DRAMA

Лиза Шашукова

DRAMA

Простите меня, все участники этой истории

ГЛАВА 1

Мои пальцы сжимают края кушетки в машине скорой помощи, а я наблюдаю, как капли крови из моего носа, смешанные с тальком подушки безопасности раскуроченной BMW моего парня, разбиваются о белоснежные брюки, так классно светящиеся от ультрафиолетовых ламп ночного клуба, чистоту которых я так отчаянно блюла до этого самого момента.

Кап.

Кап.

Кап.

Этот момент – точка невозврата. Не только для моих белоснежных брюк.

Почему его не вытащили из машины?

За час до аварии

Я пробираюсь к выходу ночного клуба, прикрывая лицо от камер местных новостных каналов. Сотрудники Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, оцепившие всю внутреннюю территорию клуба, как диспетчерские пункты воздушного пространства, по которому я осторожно передвигаюсь, одобрительно кивают друг другу, когда я прохожу мимо каждого из них, позволяя мне пройти. Моя жизнь – игра в «Мафию». Главное в этой игре – притвориться мирным жителем.

Я выхожу на улицу. Если не замечать серый автозак Госнаркоконтроля, на парковке у клуба стоит только одна машина – синяя BMW моего парня Димы. Он всегда ждёт меня снаружи и открывает мне дверь. Возможно, он боится, что я ударю ей о тротуар или стоящую рядом машину, а возможно, так он проявляет заботу.

Он разрешает мне курить в своей BMW, что сильно расстраивает его бывшую, которой он это запрещал. Не знаю, правильно ли в этом случае применять слово «разрешает», ведь я никогда его не спрашивала. Может, ошибкой его бывшей было именно то, что она много спрашивала? Может, она его бывшая потому, что спрашивала?

Впрочем, это совершенно неважно. Я стараюсь концентрироваться только на важном и глобальном. Например, на пачке «Парламент», которую не могу найти.

Я медленно иду к Диме в своих белоснежных брюках с розовыми вставками, выходящими за пределы самих брюк и очерчивающими мои тазобедренные кости, подчёркивая мою худобу и параллельно роюсь в сумке. Он достаёт из своих чёрных спортивных штанов зажигалку и вытягивает левую руку с разбитыми костяшками. Мой парень – левша. Вспышка. Я затягиваюсь. На нём чёрная толстовка. Капюшон надет. Он выглядит как плохой парень, но только я знаю, какой он на самом деле.

Он притягивает меня к себе и целует. Дым «Парламента» окутывает нас. Дима опускает руку в объёмный задний карман моих брюк. Он пахнет эйфорией от Calvin Klein.

– Тебе привет от Серёжи! – говорю я.

– Всё в порядке?

– Я только что показывала свои светочувствительные зрачки сотрудникам ФСКН, как тебе такое развлечение? – я неискренне улыбаюсь. Он открывает дверь. – Поставишь мою любимую песню?

– Умоляю, Лиза, пощади мои уши, – Дима захлопывает за мной дверь. Обходит машину спереди, а я рассматриваю его в свете фар.

Он – кадр из фильма. Если бы я только могла выразить словами то, что чувствую сейчас… Но невозможно выразить словами то, что существовало бы и без них. Любое слово ничтожно мало, чтобы описать то, что я сейчас чувствую. Я написала целую книгу, чтобы попытаться объяснить.

Дима обречённо нажимает кнопку. Я прибавляю громкость.

– Это ужасно! – он делает глоток воды, сверкнув своими чёрными глазами в предвкушении. У каждого из нас своё предвкушение. Весело подмигнув мне он нажимает на педаль газа, а я глубоко затягиваюсь, отводя от него взгляд.

Вой шести цилиндров его BMW и голоса Шифти Шеллшока и Эпика Мазура. Мой любимый консонанс.

Я делаю громче.

Откидываюсь на спинку своего сиденья.

Открываю окно.

Выпускаю дым.

Мы едем по набережной ночного Питера в его двухкомнатную квартиру на окраине города. Жёлтые фонари сменяются один за другим всё быстрее и быстрее, пока не сливаются в цельную стену. Мой парень ездит быстро. BMW созданы для того, чтобы на них ездили быстро. Это называется «магия бренда». Я прикладываю голову к холодному стеклу и вожу замочком молнии на стыке рукава и плеча моей куртки вверх вниз. Эти рукава можно отстегнуть и получится жилетка. Жаль я не могу так же просто отстегнуть свою боль. Мы проезжаем мимо разведённого Большеохтинского моста. Чёрная вода в Неве зловеще блестит, отражая подсветку. Этот город создан для драмы.

