно положила ему в карман во время урока.