– Лиза, мы одни в машине? – Дима задаёт мне вопрос, который, возможно, кажется вам странным или неожиданным, но для меня он таковым не является. Этот вопрос является всего лишь логичным следствием всего того, что я предпочла бы забыть, если бы у меня была такая возможность.

Я поворачиваюсь к нему. В его голове сейчас разливается фейерверк нейромедиаторов. Симпатическая нервная система избыточно нагружена. Стимуляторный психоз, проще говоря, бэд-трип. Так действует эфедрин. Слишком большая дозировка даже для этого парня крепкого телосложения, который выше меня на голову. Сотрудникам ФСКН следовало бы выполнять свою работу лучше.

Я снова отворачиваюсь к окну и едва улыбнувшись отвечаю:

– С нами инопланетяне, они хотят забрать твой феноменальный мозг для исследований. – на окне появляется матовое пятно испарины от моих слов и я рисую на нём сердечко. А затем перечёркиваю. Метафоры. Я их обожаю.

Дима так крепко сжимает руль, что ссадины на костяшках его левой руки начинают кровить. Он стучит пальцами по ободу. Оборачивается всё чаще. Его мозг и тело не справляются с количеством высвобождающегося норадреналина. Наша скорость девяносто километров в час.

– Дима, мы одни в машине, успокойся. Хочешь, остановимся? – я кладу руку на его колено и заглядываю в его бездонные пустые глаза.

Он уже не со мной. Высвободившийся норадреналин разливается по его телу, повышая пульс и артериальное давление. Его разум одурманен переизбытком дофамина. Можно сказать, что я уже его потеряла. Хотя, если быть предельно откровенной, я потеряла его ещё месяц назад. То, что происходит сейчас, – скучная закономерность. Часть равнодушной статистики.

Дима сильнее давит на педаль акселератора и его BMW послушно набирает обороты, несясь навстречу своему новому статусу в страховом полисе. Совсем скоро аварийный комиссар напишет: «Тотальная гибель ТС. Восстановление невозможно». Выплата по страховке не производится, если водитель в момент аварии находился под воздействием алкоголя или запрещённых препаратов. Точнее, если нахождение запрещённых препаратов в крови водителя будет официально подтверждено медэкспертизой в соответствующем документе. Это принципиально важно.

Наша скорость сто десять километров в час. Фейерверки нейромедиаторов в голове Димы стремительно выходят из-под контроля, и он всё больше теряет контакт с реальностью. Я несусь в машине с человеком за рулём, который потерял связь с реальностью. Я на краю жизни.

Помню, как увидела его в первый раз. Я пришла на вечеринку со своей подругой из колледжа Кристиной. Никогда раньше я не была в таком ужасном месте. Люди, окружавшие нас, были будто не из нашей реальности, они странно двигались и выглядели. А я была олицетворением подростковой нелепости, неуверенной зажатости и неуместной невинности. На мне была белая толстовка с имитацией корсета из курточной ткани ярко розового цвета и эти самые белоснежные брюки, которые на мне сейчас. Символичность и метафоричность – неотъемлемые части моей личности. Удивительно, как сильно я изменилась с того момента. Как сильно меня изменил сидящий в данный момент за рулём мой потенциальный убийца. И моя любовь.

Мне было так некомфортно, что я металась между желанием убежать домой и мудрым советом Кристины выпить и расслабиться. Я растерянно стояла у барной стойки, пытаясь выбрать спасительный коктейль в чёрно-белом меню, распечатанном на обычном принтере.

– Апельсиновый сок очень советую! – сказал кто-то сзади меня.

Я испуганно обернулась. Я вела себя как ребёнок, вздрагивая от каждого звука. Это сказал зловеще красивый парень на голову выше меня в чёрной толстовке с маленьким зелёным крокодильчиком и в чёрных джинсах.

– Тебе купить апельсиновый сок? – настаивал он.

Мне показалось, что он издевается. Было в этом что-то агрессивное. Сложно объяснить, как предложение угостить апельсиновым соком может быть агрессивным, но так оно и было. Я не знала, как реагировать. Хотелось ответить что-то остроумное, но, как обычно и бывает в таких ситуациях, на ум ничего остроумного не пришло. Потом я прокручивала в голове сотни вариантов моих остроумных ответов и их возможные последствия, но именно в тот момент я не смогла придумать ничего лучше, чем:

– Нет, спасибо. Я рассчитывала на что-то покрепче, – я надеялась, что он оставит меня в покое.

– Сколько тебе лет? Пятнадцать? – продолжал он. – Лёша! – обратился он к бармену, – налей девочке апельсиновый сок за мой счёт.

Он подмигнул мне и потерялся в скоплении странных людей. Придурок. Конечно же, я в него влюбилась. Клянусь, если бы не он, если бы не моё желание снова его увидеть, я никогда бы не вернулась в этот ад.

Я приходила каждые выходные в течение месяца в надежде увидеть его, но все мои попытки были тщетны. В последнюю субботу, которую я разрешила себе потратить на свой личный пилотный запуск «Жди меня», я вышла из клуба на улицу и увидела его. Он придерживал пассажирскую дверь синей BMW, той самой, в которой сейчас я мчусь навстречу увечьям или смерти, пока в неё садилась красивая, как богиня из фильма, девушка. На ней было белое короткое платье и белые туфли, длинные чёрные волосы из рекламы Head&Shoulders и лицо, выражающее полную удовлетворённость своей жизнью. Мне сразу стало ясно, что она тварь. Я возненавидела её в эту же секунду, продолжаю ненавидеть и сейчас. Они были олицетворением Инь и Ян, она вся в белом, а он – в чёрном. И следуя собственной интуиции, что она тварь, я сделала вывод, что он ангел. Фатальная ошибка. Он увидел меня, широко улыбнулся, будто мы с ним лучшие друзья, поднял левую руку и весело крикнул:

– Апельсиновый сок! Привет! – и захлопнул дверь за погрузившейся в машину (в-машину-мою-убийцу) богиней. Тварью.

Придурок. Я люблю тебя. Ты разбил мне сердце.

Девушка посмотрела на меня через окно таким надменным взглядом, типа «Даже не думай, он мой». Я подумала, что такая как я совершенно не в его вкусе, ведь мы с ней такие разные. Она казалась такой взрослой, в своём строгом классическом платье и туфлях. Она была совершенно обычной. Нормальной. И я подумала, что ему нравятся такие девушки. Почти невидимые рядом с ним. Я не подходила ему в своём двухслойном голубом платье. Будто сверху на длинное трикотажное я надела очень короткое, но объёмное платье, сшитое из куртки. Уверена, что он никогда не видел таких. Я была совершенно не похожа на невидимку, чтобы стать его Ян. Возможно, всё выглядело совершенно не так и скорее всего нас никто не сравнивал и эта драма разворачивалась только в моей голове, но я всеми силами пыталась изобразить тотальное равнодушие к происходящему и показала Диме средний палец. Он рассмеялся и послал мне воздушный поцелуй, который я почувствовала в районе груди, когда моё сердце перестало биться на несколько секунд.

Первая любовь вроде бы предполагает разбитое сердце. Получается, я тогда могла пройти этот жизненный урок экстерном. Если бы не этот воздушный поцелуй, конечно же. И если бы каждый участник этой истории не сделал то, что он в итоге сделал. Клянусь, если бы не этот воздушный поцелуй, я никогда бы не вернулась туда, откуда меня только что забрал мой убийца. Если бы не этот воздушный поцелуй, я бы не неслась сейчас в машине навстречу увечьям или смерти, водитель которой потерял контакт с реальностью. Тот самый придурок, советующий мне пить апельсиновый сок. Всё было бы в полном порядке, если он сам следовал своему совету, хотя бы за рулём. Точнее, конечно, не всё было бы в порядке, но шансов на благоприятный исход было бы чуточку больше.

Я кричу и хватаюсь за руль:

– Остановись, твою мать, ты нас убьёшь! Дима!

Только не подумайте, что это какая-то нелепая случайность или трагическое стечение обстоятельств. То, что происходит в эту секунду, – закономерность. То, что происходит в эту секунду, должно было случиться. Заднеприводная BMW с постоянно отключённой системой стабилизации (потому что мой парень любит входить в повороты с заносом задней оси) на скорости сто тридцать километров в час разворачивается на сто восемьдесят градусов.

Это не случайность, это намеренное создание обстоятельств, стечение которых неминуемо ведёт к трагедии. Это насильственная констелляция трагичных факторов.

Нас мотает по мокрой дороге, но потерявший связь с реальностью Дима даже не пытается тормозить или выводить машину из заноса поворотами руля. Никаких попыток спасения. Полное растворение в моменте, сука. Думаю, что сейчас он в парке аттракционов катается на американских горках. Или он плывёт на яхте в шторм. Или он Айртон Сенна. Если последнее, то дело плохо. Мне было бы гораздо веселее сейчас, если бы я была с ним на одной волне, но в наших отношениях есть один запрет, ограничивающий мою свободу. Дима сразу яростно обозначил недопустимость того, чтобы я хотя бы раз оказалась с ним на одной волне. Этот запрет был озвучен им в ультимативной форме, а я согласилась, потому что решила, что так он проявляет заботу. Я нарушила этот запрет только один раз. С той самой ночи был запущен обратный отсчёт до трагедии. Три.

Я крепко держусь за ручку двери, обитую кожей несчастного телёнка. С глобальной точки зрения в этой машине уже есть невинно убиенная жертва. Я, возможно, окажусь второй. Два. Диму невинной жертвой не назовёшь. Он, вообще-то, пытается меня убить, пока сам развлекается на аттракционах в Диснейленде. Я закрываю глаза и жду. Грохот. Ремень безопасности больно врезается в грудь. Один. Тупой удар по всему лицу. Сработали подушки безопасности. Удар затылком о подголовник.

Надеюсь, нас не вынесет в чёрную Неву. Я много раз представляла ужас людей, тонущих в машине. Тонны воды давят на двери снаружи, и их невозможно открыть изнутри. Если от удара об воду открылся багажник – ледяная грязная вода заполняет салон за считаные секунды. Ты оказываешься запертым в жестяной банке, наполненной чёрной водой.

Надеюсь, сейчас всё закончится. Всё это должно было случиться и, наконец, случилось. Невозможно было жить в постоянном ожидании трагедии.

Происходящие далее события я вижу стоп-кадрами.

Мои веки закрываются со звуком затвора.

Я открываю глаза и отталкиваю от своего лица подушку безопасности.

Затвор.

Я поворачиваю голову в сторону Димы, не могу увидеть его из-за искорёженного металла, кусков пластиковой приборной панели и раскрытой подушки.

Затвор.

Я вижу только его неестественно сложенную правую руку. Она не двигается.

Затвор.

Меня с силой вытаскивает из машины мужчина в синей форме.

Затвор.

Я смотрю на машину, точнее, что от неё осталось. Почему его не вытаскивают из машины?

Затвор.

Я смотрю на сотрудника ГИБДД в ярком свете проблесковых маячков. Красный. Синий. Красный. Синий.

Он стоит у открытой водительской двери Диминой машины и что-то пишет. Почему его не вытаскивают?

Затвор.

Я сижу на кушетке в машине скорой помощи и сильно сжимаю её края пальцами. Женщина в синем застиранном костюме смотрит мне в глаза. Я спрашиваю её:

– Почему его не вытащили из машины?!

Затвор.

Женщина отвечает:

– Послушай меня, таких, как вы, я вижу каждый день. Это не заканчивается ничем хорошим.

Затвор.

Я думала этот шум только в моих ушах, но она явно не слышит меня. Я повышаю голос:

– Почему он остался в машине?! Почему мы уезжаем без него?

Затвор.

Резкий запах нашатыря. Я снова открываю глаза и в мутном окошке машины скорой помощи вижу жёлтую крышу подъезжающего реанимобиля.

Затвор.

Я снова вижу женщину в застиранном костюме. Её серые уставшие глаза, обрамлённые морщинками, её неровно накрашенные губы. В ней вся материнская грусть и разочарование. Мне до боли знаком этот взгляд. Хорошо, что у моих родителей есть ещё двое детей. Я – выбраковка из помёта.

Прости меня, мама.

– Послушай меня внимательно, – врач скорой помощи, женщина в синем костюме крепко берёт меня за запястье, у неё горячие руки. – Я каждый день вижу таких, как вы. Это не подростковые забавы, это уже твоя жизнь. Сегодня ты дошла до точки невозврата.

Слёзы разбавляют кровь на моём лице. Я опускаю голову вниз.

Затвор.

Я наблюдаю, как капли крови из моего носа, смешанные с тальком подушки безопасности, разбиваются о белоснежные брюки, которые так классно светятся от ультрафиолетовых ламп ночного клуба, чистоту которых я так отчаянно блюла до этого самого момента. Кап. Кап. Кап. Как минимум мои брюки сегодня дошли до точки невозврата.

Затвор.

– Сегодня ты должна принять ответственное решение.

Я умоляюще смотрю ей в глаза и шепчу сквозь слёзы:

– Что с ним?

Мужчина в синей форме раздражённо вмешивается в разговор:

– Сколько тебе лет? Ты помнишь свой адрес? Как зовут твоих родителей?

Я ему отвратительна. В крови и слезах, ночью с другом, в голове которого фейерверки из нейромедиаторов. Я знаю, что всё плохо. Слышу звук сирены отъезжающего реанимобиля.

Прости меня, Дима.

Женщина в синем костюме говорит:

– Давай договоримся.

Это похоже на игру в плохого и хорошего полицейского. Теперь я поняла как это работает.

– Сейчас я проверю тебя. Думаю, это просто ушиб. Мы приведём тебя в порядок и отвезём домой. Скажешь родителям, что упала, хорошо? Но обещай мне, что ты не вернёшься туда, откуда мы тебя забрали сегодня.

Я молча киваю. Она так добра ко мне. Кто знает, какая трагедия случилась с ней? Может, её дочь разбилась насмерть или сын погиб от передоза. Или ей страшно наблюдать за тем, как поколение Y убивает себя, хотя я бы назвала это естественным отбором. Здесь выживают только сильнейшие. Это закон джунглей. Я отчаянно борюсь за своё право на существование в этом мире. И задеваю что-то болезненное внутри этой женщины.

Фельдшер скорой помощи проверяет, не сломан ли мой нос специальными инструментами, похожими на обычные железные палки. Трогает моё лицо, подбородок и скулы. Просит открыть рот. Вытирает кровь и вставляет ватные тампоны в ноздри. Она думает, я невинная жертва обстоятельств.

Дима, прости меня.

– Ты принимала что-нибудь? Покажи мне свои зрачки.

Вспышка.

Она не первая, кто светит в мои глаза фонариком. Мои зрачки привыкли к внезапным вспышкам света, проверяющим адекватность их реакции.

Меня привезли прямо к дому. Женщина в синем костюме провожает меня. У входа в подъезд она берёт меня за плечо своей горячей рукой, обжигая меня через расстёгнутую молнию на стыке плеча и рукава моей куртки, и говорит:

– Ты обещала мне. Назад дороги нет. Этот парень не тот, кто тебе нужен, просто поверь мне.

Её слова, как нокаутирующий удар, врезаются в моё сознание. Этот парень – единственный, кто мне когда-либо по-настоящему был нужен. Что она вообще знает обо мне и моей жизни? Она видела лишь маленький фрагмент, один кусочек огромного пазла, по которому сделала вывод обо всей картине. Она видела только развязку, но не видела всех обстоятельств, приведших нас в ту точку невозврата. Она хочет разрушить своими словами то, что существовало бы и без слов.

«Этот парень не тот, кто тебе нужен, просто поверь мне» звенит в моей и без того гудящей голове. «Просто поверь мне». Да пошла ты! Я мотаю головой, стараясь выкинуть её слова из эфира собственного сознания.

Конечно, я должна быть благодарна ей, ведь она только что спасла мою задницу. Если бы меня не увезли на скорой с места аварии, я бы поехала в отделение милиции как свидетель. Они бы вызвали моих родителей.

Если бы мои родители узнали о произошедшем, узнали бы о фейерверках нейромедиаторов в голове моего парня… Если бы мои родители узнали, что у меня есть парень… Я бы сидела под домашним арестом до самого совершеннолетия.

Я киваю женщине в синем костюме, понимая бессмысленность нашего диалога. Как только она уходит, я достаю телефон и звоню Диме. «Абонент вне зоны действия сети. Попробуйте перезвонить позже».

Прости меня, Дима.

Я стараюсь тихо открыть дверь, но с каждым поворотом ключа моя огромная овчарка поднимает всё больше шума. Тише, Рекс, умоляю. Я выпускаю его на улицу, чтобы никого не разбудить. Промозглая октябрьская ночь, чёрный мокрый асфальт, в котором отражаются тусклые фонари двора. Я опускаюсь к Рексу:

– Привет, мой хороший.

Он утыкается своим чёрным холодным носом в красные пятна на моих брюках. Обнюхивает моё лицо. Чувствует кровь. Теперь у нас есть страшная тайна, которая не будет давать мне спать ночами.

Голос женщины в синем костюме продолжает вибрировать раздражающим эхом: «Этот парень не тот, кто тебе нужен, просто поверь мне. Этот парень не тот, кто тебе нужен. Этот парень. Этот парень. Этот парень».

Добро пожаловать во взрослую жизнь, где у любого действия должно быть последствие. Даже бездействие по своей сути является действием. Выбирая между действием и бездействием, нужно просто сравнить последствия, и ответ станет очевидным. Я выбрала первое.

***

Пять лет спустя, здание Приморского районного суда города Санкт-Петербурга.

Здесь эта история заканчивается. И новая не начнётся.

Женщина в синем костюме предупреждала, что это не закончится ничем хорошим. Я ей тогда не поверила. Лучше бы я умерла в той аварии. Столько всего произошло за эти пять лет, но эта история заканчивается только сейчас.

Я сижу на деревянном стуле, подобному тем, что стоят в государственных школах. Со временем на них появляются заусенцы, которые при первом же контакте безжалостно рвут капроновые колготки. Я представляю, что я снова в школе. Представляю, что осталась учиться там до одиннадцатого класса, не пошла в колледж, не познакомилась с Кристиной, не попала в ад, не встретила Диму. Представляя альтернативную реальность и возможное развитие событий, я неосознанно ковыряю этот стул, искусственно создавая заусенцы. Можно сказать, ускоряю время старения этого стула.

Я управляю временем, которого у меня больше нет.

Рою могилу капроновым колготкам какой-нибудь несчастной девушки, которая в будущем проявит вопиющую неосторожность оказаться в этом месте. Рою могилу капроновым колготкам будущего.

Будущего, которого у меня больше нет.

ГЛАВА 2

За два часа до аварии.

Я в ночном клубе, который нельзя назвать местом, куда отцы спокойно отпускают своих дочерей. Мой папа отпускает меня сюда спокойно, возможно, потому, что он даже не представляет, в каком мракобесии я нахожусь. Или ему плевать. Я не знаю, почему он меня сюда отпускает, но я очень ему за это благодарна. Я говорю исключительно о настоящем моменте. В будущем у меня точно возникнут вопросы о спокойствии сна моих родителей, пока их дочь танцевала в аду.

За последние семь месяцев я приобрела фантастическое хобби, связанное с употреблением наркотических веществ. Я не о себе. Мне интересно наблюдать за людьми, находящимися под воздействием наркотиков.

После той нашей встречи на парковке, когда Дима открывал дверь синей BMW своей на тот момент девушке, богине в белом платье и твари по совместительству, Ане, после того как он широко улыбнулся мне и послал воздушный поцелуй, я не могла остановить поток мыслей о нём, который мучил меня и сводил с ума. Эти мысли роились как остервенелые осы, предательски добавляя нервные импульсы в доминанту по имени Дима. Половую доминанту. Всю неделю я просуществовала на автопилоте, пребывая в своих фантазиях о нём, а в следующую субботу, в тот леденящий душу и тело морозный вечер я снова вернулась в ужасное место. Март выдался на редкость морозным, но я не чувствовала холод, ведь в моих венах вместо крови бурлил коктейль из адреналина. Я даже не придумывала себе отговорки, что мне весело в этом месте. Не буду обманывать и вас. Я очень хотела его увидеть. Чтобы он снова обратил на меня своё внимание, широко улыбнулся, помахал левой рукой или послал воздушный поцелуй. Подтвердил моё право на существование. Разрешил снова почувствовать свою ценность. Это было моей целью. Только это.

Я перерыла весь шкаф в попытке найти что-то строгое и обычное, чтобы понравиться ему. Собрать строгий образ не составляло труда, но обычный… Обычность противоречит концепции моего гардероба. Одежда для таких неразговорчивых девушек как я – это способ самовыражения. Мои образы – метафоры. Мне не нужно ничего рассказывать о себе, достаточно на меня посмотреть, чтобы всё понять. Я надела укороченный жакет с разрезами на плечах и тонкими ремешками, обвивающими голую талию и брюки с геометрическими линиями как на жакете. Обычно, я ношу этот костюм с грубыми полусапогами или кедами, но я так хотела хоть немного быть похожей на ту девушку, поэтому одолжила у сестры жутко неудобные ботильоны на каблуке. Я хотела показать ему, что могу выглядеть как богиня-тварь. То есть я сразу захотела его обмануть. Думала, что в таком случае у меня больше шансов его покорить. Сейчас смешно, конечно, это вспоминать, ведь его привлекла именно моя противоположность его девушке. Моё своеобразие.